Глава 8

Милорд граф – нет, уже его светлость герцог – Генри Гросмонт сидел в любимом кресле у камина. Его правая нога удобно лежала на мягкой скамеечке, накрытая теплым уютным пледом, под рукой был маленький столик с кувшином изысканного французского вина. В очаге пылал огонь, мужчина смотрел на него и думал. Он вспоминал оставленные за плечами годы и заново переживал все взлеты и падения своей семьи.

История рода Генри Гросмонта была непростой. Будучи человеком умным и осмотрительным, он еще в молодые годы отчетливо осознал ошибки, допущенные предками, и дал себе слово никогда их не повторять. В нем текла королевская кровь, а это ко многому обязывало. При таком раскладе можно было как взлететь к высотам власти и богатства, так и в одночасье лишиться головы. Генри предпочитал первое.

Его дедом был Эдмунд Крестоносец, второй сын короля Генриха III Плантагенета. Мальчику было всего девять лет, когда отец от его имени принял предложение папы римского занять сицилийский престол. Однако это предприятие грозило обойтись Англии слишком дорого, и бароны, объединившись, подняли мятеж против короля. Началась гражданская война. Долгие десять лет страну сотрясало это противостояние. Однако королю, несмотря на все потери, удалось справиться с мятежниками. В памятной битве при Ившеме объединенные силы восставших баронов были разгромлены усилиями принца Эдуарда, старшего брата Эдмунда, а их предводитель Симон де Монфор убит. Эдуард в награду получил от стареющего и теряющего силы отца всю полноту власти в стране. Своему второму сыну Эдмунду король пожаловал титул графа Лестера и Ланкастера, а также обширные поместья графа Дерби, одного из потерпевших поражение баронов.

Двадцатишестилетним сильным мужчиной Эдмунд отправился в крестовый поход в Святую землю, а благополучно вернувшись в Англию, стал верно служить старшему брату. Он успешно выполнял дипломатические миссии и вел в интересах короля военные кампании в Уэльсе, Шотландии и Франции. Эдмунд был щедр, весел и благочестив. Воины всегда любили его.

Вторым браком Эдмунд был женат на Бланш Артуа, вдове короля Наварры и графа Шампаньского Генриха III, и жена родила ему трех сыновей – Томаса, Генриха и Джона.

Томас, первенец Эдмунда, не унаследовал, к сожалению, ни его доброты, ни веселого нрава. Он был мрачным и неприветливым, честолюбивым и воинственным. Томас женился на наследнице графа Линкольна и Солсбери, значительно расширив этим фамильные владения. Однако его семейная жизнь была сущим адом, и несчастная леди Алиса так и не смогла родить ему наследника.

При всем этом Томас был человеком деятельным и стремился к власти. Благодаря своей знатности, богатствам и честолюбию он сумел встать во главе баронской оппозиции к молодому Эдуарду II и его фавориту Пьеру Гавестону, сыну простого рыцаря из Гаскони, сумевшему завоевать любовь короля. Баронам удалось-таки заставить упирающегося Эдуарда принять выдвинутые ими ордонансы, а в дальнейшем они казнили и ненавистного им Гавестона. Но это, к сожалению, не улучшило положение в стране, поскольку сластолюбивый Эдуард быстро утешился в объятиях Хью Диспенсера, своего нового фаворита, фактическое единоличное правление которого оказалось для баронов ничуть не лучше, чем надменное поведение Гавестона.

А дела Томаса Ланкастера пошли из рук вон плохо. Учитывая его вопиющую некомпетентность, неуживчивость и недальновидность, баронская оппозиция сместила его с первых ролей. Тем не менее он не изменил своим принципам, продолжая упорствовать в противостоянии королю, и наконец присоединился к баронам, взявшимся за оружие. Однако в битве при Баробридже в Йоркшире королевской армии удалось одолеть мятежников, и многие бароны попали в плен. Томас был в их числе. Ему не повезло. Будучи сорока шести лет от роду, он расстался с жизнью, закончив ее на плахе возле собственного замка Понтефракт близ Лидса.

Наследовавший Томасу младший брат Генрих оказался полной его противоположностью – он был добр и человеколюбив. Генрих тоже выступал против фаворитов короля Эдуарда, разделяя мнение брата, что такое сладострастное поведение монарха было недопустимым, неприличным и даже шокирующим. Однако к заговору брата он не примкнул, благодаря чему сохранил за собой права на графства Ланкастер и Лестер и даже стал лордом-распорядителем Англии.

