Глава 10
Поединок

В воскресенье перед первой встречей с Бастардом Энтони сопровождает свою семью на утреннюю службу в церковь Святой Марии в Эксе, куда они обычно ходят.

Он надеется найти утешение и ободрение перед грядущим испытанием, но его ждет разочарование. Священник, совершающий богослужение, преподобный епископ Уильям, ожидая обычного воскресного посещения Вудвиллов, подготовил особенную проповедь специально для Энтони.

– Сегодня я взял текст из одиннадцатого Псалма: «Господь испытывает праведника; а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его». И моя тема сегодня – один старый, но недавно возродившийся грех. Богатые молодые лорды и их друзья в нашем городе занялись турнирами, поскольку это опять модно. Но турниры – беззаконное сумасбродство, которое разоряет страну, и расходы идут лишь на то, чтобы потешить тщеславие. Мужчины вносят себя в турнирные списки с единственной целью: похвастать своим участием и своими прекрасными доспехами. И шлем-то у них золотой, и оплечья с прочими деталями ему под стать, а то и дороже; и копье у них самое огромное и настолько тяжелое, что никто другой его не поднимает; и на турнир они прибыли с таким-то количеством лошадей и слуг. Все это тщеславие.

И чего стоит любая слава и хвала, если исходит из уст нечестивых, убогих и робких? Чего стоят прекрасные доспехи, если они лишь распаляют врага в желании украсть их? В чем заслуга выбить из седла мужчину, возможно старого друга, да еще и в мирное время? Как славить человека, кто ловок лишь на ристалище в мирное время, но струсит в годину войны?

Энтони старается не вникать в эти неприятные слова, поэтому мысленно играет в «алфавит»: сначала он дает себе в награду одно очко, когда слышит, как епископ произносит слово, начинающееся с буквы А, затем еще одно очко, когда появится слово с буквы Б, и так далее. Но ему не заглушить громогласные тирады священника:

– Участники поединков здесь, на земле, будут биться и в аду, и там им придется вечно носить неснимаемые доспехи, прибитые к телу гвоздями. Также их неизбежно ждут зловонные серные ванны, а затем, вместо объятий распутных молодых женщин, им суждено терпеть любовное внимание похотливых жаб. Вот таких наград удостаивается доблестный рыцарь-поединщик в аду!

Вудвиллы в гневе покидают церковь, и Риверс обещает позаботиться о будущем самого епископа Уильяма. Затем он приглашает Энтони пройтись пешком вдвоем, поскольку им надо кое-что обсудить.

– Священник глупец, хотя я восхищаюсь его мужеством, – начинает разговор Риверс. – Не видать ему теперь повышения. Однако и ты не жди особой славы в грядущем поединке с Бастардом.

Энтони пожимает плечами. О чем говорит отец? А тот продолжает:

– То, что произойдет в четверг и пятницу, лишь выглядит схваткой двух врагов, но реальный смысл совершенно противоположный: скрепить договор о мире и образовать союз. Нам нужна помощь Бургундии в возвращении утраченных земель во Франции. Поединок будет своего рода спектаклем вроде праздничной мистерии. Вчера я встречался с королем и лордом Гастингсом, и мы много говорили об этом союзе и его преимуществах со всеми вытекающими последствиями… Энтони, мне очень жаль, но король и Гастингс заранее решили, что ты не должен победить на турнире, ибо Англии необходимо, чтобы Бастард вернулся к отцу в хорошем расположении духа. Поэтому, проиграв, ты послужишь своему королю наилучшим образом. Таков приказ короля, и обсуждению он не подлежит.

Энтони долго молчит. Затем наконец произносит:

– Я думал, что мне оказали честь, выбрав представлять на турнире Англию… однако, похоже, мне предложили чашу яда. Почти два года я готовился к поединку, а теперь узнаю, что мог бы с таким же успехом просто валяться в постели. Будет нелегко проиграть серию боев и выйти из них без увечий. Может, я даже умру, стараясь поддаться Бастарду.

– Ты все еще носишь на шее ту маленькую фигурку на цепочке, амулет, что тебе дала мать?

Энтони кивает.

– Хорошо, – говорит отец. – Я в амулеты не верю, но твоя мать утверждает, что не обязательно верить в такие волшебные штуки, чтобы они работали, так что ты выживешь.

Но Энтони возражает:

– Даже если я останусь в живых, меня же все будут презирать – и дворяне, и простолюдины.

Отец улыбается, хоть и безрадостно:

– Зато ты завоюешь благосклонность короля. Сомневаюсь, что презрение, если таковое и воспоследует, затянется дольше нескольких дней. Эдуард предлагает назначить тебя губернатором острова Уайт, а это должность с весьма приличным доходом. Также ты станешь рыцарем ордена Подвязки. А я сменю графа Вустера на посту верховного констебля Англии. Мы получим власть в этой стране.

Позже, придя на ристалище, Энтони узнает от сержанта Рейкера, что порядок турнира утвержден: копья, мечи и, наконец, алебарды. Рейкер продолжает:

– Хорошая новость – оружие будет не учебным. Типтофт, как председатель Рыцарского суда, уже подписал документ, ибо считает, что нужно показать людям, как прольется кровь, и тогда они разойдутся по домам довольные, хотя, по-моему, крови жаждет сам Типтофт. Просто демон, а не человек!

Однако Энтони ясно, что Рейкер тоже не прочь увидеть кровь. Впрочем, несмотря на кажущееся совпадение интересов, Рейкер терпеть не может Типтофта, считая его «неправильным» англичанином, развращенным долгим пребыванием в Италии. Естественно, что французов Рейкер ненавидит еще больше и с нетерпением ждет, что Энтони покалечит, а еще лучше, убьет Антуана, Великого Бастарда Бургундского, ибо труп француза неопровержимо докажет, что кропотливая подготовка Рейкера чего-нибудь да стоит. Самое счастливое воспоминание сержанта – день, когда он, юный солдат гарнизона в Кале, узнал, что ведьму Жанну Д’Арк сожгли на костре, а душа ее отправилась в ад. Большинство французов – пустые ломаки, а об их дворянах и говорить нечего: даже не сумели защитить своих крестьян от нападений англичан. Энтони не устает повторять, что Бастард бургундец, а не француз, но сержант не слушает. Они уже договорились, что Рейкер закроет ристалище на два турнирных дня и будет сопровождать Энтони в качестве оруженосца и советника.

