Ближе к телу
Хорошо, но ведь у нас тут книга об изучении иностранных языков. Как мне сказали на одном семинаре в Ельцин-центре: «Мы тут всё играем, движемся, рисуем – а когда же про язык-то будет?»
Про язык.
С чем связаны бесконечные неудачи в обучении иностранным языкам – и в освоении иностранных языков? Прежде чем отвечать, я хотел бы эти неудачи классифицировать. Неудачи бывают двух разновидностей, и неизвестно какая из них неудачнее. Первый случай – это когда человек бросает учить язык, потому что не получается или когда застревает на самом примитивном уровне ломаного языка и не в состоянии продвинуться дальше. Но есть и второй случай, и мы уже упоминали о нём в нашей книжке. Может быть, ещё хуже, чем совсем не выучить язык, – это щеголять знанием его, не читая на нём поэтической литературы, романов, рассказов, стихов, не чувствуя языка, не зная его красоты. А таких «знающих язык» сейчас подавляющее большинство. На мой взгляд, и в том и в другом случае корень проблемы лежит в сфере восприятия.
Вспомните, как устроен обычный учебник, как проходит обычный курс языка. Вас учат выговаривать звуки и воспринимать речь на слух, вас учат лексическим значениям и конструкциям – а где эмоции? Где выразительная сфера?
Нет искусства, игры, озорства, нет любования, грусти, юмора, нет благоговения, торжества, гнева – ничего нет. «Меня зовут Вася» и «у меня есть ручка». Вот и получается, что ручка есть, а написать ею нечего. Авторы пособий и методик будто не замечают, что язык жив, что у него есть душа и дух, что он не сводится к материи и рассудку. Где обучение восприятию и выражению эмоций, где восхищение богатством сокровищницы выразительных средств языка, где умелое введение учащегося в эту сокровищницу и обучение игре на диковинных инструментах, в ней хранящихся?
Нету.
«Где красота? Нету красоты! Где чудотканый ковёр? Нету чудотканого ковра! Поэтому скажут, что у Чуды-Юды не дворец, а что? Убожество! И нет никакого художества!»
Так вот: последнюю главу я посвящаю произведению, в котором всё это – есть. Произведению, в котором язык живёт, прекрасный в своей живости и жизненности – и ученик живёт полноценной жизнью, осваиваясь в живом языке.
Je vous aime, moncier le Professeur!
Признание в любви к учебнику и к его автору
«Nous allons apprendre le français. D’accord? Et pour apprendre le frаnçais nous allons inventer une histoire». Для сотен тысяч, а думаю, и для миллионов, эти обыкновенные французские слова: «Мы будем учить французский. А чтобы выучить французский, сочиним историю», – стали позывными, приглашающими к любимой игре, порогом, за которым – прекрасный мир французской культуры.
Этими словами открывается учебник French in Action, вернее даже не учебник, а, извините за выражение, – учебно-методический комплекс.
Купив или взяв в библиотеке учебник под таким названием, вы эти слова не сразу обнаружите. Сначала как обычно, будет введение (и не одно – это зависит от издания; FIA их выдержал три, и я не исключаю появления следующих, ибо спрос есть); затем первый, вводный урок – весь на английском. И лишь в начале второго урока вы увидите сакраментальное «Bonjour! Moi, je suis le professeur, et vous? Vous etes les etudients! Nous allons apprendre le français.» Вы их увидите – но это не столь важно. Важно здесь то, что вы услышите. Первыми французскими словами, которые отпечатаются сразу и навсегда в вашей памяти станут слова услышанные. Их произнесет седовласый обаятельный профессор (архетипичный французский профессор; как сказал один мой студент: «Он очень харизматичный») с искорками смеха в глазах (архетипичная французская весёлость!), который на протяжении всего курса будет вас то и дело подкалывать (архетипичнейший французский юмор!). Да-да, тот самый Профессор, который и расставил для вас эту ловушку, который приготовил для вас этот французский обед, сервировал стол, распланировал путешествие – и которому вы теперь попались. Всё. Vous е́tes les е́tudients.
Inventions de l`histoire
Ещё не защитив диссертации, в 1949 году молодой Пьер Капре получил место преподавателя французского языка в университете Атланты. Через шесть лет он переехал в Йель, где и работал до глубокой старости. Йель стал колыбелью его шедевра, дела всей его жизни – курса «French in Action».
Всё началось с того, что, как рассказывал сам профессор Капре на международной конференции, посвящённой двадцатипятилетию курса, необходимо было что-то придумывать, поскольку в те времена учебники французского были нудными, а уроки – скучными. И этим придумыванием уже был занят старший коллега молодого профессора Капре, почётный профессор Йеля Шон Бурш. Во время войны он подготовил и опубликовал для нужд армии и флота курс французского, в котором использовал «метод погружения». Главных персонажей курса звали Мирей и Робер. Когда в 1956 году Пьер Капре перешёл в Йельский Университет, он включился в работу над новым курсом французского, который так и не был опубликован.
На протяжении тридцати лет профессор Капре, директор лаборатории лингвистики и методического кабинета по языкам Йельского университета вместе с командой единомышленников работает над созданием своего уникального курса. (Главных персонажей, в память о своём учителе, профессор Капре назвал Мирей и Робер.) В начале восьмидесятых они получают грант на создание обучающего кинофильма. Именно фильм, по замыслу авторов, должен стать стержнем и базой курса. Фильм – не вспомогательная, не развлекательная часть его, а основная.
Когда мне впервые попался в руки French in Action, это был именно фильм и только фильм. Первоначально я не пользовался ни учебником, ни рабочей тетрадью, ни аудиокурсом. И что же? Разумеется, успех был полным. Фильм давал моим ученикам полную возможность учиться воспринимать аутентичную беглую французскую речь на слух и развивать на основе этого восприятия свою французскую речь. Параллельно мы, конечно, учились и писать, и читать, а как же: но учиться читать и писать, когда уже понимаешь и говоришь – это ведь совсем не то, что учиться говорить после того, как выучился писать буквы, из которых складываются слова незнакомого языка.
Каковы принципы курса FIA?