Генриху было около пятидесяти лет, когда тяжелая болезнь серьезно ухудшила его зрение. Но он не прекратил борьбы, выбрав служение юному принцу Эдуарду, единственному сыну поверженного монарха. С одобрения принца ему удалось организовать и осуществить заговор против ненавистного Мортимера. В результате принц Эдуард стал королем Эдуардом III, королева-мать Изабелла отправилась в отдаленный монастырь, а злокозненный Роджер Мортимер лишился головы.

Но Генрих, к тому времени полностью ослепнув, не мог уже играть важной роли в управлении страной. Он удалился в свой любимый Лестер и полностью посвятил себя религиозной и благотворительной деятельности. Он построил в городе богадельню для пятидесяти немощных стариков и оставшиеся годы жизни пекся о благополучии этого богоугодного заведения. Здесь же его и похоронили с большим почетом, когда он мирно почил в возрасте шестидесяти четырех лет.

Генри Гросмонт был единственным наследником отца, хотя и имел шесть сестер. Ему было сорок шесть лет, когда он унаследовал титул графа Лестера и Ланкастера, и он был полон решимости верно служить своему кузену королю Эдуарду III, что и претворял в жизнь всеми доступными способами. Еще в молодости он отличился в качестве крестоносца в Пруссии, на Родосе, Кипре и в Гранаде. Уже во время правления Эдуарда III прекрасно показал свои возможности в войнах с Шотландией. А потом покрыл себя славой в многочисленных кампаниях короля против Франции. Он заслужил признание великого полководца, его имя знала вся Европа, почитавшая графа настоящим рыцарем, действительно достойным ордена Подвязки, который он принял из рук короля одним из первых.

И вот теперь эта новая награда. Герцогская корона и обращение вассалов «ваша светлость» согревали его душу. Но передать новый титул, высокий и почетный, было некому. Бог не послал им с Изабеллой сына. Своих дочерей граф, нет, уже герцог, нежно любил и позаботился о них. Старшая, Мод, должна выйти за Вильгельма, графа Голландского, а младшую, Бланш, он обручил с Джоном Гонтом, третьим сыном короля Эдуарда и своим воспитанником. И теперь именно у Джона появилась реальная возможность стать следующим герцогом Ланкастером.

Все эти мысли очень взволновали вельможу, и он почувствовал, что ему хочется получить нежное утешение от своей верной супруги. Разумеется, времена страсти и телесных радостей остались позади, но присутствие жены всегда успокаивало его и придавало силы. Он позвонил в колокольчик и потребовал пригласить к нему герцогиню. Изабелла пришла очень быстро, как всегда изящная, гордая и нарядная. Но в глазах ее светилась неподдельная нежность к мужу.

– Вы звали меня, Генри? – Ее голос звучал мягко, и от одного этого на душе у герцога стало спокойнее.

– Да, я хотел вас видеть, любовь моя, – ответил он с нежной улыбкой, – без вас мне радость кажется не такой полной.

Изабелла улыбнулась, и ее прекрасные глаза засияли. Казалось, что исчезли годы, прошумевшие над их головами, и ушли куда-то пережитые трудности. Они снова были вместе, мужчина и женщина, которым всегда так хорошо вдвоем.

– Присядьте со мной рядом, дорогая. Мне что-то неспокойно на душе, вспомнилось все, что осталось в далеком прошлом, а его не следовало бы ворошить. Но есть вещи, над которыми мы не властны. И память как раз из этого списка. Она подбрасывает нам мысли, на которых не хотелось бы останавливаться. Я всегда смотрел вперед, вы знаете. Оглядываться назад неразумно, это иногда забирает слишком много душевных сил.

Изабелла улыбнулась мужу мудрой, понимающей улыбкой, присела рядом с ним на свободную скамеечку и прижалась щекой к сильной руке, лежащей на укрытом пледом колене.

– Это пройдет, дорогой, – нежно сказала она, – просто вы очень много сил потратили на то, чтобы достичь вершины. Но полученная вами награда вполне заслужена и согреет теплом ваше сердце, когда вы немного отдохнете от всего пережитого.