Наступает назначенный день, и Энтони во всем великолепии выезжает в направлении Смитфилда. Черный Саладин красуется в белой попоне с золотым шитьем, с крестом Святого Георгия из алого бархата, на шесть дюймов обшитым золотом. Рейкер следует сзади на лошади, покрытой попоной из золотистого бархата с орнаментом в виде множества колоколов. Далее едут Эмиас и Хью. Лошадь первого до самых копыт закутана грубой домотканой красновато-коричневой тканью, испещренной вышитыми золотом инициалами Энтони. А лошадь Хью покрыта камчатным полотном, щедро украшенным золотым шитьем и голубой парчовой полосой по краю. Еще пять вооруженных всадников следуют за ними верхом на столь же богато убранных лошадях. Они проезжают сквозь восхищенные толпы народа, что выстроились вдоль садов и полей Смитфилда и окрестностей.

Теперь наступает очередь Энтони восхищенно удивляться, ибо он не знал, сколько работы проделано на турнирной арене за последние недели. Королевская трибуна возвышается на три яруса. Король и королева сидят на верхнем ярусе в окружении королевского меченосца, констебля, маршала и охраны маршала; рядом расположилось старшее дворянство. Второй ярус отведен для рыцарей, а последний заполнен королевскими лучниками. Пролеты лестницы закрыты. На другой стороне ристалища есть трибуна поменьше – для мэра, членов муниципального собрания и прочих чиновников. Простой люд размещается в длинных галереях, а позади галерей зеваки сидят даже на деревьях. Стоит яркий июньский день, вся публика в лучших нарядах, вымпелы развеваются на ветру, то тут, то там мелькают яркие гербы, а Энтони тошнит при мысли о том, что его ожидает.

Он спешивается у королевской трибуны и подходит к ее воротам, куда и стучит. Тогд а верховный констебль Типтофт кричит ему вниз:

– Назовите имя и цель!

И Энтони отвечает:

– Имя мое Скейлз, я пришел сразиться с Бастардом Бургундским и требую внести меня в турнирные списки, чтобы я исполнил свой долг.

Получив разрешение, Энтони приветствует короля, перед тем как пройти к своему походному шатру из голубого атласа, где его облачат в доспехи. Оказавшись в шатре, Энтони сбрасывает накидку с изображением своего герба и надевает плотный стеганый камзол, набивка которого не только частично поглотит удар, но и предотвратит потертости и защемления от пластин доспеха. Затем он натягивает кожаную обувь, на которую крепятся сабатоны – латные башмаки. Рейкер придирчиво наблюдает за процессом, над которым потеет оруженосец. Облачение Энтони в доспехи продвигается снизу вверх: от сабатонов – к наголенникам, которые защищают икры ног, от наголенников – к набедренникам, закрывающим бедра. На каждом этапе металлические детали аккуратно заходят друг на друга, и все это необходимо проверить и закрепить. За нагрудником следуют наручи и наплечники, предохраняющие руки. Рейкер заставляет Энтони много раз сгибать и разгибать конечности. Затем к нагруднику пристегивается спинная пластина, а к ней крепится шлем. Энтони требуется помощь, чтобы натянуть металлические перчатки поверх перчаток из телячьей кожи. Это изнурительное дело, и толпе снаружи, похоже, уже не терпится.

И вот Энтони выходит из шатра и с помощью специальной подставки садится на Черного Саладина, и Эмиас вручает ему копье. Энтони ждет, пока Антуан Бастард Бургундский, граф де ла Рош-и-Арденн и рыцарь Золотого руна тоже окажется в седле. Затем герольды удостоверяются, что оба рыцаря готовы, и докладывают старшему герольду Синей мантии, который зычным голосом выкрикивает: «Laissez aller!» – и вращает в воздухе белый жезл в знак начала битвы. Энтони и Бастард с грохотом несутся навстречу друг другу, но почти в последний момент Энтони коленом вынуждает Черного Саладина чуть отклониться, и его копье проходит мимо цели, но и копье Бастарда тоже. Зрители издают громкий стон разочарования. Оба рыцаря отбрасывают копья и, развернув лошадей, сближаются еще раз, но уже с обнаженными мечами. Далее происходит невероятное: Черный Саладин с такой силой врезается в лошадь противника, что и скакуна, и седока отбрасывает на землю. Бастард оказывается под своей лошадью, но чудом не получает серьезных повреждений. Другое дело – конь, которого, похоже, придется заменить.

Немного отдышавшись, Бастард, пошатываясь, проходит к королевской трибуне и заявляет Типтофту, как председателю Рыцарского суда, свою жалобу. Он обвиняет Энтони в том, что в упряжи его коня скрыт шип. Энтони тут же подъезжает и поднимает попону Черного Саладина, чтобы показать, что никакого шипа нет. Типтофт бормочет расплывчатые фразы, похожие на извинения, но Бастарда не так-то легко успокоить.

– Сегодня он сражался с лошадью. Завтра он будет сражаться с мужчиной, – произносит бургундец, перед тем как уйти в свой шатер.

Бастард – не единственный, кто разозлился не на шутку. В шатре Энтони Рейкер плюется и кричит:

– Как ты мог промахнуться?! Нет, я же видел, что ты направил коня в сторону. Ты подлый бесполезный трус! Мне стыдно, что ты тренировался на моем ристалище. Я столько тебя учил, а ты сражаешься как баба… или француз! Если завтра Бастард тебя не убьет, тогда, пожалуй, я сам тебя убью.

– Лучше и правда убей меня, – грустно говорит Энтони. – Так будет милосерднее.

