Но пятьдесят три года молился на этом месте святой праведный Иоанн Кронштадтский…

Здесь возносилась его молитва за нашу страну…

Ты насади в ней веру истинную, животворную!..

Присыпанный песком полукруг за памятником — бывший алтарь…

Здесь стоял престол Божий. Здесь совершалась литургия…

Иоанн Кронштадтский обладал особым видом святости. Его особый подвиг — каждый день служил литургию.

Как удивительно здесь молиться!

Я помню первый молебен, который был отслужен на месте Андреевского собора… Тогда в Санкт-Петербурге проходил Пленум Союза писателей России, и в программу кронштадтского дня естественно вросло и паломничество по местам, связанным с памятью Всероссийского батюшки. Побывали тогда писатели и на Соборной площади…

Еще минуту назад вокруг был обычный сквер, какие-то люди ходили, прогуливались мамаши с колясками, старушки сидели на скамеечках… Начался молебен, и исчезло все… Словно невидимые поднялись стены разрушенного собора…

Только молитва звучала внутри этого храма.

Воистину, на этом месте нет стен, но тут осталась великая благодать.

Осталась… Осталось то, что не подлежит разрушению…

И как тут снова не вспомнить свидетельства очевидца, что после возгласа «возлюбим друг друга», лобызая сослужащих священнослужителей в оба плеча, отец Иоанн говорил:

— Христос посреде нас живый и действуяй.

Нет, никуда не могла уйти эта великая благодать, и не потому ли так пронзительно ясно звучали здесь привычные слова молитв.

И стихала, стихала поднимающаяся в душе смута…

И снова казалось, что так легко от осознания — «несть человек, иже жив будет и не согрешит» перейти к заповеди «возлюбим друг друга», и тогда встанет посреди нас Спаситель «живый и действуяй»…

Так было и тогда, на молебне, так было и сейчас, на панихиде…

Я уже говорил, что могилка матушки Елизаветы Константиновны — в левой стороне бывшего соборного садика…

Над нею поднялись три клена.

Между деревьями стоял деревянный крест, вокруг которого совершалась панихида.

— Где престол находился? — раздался невдалеке от меня голос.

— Вот там, в полукруге, где голубок сел… — ответил другой голос.

Я оглянулся, но не понять было, кто говорил. Лица у всех сосредоточенные, ясные…

Отсюда, от могилки матушки, памятник Ленину был виден сзади, со спины…

Звучали молитвы, и такое ощущение было, словно уходил Владимир Ильич, сам уходил, хоть это и непохоже на него.

Но с другой стороны, сказано же в молитве: «Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола упразднивый…»

Не выдерживают молитв бесы…

Ощущение добровольно уходящего с алтаря Андреевского собора В.И. Ленина, разумеется, можно назвать надуманным или, по крайней мере, субъективным, но подали православные люди Кронштадта и Санкт-Петербурга прошение мэру города В.Л. Сурикову о переносе памятника, и написал на нем мэр: «Не возражаю».

Тогдашний руководитель санкт-петербургского отделения КПРФ Юрий Павлович Белов, когда я спросил об отношении коммунистов к переносу памятника, ответил, что коммунисты за то, чтобы перенести памятник…

И памятник был перенесен…

Ушел с Андреевской площади не памятник человеку, имя которого по ряду причин пока еще по-прежнему дорого определенным группам наших сограждан… Ушло зло, ушла ненависть, которую пытались разжечь между русскими людьми.

Ушел памятник тихо и покорно.

Встал в соседнем сквере, более не оскорбляя собою того места, где служил перед Престолом святой праведный Иоанн Кронштадтский.

И кто знает, может быть, и промыслительно было попущено устройство коммунистического кумира на месте великой православной святыни.

Может быть, в освобождении от него святыни и должны мы осознать, как сможем освободиться от вражды, искусно разжигаемой между нами… Эту вражду разжигали Троцкий и Ленин, эту вражду продолжают разжигать и сейчас…

И не ожесточение нужно нам, а молитвенная мудрость, сосредоточенный покой. Только тогда просветлеет духовное зрение, только тогда восторжествует не вражда, а мир, который созидал своими молитвами праведный отец наш, святой Иоанн Кронштадтский.

И перенос памятника становился гораздо более сокрушительным для темных сил деянием, нежели просто разрушение его. Ибо сокрушался при этом не монумент, сокрушалась сама темная энергия злобы и разрушения, которую пытались и продолжают пытаться вызвать в нас силы ада.

Забегая вперед, скажем, что сейчас памятник Ленину уже перенесен. Поставленный в сквере Юного Ленинца, он не утратил ни своего вида, ни своего роста, но он потерял свое «сакральное» значение, стал обычным знаком, хотя и безрадостной, но ушедшей в историю советской жизни.

И как бы разомкнулся тут заколдованный круг нашей истории.