Изабелла чуть повернула голову и коснулась мягкими губами руки мужа, раз, другой, третий – нежные поцелуи ласкали и дразнили, от них что-то давно забытое зашевелилось в теле и захотелось большего, гораздо большего. Мужчина прислушался к себе.

– Не хотите ли, герцогиня, присесть ко мне на колени, чтобы я мог, как в молодости, насладиться нашей близостью? – голос его неожиданно охрип.

– Охотно, ваша светлость, если это доставит вам радость, – промурлыкала Изабелла и привычно оседлала мужа, открыв ему доступ в глубины своего тела.

И тут доблестный воин и прославленный полководец забыл обо всем на свете. В настоящую минуту для него существовала только эта женщина, которую он много лет верно и глубоко любил. Он застонал, входя в ее трепетно ожидающее его лоно, и мир перестал существовать. Жена выгнулась ему навстречу, прижимаясь как можно теснее, и они вдвоем улетели туда, где есть только звезды и чистая радость истинного слияния тел и душ.

Потом они долго сидели рядом, удовлетворенные, наслаждаясь чувством близости и покоя. Тревожные мысли оставили герцога, и он вновь стал собой – уверенным, сильным мужчиной, готовым к сражениям и новым победам.

– Что бы я делал в жизни без вас, Изабелла? – тихо проговорил он, лаская рукой нежную щеку жены. – Насколько труднее была бы моя судьба без вашей любви и нежности, вашего понимания, вашей поддержки.

– Господь соединил нас, любимый мой, – отозвалась герцогиня, – и я никогда не устану благодарить его за это. Вы мой свет, моя сила, мой единственный мужчина. Я счастлива принадлежать вам.

Герцог ласково усмехнулся, провел рукой по волосам жены.

– Сегодня я хочу спать в вашей постели, любовь моя. Просто спать, ощущая вас рядом. Хотя за утро не отвечаю. Все может быть. Нынче вы разбудили во мне зверя.

Герцогиня засмеялась молодым переливчатым смехом:

– Этого зверя мы усмирим, дорогой, к обоюдному удовольствию.

* * *

Ранальд Мюррей, вернувшись из своей поездки в Эндлгоу, продолжал ревностно исполнять свои обязанности при принце Уэльском, получая, как и раньше, большое удовлетворение от этой службы и своего положения. Но в уголке его сознания гнездились непривычные и ненужные мысли, которые были явно лишними в его обстоятельствах и мешали ему. Шотландец утратил свою цельность. Его непробиваемая мужская броня дала трещину, и он теперь совсем иначе смотрел на женщин и, к своему огромному удивлению, стал находить в них что-то еще, кроме красивой груди и аппетитных бедер. Может, не так уж и неправ был молодой Эдуард, когда с таким восхищением говорил о Джоанне Кентской, хотя самого Ранальда и сейчас отталкивали ее высокомерие и презрительное отношение к людям.

Сразу по возвращении Ранальда принц Уэльский с насмешливой улыбкой поинтересовался у него, крепок ли еще его замок и не похитил ли кто его красавицу-жену. Ранальд, вопреки собственному желанию, расплылся в широкой улыбке.

– Замок на своем месте и надежно охраняется, сир, – ответил он, – а жена родила мне прекрасного сына и по-прежнему хороша в постели.

– Тебе впору позавидовать, Мюррей, – хохотнул принц, но глаза его не смеялись. Видно, ему и вправду нужна была желанная и любящая женщина.

«Вот так дела! – призадумался Ранальд. – И принцы, оказывается, нуждаются в женской любви».

А через несколько дней молодой Эдуард заявил о новой поездке в Кале. Ранальд глянул на него вопросительно, но промолчал. Погода начинала портиться, и наступало не лучшее время для плавания на корабле. Но принца вела сила, более могучая, чем здравый смысл и осторожность.

После недлительной, но ощутимой болтанки в водах пролива их корабль достиг наконец берега. Все вздохнули с облегчением. Молодой лорд Гастингс, получивший хорошее образование и знавший назубок историю Англии, во время плавания вспомнил совсем некстати о том, как в водах пролива затонул корабль с наследником английского престола, сыном короля Генриха Боклерка. Гастингс поведал, что молодой Вильгельм был радостью и надеждой короля, и с его гибелью отец остался без прямого наследника мужского рода. Королевская дочь Матильда не была желанна англичанам в качестве королевы, а ее высокомерие и презрительная холодность отталкивали от нее и тех, кто готов был подчиниться воле лежащего на смертном одре короля. Началась гражданская война, которая с переменным успехом длилась долгих двадцать лет и совершенно обескровила страну. Но по ее завершении на трон взошел первый Плантагенет, родоначальник нынешней правящей королевской династии.