Рейкер так потрясен, что Энтони решается рассказать ему правду о тайном приказе короля.

– Эх, если б раньше знать, научил бы тебя проигрывать правильно и с честью, – тяжело вздыхает Рейкер. – Два года тренировок псу под хвост.

– Я думал, что я рыцарь, а оказалось, что пешка. Осадок, конечно, неприятный, но здесь дело в большой политике, и все это должно остаться между нами.

Тут откидной полог шатра яростно распахивается, и входит Бастард, за которым следует конюший. Бастард быстро и раздраженно говорит по-французски. У Энтони, несмотря на все усилия матери, с разговорным французским совсем плохо, и он почти не понимает, что там кричит Бастард. Французский же Рейкера весьма хорош. Энтони даже не ожидал, что простолюдин может так бойко говорить на чужом языке, хотя ничего удивительного в этом нет: Рейкер годы провел во Франции на службе у Джона Бедфорда, поэтому отлично знает и язык, и народ. Французский хорош только для ругани, а сами французы не лучше животных, хотя те даже более верные, да и в любом случае Рейкер ненавидит животных. В перерывах между оскорблениями в адрес Бастарда и его конюшего сержант переводит. Похоже, Бастард пришел требовать компенсации за испорченного коня и запрашивает огромную сумму. Он привык к поклонению и всегда поступает по-своему, поэтому его удивляет, что Рейкер не выказывает и тени уважения. Напротив, сержант оскорбляет его, обильно используя отборные французские ругательства. Даже не спросив Энтони, он отказывает бургундцу в компенсации за лошадь и даже в извинениях. Затем, распалившись, он заходит еще дальше и орет Бастарду, что единственная причина, почему тот все еще жив, – это приказ короля лорду Скейлзу не обижать маленького лягушонка и по возможности дать ему выиграть турнир. Бастард мрачнее тучи. В конце концов Рейкер поворачивается к Энтони:

– Он говорит, пусть король разрешит спор.

Энтони кивает, и они вместе выходят из шатра. Выясняется, что король уже собирался покинуть трибуну и его не радует препятствие в виде двух сердитых рыцарей. Верхний ярус уже пуст, остались только Эдуард, Энтони, Бастард и Типтофт. Рейкера и конюшего на королевскую трибуну не пустили, и теперь переводит Типтофт. Похоже, Бастард требует, чтобы завтра Энтони сражался в полную силу и не беспокоился об ущербе. Типтофт, видимо, не знал об инструкциях, выданных Энтони, и выглядит потрясенным. Тогда Бастард клянется перед королем и Типтофтом: если завтра он заметит, что Энтони дерется нечестно, то убьет его вместе со всей родней, а затем вернется в Бургундию и доложит отцу о тяжком оскорблении, которое нанесли ему англичане.

На мгновение на лице Эдуарда вспыхивает злость. Но он быстро берет себя в руки и, широко улыбаясь, велит Типтофту передать Бастарду, что произошло печальное недоразумение и лорд Скейлз не получал от него подобного приказа. Наверняка оружейник Энтони все перепутал, не иначе. Эдуард обещает, что завтра, когда Бастард встретится с Энтони на ристалище, он убедится, что перед ним доблестный воин.

Ворча, Бастард поворачивается на каблуках, и как только он оказывается к ним спиной, Эдуард бросает сердитый взгляд на Энтони, но, явно сдерживаемый присутствием Типтофта, ничего не говорит и взмахом руки отпускает своего рыцаря.

Когда вечером Энтони возвращается в городской дом Вудвиллов, его ждет весточка из Людгейтской тюрьмы.

Письмо от сэра Томаса Мэлори: «Достопочтенный лорд, со всем возможным смирением выражаю вам свое уважение и желаю вашего благополучия и доблести с оружием в руках. Сегодня вы искали меня на трибуне в Смитфилде среди других рыцарей, но не нашли».

Вообще-то, на самом деле Энтони было чем заняться, и он даже не думал искать Мэлори.

Но пространное письмо продолжается: «Бог знает, что моим самым искренним желанием было увидеть столь благородный поединок, но увы, тело мое насильственно удерживают в другом месте, хотя мой дух был с вами, как я и хотел. Теперь я могу сосредоточиться и вновь взяться за перо, чтобы мой дух прошел сквозь стены темницы. И вот я подумал про себя, что мой великий труд, который я озаглавил „Смерть Артура“ и который столь грандиозен, что я едва ли осмелюсь надеяться завершить его, прежде чем Всемогущий Господь заберет меня к Себе, – этот мой великий труд заслуживает покровительства благородного лорда рыцарского звания. Ваша благосклонность наряду с высоким положением чрезвычайно помогли бы прославить мое дело, должное стать полной хроникой деяний короля Артура и его рыцарей, и в то же время я не сомневаюсь, что при вашем великодушном дозволении добротность моего повествования и высокие материи, коих оно касается, придадут дополнительную славу имени Скейлза».

Далее следует пространное изложение материала, который войдет в «Смерть Артура», и Энтони, одолеваемый усталостью и страхом перед тем, что принесет завтрашний день, лишь бегло просматривает его. Труд, запланированный Мэлори, напоминает огромный собор в стадии строительства: одни корпуса завершены, другие стоят без кровли, а третьи существуют лишь в виде плана, начертанного на земле. И все очень запутанно. На страницах появляются сотни рыцарей, многие из них погибают, а другие просто забываются по ходу пространных сюжетов. Рыцарских турниров и боевых поединков не счесть. Мэлори рисует правление Артура золотым веком, и все же там постоянно идут сражения, а Камелот очень уж смахивает на медвежью берлогу. Мало того, за стенами легендарного замка, повсюду распри, измены, скотокрадство, вымогательство и похищения. Энтони кажется, что на землях древнего королевства Логров одновременно лютуют несколько сотен двойников сэра Томаса Мэлори.

