Глава 17
Дэймон

Мы бросили машину Андерсона там, где ее нашли, и пересели в мою. Парни уже уехали, а я вез Уинтер через город к дому ее начальницы.

– Что ты собираешься делать? – поинтересовалась она.

Я припарковался у тротуара напротив дома менеджера театра – в ремесленном стиле, с широкой верандой, несколькими габелями  и ухоженным зеленым газоном. На крыльце горел всего один светильник.

Ответа на вопрос у меня пока не было, но я всегда что-нибудь придумывал.

Эмери Скотт жила в этом районе – красивом и чистом, только без роскошных особняков, которыми могло похвастаться побережье. Если честно, мне здесь больше нравилось. Дома располагались ближе друг к другу, соседи… Было бы здорово вырасти в таком квартале.

Переключившись на нейтральную передачу, я поставил машину на ручной тормоз.

– Что, по-твоему, я должен сделать?

Я посмотрел на нее. Сцепив руки на коленях, девушка выглядела взволнованно. Заметив опасливое выражение на ее лице и поджатые губы, я улыбнулся. Она так боялась попасть в неприятности.

Однако мне было жаль Уинтер. Никто не имел права указывать ей, что она может или не может делать.

Ну, кроме меня, наверное.

– Я не знаю, – пробормотала она нерешительно. – Давай уедем.

– Ты хочешь танцевать? – подначивал ее я. – Я добьюсь для тебя всего, чего захочешь.

– И как ты это сделаешь?

– Я получаю все, что захочу, – заявил я прямолинейно.

Уинтер тихо засмеялась, вероятно, думая, будто я пошутил. На мгновение я дал слабину. Давно ничего красивее не видел – ее глаза буквально светились от счастья.

Она покачала головой.

– Нет.

Господи. Значит, Уинтер хотела, чтобы я разбирался со всеми, кто ее обидит или рассердит, у нее за спиной, потому что она слишком робкая? Значит, так и будет. Я не пускал все на самотек.

– Никто не смеет тебе отказывать.

– Но не таким способом, – сказала девушка. – Мне будет неприятно, если я добьюсь цели нечестно.

Да, я понимал. Скорее всего, я чувствовал бы себя точно так же, если бы речь шла о баскетболе.

Но…

– Она заслуживает слез за то, что заставила тебя плакать, – сказал я. – Или, по крайней мере, легкого беспокойства.

Со стороны менеджера было надменно, самонадеянно и нагло предложить Уинтер бросить танцы, вообще убеждать кого-либо не заниматься любимым делом. Мне хотелось заткнуть ей рот.

– Пожалуй, я мог бы поспособствовать ее увольнению.

Девчонка лишь рассмеялась.

Я нахмурился.

– Можно хотя бы затопить ее двор и подрифтовать там?

– Ничего разрушительного, – распорядилась она. – Никаких гадостей. Проделка должна быть забавная. И… чтобы потом было легко навести порядок. Понял? Что-то элегантное.

– Что-то в духе средней школы, – поправил я иронично.

Закатив глаза, Уинтер откинулась на спинку сиденья и улыбнулась.

Я расслабленно положил голову на подголовник, вспоминая, что лежало в багажнике. Меня и моих приятелей вызвали обратно в город из колледжей для организации празднования завтрашней Ночи Дьявола. Едва вернувшись, мы отправились по магазинам за припасами. Багажник был забит спиртом, однако Уинтер не хотела устроить пожар. Еще имелся гипс, клей, фонарики, а у парней осталось другое барахло: веревки, дымовые шашки и кувалды. Большинство этих вещиц мы вряд ли используем завтра, просто увлеклись и на радостях потеряли головы, пока скупали весь этот хлам, потому что не участвовали в традиционной для Тандер-Бэй ночи беспорядков уже пару лет.

Что-то не разрушительное.

Что-то неразрушительное – это не наш профиль.

А потом я вспомнил, что в машине, помимо всего прочего, лежали пневматические гудки и скотч.

Боже. Ну, так уж и быть. Я знал, что нам нужно сделать.

Поверить не мог, что опущусь так низко.

– Пристегнись, – распорядился я, покачав головой. – Я придумал проделку.

Уинтер следовала за мной, держась за мою толстовку, пока я бежал по проходу, свернул за угол и миновал лифты. Меня часто заставляли ходить в театр «Бридж-Бэй» в детстве, чтобы посмотреть постановки, проспонсированные родителями, или навестить мать, когда она снисходила до того, чтобы выступить перед зрителями, словно люди должны были быть благодарны за то, что перед ними выступала балерина Большого театра… На самом деле этим она лишь тешила свое самолюбие. Мать уже давно не участвовала в больших концертах. А когда отец женился на ней и перевез в Америку, ее карьера и вовсе закончилась.

Я знал театр как свои пять пальцев, хоть и не посещал его много лет. К счастью, окно в подвале до сих пор не закрывалось.

– Ты уже устраивал нечто подобное раньше? – спросила девушка.

Придерживая дверь, я затащил ее в женский туалет, включил свет и погасил свой фонарик.

– Мы с сестрой делали так дома и еще раз в пиццерии.

Нам тогда было около четырнадцати. Помню, получилось довольно забавно.

О, как изменились времена и то, что вызывало у меня улыбку.