– Ты бы лучше придержал свои знания при себе, Гастингс, – хмуро откликнулся на это принц, – и без таких историй тошно.

Другие вельможи дружно поддержали Эдуарда, мрачно поглядывая на не угодившего всей компании лорда. Гастингс мог быть исключительно веселым и изобретательным на разные шутки компаньоном, но иногда он вгонял всех в тоску, как сегодня.

Однако, когда все благополучно сошли на берег и попали в надежные стены замка над морем, настроение людей улучшилось и о печальной истории лорда Гастингса тут же забыли.

На этот раз герцог Ланкастер был на месте и тепло встретил наследника престола.

– Добро пожаловать в Кале, ваше высочество, – поклонился он принцу, – вам здесь всегда рады. Скажите только, что желаете предпринять в нашей крепости, и все будет готово мигом.

– Я желаю еще раз удостовериться в надежности охраны Кале, милорд Гросмонт, – ответил принц, – отец не был уверен, что вы сейчас пребываете здесь.

Его сиятельство герцог Ланкастер наклонил голову, скрывая озорные искорки в глазах. Он подозревал, что молодого наследника привели сюда совсем иные цели. А дочь коменданта крепости Эллен была и правда чудо как хороша.

Заметив среди спутников принца Уэльского молодого шотландца, военачальник приветливо улыбнулся ему, а после, когда суматоха улеглась и все вопросы размещения принца в замке и обеспечения его безопасности были решены, пригласил Ранальда в свои покои.

– Я хочу узнать, как там моя подопечная, дружок, – сказал он. – Я давно ничего о ней не слышал.

Мюррей вежливо поклонился в ответ на высочайшее приглашение и в назначенный час предстал пред очи его светлости.

– Ты садись, сынок, садись, да не тушуйся. От того, что я стал герцогом, я не перестал быть Генри Гросмонтом, и все, что было между нами в прошлом, остается в силе.

Ранальд расслабился, сел в предложенное кресло, принял у расторопного слуги чашу с вином, как всегда, великолепным, и приступил к рассказу. Он поведал его светлости о том, как вынужден был оставить Лорен в замке почти сразу после их свадьбы. Но Эндлгоу хорошо охраняется, обороноспособность замка на высоте. В этом он смог убедиться совсем недавно, когда принц предоставил ему короткий отпуск. Правда, валлийцы не слишком мирные соседи, и ему пришлось лично убедиться в этом. Но на своих воинов он полагается, равно как и на благоразумие жены.

А Лорен… Мюррей на мгновение запнулся, и это не ускользнуло от взгляда наблюдательного лорда Гросмонта. Лорен родила замечательного здорового ребенка, сына, и назвала его именем любимого деда мужа. Теперь в замке подрастает наследник – Рори Мюррей. Лорен же вполне благополучна и выглядит прекрасно.

Герцог удовлетворенно кивнул головой. Однако он чувствовал, что молодой шотландец открыл ему не все и есть еще что-то, что тяготит и смущает его. И мужчина решил прийти на помощь своему собеседнику.

– Моя супруга, леди Изабелла, будет рада услышать, что у Лорен все в порядке и она счастлива, – заверил он, – герцогиня очень по-доброму отнеслась к твоей жене, Мюррей, когда девочка приехала к нам за помощью. Ты ведь в курсе, я надеюсь?

– Да, милорд, – кивнул Ранальд, – жена сказала мне, хотя подробностей я не знаю.

– Я всегда доверял и доверяю суждениям своей супруги, – продолжал герцог, – а она отозвалась о твоей Лорен весьма похвально, и тогда я решил помочь ей. Женщины ведь очень чувствительны и проницательны, и хорошая жена может быть очень полезна разумному мужчине.

– А ваша супруга, милорд, она знает, что вы доверяете ей? – В глазах шотландца горел неподдельный живой интерес.