Энтони задерживается только на описании битвы между сэром Тристрамом и сэром Ланселотом: «И столь громким были эти крики, что их услышал сэр Ланселот. Он взял тяжелое копье и поскакал туда, откуда доносились крики. И воскликнул сэр Ланселот: „Рыцарь с Черным Щитом, готовься к битве со мной!“ Когда сэр Тристрам услышал его слова, он взял копье, и они оба, пригнув головы свои, понеслись навстречу друг другу и налетели один на другого, словно гром грянул: копье сэра Тристрама сломалось, а сэр Ланселот, по несчастью, ранил сэра Тристрама почти насмерть; но сэр Тристрам еще остался в седле, и поэтому копье сломалось. Тогда раненый сэр Тристрам вынул меч и бросился к сэру Ланселоту, и нанес ему три таких могучих удара по шлему, что даже искры посыпались, и сэр Ланселот поник головой к самой луке своего седла. И тогда сэр Тристрам покинул поле, где проходил поединок, ибо чувствовал, что весьма сильно ранен и скоро умрет; и сэр Динадан заметил это и последовал за ним в лес. А сэр Ланселот остался на турнирном поле и совершил еще множество чудесных деяний».

У Энтони мелькает мысль: если бы и впрямь было так легко стать героем и совершать «чудесные деяния»…

Письмо завершается следующими словами: «И я прошу каждого читателя моих книг молиться за того, кто их написал, чтобы Бог послал ему благое избавление, скорое и быстрое. Рыцарь-узник, сэр Томас Мэлори».

Сумерки сгущаются, и Энтони откладывает рукопись. Оптимизм и наглость Мэлори восхищают. Всего пару лет назад он подстроил ложное обвинение младшего Вудвилла в измене, а теперь ищет его же доброго покровительства. Позже Энтони показывает письмо отцу, но тот отказывается читать, заявляя, что измена Мэлори более не вызывает сомнений. Мэлори навещал Генриха в Тауэре и принес ему молитвослов, требник и облатки, но затем открылось, что также он доставлял сообщения от ланкастерских повстанцев на севере, и именно поэтому сэр Томас опять в тюрьме, где ему и место. И снова Риверс советует сыну не иметь никаких дел с этим опасным человеком. Затем отец обещает поговорить с королем о том, что произошло сегодня на турнире в Смитфилде, и советует надеяться на лучшее. После этого Энтони выбрасывает докучливого Мэлори из головы.

Следующим утром, пока Энтони облачают в доспехи, к нему в шатер приходит отец.

– Король недоволен тобой, но это пройдет. Теперь он приказывает, чтобы сегодня ты сражался в полную силу, как и собирался. Ему мало дела, что на него накричал Бастард Бургундский, но если королева узнает, что тебе приказали притворяться неудачником, Эдуарду этого не простят до конца жизни, да и Типтофт тоже против.

Отец хлопает его по плечу, а Рейкер кричит вслед Энтони:

– Уверен, теперь французу не жить!

Покидая шатер, Энтони вверяет себя Богу.

Сегодня они сражаются пешими и с алебардами. Энтони и Бастард медленно сближаются, точно серебристые омары под водой. Энтони выкрикивает:

– Святой Георгий! Святой Георгий! Святой Георгий! – И Бастард тоже кричит бог весть что.

По мере сближения оба взвешивают в ладони и перекладывают из руки в руку свои алебарды с изогнутым лезвием и шипом на верхушке рукояти; еще один шип располагается в обратном конце черенка. Поскольку деревянный черенок закрыт по всей длине металлическими полосами, алебарды тяжелые и с ними нелегко управляться.

Попав в зону ближнего боя, Энтони делает ложный выпад в направлении головы Бастарда, но тут же опускает орудие, пытаясь размозжить, а то и отрубить сопернику ногу в колене. Но Энтони на самой границе досягаемости, и удару не хватает мощи, поэтому Бастард легко отбивается. Энтони решительно настроен не дать Бастарду перехватить инициативу, он снова и снова делает выпады и наносит колющие удары, подбираясь к шлему противника, так что бургундцу приходится все время отбиваться, и он не успевает подготовить собственный удар. Через некоторое время обманные движения Энтони становятся медленнее – дает о себе знать вес топора, – и Бастард все-таки идет в атаку. Он заводит шип алебарды за шею Энтони, стараясь протащить его вперед и бросить на землю. Но Энтони хватает рукоять алебарды Бастарда и, втянув голову в плечи, отпихивает лезвие в сторону. Оба противника, не добившись легкой победы, подчиняются ритму рукопашного боя и постепенно наносят все больший ущерб изысканным доспехам. Бастард, потерявший третью плечевую пластину, ругается и вопит. Энтони почти ничего не видит из-за жгучего соленого пота, заливающего глаза. Затем они расходятся и по негласному договору устраивают себе небольшую передышку. Когда они снова опускают забрала, Бастард пытается зацепить Энтони за колено, но тот перепрыгивает через рукоять алебарды противника. Вероятно, Бастард ожидал, что Энтони воспользуется своей алебардой, чтобы отбить опасный выпад, но тот, уклонившись от орудия противника, уже занес алебарду над его плечом и обрушивает ее с такой невероятной силой, что не только откалывает половину забрала Бастарда, но и вынуждает его упасть на колени. Теперь дела бургундца действительно плохи, и король, видя это, кричит «Ух!» и бросает на ристалище жезл, что означает конец поединка. Энтони, разъярившись, не желает останавливаться, пока не убьет Бастарда, а тот, не заметив поданного королем знака, перехватывает рукоять алебарды так, чтобы нанести шипом удар в пах Энтони. Подбежавший герольд Синей мантии просовывает свой жезл между поединщиками. Энтони, целившийся в незащищенное лицо Бастарда, уже не успевает остановить удар, и жезл герольда разлетается на куски. Но он сослужил свою службу и спас лицо бургундца, а может, и его жизнь. Теперь даже Энтони ясно, что пора остановиться.