– Давай, прыгай на стойку, – сказал я ей.

Уинтер села, а я бросил свою спортивную сумку в раковину, достал оттуда гудки, деревянные палочки и скотч. Затем нырнул в одну из кабинок, отмерил длину палки от сиденья унитаза до кнопки гудка. Подошло идеально.

Отлично.

Вернувшись к раковине, я вложил Уинтер в руку баллончик с палочкой и показал, как их держать.

– Сожми вот так, – проинструктировал я. – Покрепче.

Она кивнула, и я принялся приматывать палку скотчем к кнопке. Когда на нее кто-нибудь надавит, например сев на унитаз, раздастся оглушительный сигнал, который заставит всех, кто находится в здании, подавиться своим кофе.

– Значит, у тебя есть сестра? – поинтересовалась Уинтер, продолжив наш разговор.

– Да. Я не единственный ребенок, – поправил я ее предположение о моей неспособности делиться.

– Сколько ей?

– Она на год младше меня.

Я отмотал скотч, подготовил один баллончик, затем взял второй, дал его девушке и проделал то же самое еще раз.

– А тебе сколько?

– Я старше тебя.

Она засмеялась.

– Тебе ведь не шестьдесят лет, да?

Шестьдесят? Разве я был похож на шестидесятилетнего, когда ты меня трогала?

Я остановился и навис над ней.

– Я достаточно взрослый, чтобы голосовать, но недостаточно взрослый, чтобы самому покупать алкоголь. Однако я все равно могу купить его. Если ты захочешь.

Девушка лишь улыбнулась и закрыла тему.

Удивительно, как она до сих пор не догадалась, но я всегда предусмотрительно снимал четки и принимал душ, прежде чем прийти к ней. Думал, будет тяжело отказаться от курения, чтобы не выдать себя запахом, только, находясь рядом с Уинтер, я не хотел курить.

И я ни разу не надевал свою маску, иначе Уинтер узнала бы во мне одного из Всадников.

А если признаюсь ей, что мне девятнадцать, она поймет, в каком году я окончил школу. По сути, я следил и пугал ее так же, как Дэймон в кладовой и кафетерии. Это вынудило бы девушку посмотреть фактам в лицо и разгадать загадку. Пока же… мне нравилось то, что я нравился ей.

Я не старался затащить Уинтер в постель. Не пытался доказать, каким стойким был. Не злился. Меня не тяготила и не утомляла моя гребаная жизнь. Единственное место, где я хотел находиться, – рядом с ней.

Для нее все было в новинку. Она помогала мне сбежать от реальности. Я вновь мог чувствовать все, словно впервые, через ее слова, реакции и мимику.

Было трудно держаться в стороне, хотя я знал, что должен. Чем больше мы станем сближаться, тем быстрее я причиню Уинтер боль или она выяснит правду, и тогда все будет кончено.

Лишь сегодня, увидев, как она села в машину к Андерсону, я осознал, что девушка созрела и в скором времени могла утолить свое любопытство. Я планировал подождать, пока она повзрослеет совсем, прежде чем появиться рядом с ней снова. Но не вытерпел, потому что мне было просто необходимо вытащить ее из тачки этого мудака.

Я не знал, окажусь ли с ней в постели когда-нибудь, но уж этот тип точно там не окажется.

Подготовив несколько гудков, я отнес один в кабинку, поставил на пол так, чтобы палочка слегка приподнимала сиденье унитаза, и закрепил его скотчем. После чего вернулся и подхватил Уинтер на руки, а она обвила ногами мою талию. Глядя на девушку, я спросил:

– Ты хорошо себя вела?

Уголки ее рта озорно приподнялись. Я завороженно уставился на манящую мягкую кожу, вспоминая ее вкус. У Уинтер, похоже, был арбузный блеск для губ. Скулы девушки казались более выраженными, чем два года назад, а голубые глаза – более пронзительными из-за туши, которой она начала пользоваться.

Обхватив мою шею руками, Уинтер прошептала:

– Да.

– Ты и дальше будешь себя хорошо вести?

Ее грудь поднялась и опустилась напротив моей, между нашими губами осталось всего несколько сантиметров.

Однако она ничего не сказала.

– Отвечай. – Я встряхнул девчонку. – Скажи мне, что будешь хорошо себя вести.

Уинтер сглотнула, но все равно не ответила. Вместо этого она произнесла шепотом:

– Что ты со мной сделаешь, если не буду?

О господи. Ее вопрос прозвучал очень откровенно. Мой член набух, пока я смотрел на темно-розовые разомкнутые губы. Мне хотелось накрыть их своими и попробовать на вкус безумные слова Уинтер.

Что я с ней сделаю…

– Что я сделаю? – повторил я, легко ее поцеловав и направившись в кабинку. – Я брошу тебя вниз… – Я нагнулся вперед, в то время как она цеплялась за меня, задержав дыхание. – И хорошенько… – Все ниже и ниже. – Смачно… – Еще ниже. – Тебя отшлепаю.

Едва я усадил Уинтер на унитаз, раздался безумно громкий рев гудка, оглушивший меня.

Она вскрикнула, подскочила, снова ухватилась за мою шею и рассмеялась.

– О боже.

Твою мать, ее лицо сияло от радости.

