– Знаете, Лев Вадимович, – Ник Ник беспокойно трет руки, – я думаю, фактуры для нашей с вами книги достаточно. По крайней мере, в общих чертах. Наговорил я уже прям как на «Войну и мир»… И детство, и юность, и первая любовь… и даже дуэли, пусть и финансовые, но с достойными соперниками, да! Но что касается двух моих последних браков, которые были очень трагичны и так же скоротечны… Я долго сомневался, но все же пришел к выводу, что их можно и вовсе не упоминать.
Очень хочется сказать, что мне небезразличны две погибшие молодые женщины, истории которых меня лично потрясли. Одна сгорела в башнях-близнецах во время теракта в Нью-Йорке, а вторая решила составить компанию подруге, и на летном шоу во время прыжка с самолета у нее не раскрылся парашют. Единственный парашют, который не раскрылся на этом чертовом шоу за многие годы его существования, достался именно юной жене Николая Никитича! Который сейчас пришел к выводу, что этот эпизод лишний, как и тот, когда люди, заживо горящие в небоскребе, уже понимали, что их не спасет никакое чудо, – но звонили своим близким, чтобы сказать им, как они их любят… Возможно, Николай Николаевич был уязвлен тем, что его жена позвонила своим родителям и сестре, что она говорила даже с маленькими племянниками, но ему не сказала ни слова. Не захотела? Не знала, что сказать? Или просто не успела, откладывая страшный разговор с самым близким человеком на потом? Или почувствовала, что не может, не должна разбить ему сердце? И что лучше оставить надежду и еще день или два побыть в его памяти живой… заблудившейся в незнакомом городе, потерявшей телефон, деньги, банковскую карточку, напившейся до бесчувствия, бросившей его, наконец! – но живой… А он поступает с ней, а заодно и с той, что была после нее, вот так. «Фактуры достаточно».
Что ж, фактуры и в самом деле достаточно, но как быть с тем, что эти две молодые женщины существовали в его жизни? Спали с ним, пили кофе, сидя рядом и соприкасаясь локтями, смеялись его шуткам… Они были! Жили вместе с ним и его интересами, планировали общее будущее… Да, мне лично этот человек кажется не слишком привлекательным, но большие деньги и большая власть имеют свое обаяние! И, возможно, они искренне были влюблены в Николая Никитича – почему бы и нет? Если Мария Соццани любила Иосифа Бродского до полного самозабвения, то почему же кто-то другой не может без памяти влюбиться в нашего коллекционера? Он невероятно амбициозен и зачастую нетерпим ни к какому другому мнению, кроме собственного, но по-своему колоритен и очень умен, наверное, даже слишком умен в своей области! И он успешен… во всем, кроме своих браков! Однако полоса матримониального невезения должна рано или поздно закончиться – так почему бы и не сейчас? Кстати, а где же Лин? Ладно, дуться прекрасно получается в выходные – но у нее же имеются и секретарские обязанности! Или же она решила выбить из жениха извинения и взять его измором, а до этого момента на работу ни ногой? А Ник Ник явно беспокоится, хотя и старается этого не показывать. Наверняка наш олигарх не привык, чтобы женщины с ним так обращались!
– Да, – киваю я. – Можно и опустить эти два эпизода. Мы же, в конце концов, не психотриллер пишем. Но, возможно, – осторожно говорю я, – у ваших двух последних жен были родные, которые могут… гм… обидеться? Если вы…
– Я не думаю… гм! – в свою очередь мнется и кашляет патрон, – что этим людям придет в голову читать мои мемуары… Да и где они возьмут книгу? Она же не будет продаваться на каждом углу! Я буду ее дарить… и только тем, кому сочту нужным… Хотя неисповедимы пути Господни!.. – уныло резюмирует он.
Вид у Ник Ника сегодня неважнецкий – он не столь ослепительно аккуратен и бодр, как всегда. Под глазами прорисовались отчетливые тени, шевелюра взъерошена, руки подрагивают, а взор рассеян. И даже штаны подозрительно мятые, будто он спал прямо в них! И еще он как будто все время к чему-то прислушивается… Ждет шагов Лин или хотя бы ее звонка?
– Может быть, посвятить какую-то часть книги вашей коллекции? – предлагаю я. – Правда, чтобы написать о вашей коллекции подробно и, так сказать, достойно, нужна отдельная книга. Лучше, конечно, фотоальбом, причем непременно хорошего качества. С профессиональными фотографическими работами.