Герольд Синей мантии поздравляет обоих с прекрасным сражением и сообщает, что сегодняшний турнирный день завершен. Бастард, пошатываясь, поднимается на ноги и яростно требует продолжения поединка. Герольд в нерешительности дожидается Типтофта, который поспешно спускается с королевской трибуны на ристалище. Герольд с Типтофтом тихо переговариваются в стороне, а затем Синяя мантия объявляет, что бой может продолжаться, но только если Бастард снова встанет на колени в прежнюю позицию. Таково правило. Тогда Бастард, пожав плечами, отбрасывает алебарду и нетвердым шагом подходит к Энтони, обнимает и целует его. И снова его французский слишком беглый для Энтони, но саму суть слов противника тот улавливает. Это лучший бой, который выпал Бастарду за много лет, и за это он любит Энтони, и они должны побрататься и в следующем турнире сражаться на одной стороне.

Король встает с места и вскидывает руки, толпа ликует. Элизабет спускается с трибуны, чтобы обнять брата.

Группа избранных придворных присоединяется к королевской чете и двум чемпионам в шатре, поставленном сразу за королевской трибуной, где им подают вино с пряностями. Бастард быстро осушает два кубка и что-то громко говорит. Жакетта встревоженно переводит его слова для Энтони:

– Он клянется, что в битве тебе помогала колдовская сила. Словно рядом с тобой стоял невидимый человек и сражался на твоей стороне.

Бастард, заметив выражения лиц Жакетты и Энтони, разражается потоком объяснений. Пусть Энтони знает, что он не хотел оскорбить его. Напротив: владение магией есть знак героя, и Бастард чтит подобное качество, поскольку у каждого великого бойца обязательно должна быть волшебная сила. Вот он, к примеру, понимает язык птиц. Он обещает рассказать им историю о высшей магии и героизме, в которой повествуется о древнем королевстве Бургундии, но тут Эдуард останавливает его и предлагает поведать им эту легенду за ужином.

Сейчас Эдуард предпочел бы поговорить об охоте, пирах и музыке, но тут в разговор шумно вмешивается Кларенс. Джордж, герцог Кларенс и второй сын Ричарда Йоркского, является наследником Эдуарда – по крайней мере, пока супруга не родит королю сына. Он красив, но полноват. Молодой, наглый и шумный. Он несколько нервничает, ибо Уорика при дворе нет, как и других представителей клана Невиллов. Кларенс надеется взять в жены Изабеллу, дочь Уорика. Этот брак скрепил бы союз между двумя семьями, а кроме того, северные поместья, которые принесет брак, сделают Кларенса влиятельным землевладельцем и великим лордом, и ему больше не придется зависеть исключительно от благосклонности брата. Но Уорик снова во Франции, где тщетно пытается договориться с Людовиком, хотя Эдуард никогда не одобрит этот договор. К Бастарду Бургундскому Кларенс относится враждебно, поскольку, разделяя взгляды Уорика (который является его героем), предпочитает союз с Францией.

– Колдовство чаще сопутствует злодею, чем помогает герою, – говорит Кларенс. – Нам не нужны байки о магии в древней Бургундии, когда весь Лондон изобилует домыслами, клеветой и ложными слухами о колдовстве, заговорах и отравлениях ядом. Все только и болтают о визитах мертвецов, которые и ходят, и рыбачат, и говорят. Темные углы наполнены притаившимися тварями – заговорщиками и сопровождающими их демонами.

Все смотрят на Кларенса. Он явно хватил лишку. Эдуард интересуется, не сошел ли брат с ума. Однако Жакетта, понимая, что слова Кларенса направлены на нее и ее семью, замечает, что большинство историй о колдовстве – всего лишь сказки, придуманные исключительно для развлечения. Более того, она указывает, что колдовство может служить и добру, и приводит в пример мудрого Мерлина, который всегда был хорошим советчиком королю Артуру. На это Эдуард высказывает сожаление, что у него нет какого-нибудь Мерлина, чтобы давать дельные советы.

– У вас же на службе есть алхимик, – говорит Кларенс. – Как его зовут?

– Джордж Рипли, – отвечает Эдуард. – Но он не волшебник.

– Ну не скажите! – восклицает Кларенс. – Разве не волшебство превращает свинец в золото? Я слышал, ваш алхимик творит чудеса.

Тогда Элизабет говорит:

– Я бы с удовольствием поглядела на чудо. Прикажи, чтобы он явился к ужину и продемонстрировал нам свое удивительное мастерство.

Эдуард, качая головой, отвечает, что ее красота затмит любые чудеса. И правда, когда Энтони смотрит на сестру, ему как никогда кажется, что в ее облике есть нечто сверхъестественное. Почти нечеловеческая красота ее лица мерцает, словно дар волшебной страны.

Элизабет нельзя отказать. За ужином она желает увидеть чудо, и Эдуард, опасаясь недовольства жены, вызывает посыльного и приказывает немедленно разыскать Рипли и доставить в Вестминстер. Кларенс не меньше королевы горит желанием увидеть трюки алхимика и предлагает, если чудо не удастся, уволить обманщика, ибо зачем нужен такой алхимик. Теперь Эдуард опять хочет поговорить об охоте. Политику они с Бастардом обсудят чуть позже, когда поедут обратно в Вестминстер.

Злополучный праздник проходит в расписанной фресками палате Тайного дворца в Вестминстере. Против места, где сидит Энтони, на стенах изображены сцены насилия из Ветхого Завета – борьба Иуды Маккавея против Никанора и уничтожение Сеннахирима. Столы расставлены в форме подковы на три стороны зала. Обедающие смотрят на нелепую круглую печь в центре, на скорую руку сооруженную из кирпича и металлических листов. Желоб, заполненный темной жидкостью, бегущей по верхней части печи, едва заметен. По окружности желоба расставлены маленькие горшки. Хотя на улице светлый летний вечер, тяжелые шторы закрыты, и помещение освещает только свет факелов, которые держат пажи, стоящие позади обедающих. По каменному полу разбегаются ряды гироскопических латунных курительниц, наполняя воздух тяжелым ароматом.

Всем интересно, что здесь делает печь. Эдуард объясняет, что Рипли согласился показать им великое чудо и потребовал печь, а также гуся и слугу-помощника.