Я закатил глаза, надеясь, что на улице никто не услышал и не заметил мой позор.

Уинтер опять присела, заставив гудок сработать, встрепенулась и засмеялась.

Стянув ее с сиденья, я покачал головой.

– Какая детская скукота.

– Скромно по сравнению с тем, к чему ты привык? – поддела Уинтер.

– Да.

Боже, если парни об этом узнают… Нужно отвезти ее домой, пока она не уговорила меня забросать чей-нибудь дом туалетной бумагой.

Может, однажды я возьму Уинтер с собой навстречу настоящим приключениям.

Я быстро установил гудки в каждой кабинке и в офисе ее начальницы. Завтра утром, придя на работу, танцовщицы и сотрудники сильно переполошатся.

Собрав оставшиеся материалы, я схватил девушку, потушил свет, включил фонарик, и мы покинули здание.

На улице я швырнул сумку в багажник, затем двинулся к двери.

– Подожди, – окликнула Уинтер.

Я поднял голову. Она обернулась, будто что-то услышав.

– Фонтан, – сказала девчонка, подойдя к водительской стороне. – На площади. Ты можешь отвести меня туда?

Прислушавшись, я тоже различил едва заметный звук. Я и забыл о нем. В детстве, помнится, я всегда хотел поиграть в том фонтане, но мне, естественно, не разрешали.

Я огляделся вокруг. Народу почти не было и машин тоже. Наверняка уже перевалило за полночь. Так как люди берегли силы для завтрашнего вечера, в городке царила тишина. Но все-таки я понятия не имел, куда отправились парни, и из «Стикса» доносился шум. Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел меня и позвал по имени или застукал ее со мной.

Черт.

Надев капюшон, я взял Уинтер за руку и проводил к саду на вершине холма с маленьким прудом, мостиком, большим фонтаном и беседкой в форме ведьминской шляпы чуть правее. Эдакий милый оазис в суетном центре городка.

Вода, стекающая в фонтан, зашумела громче. Девушка отпустила мою ладонь, приблизилась к нему и, протянув руку под струи, улыбнулась. Внутри проснулось желание схватить ее и забраться вместе в чашу.

Она что-то достала из кармана куртки, повернулась к фонтану спиной, закрыла глаза и бросила монетку в воду через плечо.

– Хочешь сам бросить? – спросила Уинтер, вытащив другую монету.

Я подошел, разглядывая ее галстук-бабочку, почти белые, с золотистыми прядями волосы, разделенные пробором и перекинутые на одну сторону, губы нежно-розового цвета. Не в силах отвести взгляд от лица девушки, я забрал монетку и бросил в фонтан позади нее.

Используя мое плечо для поддержки, Уинтер сняла балетки, забралась на бортик и, отпустив меня, начала веселиться и танцевать в воде.

Когда ее телефон зазвонил, она остановилась, достала трубку и сбросила вызов, не ответив.

– Родители? – поинтересовался я.

– Ага.

Похоже, на их звонках у нее стояла особая мелодия.

Наблюдая за тем, как Уинтер кружилась, наклонялась, приседала, становилась на носочки и напрягала мышцы ног, я следовал за ней вдоль бортика фонтана.

Что случится, когда она повзрослеет? Кому она достанется? Куда переедет? Насколько все изменится?

Я был уверен только в одном: что буду всеми силами бороться за то, чтобы сохранить Уинтер такой. Невинной, чистой. Танцующей в фонтанах.

Она пошатнулась и вдруг протянула руку ко мне. Подойдя ближе, я поймал ее, не дав упасть.

Уинтер засмеялась, положив ладони мне на плечи.

– Усердно репетируешь? – Приподняв ступню девушки, я обнаружил синяки и покраснения от врезавшихся в кожу ногтей.

– Всегда, – ответила она.

Так выглядели ноги танцоров.

– Больно?

Уинтер пожала плечами.

– Я к этому привыкла.

В следующую секунду она обхватила мою шею и прыгнула на меня, заставив обвить руками ее талию. Девушка улыбнулась. Отказываясь ее отпускать, я просто стоял на месте.

В груди болезненно заныло, ощущения нахлынули одновременно. Ее запах, волосы, тело… Весь воздух покинул мои легкие. Не знаю почему, но мне было чертовски приятно. Стиснув Уинтер в стальных объятиях, я почти чувствовал облегчение от того, что впервые за долгое время кого-то обнимал. Когда это случалось в последний раз? Я никого не обнимал, черт побери, за исключением тех моментов, когда Бэнкс приходилось меня успокаивать. Но то были не объятия – я скорее цеплялся за кого-то, чем… проявлял искреннюю привязанность.

Я не слабак и не нуждался в этом дерьме.

Но, боже, с ней было так приятно.

– Ты танцуешь? – произнесла Уинтер мне на ухо.

– Нет.

– Сейчас ты танцуешь, – подметила она.

Осознав, что медленно кружусь, я остановился.

– Думаю, этот танец нравится мне даже больше балета.

Уголки моих губ приподнялись в улыбке. Если бы только Кинкейд сейчас меня видел…

Вдруг я заметил, как с противоположного конца пруда приближались люди и смотрели на нас.

– Нам нужно уходить отсюда, – сказал я.

Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел Уинтер со мной.

Мы вернулись к машине. Зная, что ее отец в любой момент мог позвонить в полицейский участок, если уже не позвонил, я помчал к дому девушки. Наверное, ей полагалось вернуться часа два назад.

– Наверное, ты очень зол, – сказала Уинтер, когда я сбавил скорость перед их особняком.

Выключив фары, я медленно въехал на подъездную дорожку через открытые ворота, обогнул гребаный уродливый фонтан и остановился перед крыльцом. Нажав на тормоз, я снова переключился на первую передачу. В ту ночь после нашего катания на машине ей не понадобилась помощь, поэтому я предположил, что Уинтер доберется до входной двери самостоятельно. Но она продолжала сидеть на месте, слегка опустив голову.

– Когда я опять встречусь с тобой? – робко поинтересовалась девушка.

Я не знал, как ответить. Завтра я буду занят, а через пару дней вернусь обратно в колледж.

Мы еще увидимся.

Или…

Возможно. Я понятия не имел.

Господи, почему она спрашивала? Мы теперь в отношениях или типа того? Это было свидание?

Знал ведь, что это случится. Что у нее появятся надежды.

Да, я хотел вновь видеть Уинтер. Она принадлежала мне. В нашем тайном мирке она была моей.

Я хотел смотреть, как Уинтер танцует. Хотел вот так похищать ее еще тысячи раз, чтобы почувствовать ее восторг и страх. Смотреть на мир сквозь призму ее ранимости и нежности, но…

В то же время желал сохранить Уинтер счастливой, чистой и невинной. Я не хотел ее уничтожить.

Чем больше времени мы будем проводить вместе, чем старше она станет, тем сильнее усложнится ситуация. В конце концов, мы трахнемся, и она начнет предъявлять требования, которые я не смогу выполнить.

Узнав, кто я на самом деле, она сбежит.

– Во всем виновата моя слепота? – спросила девушка надломившимся голосом. – Поэтому ты скрываешься от меня?

Я бросил на нее взгляд, негодуя из-за слез, блестевших в ее глазах, пока она старательно пыталась скрыть дрожь своего подбородка. Такая милая. Такая печальная.

– Она была права, да? – задумчиво произнесла Уинтер со странной решительностью в голосе. – Несмотря на свои желания, я не смогу воспротивиться тем, кто будет мешать мне их осуществить.

Девушка имела в виду свою начальницу, которая завуалированно сказала, будто Уинтер не могла получить все, чего хотела. Она хотела меня. Даже имея возможность бороться за свои цели, расположение людей не всегда удавалось завоевать. По крайней мере, так она думала. Уинтер считала, что я стыдился ее. Что не хотел водить ее на свидания или быть с ней при свете дня.

Лицо девушки исказилось, она закусила губы, сдерживаясь, чтобы не расплакаться, и разгладила юбку на бедрах. Но слезы все равно пролились.

Я ведь предупреждал, что рано или поздно причиню тебе боль.

Она достала из сумки брелок, сняла с него ключ от дома и бросила в подстаканник.

– Оставь его себе. Мне нравится думать, что ты когда-нибудь вернешься.

После этих слов Уинтер вылезла из машины, нашла путь к двери и вошла в дом.

Опустив глаза и сжав руль, я смотрел на ключ, словно на проклятый наркотик.

Я хотел этого. Знал, что воспользуюсь им.

Меня тянуло воспользоваться им сию же секунду.

Черт бы ее побрал.

Осторожно тронувшись и не включив фары, я выехал на шоссе, врубил музыку, переключился сначала на третью передачу, потом сразу на пятую.

Вдруг я резко свернул к обочине и затормозил.

Будь она проклята. Черт!

Какого хрена?

Что она со мной делала?

Где мой мозг?

Я прокручивал в памяти последние два года. То, как наблюдал за ней со стороны, понимая, что Уинтер будет моим героином, что моя одержимость, озабоченность ею останется такой же безнадежной, когда я вернусь.

Мне хотелось быть с этой девчонкой. Прикасаться к ней. Продолжать наши игры.

И в то же время я хотел, чтобы ей всегда было четырнадцать. Чтобы она навсегда осталась юной, прекрасной, невинной. Единственной незапятнанной частью моей жизни.

Только Уинтер уже давно не четырнадцать лет.

Она росла и превращалась в женщину, которую будут желать мужчины.

Которую я желал.

Бросив взгляд на ключ, золотой и острый, лежавший на моей приборной доске и кричавший на меня громче музыки… я просто…

Я пока не хотел уходить.

Мне хотелось спрятаться в темном и тихом месте, ощущать ее шепот на своих губах и чувствовать мятный аромат ее шампуня.

К черту все.

Развернув тачку так быстро, что шины скрипнули по асфальту, я поехал обратно к дому и остановился перед воротами. Затем схватил ключ, взял свой телефон с консоли, собираясь написать парням, что проведу остаток ночи дома, но тот оказался разряжен. Я отсоединил от зарядного устройства наш групповой мобильник, с помощью которого мы снимали свои выходки в Ночь Дьявола, отправил эсэмэски друзьям, чтобы они меня не ждали, сунул его в карман, а свой поставил заряжаться.

