Кому быть «перестройщиком»?

Придя к власти, Андропов первым делом принялся убирать из руководства «брежневцев». Отправил на пенсию престарелого «второго секретаря» Кириленко. Секретарем ЦК был избран Николай Рыжков – он занимал должность первого заместителя председателя Госплана, считался хорошим специалистом в области экономики. «Правая рука» Брежнева, Черненко, вроде бы даже укрепил свои позиции. Андропов перевел его на те направления, которые недавно курировал сам. Идеология, культура, международные отношения. Но при этом из его рук выпал Организационный отдел ЦК, ведавший расстановкой кадров. На эту должность Юрий Владимирович вытащил первого секретаря Томского обкома Егора Лигачева. Он считался «прогрессивным». В свое время создавал Новосибирский академгородок, Сибирское отделение Академии наук, гнездо «реформаторов». Успел поработать в отделе пропаганды и агитации ЦК под началом Ильичева – был одним из его заместителей наряду с Яковлевым.

В силовых структурах Андропов произвел «рокировку». Отправил в отставку министра внутренних дел Щелокова. На его место перевел «брежневца» Федорчука (по тогдашним понятиям, перевод из КГБ в «менты» был унижением). А другого «брежневца», Чебрикова, не только поставил председателем КГБ, но и ввел в Политбюро. Отсюда и видно, что Чебриков успел «сменить хозяина», перекинувшись к Андропову [149, с. 263].

Ну а Щелоков был давним недоброжелателем и соперником Юрия Владимировича, для него отставкой неприятности только начались. Сам министр внутренних дел был честным служакой, но подчиненных распустил, злоупотребления и коррупция в милиции случались нередко, а КГБ такие факты собирал. Министру преподносили и дорогие подарки. Он не отказывался, брал, не видел в этом ничего дурного. Слабым местом Щелокова была и его супруга. Мы уже отмечали, как Галина Вишневская стала ее «наставницей» в кругах столичного «бомонда». Втянула в компанию Галины Брежневой, увлекла модами, элитными салонами, украшениями, бриллиантами. Жену министра обхаживали всякого рода «доброжелатели», она считала само собой разумеющимся обеспечить детей. Будучи любимцем Брежнева, Щелоков считал себя неуязвимым, не стеснялся пользоваться своим положением. Кроме собственной квартиры, занимал служебную, две государственных дачи МВД.

Теперь со служебной собственностью пришлось расстаться, вместо этого Андропов дал генералу дачу поменьше, в Серебряном Бору. Но сам переезд оказался скрытой формой обыска. Правительственный чиновник О. Захаров свидетельствовал: «И на дачах, и на служебной квартире хранилось огромное личное имущество Щелокова и его семьи, которое уже не умещалось в его частных дачах, а также на даче его сына. На одной из дач ковры лежали в 8 слоев – друг на друге, а картины известных русских художников – под кроватью». Кстати, отсюда видно, что сам Щелоков даже не представлял истинной ценности подарков. Дали – он взял.

Обнаружились и служебные злоупотребления. Например, по пятницам и перед праздниками офицер МВД развозил домой Щелокову и членам его семьи букеты свежих гвоздик или роз. Некоему кандидату исторических и юридических наук, выполнявшему «личные поручения министра», было присвоено звание полковника милиции, выплачивался оклад, предоставлена служебная дача. Выяснилось, что он помогал писать диссертацию дочери Щелокова. А личный массажист и фотограф министерской семьи получил квартиру, числился лаборантом ВНИИ МВД, за ним была закреплена служебная машина… [149, с. 264, 274]

В общем-то, для министерского положения – мелочи. Но началось расследование, копание в «грязном белье», вызовы на допросы. Это привело к трагедии. Повариха давала показания: 19 февраля она на даче Щелоковых приготовила завтрак. Супруги вышли погулять. Жена выглядела очень подавленной. Вернувшись, они бурно о чем-то говорили в столовой. Повариха с сестрой-хозяйкой находились на кухне, когда услышали крик Щелокова. Прибежали и застали его жену в спальне в луже крови, она застрелилась [149, с. 274].