– Жареный гусь – не такое уж и чудо, – разочарованно говорит Элизабет.

– Может, алхимик превратит гуся в слиток золота, – замечает Кларенс.

Перед тем как вносят угощение, перед собравшимися появляется Скоггин. Он дурачится, стараясь изо всех сил, хотя уже не так проворен, как прежде, ибо побои, которые он несколько лет назад претерпел от рук неизвестных, значительно умерили его прыть.

– Почему флюгеры на шпилях делают в виде петухов, а не кур?

Поскольку ни у кого нет ответа, Скоггин отвечает сам:

– Будь там курица, она бы несла яйца, и они падали бы на головы людям! Ха-ха-ха! – Но кроме Скоггина больше никто не смеется.

– В какое время года у гусыни больше всего перьев? Снова тишина.

– Когда у нее на спине гусак!

Только Гастингс выдавливает улыбку. Скоггин пытается выдать еще несколько веселых шуток. Каждый раз, когда он смеется, гости, сидящие за столами, не в силах оторвать взгляд от его рта с выбитыми зубами. Эдуард неопределенно замечает, что в свое время Скоггин был хорош, но теперь его ум явно потерял остроту. Шут должен целиться жалом своего юмора в сильных мира сего.

– Нам всем необходимо напоминание, что мы небезупречны и смертны. Хороший дурак держит перед нами зеркало для наших слабостей.

Но Риверс ворчит, что зеркало Скоггина затуманено и потрескалось, и призывает короля уволить его.

Через некоторое время Скоггин покидает зал, шаркая ногами и постукивая себя по голове погремушкой из свиного мочевого пузыря. Слуги разносят кувшины и чаши с водой, чтобы гости сполоснули руки. Королевский капеллан произносит благодарственную молитву и удаляется. Вносят деревянные подносы с лебедями, приготовленными в пряном винном соусе, и гости кладут себе по кусочку. Эдуард монаршей рукой тоже наполняет свое блюдо, и Энтони замечает, что король прибавляет в весе. Теперь все готовы послушать рассказ Бастарда о древней Бургундии.

– Королевство Бургундия очень старое, – начинает Антуан, – гораздо старше Англии. Наши летописи упоминают трех братьев – Гунтера, Гернота и Гизелера, которые управляли королевством из столицы в Вормсе. Однажды молодой принц Зигфрид прибывает к их двору и, показав свою доблесть на турнире, просит руки их сестры Кримхильды. Гунтер, со своей стороны, хочет взять в жены Брюнхильду, королеву Исландии. Но Брюнхильда, амазонка севера, очень сильна и согласна стать женой только того, кто ее победит. Гунтер слишком слаб и труслив, чтобы сражаться с ней, и предлагает Зигфриду сразиться вместо него, обещая в случае победы отдать ему в жены Кримхильду. У Зигфрида есть все внешние магические атрибуты, положенные герою, – меч Бальмунг и плащ-невидимка, известный как Тарнкаппе. Раньше эти вещи были сокровищами нибелунгов. Также принц знает язык птиц. Мало того: его почти невозможно убить или даже ранить, потому что он искупался в крови сраженного им дракона.

Зигфрид соглашается с предложением Гунтера, и они плывут в Исландию, где Брюнхильда обещает Гунтеру выйти за него замуж, если он трижды победит ее. Круг, в котором будут проходить состязания, размечен, и Брюнхильда появляется в полном вооружении и доспехах, будто готовясь к войне. Гунтер прибывает в компании своего верного оруженосца злобного Хагена, а Зигфрид (невидимый в Тарнкаппе) следует за ними. Когда Хаген видит большой щит Брюнхильды, сделанный из золота, окованный полосами из самой твердой стали и настолько тяжелый, что слуги едва-едва внесли его, он говорит Гунтеру: «Для нас все кончено. Женщина, чьей любви ты желаешь, – это ребро самого дьявола!» Собственный щит Гунтера гораздо легче. Но Зигфрид шепчет Гунтеру, что не стоит бояться.

Итак, состязание начинается, и Брюнхильда бросает свое огромное копье, на которое ушло три слитка стали, в щит Гунтера, который теперь незаметно держит Зигфрид. Бросок Брюнхильды столь силен, что копье пронзает щит насквозь: оно убило бы Зигфрида, не будь он защищен купанием в крови дракона. Принц берет ее копье и, не желая ранить женщину, которую Гунтер хочет взять в жены, переворачивает орудие острием назад, после чего бросает его древком вперед в Брюнхильду. Она не может устоять против силы, с какой Зигфрид метнул копье, и, поднявшись с земли, одобряет мощь Гунтера. Следующее соревнование – кто дальше бросит валун. Брюнхильда швыряет огромный камень примерно на двадцать четыре ярда и одним прыжком догоняет валун, но сила Зигфрида сверхъестественна: он не только кидает камень на большее расстояние, но и запрыгивает на него, неся с собой Гунтера. Видя это, Брюнхильда нехотя признает себя побежденной и призывает своих вассалов почитать короля Гунтера.

Все они возвращаются в Вормс, где происходят свадьбы Зигфрида и Кримхильды и Гунтера и Брюнхильды, но Гунтер не в силах победить Брюнхильду в постели, поскольку она борется с ним и в конце концов связывает шнуром от платья и вешает на гвоздь в стене. Гунтер опять ищет помощи у Зигфрида, и тот снова надевает Тарнкаппе. Хотя ему придется бороться с Брюнхильдой и уложить ее в постель, он дает Гунтеру слово чести, что не лишит ее девственности. Невидимый в полутемной комнате, он ожесточенно сражается с девушкой, ибо она ужасно сильна. Победив ее, он отходит в сторону и позволяет Гунтеру овладеть Брюнхильдой, и король наконец может насладиться своей невестой. Затем десять лет все идет хорошо, но по их прошествии Зигфрид и Кримхильда приезжают в гости в Вормс, и в ходе визита у Кримхильды с Брюнхильдой возникает спор из-за превосходства, и в пылу ссоры Кримхильда открывает Брюнхильде, как Гунтер использовал Зигфрида и его магические силы, чтобы покорить ее. Тогда Брюнхильда идет к Гунтеру и требует отмщения. Трусливый король не хочет мстить, но его верный прихвостень Хаген добровольно вызывается убить Зигфрида. Он обманом заставляет Кримхильду открыть место на теле Зигфрида, которого не коснулась кровь дракона. Хаген подстерегает принца во время охоты. Он закалывает Зигфрида копьем, когда тот пьет из источника, а затем возвращается в Вормс и продолжает свои злодеяния – крадет сокровище нибелунгов у Кримхильды и бросает его в Рейн. С тех пор Бургундия проклята, и душа моего народа ожесточилась, ибо месть Кримхильды ужасна…

