Оказалось, что половину нашей группы на занятиях у Розы Бабакеновны составили прихожане недавно открывшейся в Усть-Каменогорске католической церкви. В частности, ходила к нам и староста прихода Рита Фогельман. (Когда Рита собралась в Германию, то отправилась покупать авиабилеты в отделение агентства «Фогельман»: «Как ваша фамилия? – Фогельман. – Да нет, ваша фамилия как? – Фогельман!..»)
К тому времени моя душа давно хотела стать христианкой не только «по природе», как писал один из святых, но и по крещению. Преподавая студентам историю Средних Веков, я много рассказывал им о церкви, о богословии, о философии христианства. Богословские книги стояли на полках моей библиотеки. Но ведь в книжках говорилось, что правильная церковь – православная! А католическая неправильная! Я даже пытался сходить, в православную-то. Пришёл на Стрелку в Троицкую церковь (старейшее здание Усть-Каменогорска, конец XVIII века), а там поперёк входа – мощная деревянная скамья. Закрыто. Идёт подготовка к венчанию.
И вот однажды я оказался в католическом приходе. В моём будущем доме. Вернее, пока не «в», а у порога. Знакомая просила её встретить, ведь пасхальная служба кончается поздно. Пришёл перед окончанием службы, стоял под окошком (церковь представляла собой просто небольшой домик), и слушал – а душа плакала оттого, что они все там, а я в темноте за порогом…
Прошла весна, пришло лето. Прихожу я на работу, а в приёмной комиссии сидит молодой человек и читает книжку на немецком языке. Я заговорил с ним по-немецки, и первое, что он сказал после знакомства, было:
– А приходите в воскресенье в Католическую церковь, я там буду проповедь переводить, адрес…
– Алма-Атинская, 4а, – подхватил я.
– Вы уже и адрес знаете?
И тут я решил: если уж совершенно незнакомый человек, едва встретившись, сразу зовёт меня на эту Алма-Атинскую, 4а – значит, надо идти.
О том, что было потом, можно писать отдельную книгу. Но для нас сейчас главное, что я пришёл и остался на 6 лет. Остался безвылазно. Я не мог ходить в церковь. Я там жил (иногда физически, ночуя в доме священника, когда он и монахини уезжали на реколлекции).
А когда где-то живёшь, то говоришь на местном языке.
Что было в нашем приходе с языками?
Девы, они такие. Уж если за что-то берутся… Например, учить русский. В 1997-м году, когда я впервые перешагнул порог прихода, отец Серафим ещё говорил по-русски с некоторым трудом, а проповеди читал только по-немецки. Примерно через год он отказался от переводчика и стал читать по-русски и проповеди. Это привело к резкому скачку в его освоении языка, и году в 2002-м по его речи уже не так легко было заметить, что говорит иностранец.
Так что практиковаться в немецком с отцом Серафимом было почти невозможно. Правда, когда меня в качестве помощника брали в поездки в дальние сёла и городки или когда я просто оставался один в компании священников и сестёр, они переходили на немецкий. Мой тогда ещё был совсем неуклюжим и жалким – но священники и сёстры всерьёз считали, что людей надо любить во всех их проявлениях и слабостях. Это раз. И большинство из них (к счастью для меня) только начинали осваивать русский – это два. Поэтому сестра Гертруда и сестра Тереза были искренне рады тому, что я их понимаю. А ещё был Ян, паренёк из Москвы, которому вскоре предстояло учиться в семинарии и затем стать священником. Он говорил по-русски и по-немецки и по-словацки и по-… У него был дар к языкам, он учил их с лёту. И вот до сих пор не понимаю, почему, когда отец Ульрих (совершенно тогда не говоривший по-русски) собрался в поездку в Риддер, с Яном и с сестрой Гертрудой, меня попросили поехать в качестве переводчика. Нужно было переводить проповедь, и Ян, видимо, боялся, что у него не хватит русских слов. А может быть, он просто искал предлог взять меня в поездку.
Так я впервые встал перед аудиторией в качестве устного переводчика. Небольшая комната в кирпичном одноэтажном доме «на два хозяина» на окраине Риддера, маленького городка в горах Восточного Казахстана. На мессу пришло человек пять. Да ещё сестра Гертруда и Ян. Вот и вся моя аудитория.
Я не помню, о чём была проповедь, ничего не помню, кроме загадочной фразы (видимо, глубоко философской): «Бог исчерпал мир». Что бы это значило? Не помню, как я тогда выкрутился, видимо, Ян всё-таки подсказал мне, что не исчерпал – а сотворил. Gott hat die Welt geschöpft. Не erschöpft, a geschöpft. Не er, a ge. Бог крылся в деталях, как обычно. И это было моё крещение как переводчика. А настоящее крещение состоялось через 9 месяцев, на Пасху. Она пришлась на 31 марта: тот редкий случай, когда Пасха наступает до дня моего рождения, а не после него.
В приходе были книги на немецком. Был журнал конгрегации, под названием «Familie Mariens der Miterlöserin» («Семья Марии Соискупительницы»). Приезжали монахини и монахи – американцы, словаки, франко-швейцарцы, русские. Далеко не все они могли изъясняться по-русски, но по-немецки понимали и говорили все… Приезжали и священники. Так что переводить проповеди мне приходилось часто. И вот однажды…
– Был у одного мальчика Goldhamster. – Что-что? – Goldhamster. – Was ist das? – Зверёк такой, небольшой. Ага, хомячок, понял я. Но Gold? Хомячок из золота? Золотая статуэтка хомячка? Мнда, странно. Ну что ж. Ладно, переводим дальше. Но через несколько предложений этот хомячок из золота помер. О чём мне и пришлось сообщить благочестиво слушавшей проповедь аудитории. Смеху было достаточно, особенно для литургии. С тех пор отец Станислав так меня и называл: Goldhamster. Все оставшиеся два или три дня своего у нас пребывания.
Не знаю, насколько усовершенствовался мой немецкий за эти годы в Церкви. Но он – такой, какой был – служил важному и доброму делу.
СОВЕТ (давно что-то их не было): ищи Подлинное – и ты будешь нужен именно таким, какой ты есть. Твои таланты, твои способности, твои достижения в освоении языков будут нужны, и тебе будут за них благодарны. А уж ты-то как будешь счастлив. На своём месте. И это поможет тебе забыть о несовершенствах и не бояться ошибок.
К чему я это всё?
Может быть, к тому, что незатейливый совет психолога (причём не ко мне обращённый) сходить вот хотя бы на курсы языка, чтобы развеяться – на одном конце цепочки. А на другом её конце надпись, которую сделал Ян на Библии, вручённой мне в качестве подарка на крещение. Он искал для каждого из новокрещаемых особую цитату, но со мной у него трудностей не было, сразу было ясно, какой будет моя надпись. И он написал:
Песн.3:1. На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его.
Песн.3:2. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его.
Песн.3:3. Встретили меня стражи, обходящие город: «Не видали ли вы того, которого любит душа моя?»
Песн.3:4. Но едва я отошла от них, как нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его.
Песнь Песней 3