– Это называется каталог, – подсказывает господин коллекционер. – И он у меня уже есть. Я очень редко кому его вообще предъявляю, но вам, конечно же, покажу… потому что нашел в вас истинного… гм!.. ценителя! Да!
Я польщен и удивлен: откуда мне быть ценителем королевских и исторических регалий стоимостью, которую даже мое разнузданное воображение беллетриста затрудняется представить? Однако почему бы и нет? Почему бы мне не любить всякие там бриллианты и изумруды просто гипотетически? За красоту и гармонию? И почему я, Лев Стасов, не могу восхищаться ювелирным искусством? Могу и восхищаюсь! И это даже правда!
– Сочту за честь! – расшаркиваюсь я. – Я бы с удовольствием ознакомился с полной коллекцией… хотя я имел в виду совсем другое. Я предполагал написать о каждом из этих предметов небольшую новеллу… историческое эссе или даже маленький детективный рассказ… как получится. Наверное, любой из ваших экспонатов мало того, что несет на себе отпечаток личности бывших владельцев, но и хранит тайны! Разумеется, я не стал бы додумывать того, чего нельзя знать наверняка, но все равно могло бы получиться очень интересно!
– Да ничего нельзя знать наверняка! – вдруг раздраженно бросает Ник Ник. – Ничего!
Очевидно, у него лопается терпение, потому что от его драгоценной Лин, поссорившейся с ним на почве этих самых бесценных ценностей, до сих пор ни слуху ни духу.
– Конечно, эти истории должны быть совсем другого толка, чем ваши… гм!.. повествования о всяких там средневековых страстях, дожах, ядах… Кстати, Лев Вадимович, а почему у вас все друг друга исключительно травят? – неожиданно интересуется Николай Николаевич и даже прячет в карман телефон, который до этого нетерпеливо вертел в руках.
– Ну, потому что смерть от яда гораздо более загадочна и гораздо менее очевидна, чем топор, торчащий в спине! Кроме того, только в относительно недавнем времени, когда криминалистика стала бурно развиваться, яды начали легко обнаруживать в организмах безвременно почивших. В средние века отравления даже самыми известными токсинами было трудно диагностировать, а вернее, совсем невозможно диагностировать! Потому что и сегодня имеются такие яды, которые очень быстро распадаются на совершенно безвредные составляющие, свойственные любому естественному обмену веществ. И такие отравления спустя всего лишь несколько часов не может обнаружить даже самая продвинутая экспертиза. Представьте теперь, что творилось в средние века, когда в мире бушевали пандемии: чума, холера, оспа, малярия? И мертвецов нужно было спешно хоронить, чтобы зараза не распространялась дальше. Тела не принято было вскрывать, потому что это противоречило христианской доктрине! И сгореть на костре инквизиции скорее мог врач, расчленивший труп, чтобы докопаться до причины смерти, чем реальный отравитель! – Я весьма разгорячился, но и господин Никитич, казалось, внимал моему панегирику ядам с огромной заинтересованностью.
– Неужели? – изумился он. – И что, даже сегодня можно отравить человека и выйти сухим из воды?!
– Думаю, да! – подтвердил я. – Помимо хорошо продуманного алиби имеются многочисленные экзотические растительные токсины, тесты на распознавание которых еще не придуманы, тяжелые металлы… передозировка привычных лекарств, угарный газ или даже сухой лед, в конце концов!
– Как много вы об этом знаете! – Ник Ник выглядит по-настоящему потрясенным. – А про лекарства – так в самую точку! Помните, в прошлом году я случайно выпил… ах, нет, это еще до вас было… Ваша жена, Кира Юрьевна, прописала мне новое лекарство, а оно с виду было совсем такое, как мои витамины, и я выпил сразу четыре таблетки и чуть богу душу не отдал! А если бы кто-то задумал меня вот так отравить… и что? Получилось бы! Но вот о вас я никогда бы такого не подумал… Во-первых – что вы интересуетесь, а во-вторых – подобная осведомленность!
– Помилуйте, Николай Николаич! Это ж как-никак мой хлеб: я ведь пишу детективы! И просто обязан быть в курсе, как отправлять людей на тот свет! И у меня есть супергерой Макс, который…
– Травит противников сухим льдом? Заставляет суперзлодеев его глотать?