Король показывает жестом, что Бастарду следует прерваться, поскольку о мести Кримхильды они послушают в другой раз. На столах появились головы кабанов и фрюменти – сладкая пшеничная каша на молоке, приправленная корицей.

– Где алхимик? – спрашивает Кларенс. – Я хочу видеть алхимика.

Никто не обращает на него внимания. Затем Жакетта говорит:

– Я знала, что история плохо закончится.

– Она закончилась разрушением королевства Бургундия, – печально произносит Бастард.

Тогда Эдуард спрашивает сидящих за столом, как они распорядились бы даром невидимости. За себя он говорит, что постарался бы выяснить, что́ на самом деле думают подданные о его правлении. Гастингс говорит, что в плаще-невидимке подглядывал бы, как раздеваются женщины. Пембрук уверяет, что использовал бы невидимость для тайных добрых дел: потихоньку пробирался бы в чужие дома и оставлял рядом с подушкой кошелек с деньгами. Энтони про себя думает, что приберег бы невидимость в качестве козыря против неожиданных противников.

Однако Жакетта признается, что постаралась бы поскорее снова стать видимой, и добавляет:

– Невидимость не дается даром, и приходится платить снова и снова. За такое сокровище вовек не расплатишься. Получив шапку-невидимку, человек поначалу попросту развлекается: крадет сласти с соседского стола, щелкает по носу прохожего, несет яйцо через комнату ко всеобщему недоумению, задирает юбки дамам и устраивает другие забавные каверзы. Но со временем он обнаружит, что ему мало детских шалостей. Он возжелает более значительных дел под покровом невидимости и начнет проводить все больше и больше времени в шапке-невидимке. А затем на него нападет тоска, ибо быть невидимым значит быть незамеченным и ничтожным: тобой не восхищаются, о тебе не думают, ты не имеешь значения и являешься полноценной частью радостного мира. Когда тебя никто не любит и не ценит, перестаешь и сам себя любить: будучи невидимым, ты в этом мире лишь мрачный призрак. А там недалеко и до мыслей о самоубийстве.

Энтони снова думает о сэре Гарлоне, который использовал дар невидимости для нападения на рыцарей и похищения дам, но был наказан сэром Балином во время ужина, данного братом сэра Гарлона королем Пелламом.

Кларенс замечает Жакетте:

– Похоже, вы неплохо разбираетесь в таких вопросах. – То н уважительный, но Энтони знает, что подтекст совсем другой.

Возникает неловкое молчание, ибо Кларенс сказал правду. Наконец муж Жакетты произносит:

– В нашем мире невидимости не существует. Ведь что это такое? Отсутствие чего-либо. Возможно, для поэтов и романистов это лишь способ описать куда более приземленные вещи. Крестьяне обычно невидимы для знати, потому что мы их попросту не замечаем, и вот эти пажи, что стоят за нами, тоже невидимы.

Риверс хочет перевести разговор на темы попроще, но Кларенс провоцирует дискуссию о ядах, действующих на расстоянии, о злом глазе, о вызове бури и договоре с дьяволом. Он клянется, что сухая рука его маленького брата Ричарда является результатом колдовства. В итоге он сам же себя и перебивает:

– А вот наконец и ваш алхимик!

Рипли раскраснелся и, похоже, пьян. Еще как пьян. Он отвешивает поклон королю, а затем поворачивается к Энтони:

– Вы молодец! Просто молодец, мой возлюбленный лорд! Все вышло, как я и предсказывал. Вы стали героем рыцарского романа.

Энтони устало кивает. Он весь в синяках и готов провалиться в сон прямо здесь, за столом. Он хочет только одного: чтобы представление алхимика, в чем бы оно ни заключалось, поскорее закончилось.

Рипли подходит к самодельной печи и, опустившись на колени, молится. Когда он, пошатываясь, выпрямляется, Кларенс допытывается:

– Ты собираешься делать золото? Ты ведь умеешь делать золото? Мы хотим поглядеть. Мы хотим чуда.

Рипли не отвечает. Вместо этого он хлопает в ладоши, и слуга вносит гуся – ощипанного, но вполне себе живого. Алхимик со слугой не без труда смазывают птицу маслом.

– Похоже, в итоге нас ждет всего-навсего жареный гусь, – разочарованно произносит Элизабет.