Галина Вишневская, «подруга» Светланы Щелоковой, запустила в обиход скандальную версию, будто она не покончила с собой, а стреляла в Андропова. Поразила ему почку (из-за чего он вскоре умер) и была убита охраной. Это, разумеется, полная чушь. Кто бы допустил жену экс-министра с пистолетом к Генеральному секретарю? Да и Андропов зимой-весной еще чувствовал себя удовлетворительно. Но Щелокова не выдержала падения «с высот», позора. И себя чувствовала виноватой, влияя на мужа в отношении подарков, незаконных благ…

И все-таки Андропов обладал определенным благородством. Он не «добивал» противников, если они больше не представляли опасности и это не требовалось из чисто практических соображений. Копал окружение Брежнева, приятелей его дочери. Но после похорон Леонида Ильича он пообещал Чурбанову: «Юра, пока я жив, никто вашу семью не тронет…» [147, с. 203] Чурбанов остался заместителем министра. «Бриллиантовое дело», к которому оказалась причастна Галина Брежнева, было спущено на тормозах – ее любовника Буряце просто посадили за спекуляции. Точно так же для Андропова не представлял опасности раздавленный Щелоков. Расследование вокруг его имени «заморозилось».

Среди простых людей о таких интригах вообще не знали. Для них перемена у власти ознаменовалась двумя новшествами. Цены на водку в последнее время повышались, а теперь на прилавках появился новый, дешевый сорт (4 руб. 70 коп.). В народе ее прозвали «андроповкой». А второе – Юрий Владимирович объявил, что борьбу за улучшение экономического положения надо начинать с наведения порядка и дисциплины. Советские служащие и впрямь разболтались, привыкли отпрашиваться (или убегать) с работы для «шопингов». Впрочем, это было обусловлено и объективными причинами. Многие товары стали дефицитными. Если их где-то «выбрасывали», образовывались очереди. А «выбрасывать» могли непредсказуемо, то в одном, то в другом магазине. Даже домохозяйке, матери семейства, было совсем непросто совершить нужные закупки – приходилось ходить по разным местам, узнавать, «что дают». Времени на поиски и на очереди тратилось много, после работы не обернешься. Вот и приспосабливались.

Но сейчас по большим городам милиция стала устраивать облавы по магазинам, кинотеатрам, рынкам, проверяла документы – кто прогуливает в рабочее время. Хотя эффективность подобных мероприятий была нулевая. Никого они не испугали. Только стали темой насмешек и анекдотов. Да и милиция, выявив нарушителей, что могла с ними сделать? Только сообщить по месту работы. А там и без нее знали. Разумеется, сам Андропов к этой уродливой кампании не имел ни малейшего отношения. Тупицей и дуболомом он никогда не был. Может быть, излишнее рвение проявил новый шеф МВД Федорчук. А скорее чиновники на местных уровнях силились продемонстрировать свое усердие, отличиться, как они привыкли выполнять любые «призывы» партии и правительства.

Андроповское наведение дисциплины и порядка развернулось другими способами. В КГБ накопились материалы по коррупции, теневой экономике. Теперь им дали ход. Арестовали директора Мосторга Трегубова, ряд его сотрудников, директоров крупнейших магазинов. Но и эта операция велась в ходе внутрипартийных интриг. Подводилась мина под Гришина. Торговой «мафии» покровительствовал его помощник, председатель столичного горисполкома Промыслов. Гришина можно было зацепить и через его детей. Его дочь (та самая, которая оказывалась для сослуживцев «с другой планеты») в 30 лет стала доктором наук, заведующей кафедрой МГУ, успев при этом дважды побывать замужем, родить двоих детей и сделать в Париже пластическую операцию. Сын Гришина тоже в 30 лет стал доктором, профессором, директором НИИ [149, с. 294]…

Но Андропов самого Гришина не трогал. Может, просто не успел. Может, удовлетворился собранным компроматом. Рассудил, что с таким «багажом» он больше не опасен, убрать его можно в любой момент. На ленинградского лидера Романова найти компромат было сложнее (ведь Андропов прекрасно знал, что сплетни о свадьбе во дворце не имеют под собой почвы). Но Юрий Владимирович нейтрализовал его другим способом. Повысил. Перевел из Ленинграда в Москву, сделал секретарем ЦК по промышленности. На самом же деле его реальное влияние подрывалось. Раньше Романов был «хозяином» огромного города, второго по значению в СССР. Сейчас у него в подчинении оказалось всего 26 человек. И снять его с нового поста было гораздо легче, чем с прежнего, когда его поддержала вся Ленинградская парторганизация.