– Его не глотают. – Я позволил себе улыбнуться. – Его используют другим способом…
– Нет-нет… не говорите! Знать ничего не хочу, как именно его применяют! – живо перебивает он меня. – Но я все-таки не понимаю… Неужели родные этих ваших отравленных – великих мира сего – и не подозревали ничего? Сегодня был жив, а завтра раз – и помер! Что, никого не искали? И не наказывали? Если так, то, честное слово, это возмутительно!
– В случае с великим герцогом Тосканским Франческо Медичи и его жены Бьянки, которых отравил родной брат, все всё знали. И ничего, подданным было абсолютно все равно, кто ими будет править дальше, а отравителя, кардинала Фердинандо, сопредельные правители уважали куда больше братца, что, собственно, его дальнейшее правление и доказало. При нем герцогство стало процветать, новый государь никакой алхимией и прочим чародейством в подвале не грешил, на колдунье, воровке и прелюбодейке женат не был, а достойно сложил с себя сан, взял в супруги вполне уважаемую принцессу и нарожал законных детишек. Кстати, брата с женой он отравил не какой-нибудь загадочной и малодоступной разрыв-травой, а банальным мышьяком – это доказали современные исследования их останков. Да, банальный мышьяк и в то время, и много веков спустя оставался излюбленным средством отравителей: не имеет ни вкуса, ни запаха и действует наверняка. Правда, мучения жертв ужасны… но ведь с жертвой необязательно сидеть в одной комнате или даже лежать в одной постели?
Говоря все это, я на минуту забыл, что первая, а возможно, и единственная и незабытая любовь Николая Никитича была как раз отравлена… Я осекся. Но мой собеседник, казалось, тоже об этом забыл – да и нужно принять во внимание, сколько лет прошло со времени трагедии!
– Интересно… А мышьяк – потому что им травили мышей?
– Именно, – подтверждаю я. – Мышей, крыс и прочих грызунов, разносящих чуму по городам и весям, ну, и заодно также и нелюбимых мужей, неугодных невесток, соперников, ненужных наследников…
– Нет, я все-таки не постигаю! – вскричал Ник Ник, которого этот вопрос, видимо, задевал за живое. – И что же, каждый мог так поступить? Никого не ловили и не вешали… либо не казнили еще каким-либо способом?
– Теоретически каждый, – я вздыхаю, правда не слишком сокрушенно. Наш многомудрый олигарх в некоторых вопросах ну прямо как ребенок! – Во-первых, вспомните, какая в то время была смертность. Даже во дворцах, при самом тщательном уходе и присмотре, младенцы, да и сами правители помирали с удручающей регулярностью. Что ж говорить о хижинах? Или о купеческих домах, где сегодня глава семейства был вроде как жив, а завтра преставился: то ли поганых грибов покушал, то ли кондратий его хватил, а может, и холерный вибрион коварно внедрился – потому как воду нигде не кипятили, и зачастую при эпидемиях вымирали целые кварталы и даже города! А симптомы, кстати, что у желудочных заболеваний, что у холеры… и даже при инсульте тошнит и рвота, и спутанное сознание! То же и с мышьяком.
– По-ра-зи-тель-но! – по слогам произносит Николай Николаич. – Просто по-ра-зи-тель-но!!
– Угу! – мрачно подтверждаю я. – Однако случались и отравители-виртуозы, так сказать. Которых не устраивали простые, доступные средства и которые торили новые пути. Знаменитая отравительница маркиза де Бренвилье изобретала целые коктейли из редких и малодоступных ядов, которые действовали не так ошеломляюще, явно и быстро, как мышьяк. И кто к ней только не обращался – за помощью и советом, так сказать. Именно из-за вышеупомянутой маркизы слетела со своего высокого места многолетняя фаворитка короля-солнце мадам де Монтеспан. История полагает, что стареющая красавица обращалась к маркизе за снадобьями для самого короля! О, – я предварил немой вопрос, вспыхнувший в глазах патрона, – она не собиралась убивать его из-за соперницы. Она всего лишь хотела вызвать повышенный сексуальный интерес к своей особе, который Людовик XIV начал терять. Однако за помощью к сердобольной маркизе, могущей разрешить наболевшие вопросы, в высшем свете, видимо, стали обращаться так часто, что смертность в высшем свете намного превысила среднестатистическую и возник громкий скандал. Скандал века, можно сказать.
– А драгоценности? – спросил крайне заинтригованный моим историческим экскурсом Ник Ник, временно позабывший о собственной коварной интриганке, испытывавшей его терпение. – Драгоценности в этом деле замешаны не были?
– В любом таком деле обязательно бывают замешаны драгоценности, – заверил я его. – Обязательно!