Как у вас с ним? Вы можете держаться на ногах с закрытыми глазами? А устоять на одной ноге? Уже труднее? По бревну можете пройти? А с закрытыми глазами? А по тонкой перекладине? А по канату?
Орган восприятия равновесия (так называемый вестибулярный аппарат) находится у нас в голове, в толще черепа; размером он не больше напёрстка, но устроен очень сложно – настоящее произведение ювелирного искусства природы. Благодаря ему мы воспринимаем силу тяжести и её изменения, а также малейшее отклонение положения тела от вертикали. С его помощью мы ощущаем окружающий мир как стабильный и неподвижный, даже если сами движемся. Кувыркаясь, подпрыгивая и переворачиваясь, гимнаст не забывает, где земля. Поезд или автомобиль потряхивает, и весьма ощутимо – но мы читаем книгу, почти не замечая этого.
Какое отношение имеет чувство равновесия к освоению чего бы то ни было, если речь идёт не о спорте и не о танцах? Самое непосредственное. Во-первых, наряду с восприятием собственного тела как такового, восприятие его положения в пространстве – это главная предпосылка экзистенции. Если я кручусь в пространстве, как капля воды в невесомости, тут не до обучения. Себя бы найти. Чувство равновесия, которое можно назвать и чувством гравитации, даёт нам ощущение опоры и надёжности, ориентир в пространстве, ось бытия.
В эмоциональной сфере натренированное чувство равновесия тоже даёт ощущение устойчивости и стабильности. В том числе и в ситуациях, трудных не физически, а интеллектуально. При прочих равных, человеку, умеющему ходить по бревну или по канату, легче справиться с ситуацией «ой, ничего не понятно!», чем тому, кто падает на малейшей неровности.
Натренированное чувство равновесия даёт нам ощущение устойчивости, «прочного стояния на ногах», которое очень пригодится, чтобы не растеряться в мире нового языка.
Закрывайте плотно глаза. Не подсматривайте! Будем экспериментировать. Можете не открывая глаз прикоснуться к собственному носу? А нарисовать рукой в воздухе квадрат? А треугольник? Равносторонний треугольник? А такой же – вершиной вниз? А одной рукой треугольник, другой круг? Можете. Но как вы это делаете? Вы ведь не видите ни носа (как своих ушей), ни тех фигур, что старательно выводите в воздухе! Но если, допустим, круг получается не очень круглым, вы знаете, где ошибка, и можете её исправить. А случалось ли вам, не зажигая света в ночной кухне, наливать себе воды из кувшина и выпивать её? Ну и как? В ухо сослепу не попали вместо рта? Нет? А почему?!
На это нам дано чувство движения – точнее, чувство восприятия собственных движений. Органом их восприятия служит огромное количество нервных окончаний в мышцах, которые сигнализируют о малейшем, даже микроскопическом движении любой части тела. Что нам это даёт? Способность двигаться осознанно, целенаправленно; ловкость и точность движений. Пианист играет, не глядя на клавиатуру, скрипач закрывает глаза, органист физически не может охватить взглядом все мануалы и клавиатуры, однако уверенно играет не только обеими руками, но и обеими ногами.
А что же с языком? «В обоих смыслах», как писали Стругацкие? Говоря, мы производим всем телом массу сложнейших движений. При этом как раз те из них, что делаются ртом, увидеть никак не получится, и, однако, как ловко мы подчас управляемся! «Язык, – говорят, – хорошо подвешен!» Дикция, уверенность в произношении – результат развитого чувства движения.
Кроме того, движение не сводится к простой подвижности, у него есть несколько модальностей. Об одной из них – ловкости – мы уже сказали. Но есть ещё две. Третья – это способность подстраиваться к движениям партнёра или группы, коллектива. Грубо говоря, способность управляться с ножовкой – это ловкость, но для двуручной пилы её мало, тут нужна ещё и способность подстроиться, включиться в чужое движение. Нужно ли объяснять, насколько необходима такая способность каждому, кто берётся за новый язык?
В последнее время замечаю: всё больше становится учеников, которые не способны говорить хором, одновременно с группой или с преподавателем. Только отдельно, только после – эхом. В ста процентах случаев это люди, которые никогда не занимались музыкой: не играли в ансамбле, не пели в хоре, не были вынуждены подчинять своё движение внутреннему ритму и темпу сочинения, даже играя соло. Их неспособность к совместному движению играет с ними шутку более злую, чем кажется на первый взгляд; ведь, приступая к освоению языка, мы по сути, пытаемся войти в большую группу говорящих на нём. Их речи (а речь – это движение) присущи определённые качества, которые нужно воспринять и к ним подстроиться.
Это ритм, интонация, темп – но также и грамматика, и синтаксис. От моей способности включаться в движение группы зависит, смогу ли я приспособиться к новым правилам игры, или буду упорно пытаться не замечать их и говорить на каком-то своём, придуманном, «для меня правильном» языке, который обычно не что иное, как просто калька родного.
Но есть ещё и четвёртая модальность движения, и никто не может отрицать её непосредственную связь с речью.
Движение – это единственный способ для человека выразить себя вовне. В самом деле: как мы можем высказать, выразить, вымолвить то, что у нас на душе – наши мысли, чувства, идеи, настроения? Только и исключительно при помощи движений. Мимика и жесты – это движения. Пишем ли письмо – ой, пардон, СМС или твит, – берём ли саксофон и выдуваем в него всё, что накипело на душе, рисуем ли или сажаем любимые деревья в любимом саду – всё это способы нашего самовыражения, высказывания. Всё это – движения. И речь занимает среди этих движений/высказываний почётное первое место.
Богатый опыт движения (в том числе речи) совершенно необходим: он даёт нам ловкость, способность приспособиться к чужому движению (например, к иностранной речи), вписаться в него, подстроиться, а также помогает выразить себя возможно более разнообразными и искусными способами.