Рипли берет факел у одного из пажей и поджигает масло, заполняющее желоб. Затем он водит руками над гусем и произносит: «Hoc est corpus», прежде чем поместить птицу внутрь огненного кольца. Обезумевший гусь пытается сбежать, но не может. Рипли, широко улыбаясь, объясняет, что горшки наполнены водой с добавлением соли и трав. Это придаст дичи аромат и сохранит мясо от подгорания. Более того, как все могут видеть, гусь, пытаясь охладиться, пьет воду из горшков, и она прочистит его внутренности. Также Рипли, протянув руку над пламенем, продолжает смачивать голову гогочущего гуся. Завороженные зрители молчат, затаив дыхание. Наконец, когда измученная птица теряет последние силы, Рипли произносит слова: «Consumatum est!» – и заливает кольцо огня. Далее он несет гуся, который все еще жив, к королевскому столу и ставит перед монаршей четой. Рипли приглашает Эдуарда взять крылышко и убедиться, что оно хорошо прожарилось. Эдуард в ужасе отшатывается и мотает головой. Тогда Рипли сам отрывает ножку гуся и жует ее, а затем, перекрикивая дикий гогот, производимый птицей, предлагает всем присутствующим попробовать жареного гуся, пока дичь еще живая. Чуть помедлив, Кларенс следует его примеру и отрывает другую ножку. Типтофт срезает кусок гусиной грудки и ест, смакуя. Затем все еще трепыхающаяся птица переходит от одного гостя к другому в сопровождении улыбающегося Рипли, который призывает каждого отрезать понравившийся кусочек. Никто из женщин не прикасается к бедной твари, но Энтони и отец, не обращая внимания на протесты Жакетты, ножом отхватывают по куску мяса с грудки. Гастингс, Пембрук и другие пэры также участвуют в поедании редкого и неординарного блюда. Слышится много криков. Большинство сидящих за столом, как и Рипли, совсем пьяны.

Жакетта шепчет, что всех участников сего богохульного ужаса ждет проклятье. Как только гусь съеден, ужин завершается ягодами, запеченной айвой и новой порцией вина с пряностями. Пока все пьют, оруженосцы торжественно вносят подарки для Бастарда: полный комплект боевого оснащения, чтобы заменить испорченные сегодня днем доспехи, двух соколов и панно, изображающее Ясона, крадущего золотое руно. Бастард воспринимает подарки знаком, что пора выходить из-за стола. Впрочем, на ближайшие недели запланированы новые поединки и новые разговоры о политике. После ухода Бастарда Эдуард тоже встает и просит Кларенса, Гастингса, Типтофта, Пембрука, Ричарда и Энтони пройти в его частные покои. Рипли также велено присоединиться к кругу особо приближенных.

Эдуард поясняет, что им необходимо рассмотреть некоторые угрозы королевству. Кларенс спрашивает, зачем посвящать в такие вопросы Рипли, но Эдуард не обращает на него внимания. С севера поступают тревожные сообщения. Один знатный человек, называющий себя Робином из Редесдейла, хотя это не его настоящее имя, собрал большую группу дворян и крестьян, и они продвигаются на юг с определенной целью: освободить короля от злых советников.

– Он имеет в виду вас! – произносит Эдуард, обводя взглядом своих приближенных лордов.

Также поговаривают о повстанческих силах под предводительством Робина из Холдернесса, хотя, возможно, это один и тот же человек. Затем пришло сообщение, что неизвестные пытаются подкупить гарнизон в Кале. А еще недавно была предпринята попытка освободить из Тауэра Генриха Ланкастера, и сэр Томас Мэлори был одним из зачинщиков мероприятия. Помимо того, на Эдуарда очень давят граф Уорик и остальное семейство Невиллов, настаивая, чтобы он примирился с Людовиком и отказался от союза с Бургундией, который Эдуарду по душе.

Начинается продолжительное обсуждение, в ходе которого Типтофт и Пембрук, взяв на себя ведущую роль, излагают подробный план переправки войск на север и обуздания повстанцев. Все вполне поправимо. Но тревога Эдуарда не проходит. Он обращается к Рипли:

– Сейчас столько слухов и слухов о слухах, и сообщений о заговорах, которые сами по себе могут оказаться заговорами, что среди них наверняка много ерунды, однако некоторые, безусловно, нельзя оставлять без внимания. Ведь ты познал все тайные искусства, так скажи мне, есть ли волшебный способ предсказать будущее?

– Если таковой и есть, мне он не известен, – отвечает Рипли, – ибо я не волшебник, я ученый. И тем не менее мне довелось читать об одной процедуре, известной ученым докторам древнего города Харрана, но в Англии она никогда не применялась и требует много времени и сил.

– Насколько много?

– Если достать все необходимое, говорят, процесс займет сорок дней. Зато потом вы сможете узнать о будущем все, что пожелаете.

– У тебя будет все необходимое, – обещает Эдуард. – Только скажи, и я немедленно прикажу купить нужные ингредиенты.

Несколько секунд Рипли молчит, припоминая требуемые составляющие, затем начинает перечислять:

– Нужны семьдесят два галлона кунжутного масла в хорошей бочке…

– Кунжутное масло! Семьдесят два галлона! Ни разу не слышал о таком, – протестует Эдуард.

Но Типтофт, который пробовал кунжутное масло, когда был в Палестине, заверяет короля, что итальянцы за хорошую цену его поставят, хотя количество слишком велико.

– Приходится принимать в расчет испарение, – поясняет Рипли. – Еще понадобится мужчина с рыжими волосами.

Эдуард снова протестует:

– Но не следует… просто недопустимо приносить в жертву демонам моего подданного. Такой ритуал будет проклятым!

Рипли невозмутимо отвечает:

– Я не собираюсь приносить его в жертву. Он нужен мне живым. Хотя сама по себе процедура опасна, ее участник, надеюсь, не умрет. Разве что будет крепко прикован и больше не сможет ходить. Также мне понадобится некоторое количество фруктов и орехов, чтобы кормить его, и примерно фунт буры.

Эдуард озадаченно пожимает плечами, затем дает указание Типтофту найти рыжего мужчину, арестовать и держать в заключении, пока Рипли не будет готов к ритуалу, в чем бы тот ни заключался. И тут в разговор вмешивается Риверс и поспешно предлагает их с Энтони помощь в поисках рыжего. Типтофт несколько сбит с толку, но соглашается. Эдуард говорит, что теперь все решено, и встает, собираясь уйти. Кларенс пытается задержать его, поскольку хочет получить согласие на брак с Изабеллой Невилл, но король бросает, что сейчас не время, и все расходятся.

Дружеский поединок на тренировочных мечах назначен на следующую неделю, но 17 июня приходит новость, что Филипп Добрый, отец Бастарда, умер, и Антуану приходится срочно отбыть в Бургундию. Со смертью герцога будущее англо-бургундского союза весьма сомнительно.