– Разумеется, мой мальчик, – лорд улыбнулся, – я сам множество раз говорил ей об этом. Женщины, видишь ли, удивительные существа. Им недостаточно видеть очевидные вещи и делать выводы, они желают слышать об этом. И чем чаще им говорить о своем добром отношении и, конечно же, о своей любви, тем счастливее они становятся. А счастливая любящая женщина рядом – это драгоценный подарок небес нам, грубым мужчинам.

Ранальд слушал затаив дыхание. Вот она, возможность узнать то, что гнетет его уже несколько недель и не дает покоя. И он решился.

– Я прошу простить меня, если скажу глупость, ваша светлость, – смущенно начал он, опустив глаза, – но, быть может, вы объясните мне, что это значит, когда, обнимая женщину, чувствуешь в первую очередь не зуд внизу, а стеснение в груди и такое ощущение, что ты на облаке?

Лорд Гросмонт не позволил себе рассмеяться. Именно сейчас он мог оказать Лорен еще одну услугу, не менее ценную для нее. Ведь этот молодой шотландец, сильный, воинственный и бесстрашный, абсолютно беспомощен в области человеческих чувств и ничего не знает ни о женщинах, ни о любви.

– Ну конечно, я знаю, что это, мой друг, – спокойно ответил он Ранальду, – это то, что называют любовью. Великое чувство, которое делает нашу жизнь ярче, содержательнее и гораздо интереснее, что наполняет нас теплом и делает еще сильнее, еще смелее, особенно когда надо защищать свою избранницу. Счастлив в жизни тот мужчина, что получил от Господа дар любить свою женщину.

Ранальд, забыв о сдержанности, смотрел на лорда Гросмонта горящими глазами и буквально впитывал его слова. Потом спохватился и одернул себя.

Вельможа немного подумал и добавил:

– И говорить слова любви женщине вовсе не есть проявление слабости. Они жаждут этих слов, как иссохшая земля ждет дождя, чтобы снова зазеленеть под лучами солнца. А без слов любви эти удивительные создания чахнут. Такова их природа, мой мальчик.

Герцог умолк, а Ранальд потихоньку приходил в себя.

– Благодарю вас, милорд, что так полно ответили на мой вопрос, – проговорил он слегка охрипшим голосом, – я не забуду ваш урок.

Его светлость улыбнулся, наказав себе не забыть рассказать супруге об этом откровенном разговоре. Изабелла будет довольна им. При воспоминании о жене и их недавнем любовном безумстве он в смущении заерзал на кресле, очень захотелось домой, в свой замок.

Мужчины вновь подняли чаши с вином и заговорили о другом.

Этот визит в Кале оказался непродолжительным. Начинающее бушевать море не располагало к долгим размышлениям – надо было поскорее возвращаться на свой остров. Удовлетворенный принц Уэльский готов был уже оторваться от своей Дульсинеи и отправиться в обратный путь. И вот наконец корабль унес их к английским берегам.

Здесь снова пошли обычные дела, день летел за днем. Все казалось привычным. Только что-то изменилось в Ранальде. Каждый вечер, ложась спать, он вспоминал жену – ее теплые губы, мягкое податливое тело и нежную робкую улыбку, которой она одарила его при расставании. Ему очень хотелось к ней. Вот ворваться бы на всем скаку в замок, взлететь по ступеням донжона, схватить ее в объятия и унести наверх, в их уютную опочивальню. А там целовать, ласкать и сказать наконец то, что так долго не приходило ему в голову. Три простых слова: «Я люблю тебя». После таких мыслей спать становилось неудобно, по утрам тело давало знать о длительном воздержании. Но других женщин не хотелось. Странно и совсем на него не похоже, но – не хотелось, и все.

В этих душевных терзаниях прошла для Ранальда казавшаяся бесконечной зима с ее снегопадами, оттепелями, дождями и новыми метелями. Но и ей пришел конец. Солнце растопило лед и согрело землю. А когда на холмах появилась первая зелень, к Ранальду примчался совершенно обессиленный Родерик, оставленный на этот раз в замке. Его лошадь пала на въезде во двор королевского замка, а сам он едва держался на ногах.

– Что? – выдохнул, увидев его, побледневший до синевы Ранальд.

– Валлийцы, – едва переводя дух, с усилием проговорил Родерик. – Они напали на замок, сожгли деревню и похитили леди Лорен.