Я запер машину, пробрался на территорию дома, стараясь держаться в тени, и двинулся к заднему двору. На первом этаже свет не горел, зато наверху несколько комнат были освещены.

Подойдя к черному ходу, я достал ключ, оставленный Уинтер, и на мгновение замер, вспомнив, что раньше они не пользовались охранной сигнализацией. Надеюсь, ничего не изменилось.

Я вставил ключ в замок, повернул его и открыл дверь. В темной кухне меня встретила полнейшая тишина. Однако длилась она недолго.

– Уинтер, мне нужно ехать в аэропорт в пять утра! – закричал кто-то на втором этаже. – Ты не могла позвонить?

Осмотревшись, я убедился, что кухня пустовала. Тихо закрыв за собой дверь, я как можно тише прошел по коридору в фойе, держась ближе к лестнице для прикрытия.

– Извини, – послышался ответ девушки.

Отец с матерью рассердились из-за того, что она пришла поздно и не позвонила им.

– Ты плакала? – спросила мать раздраженным тоном.

Уинтер не успела ничего сказать, прежде чем ее отец заорал с противоположного конца коридора:

– Тебе повезло, что я не позвонил в полицию! Если ты не способна проявить элементарную вежливость, то уйдешь с этой работы. С любой работы, раз уж на то пошло. – После чего добавил: – Все равно это абсолютно бессмысленно.

Сукин сын. Неудивительно, что ей так отчаянно хотелось хоть какой-то свободы. Родители считали ее слишком глупой и несамостоятельной.

– Я сама разберусь. Иди спать, – сказала ему жена.

– Не затыкай мне рот. Она не только твоя, но и моя дочь.

Уинтер не принадлежит ни одному из вас. Они ей никто.

– Вот поэтому тебе будет лучше в Монреале, – продолжил мужчина. – Та школа обеспечит для тебя безопасное и комфортное окружение, поможет найти колледж и работу с частичной занятостью, если захочешь.

Девушка промолчала. Я представил, как она сидела на своей кровати и просто позволяла им говорить все, что они думают, словно не видела смысла в возражениях.

Ничего подобного.

Ее предки занудные. А она удивительная.

– Ладно, – вмешалась мать, – главное, с тобой все в порядке. Мы поговорим об этом, когда я вернусь домой на следующей неделе. Мне необходимо поспать хотя бы несколько часов. Я иду в постель.

Следующие несколько минут я ждал. Наконец, шаги стихли, свет выключился, двери закрылись. Спустя еще минуту я медленно прокрался вверх по лестнице, оставаясь настороже.

Уинтер пересекла коридор, направившись в ванную. Едва она вошла, включила воду и музыку, я рванул вслед за ней, закрыл дверь и схватил ее. Резко развернувшись, девушка поймала ртом воздух.

Я поцеловал ее, заглушив крик. Она перестала сопротивляться, сообразив, что это был я.

Когда я подхватил Уинтер на руки, она обвила меня ногами. Завладев ее полными губами, я прикусил нижнюю и оттянул, ощущая вкус слез на ее щеках.

– Что ты делаешь? – спросила Уинтер, вероятно, переживая, что меня поймают.

В ответ я лишь покачал головой и тихо, на случай, если ее родители по-прежнему не уснули, произнес:

– Не знаю, детка. Только не отпускай меня, хорошо?

Не сдержавшись, она опять заплакала и, обхватив меня крепче, поцеловала.

Свет был выключен, но луна освещала пол. Просунув руку под юбку, я дал Уинтер знать, что хотел ее. Мое поведение не имело никакого отношения к ее неспособности меня увидеть. Я не тщеславен. Все гораздо сложнее, чем она могла себе представить. Надеюсь, Уинтер никогда не узнает.

Мы заслужили одну ночь. Несколько минут или несколько часов. Еще немного.

Я понимал, что поступаю плохо. Понимал, что я ненормальный.

Она ненавидела меня. Ее семья меня ненавидела.

Эта девушка – одна из немногих, кого я не хотел обидеть.

Мне девятнадцать, а она слишком юна.

Но ее губы. Ее чертовы губы покрывали невесомыми поцелуями уголки моих губ, ее язык дразнил меня. Вкус ее кожи…

Мне хотелось буквально проглотить ее.

«Something I Can Never Have» играла по радио, вода текла в душе, и мы будто снова оказались в фонтане, как в детстве. Между нами происходило нечто чистое и нежное, лишь на короткий промежуток времени. Так и должно быть. Для нас это было неизбежно.

Я хотел почувствовать Уинтер на себе. Ее кожу на своей. Хотел полностью овладеть ею.

Отойдя к раковине, я усадил девушку на стойку. Она стянула с меня толстовку и футболку. Бросив вещи на пол, я обхватил ее лицо ладонями и снова поцеловал. Мой язык встретился с ее языком, наш жар и дыхание смешались.

Я отстранился и посмотрел на Уинтер, снял с нее бабочку, расстегнул блузку. Она провела руками по моей груди, спустилась к животу, ощупывая рельеф мускулатуры. Было настолько приятно, что я застонал.

Только так девушка могла увидеть меня. Моя кровь невыносимо разгорячилась, но я пытался сохранить терпение и позволить ей исследовать мое тело.

