Ti amo

История с мотивацией, или История о встречах

Зачем и почему

– Ты учишь итальянский? А зачем?..

Этот вопрос не просто ставил меня в тупик. Он вновь и вновь ставил меня лицом к лицу с тупостью и косностью мира вокруг. Сталкиваясь с ним, я испытывал то же чувство, что в Детском мире, когда бабушкины ученики с одобрительным шумом обсуждали выбранного мною тигрёнка, а я тихонько говорил ей: «Почему они так кричат? Они что, не видят, что он спит?!»

Они не видят. Они не слышат. Не понимают. Мне потребовались многие десятки лет, чтобы не просто понять это, а принять их такими, полюбить их такими. Никто не видит света, что для тебя так ярок. Никто не слышит речи, столь внятной тебе. Так же и ты не слышишь речи, которую слышат (или могли бы слышать) они. Потому что она обращена к ним. Не к тебе.

Поэтому истинная мотивация – внутренняя мотивация – всегда будет для других, даже для близких и любящих, несколько странной и непонятной. Это раз.

Два. Увы, но вопрос «зачем?» стал чуть ли не главным в современном мире. Он вытеснил не только «как?», «почему?», «с кем?», но даже и «что?». Методологи всерьёз советуют сначала определить цель, то есть поставить «зачем» на первое место, сделать его ответственным за выбор любых «что». Их правота – это правота целесообразности: цель не просто оправдывает средства, она их определяет.

В этой главе мне предстоит признаться в своей полной – с этой точки зрения – неадекватности.

В самом деле. Зачем я учил английский? Да не зачем, а почему. В школе заставляли потому что. Зачем я учил немецкий? Да не зачем, а почему. Потому что было интересно. Маленький вопрос «для чего» – для того, чтобы читать литературу по специальности – очень быстро сдулся, как сдувается всё, притянутое за уши: я не стал дальше заниматься византиноведением.

Пошли дальше. Зачем я учил французский? Никаких «зачем». Зачем я учил корейский? Никаких «зачем». Никаких «для чего». На их месте всегда одно «почему» – и в конечном счёте одно «потому»: потому что нравится, потому что интересно, потому что люблю.

В самом деле, вопросу «зачем» на страницах этой книги не очень уютно, вы не находите? Ах, вы его вообще в ней не находите? Я тоже. Ведь с одной стороны он остаётся за рамками: я пишу для тех, кто уже ХОЧЕТ освоиться в языке, а раз уже хочет, то зачем ему «зачем»? Он на этот вопрос уже ответил единственно правильным способом: не «зачем», а почему.

Однако присмотримся к «зачем» и «почему» попристальней. Ведь это два очень интересных русских вопросительных слова. Разница не только и не просто в том, что «зачем» это вопрос о цели, а «почему» – о причине. Нет, и то и другое может относиться и к причине, и к цели, но вот отношение к ним у «зачем» и у «почему» совершенно разное.

Вопрос «зачем», как мы уже говорили, ставит цель на первое место, а действие подчиняет ему. Действие следует за чем? За целью. Действие, выполняемое в ответ на «зачем», под эгидой «зачем», само по себе не представляет ценности, оно служит цели. Результат – всё, процесс – ничто. Выбирая «зачем», выбираешь иметь.

«Почему» заставляет искать причину, заставляет разбираться в своих поступках, размышлять о них и их осознавать: почему я так поступаю? Почему я это делаю? Почему я в таком состоянии? Почему я таков? Почему ты? Почему он? Почему сейчас? Он обращает внимание на процесс и на состояние, уже тем самым придавая им ценность. Но это ещё не всё.

«Почему» – это ведь не столько вопрос о причине, сколько вопрос о мотиве. Спрашивая себя «почему я хочу», или «почему мне хочется», или «почему я начинаю» и так далее, вы задаёте себе вопрос о себе! Вы обращаете внимание на самих себя, любимых. Любимых уже потому, что получили серьёзную дозу внимания: вам самим стали интересны движущие пружины ваших поступков или состояний, а интерес это и есть любовь!

Можно возразить, что «зачем» вопрошает о будущем, а «почему» заставляет копаться в прошлом. Но возражая так, вы наделяете «зачем» сомнительным преимуществом, а «почему» – мнимым недостатком. Будущего не существует, «будущее» – это просто модальность мышления, мечты, фантазии и «планы». А прошлого не существует тоже, и вопрос «почему» обращён не к прошлому – а к настоящему. К себе настоящему.

Вспоминаю, как, собственно, получилось, что я стал учить итальянский, который стал одним из двух моих главных языков, знание которого затем многие годы кормило мою семью. Вспоминаю, и оказывается, что в самом начале был интерес: но заметьте, интерес вовсе не к итальянскому.

Любовно-лингвистический треугольник

Собачья площадка находилась в конце огромного не огороженного школьного двора, и собак на площадке хватало. От огромного мастино неаполитано (земля тряслась, когда он нарезал по площадке круги вместе с другими собачками) и до крошечных карликовых пинчеров. Хозяйка монстра проявляла желание познакомиться поближе (шапочно мы уже были знакомы, потому что, как и половина хозяев собачек, не так давно учились в одной школе), и была очень даже ничего, и архитектуру изучала… но повезло другой хозяйке. Звали её Аней, и был у неё щеночек, который вскоре, увы, пропал. Но нас познакомить успел.