У Ранальда замерло сердце. Его Лорен в руках грубых варваров!

– Скорее, милорд, – прошептал Родерик, – дорога каждая минута.

Мюррей метнулся к принцу, позволив себе оторвать его от возможно важных дел. Однако, узнав о том, что произошло, молодой Эдуард не стал сердиться. Он разрешил своему капитану взять с собой полторы дюжины воинов и необходимое количество коней и отпустил его. Собрались быстро. Родерик ни в какую не соглашался остаться в королевском замке. Он взгромоздился на свежую лошадь и скакал наравне с другими, не отставая. Откуда брал силы, один бог ведает.

Отряд Ранальда несся подобно вихрю, оставляя за собой клубы пыли и удивленных, разинувших рты людей, встретившихся на пути.

Приехав на место, они увидели, что осада замка снята. Валлийцы ушли, но их предводитель оставил хозяину Эндлгоу вызов – если он хочет еще раз увидеть свою жену, ему следует незамедлительно прибыть во владения соседа. В том, что за ними наблюдают, Ранальд не сомневался. Значит, времени у него совсем мало.

Мюррей переговорил с расстроенным и поникшим Эндрю, наскоро подкрепил силы, взял с собой небольшой отряд из семи воинов, и они на свежих лошадях быстрым аллюром понеслись к уэльской границе.

Когда Ранальд со своими людьми добрался до владений валлийского лорда, солнце начало клониться к закату, и в его мягких лучах он увидел страшную картину. На высокой скале, служившей естественной защитой сооружению, которое можно было назвать замком с большой натяжкой, стоял сам хозяин владения, крупный мужчина с хищным лицом, а рядом с ним – Лорен. Его Лорен, его жена стояла со связанными за спиной руками. Кровь вскипела в жилах, но Ранальд заставил себя успокоиться. Положение было слишком серьезным, чтобы можно было позволить себе необдуманные поступки на горячую голову. Он осадил коня и дал знак отряду остановиться. Валлиец довольно усмехнулся.

– Вот ты и приехал, шотландец, – заявил он достаточно громко, чтобы его слышали по обе стороны. – Я ожидал тебя. И даю тебе выбор. Или сейчас твоя жена будет сброшена с этой скалы, или ты сдаешься мне.

– Не смей прикасаться к ней, грязный валлийский разбойник, – прорычал в ответ Ранальд, – я отдаюсь в твои руки при условии, что моя жена и мои люди беспрепятственно уедут с твоей земли.

– Даю слово, – широко осклабился лорд, – мне нужна твоя голова, от убийства женщины радости мало.

Ранальд спешился и передал Родерику поводья своей лошади:

– Заберешь леди Лорен, и во весь опор скачите в наш замок.

– Но, сэр… – попытался возразить воин.

– Никаких разговоров, Родерик, – строго приказал хозяин, – моя жена должна жить. Помоги ей вырастить Рори настоящим шотландцем.

И не оглядываясь больше на своих людей, он зашагал к воротам вражеского замка. Когда Мюррей приблизился, ворота открылись и навстречу ему вывели Лорен. Она взглянула на него своими огромными топазовыми глазами, в которых стояла жгучая боль.

– Зачем, зачем ты сделал это, Ранальд? – спросила охрипшим от переживаний голосом. – Я не хочу, чтобы ты умирал.

Ранальд посмотрел в ее лицо, утонул взглядом в глубине дымчатых глаз и только тут понял до конца то, что должен был понять давно, то, что толкнуло его на этот странный, совершенно ему не свойственный поступок. Он готов был отдать свою жизнь ради того, чтобы жила она. Ранальд поднял руку и медленно, нежно коснулся тыльной стороной ладони ее щеки. От того, какое глубокое чувство источали его синие глаза, у нее подогнулись колени.

– Я люблю тебя, Лорен, – проговорили губы, ставшие мягкими и нежными, – и хочу, чтобы ты жила очень долго. Вырасти нашего сына сильным воином. И вспоминай меня иногда, даже если будешь счастлива с другим мужчиной.

– Нет, Ранальд, нет, – отчаянно закричала Лорен, – нет!