Ее пальцы скользили по моим ключицам, плечам, рукам, прослеживали линии на груди и животе. Затем она запустила их под пояс моих джинсов, отчего поток жара хлынул к паху.

– Уинтер… – еле слышно прошептал я.

Как жаль, что она не знала моего имени. Я хотел, чтобы девушка произнесла его.

Почему с ней все ощущалось иначе, чем с другими?

Уинтер сняла свою рубашку, но когда потянулась к лифчику, я остановил ее, надел бретельку обратно на плечо и двинулся от ее ключицы к шее, прокладывая дорожку из поцелуев.

Обхватив ее рукой, я притянул ее к себе, потерся своим мучительно изнывающим пахом у нее между ног и поцеловал в лоб.

– Я хочу, чтобы ты стал у меня первым, – прошептала Уинтер.

Я зажмурился.

– Хочу, чтобы это был ты, – продолжила она, – даже если опять исчезнешь, я хочу, чтобы это был ты.

Впившись пальцами в бедра девчонки, я хотел трахнуть ее на этой раковине прямо сейчас, а потом целовать до тех пор, пока не смог бы больше двигаться.

Я хотел быть у нее первым.

– Я… – Твою мать, мне нужно уйти. – Я…

– Тебя. Я хочу тебя. – Уинтер осыпала поцелуями мою шею. – Мне нравится, как выглядит мир, когда ты рядом. Хочу, чтобы это сделал ты.

Она посасывала и осторожно прикусила мою кожу, отчего мое тело словно пронзило разрядом электричества. Член буквально умолял достать его из штанов. Я запустил пальцы девушке в волосы, удерживая ее на месте.

– Черт.

– У тебя телефон с собой? – поинтересовалась она, не отрываясь от моего тела.

– Да, а что?

– Сфотографируй все, что я делаю, – шепотом попросила Уинтер. – Если исчезнешь, хочу, чтобы ты запомнил меня.

Детка, я никогда не исчезал. Всегда был поблизости. Прошлым летом, когда ты лежала на пляже, я был там. Когда ходила в кофейню с мамой, я был рядом.

Она не подозревала, насколько близко я находился.

Достав свой сотовый, я вспомнил, что взял общий телефон. Не важно. Позже переброшу на свой.

– Видео, ладно? – выдохнул я. – Я хочу сохранить каждый миг.

Каждое ее движение, каждый звук… Чтобы напоминать себе, когда больше не смогу быть с Уинтер.

Я включил запись, навел фокус на нас и закрыл глаза, увековечивая ее стоны и выражения лица, пока она меня целовала.

– Продолжай, – взмолился я.

Уинтер лизала и покусывала мою шею. Я запрокинул голову назад и сжал ее затылок. Она накрыла мой рот своим, просунула язык внутрь. Твою мать, у меня колени подкосились. Мобильник выскользнул из моей ладони. Обняв девушку, я крепко прижал ее к себе.

– Проклятье, Уинтер. Ты меня убиваешь.

Она скользнула ртом вниз по моей груди и вновь поднялась. Каждая моя мышца была пропитана настолько сильным желанием, что я не мог больше ждать. Зажав руки у нее над головой, я перехватил инициативу, целовал и кусал ее, пока Уинтер находилась полностью в моей власти.

Девушка шумно вздохнула.

– Я люблю… – Однако она вовремя спохватилась, осознав, что собиралась сказать.

Я навис над ее губами. Во мне злость и счастье перемешались с желанием.

Любит меня? Ты любишь меня? Мы встречались всего трижды, и она даже имени моего не знала.

Уинтер быстро исправилась, вместо этого сказав:

– Я ненавижу тебя. Так сильно ненавижу.

Крепче перехватив ее запястья, я ощутил накал нашей страсти. Мои губы растянулись в легкой улыбке.

– Да, я тоже тебя ненавижу. – Я поднял девчонку и отнес ее в душевую. – Мне просто нужна горячая девка на ночь.

– Да? – подначила она.

Поставив Уинтер на ноги и не отводя взгляда от ее лица, я дернул ее лифчик вниз, стянул его вместе с юбкой вдоль ног. Она сразу же накрыла грудь руками, оставшись в одних белых трусиках.

Избавившись от ее одежды, я запустил ладони ей под белье, сжал задницу и притянул к себе.

– Убери руки, – пробормотал я над губами Уинтер.

Она замешкалась. Наши грудные клетки вздымались и опадали в такт частому дыханию, совершенно синхронно.

– Я хочу тебя увидеть, – сказал ей.

Девушка медленно раскрыла себя, и я почувствовал, как ее соски и мягкая плоть коснулись моей груди, но не мог оторвать взгляда от ее красивого лица.

Мне хотелось не просто стать у нее первым, а чтобы каждый последующий раз она была только со мной.

Однако при этом не хотел любить Уинтер. Я не хотел этого чувствовать. Не мог этого чувствовать.

Когда она узнает, что я солгал, то возненавидит меня.

У нас не было будущего.

Это всего лишь секс.

Сняв с нее трусики, я поцеловал ее живот, ощущая, как она дрожала. Затем, закрыв дверцу, я подтолкнул девушку вперед и прижал к черной мраморной стене.

Пар клубился в воздухе, из-за горячих капель, орошавших спину, все тело покрылось мурашками. Я наклонился и завладел ее ртом.