В общем, методы применялись разные, но в результате расчистки сменились 18 министров, 37 руководителей обкомов партии. Чаще всего имеющихся фактов о злоупотреблениях или воровстве было достаточно. Тому или иному деятелю «намекали», и он сам подавал в отставку. Исключением стал Узбекистан. Здешний лидер Рашидов тоже ходил в любимцах Брежнева, многое себе позволял, республика стала фактически его «вотчиной». Но Андропов давно на него «точил зуб». В начале 1983 г. сделал прозрачный намек, рассчитывая, что тот уйдет добровольно. Этого не произошло.

Тогда стало раскручиваться «хлопковое дело». Хлопок был ценнейшим сырьем, и стратегическим, и валютным, шел на экспорт. Еще в 1976 г. Рашидов отличился рекордом, объявил на XXV съезде, что в год собрано 4 млн тонн хлопка, брал обязательство довести эту цифру до 5 млн. Брежнев еще и подзадорил его – а почему не больше? В планы вошла цифра 6 млн тонн. Но из главного богатства Узбекистана хлопок превратился в бедствие. Под него ради повышения показателей отдавали все обрабатываемые земли, сводили на нет культуры. На сбор хлопка мобилизовывали все население. Школьники порой приступали к занятиям только в ноябре-декабре, после завершения сезона. А при этом в республике фактически сохранялись феодальные порядки. Разве что прежних баев заменили директора совхозов и председатели колхозов. В своих владениях они были полными хозяйчиками.

Например, у председателя одного из крупнейших колхозов, Ахмаджона Адылова, люди трудились буквально из-под палки, имелась своя тюрьма для провинившихся и нерадивых. Жаловаться было некому, местная милиция обо всем знала, но Адылов перевыполнял планы, был другом Рашидова. Однако новые «рекордные» планы выполнить было нереально. Для увеличения веса хлопок поливали водой, в мешки с продукцией работники клали камни. Договаривались с директорами хлопкоочистительных заводов, чтобы скрыть недостачу. Что-то списывалось под разными предлогами. В результате республика получала деньги за несуществующий хлопок, они разворовывались начальством. Но теперь из Москвы появились следственные группы КГБ и МВД, принялись раскапывать безобразия.

Подобные чистки очень способствовали популярности Андропова среди простого народа. О нем заговорили как о борце за справедливость. Но мало кто догадывался, что это было только «фоном», «расчисткой стройплощадки», а в это же время Юрий Владимирович создал группу для подготовки настоящих реформ. В нее вошли Горбачев, Рыжков, секретарь ЦК Долгих и др. Престарелый Долгих был включен скорее для представительства, чтобы обозначить: в деле участвуют и «старики», никто их не ущемляет.

Разработку проектов Генеральный секретарь отслеживал лично, Рыжков бывал у него с докладами каждую неделю. Специально для него Андропов создал новый, экономический отдел ЦК. К данной работе привлекли плеяду «птенцов Яковлева», «реформаторов» из Новосибирского академгородка: академика Аганбеляна, Заславскую, Богомолова, Леваду. Были подключены и «птенцы» самого Юрия Владимировича во главе с Арбатовым и Гвишиани, а также Абалкин, Петраков и другие ученые, которые вскоре станут активными деятелями «перестройки».

Впрочем, даже термин «перестройка» уже прозвучал. Как вспоминал Рыжков, для предстоящих преобразований ставилась задача «долгосрочной программы перестройки управления народным хозяйством». В программной статье Андропова в журнале «Коммунист» прозвучал и курс на «ускорение прогресса производительных сил» [10]. Не было лишь третьего тезиса, который Горбачев добавит к «перестройке» и «ускорению» – «гласности». Гласности Юрий Владимирович никогда не любил. Он предпочитал готовить поворот исподволь, не привлекая лишнего внимания.