Но он уже подал знак приблизившемуся следом за ним Родерику, который подхватил хозяйку на руки и быстро понес к оставленным позади коням. Ранальд шагнул к воротам и скрылся за ними. Родерик посадил Лорен на свою лошадь, вскочил в седло и отъехал от стен этого странного сооружения, ведя в поводу коня своего рыцаря. Он не верил в то, что его хозяин готов вот так легко сложить голову во вражеской крепости. Не таков, совсем не таков рыцарь Ранальд Мюррей. И уж если ему все же придется пойти на смерть, то он прихватит с собой на тот свет с полдюжины врагов, не меньше. Поэтому Родерик не стал уезжать далеко.

Ранальд вошел внутрь вражеской крепости. Здесь было полно народу. По всему периметру огромного двора стояли в несколько рядов вооруженные до зубов угрожающего вида воины, оставив свободным большое пространство посередине. Сам лорд сидел на возвышении из грубого серого камня в окружении своих самых доверенных воинов.

Мэрилл ап Оуэн сделал движение рукой, и Ранальда подвели к нему, взяв с двух сторон за руки. Оружие у него не отобрали, и Мюррей обдумывал, как половчее выхватить его, с тем чтобы не отправляться в последний путь в одиночестве. Он желал утянуть вместе с собой целую компанию этих диких валлийцев. До лорда ему не добраться – тот далеко и под надежной охраной. Но и простые воины сгодятся, лишь бы захватить их побольше.

Его размышления были прерваны насмешливым голосом лорда.

– Тебе повезло, шотландец, я не зарежу тебя, как овцу к праздничному столу, – он хищно улыбнулся, обнажив крупные, желтоватые, но крепкие зубы. – Я решил поступить иначе. Я окажу тебе великую милость, позволив умереть как воину, с мечом в руке. Ты должен высоко оценить мою доброту.

Лорд расхохотался, и воины дружно разразились громким смехом, вторя ему. Но тут он поднял руку и все стихло.

– У меня есть замечательный, непобедимый воин. Он не потерпел в битвах ни одного поражения. И я дарую тебе честь сразиться с ним. Я хочу видеть, на что способен шотландец в бою, а не на словах. И мне будет приятно, не скрою, когда мой Аерон ап Кэдфэн разделает тебя на мелкие кусочки. А теперь готовься к поединку, шотландец.

Ранальд обернулся назад и почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы. Напротив него, на другом краю поля для битвы, стояло огромное звероподобное существо, злобно сверкая хищными глазками на заросшем волосами лице. Это был не человек, а гора мышц, управляемая, похоже, не разумом, а единственно инстинктом убивать. Чудовище, названное человеческим именем Аерон ап Кэдфэн, плотоядно улыбалось щербатым ртом, предвкушая расправу над отданным ему на растерзание англичанином. Он не делал различия между народностями, для него все враги были англичанами. Он пару раз переступил с ноги на ногу, перехватил поудобнее свой огромных размеров двуручный меч и двинулся вперед.

У Ранальда были считаные секунды, чтобы собраться и подготовить себя к смертельной схватке. Он выхватил свой меч, в левую руку взял любимый кинжал, много лет верно служивший ему, и сосредоточился на противнике. Последняя мысль, промелькнувшая в его голове, была короткой: «За тебя, Лорен, любимая!» И он устремился навстречу врагу. Теперь он думал только о бое.

Абсолютно уверенный в своей силе и непобедимости Аерон взмахнул мечом с намерением прихлопнуть наглого англичанина как муху и потом разделать на части. Но легкий и подвижный шотландец увернулся, успев полоснуть гиганта по незащищенной руке, чем озлобил его до крайности. Аерон взревел, кинулся вперед, взмахнул мечом и… пронзил пустоту – Ранальд уже был позади него, слегка кольнув противника в оголенное плечо острием меча. И началось. Ранальд кружил вокруг неповоротливого гиганта, нанося ему мелкие, дразнящие уколы мечом, и ловко уходил из-под удара, ускользая от разящего оружия, как угорь.

Зрители замерли. Сам лорд неотрывно смотрел на схватку. Зрелище явно доставляло ему удовольствие. Он любил красивый бой, а шотландец сражался красиво. Ранальд как будто танцевал вокруг неповоротливого противника ритуальный танец войны, обратив себе на пользу огромную массу валлийца и его злобу, которая все больше застилала глаза Аерону. Это был уже не человек, но лютый зверь, одержимый желанием убить. Не помня себя, валлиец кидался на врага вновь и вновь… и опять наносил устрашающей силы удары впустую. Он тяжело дышал и страшно вращал налитыми кровью глазами. А шотландец продолжал дразнить его, нанося мелкие удары и уворачиваясь от ответных выпадов.