– У тебя плохие родители, – повторил я свои слова, сказанные в тот день, когда в первый раз напугал Уинтер. – Твоей сестре не хватает глубины, чтобы быть интересной. Я предупреждал, что причиню тебе боль. Так ведь?

Она кивнула.

– Ты пообещал.

Мой член дернулся у девушки между ног.

– Да, пообещал. Я сказал, что однажды причиню тебе боль.

Застонав, Уинтер качнулась бедрами навстречу мне. Она хотела, чтобы мой член оказался внутри нее.

Обхватив пальцами ее челюсть, я покрывал поцелуями ее губы.

– Я трахну такую маленькую девочку, – произнес я дразнящим тоном, стараясь еще больше себя завести.

– Да, – выдохнула она.

– Ты хочешь меня? – спросил я, приподняв и раздвинув ее ноги. – Потому что я хочу тебя трахнуть, сладкая.

Уинтер попыталась потереться об меня.

– Такая красивая. Папина девочка, да?

Она кивнула, после чего запрокинула голову назад.

– Хорошая девочка. – Я склонился и поймал губами ее сосок. – Делает то, что хорошим девочкам положено делать для мужчин. Его удар хватит, когда он увидит, что я с тобой сделал. Что я сделал с его малышкой.

Уинтер запустила пальцы мне в волосы, но я оттолкнул ее.

– Убери от меня свои руки, – процедил я сквозь зубы, глубже окунаясь в свое сознание, где существовали только движения и никаких мыслей. – Если захочу, чтобы ко мне притронулись, сам скажу тебе. Поняла?

Открыв глаза, она выглядела немного озадаченно. Но мне было плевать. Я ее не любил. Это не любовь.

– Папина маленькая девочка, – повторил я снова. В груди все сдавило тисками. – Папочкина шлюшка, которая трахается с незнакомыми парнями, пока ее родители спят, да?

Боль отразилась на ее лице. Уинтер замерла, ее тело одеревенело.

– Хочешь трахаться? – Я прикусил ее грудь, с силой присосался, лишь бы не ощущать накатившую тошноту. – Раздвинь ноги и дай мне свою киску.

Она резко вздохнула, сдерживая рвавшиеся наружу рыдания; ее глаза наполнились слезами.

– По… пожалуйста, – запинаясь, попросила расстроенная Уинтер. – Пожалуйста, не говори так больше.

Замерев, я уткнулся головой ей в грудь. От обиды в ее голосе желчь подступила к горлу.

Я не мог так поступить.

Она заслуживала лучшего.

Даже если всего на один раз, я был способен все сделать правильно.

Происходящее могло значить больше. Только с Уинтер.

– Ты можешь быть нежным? – спросила она гнусавым из-за слез тоном.

По-прежнему не глядя на девушку, я покачал головой.

– Я не умею быть нежным. Но, боже, детка, ты разрываешь меня на части.

Уинтер погладила пальцами мои волосы.

– Если я сделаю этот момент не таким особенным, то причиню тебе меньше боли, – пояснил я, прекрасно понимая, что она понятия не имела, о чем именно я говорил.

Но девушка сказала лишь:

– Ты пообещал сделать мне больно. Не останавливайся сейчас.

– Я боюсь… – Внезапно стало трудно дышать. – Я боюсь исп…

– Ты меня не замараешь, – выпалила Уинтер, вспомнив мои слова, произнесенные в машине, и сообразив, что я пытался сказать. – Я не грязная. Тебя нет. И меня нет. Есть мы. Только мы.

Это все, что мне нужно было услышать. Я отнес ее к мраморной скамье, уложил, опустился на нее сверху и крепко поцеловал. Она раздвинула и приподняла ноги, согнула колени, позволив мне пристроиться ближе.

Ее тело было таким горячим, что я застонал. Мой член пульсировал и изнывал от желания оказаться внутри ее упругого тела.

Глядя на лицо Уинтер, я навис над ней, провел рукой по нежной шее, гладкой коже округлых грудей, напряженным соскам, подтянутому животу, бедрам и заднице. Направив себя, я увидел, как ее тело содрогалось от тяжелых вздохов, и начал входить в нее. Вскрикнув, девушка оцепенела.

Я накрыл ее рот ладонью, прильнул ближе и погрузился до конца.

Ее стоны и частое дыхание отдавались вибрацией в моей руке. Выжидая, пока боль утихнет, я не двигался.

Смесь наслаждения и злости распространялась внутри от понимания, что дело сделано. Я испортил Уинтер, однако это было настолько приятно, что у меня не осталось сомнений – я бы все повторил, выпади мне шанс вернуться в прошлое.

Жаркое тело девушки сжимало меня. Член пульсировал из-за желания начать двигаться.

Я убрал ладонь.

– Все еще больно?

После короткой паузы, она постепенно расслабилась. Бедра Уинтер опять раздвинулись шире, ногти уже не врезались мне в плечи.

– Нет. – Она сглотнула. – Не так сильно.

Просунув ладони под ее ягодицы и не сводя глаз с ее лица, я вышел и снова погрузился в нее.

Уинтер испустила сладчайший тихий стон, боль и наслаждение отражались на ее лице, пока она привыкала ко мне. Когда девушка начала выгибать спину и раскачиваться мне навстречу, я понял, что мог больше не сдерживаться.