Однако стать «перестройщиком» ему не довелось. Его болезнь почек врачи компенсировали сильнодействующими препаратами. А теперь, когда он пришел к власти, наступил вдруг предел. Лекарства больше не действовали. Весной 1983 г. почки стали отказывать. Организм отравлялся невыведенными шлаками. Ему стали делать искусственную очистку крови, гемодиализ. Два раза в неделю он приезжал в больницу на мучительную процедуру [149, с. 283]. Это помогало поддерживать жизнедеятельность, но старый больной организм стал слабеть, плохо сопротивлялся инфекциям, появились язвы. На демонстрации 1 мая подъем на трибуну Мавзолея дался Андропову с большим трудом. Тут же придумали оборудовать на Мавзолее эскалатор. Его сделали, еще не зная, что Юрий Владимирович этим эскалатором никогда не воспользуется.

Но сказалось не только состояние здоровья Андропова. Кому возглавить «перестройку» в СССР, решал не он. Это решали вообще не в Москве. Выбор делали внешние силы. При Гарвардском университете действовала специальная программа «Лиотте» по подготовке агентов влияния… А чета Горбачевых, еще когда он верховодил на Ставрополье, любила ездить за границу. Бывший заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК Владимир Севрук утверждал, что Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна попали в поле зрения экспертов ЦРУ в 1971 г., когда они очутились в Италии, на симпозиуме молодых политиков левых партий. А особенно плодотворной стала поездка по Франции в 1977 г. – Горбачевы решили прокатиться через всю страну на автомашине с переводчиком. Можно не сомневаться, по пути им встречались «случайные» люди, говорившие по-русски. С высокопоставленными туристами заводили знакомства французские политические деятели, бизнесмены.

Специалисты утверждают, что в подобных случаях прямая вербовка применяется редко, она не обязательна (и может отпугнуть партнера). Но составляются психологические портреты, определяются слабые места, возможные подходы. А Раиса Максимовна ошалела от Франции, объявляла во всеуслышание: нам надо жить так, как живут французы… А в это же время в Вену эмигрировал друг и «единомышленник» Горбачевых Зденек Млынарж, способный много рассказать об их взглядах. Начал заниматься распространением «демократических идей» на Чехословакию и для этого, конечно же, должен был контактировать с западными спецслужбами…

В начале 1983 г. в Москву приехал в отпуск посол в Канаде, Александр Николаевич Яковлев. Увиделся с помощником Горбачева Болдиным. Стал внушать, что Михаилу Сергеевичу, отвечавшему в Политбюро за сельское хозяйство, крайне необходимо побывать в Канаде – именно там сельское хозяйство образцовое, можно позаимствовать много полезного. Болдин устроил ему встречу с Горбачевым, и тот начал проситься в командировку в Канаду. Андропов считал ее ненужной и несвоевременной, возражал. Но Михаил Сергеевич каким-то образом настоял на своем.

В мае он полетел за океан. С ним отправилась большая свита чиновников из ЦК и других ведомств. Визит Горбачева прошел блестяще. На встрече с парламентариями он говорил живо, без бумажки, в отличие от советских «старичков», к которым привыкли иностранцы. Не стеснялся откровенничать: например, что лично он против войны в Афганистане (впрочем, перед начальством он всегда мог оправдаться, ведь Андропов тоже изъявлял готовность к примирению). Михаил Сергеевич выражал готовность дружить с Западом, преодолеть разногласия. Но и за словом в карман не лез. Когда кто-то из русофобов полез с традиционными обвинениями, Горбачев отмахнулся от него, вспомнив восточную пословицу: собака лает, а караван идет. Это вызвало аплодисменты, в газетах появилась карикатура, Горбачев едет на караване, а собака с лицом оппонента облаивает.

В общем, произвел впечатление, его объявляли политиком «американского склада». Но были и конфиденциальные беседы с Яковлевым. Горбачев, например, согласился с ним в вопросе о Сахарове, что «это стыд – держать академика в ссылке» [200]. Наверняка затрагивались и другие темы. Когда в посольство явились очередные журналисты брать интервью, Яковлев сказал им, что гость отдыхает, но вместо Горбачева на вопросы может ответить он. Пояснил: «Мы с ним мыслим одинаково». Не без помощи Яковлева была проложена дорога к премьер-министру Канады Трюдо. По протоколу у него предусматривался один прием. Но Михаил Сергеевич побывал у него трижды! Его спутники замечали: каждый раз на встречах присутствовали разные люди. Разумеется, это были не только канадцы. Наблюдали гостя, оценивали.