Аня изучала немецкий в университете.

И был предлог зайти ко мне: библиотека! Книжки!

Вскоре мы стали гулять вчетвером, две собаки и мы, а потом, увы, втроём, и вели долгие разговоры. На метафизически-экзистенциальные темы, то есть на те, что ближе к сердцу, Аня предпочитала беседовать по-немецки, потому что это придавало разговору менее личный характер.

СОВЕТ-НАБЛЮДЕНИЕ: найдите собеседника, которому интересно именно с вами, и не будет так уж важно, хорошо вы говорите на языке или нет.

Следствие 1: это значит, что с вами в принципе должно быть о чём поговорить. То есть, говоря примитивно: все ваши знания важнее, чем ваше знание языка. Если с вами говорить совсем не о чем, то шансы найти интересного собеседника падают, согласитесь. (Впрочем, не отчаивайтесь.)

Следствие 2: мы ведь об иностранных языках, так? А значит, всё-таки ваша степень владения милым милому собеседнику языком должна быть такой, чтобы вы хоть простыми словами, хоть с ошибками, но могли поговорить о том, что так интересно вам обоим.

Говорили мы и о Боге, и о религии, и о смысле жизни, и о смерти… Но и о вещах попроще тоже говорили. И начала как-то выкристаллизовываться идея: а не поучить ли нам какой-нибудь язык вообще самим, без всяких курсов? Слабо? Нет, не слабо. Интересно? Да! А какой? Поступило предложение насчёт польского, но было мною отвергнуто. Тогда, может быть, итальянский? Да, почему бы и нет? Итальянский!

Вот оно, «почему»: потому что было интересно попробовать выучить язык самостоятельно!

Но ведь надо и «зачем» придумать. Ибо слаб человек и грешен. Даже когда ему вполне достаточно внутренней мотивации, он хочет себе выдумать внешнюю. В моём случае за словом «зачем» далеко ходить не пришлось: Церковь! С каждым днём во мне зрело решение: моё призвание – быть священником! А главный язык католической Церкви после латыни какой? Итальянский, конечно! Вот тебе и предлог.

Очень характерно, что предлог лет через пять совсем скукожился, а причина жива по сей день: интерес – это и есть любовь. Жизнь показала, кто из них с самого начала был настоящим, а кто придуманным.

Поэтому

СОВЕТ: не ищите предлогов, если есть интерес. Действуйте: интерес это любовь, а любовь всегда плодотворна.

И я начал действовать: пошёл в книжный и купил там… в общем, что было, то и купил. Это здесь и сейчас можно приобрести любую литературу хоть в печатном, хоть в электронном виде. А в Усть-Каменогорске в 1997 году такого изобилия не было И всё же мы начали. Но начали по-разному. Я открыл купленные учебники и стал ежедневно заниматься, прилежно делая упражнения, в одном учебнике более, в другом менее скучные, выписывая слова и выражения на карточки, а дважды в неделю шёл к Ане (по тропинке через два двора, с Ворошилова на угол Стахановской и проспекта Ленина, в дом работников ВНИИЦВЕТМЕТа), и мы занимались вместе. (Итальянским занимались: чтобы заниматься чем-то ещё, наоборот, она приходила ко мне.) Но всё было не так просто: к нам присоединилась Сауле. Она ходила к Ане учить английский и с удовольствием приняла приглашение вместе с нами заниматься итальянским.

Странный это был треугольник. Никогда не забуду Аниных глаз, когда во дворе Сауле в лёгком сарафане низко наклонялась чтобы поговорить с её пятилетней племянницей. Мы оба думали только об одном: неудачно стоим, слишком далеко и сбоку. За письменным столом в Аниной комнате мы располагались так: Аня у окна, боком к столу, я в торце, ближе к двери, а между нами красавица Сауле. Во время занятий у меня было преимущество: я находился через угол стола от Сауле и мог занять на стуле правильную позицию для разглядывания склонившейся над учебником или тетрадью девушки, сидящей рядом в сарафане на голое тело. (Всю одежду – например, вызывающий у вас остановку дыхания чёрный комбинезон с жёлтыми вставками и с молнией спереди, расстёгнутой несколько ниже, чем можно, – Саулешка с большим искусством шила себе сама.) Таким образом, занятия наши проходили в по-настоящему приятной, слегка наэлектризованной атмосфере.

Впрочем, с другой стороны, это история сплошных неудач. Я избрал с Сауле неверную тактику и ничего не добился; она забросила итальянский; Аня потеряла меня, потому что я предпочёл Сауле плюс католическую нравственность (как-то оно совместилось!), и когда наша компания распалась, в выигрыше оказался я один: продолжал заниматься итальянским и в придачу сохранил приятные воспоминания.

Упорно и ежедневно я занимался итальянским два года. Так как это история счастливой любви – то, думаю, имеет смысл рассказать, как она протекала. И что способствовало её успеху.