Совершая резкие толчки, я видел, как сотрясаются ее груди. Она запрокинула голову назад и обнажила шею для меня.

Стоны Уинтер звучали все громче. Я накрыл ее рот своим, лизнул и прикусил губы.

– Ш-ш-ш-ш, – прошептал я дразняще. – У меня будут проблемы из-за тебя.

Уинтер улыбнулась, закусив губу.

– Это так приятно.

Да, но так будет не долго. Мне стоило огромных усилий держать себя в узде. Мой член был более чем готов ускорить темп.

– Дотронься до себя, – распорядился я.

Нужно, чтобы она помогла мне довести ее до оргазма, прежде чем я кончу.

Послушавшись, девушка протянула руку вниз и начала поглаживать свой клитор, пока я погружался в нее все быстрее и глубже.

Уинтер изогнулась и поцеловала меня, подняла колени выше, понимая, что мне требовалось проникать еще дальше. Она была такой влажной. Я слизывал капли воды с ее грудей, шеи и челюсти, в то время как ее пальцы двигались между нами.

Девчонка гладила себя все быстрее и быстрее, начала стонать. Вновь вонзившись ногтями в мои плечи, она перестала себя дразнить и передала контроль мне.

Ощущая приближение оргазма, я накрыл ей рот. Она кончила; ее мышцы тисками сжались вокруг меня под аккомпанемент ее сладких стонов.

– Тебе понравилось? – спросил я, осыпая ее губы поцелуями.

Уинтер кивнула. Я стал двигаться еще жестче, дав себе полную свободу и утратив контроль.

Мой член набух. Мною двигала настолько приятная жажда, что я больше не мог терпеть.

– Я прервусь, ладно? – предупредил я ее.

Секунду она молчала.

– Кончишь не в меня?

– Да, детка.

Ей, наверное, понадобилась минута, чтобы понять, что я имел в виду, однако затем Уинтер кивнула. В конце концов, мы ведь не воспользовались защитой. И я сомневался, что она принимала противозачаточные.

После нескольких толчков я вышел из нее и начал поглаживать свой член ладонью, пока не излился ей на живот. Оргазм разрушительной волной пронесся по моему телу, голова пошла кругом. Я закрыл глаза, упиваясь ощущениями; тем, что Уинтер со мной делала.

Я был практически уверен, что с ней ничто не сравнится, твою мать.

Она была невероятна.

Почему все чувствовалось совершенно по-другому?

Распахнув глаза, я заметил легкую улыбку на губах девушки. Она протянула палец, собираясь попробовать на ощупь мою сперму у себя на животе.

Я остановил ее, оттянув руку в сторону.

– Не трогай. Я… Подожди, – сказав это, я слез с нее. – Не двигайся.

Выйдя из душевой, я нашел салфетку, вернулся обратно и намочил ткань под лейкой. Отжал воду, я вытер Уинтер и покачал головой, сердясь на себя.

Какого хрена? Я кончил на нее?

Господи.

Закончив, я снова прополоскал салфетку, после чего сложил ее и прижал к нежной плоти между ног Уинтер. Я не знал, как она себя чувствовала, я был довольно напорист, а ведь это ее первый раз.

– Приятно, – произнесла девушка.

– Подержи ее там.

Она послушно лежала с салфеткой, я же стал под душ, чтобы смыть с себя жар.

Старался не смотреть на нее, но не мог сопротивляться. Уинтер была вся влажная, обнаженная, такая красивая. Ничего чище я в жизни не получал.

И, разумеется, испортил ее.

– Почему ты улыбаешься? – поинтересовался я, обратив внимание на приподнятые уголки ее губ.

– Разве я не должна улыбаться?

Да, ладно.

– Это похоже на фонтан, в котором я однажды сидела, – сказала Уинтер. – Вода стекала вокруг нас, словно закрывая щитом, пряча. Будто иной мирок внутри большого мира. Одновременно худшее и лучшее воспоминание в моей жизни.

Если бы она только знала, что тот же самый мальчик, с которым она была в том фонтане, трахнул ее минуту назад.

Уинтер до сих пор ненавидела его?

– Нас? – уточнил я.

Я хотел послушать, что она скажет обо мне. Узнать, какие у нее сохранились воспоминания. Излечило ли время старые раны?

Однако девушка промолчала, не углубившись в подробности.

– Итак, это был красный? – сменив тему, спросила она.

Красный?

А, точно. Ночь, когда мы катались на мотоцикле. Ей было любопытно узнать, как ощущается красный.

Я усмехнулся.

– Скорее оранжевый.

– Оранжевый? – Уинтер, казалось, ужаснулась. – Может, хотя бы фиолетовый?

Тихо засмеявшись, я подошел к ней и забрал салфетку.

– Фиолетовый, значит.

Я помог девушке подняться на ноги. Она тоже нашла путь к лейке и встала под воду.

– Когда я смогу увидеть красный?

Опершись одной рукой о стену, второй я обхватил ее щеки. Глядя на Уинтер сверху вниз, я представлял все то дерьмо, которое рано или поздно всплывет на поверхность.

Когда ты узнаешь, кто только что тебя трахнул, ты увидишь вдоволь красного.