Наконец, уловив момент, Ранальд молниеносным движением выбросил вперед руку с мечом и вонзил его по самую рукоятку в то место, где у обычного человека бьется в груди сердце. Но, все еще ожидая подвоха от врага, тут же рванул свой меч обратно и отскочил в сторону. Гигант удивленно открыл глаза, слегка пошатнулся, но опять двинулся вперед. Казалось, что у него, как у сказочного дракона, если не три головы, то, по крайней мере, три сердца и утрата одного из них не делает его слабее. Но жизнь – не сказка. И, сделав еще несколько шагов, гигант рухнул, как подкошенный, дернулся и затих. Ранальд остался стоять один посреди поля битвы, держа в руке окровавленный меч и тяжело дыша.

Наступила гнетущая тишина, как перед грозой. Затем раздался голос лорда:

– Ты отлично дрался, шотландец, и доставил мне огромное удовольствие своим воинским мастерством. – Голос звучал спокойно, на лице не дрогнул ни один мускул. – Ты победил в честном бою и заслужил жизнь.

Тут раздались громкие крики столпившихся вокруг воинов. Большинство из них разделяли мнение своего лорда. Но были и такие, кто считал, что нельзя оставлять неотомщенной смерть их великого воина. Лорд выслушал и те и другие суждения – он был опытным правителем и ничего не пускал на самотек.

– Аерон ап Кэдфэн заслужил свой конец, – повысив голос, продолжил лорд, – он слишком уверился в своей непобедимости и перестал оттачивать воинское мастерство. Это урок нам всем, если мы хотим и дальше выходить победителями в борьбе с противником. Настоящий воин не имеет права на самоуспокоенность. Для него каждая битва – как первая. И каждая битва – урок.

Мэрилл ап Оуэн обвел своих воинов суровым взглядом, и все стихли, покоряясь его воле.

– А тебе, шотландец, я скажу еще вот что. Ты заслужил жизнь и свободу. Я отпускаю тебя. И знай, между нами нет больше вражды. Но это не значит, что тебе некого больше опасаться. Ты слишком быстро и слишком высоко взлетел. Среди коварных англичан найдется немало таких, кто с удовольствием вонзит тебе нож в спину. Будь осмотрителен.

Ранальд взглянул в глаза валлийца, и то, что он прочел в них, заставило его призадуматься.

– Благодарю тебя, Мэрилл ап Оуэн, – с легкой улыбкой на губах произнес он, – я запомню твои слова.

– И еще помни, Ранальд Мюррей, – добавил лорд, – если тебе будет очень тяжело отстоять свой замок от английских хищников, дай знать и мы придем к тебе на помощь.

Ранальд улыбнулся еще шире, а валлийцы громкими криками высказали одобрение великодушию своего вождя. Они были достаточно близки к природе, чтобы помнить – сытый сильный зверь никогда не загрызет слабого ради одного лишь желания убивать. А себя они считали самыми сильными из племени зверей, называющих себя людьми.

После этого Ранальда всей толпой сопроводили к воротам. Лорд шел рядом с ним. Ворота открылись, и ожидавшие неподалеку от замка воины отряда Мюррея громкими криками приветствовали своего рыцаря. Лорен выскользнула из рук Родерика, соскочила с коня и бросилась к мужу. Ранальд сделал несколько шагов ей навстречу, и вот он уже стоит прямо перед ней. Одно короткое мгновение мужчина и женщина смотрели друг другу в глаза, а потом слились в крепком объятии и замерли. Раздались одобрительные возгласы с обеих сторон. Мэрилл ап Оуэн ухмылялся. Ранальд оторвался от жены, подхватил ее на руки и рванулся к своему коню. Ловко вскочил в седло, не выпуская из рук любимую женщину, усадил ее перед собой, прижал к груди и устремился к своему замку. За ним стрелой неслись его воины. Родерик улыбался во весь рот – он оказался прав: его рыцарь не из тех, кто даст себя зарезать, как барана.