В свите Горбачева приехал заместитель министра внешней торговли Владимир Сушков. Позже он описывал, что были достигнуты очень хорошие договоренности с канадскими фирмами, производителями сельскохозяйственной техники, и Михаил Сергеевич козырял ими по возвращении в Москву. Но дальше об этих договоренностях он не вспоминал, ни одна из них не была реализована! Сушков удивлялся, напоминал, но получал только пустые отписки или его обращения оставлялись без ответа. Через полгода после прихода Горбачева к власти Сушков был вдруг арестован и сел в тюрьму на 6 лет. Якобы за взятку. А может, как раз из-за того, что заметил явную фальшь?

Потому что без этих нереализованных договоренностей у визита остается только один результат. Первые «смотрины» будущего советского лидера. Его сочли подходящим. Трюдо сообщал Маргарет Тэтчер и другим западным политикам, что «на Горбачева следует обратить внимание». А сам Михаил Сергеевич, вернувшись из командировки, принялся усиленно хлопотать за Яковлева. Докладывал Андропову, что он уже 11 лет «в ссылке», пора перевести его в Москву. Доказывал, что у него «такая голова»! Юрий Владимирович кивнул: «И даже не одна, а две» [12] Уж он-то давно знал о контактах Яковлева с ЦРУ. Тем не менее Горбачев и в этом случае «дожал», подключились Арбатов, Александров-Агентов, и Андропов согласился. Только оговорился, что в ЦК Яковлева не допустит. Ну что ж, нашлось другое место. Директора Института мировой экономики и международных отношений.

…Юрий Владимирович размышлял над тем, чтобы уйти на покой. Спрашивал Чазова: «Наверное, я уже полный инвалид, и надо думать о том, чтобы оставить пост Генерального секретаря». В разговоре с Рыжковым он тоже обмолвился: «Николай Иванович, если я уйду на пенсию, какое материальное содержание вы мне сохраните?» Но уходить в отставку означало бы новую игру – определять себе преемника, отстаивать его. На такое сил у Андропова больше не было. Он предоставил событиям идти как идут…

Невзирая на открытую вражду с США, кремлевские врачи в январе 1984 г. пригласили для консультаций американского профессора Рубина. Без сомнения, Белый дом получил исчерпывающую информацию о состоянии Андропова. Подсуетился и Горбачев. Лег на диспансеризацию в Кунцевскую больницу, навещал там Юрия Владимировича «по соседству». В общем, изображал ближайшего и вернейшего.

9 февраля 1984 г. Андропова не стало. На кулуарной встрече Тихонова, Громыко, Черненко и Устинова министр обороны назвал кандидатуру нового Генсека – Черненко. Политбюро проголосовало единогласно. Среди тех, кто горячо поддержал избрание, был Горбачев. Уж он-то разразился самыми пышными и цветистыми славословиями!

Хоронили Юрия Владимировича 14 февраля, пышно почтили. После смерти Брежнева в его честь переименовали новый город, построенный при нем, Набережные Челны. А Андропов городов не построил, но его имя присвоили древнему Рыбинску, где он учился в техникуме. Так же как в честь Брежнева переименовали ряд улиц, учреждений в разных городах.

На похороны снова съехались главы государств, в том числе вице-президент США Буш-старший, премьер-министр Англии Маргарет Тэтчер. Мероприятия были сугубо официальными, но при этом Тэтчер проявила вдруг интерес к Горбачеву, постаралась познакомиться с ним. А Буш через несколько месяцев, в апреле, приехал в Женеву, где возобновилась конференция по сокращению вооружений. Обратился к руководителю советской делегации Виктору Израэляну, что хотел бы встретиться с Горбачевым. Такой вариант не сложился, но Буш, разговаривая с Израэляном один на один, заявил: «Вашим следующим лидером будет Горбачев!» (Аргументы и факты. № 25, 1991). Казалось бы, откуда такая уверенность?..