Прощание с эпохой

Силы Брежнева были на исходе. Он невнятно говорил, с трудом передвигался. Зависимость от успокоительных вызывала дальнейшие ухудшения, но Леонид Ильич просил их у Черненко, Цвигуна и других доверенных, и они не могли отказать, доставали. Чазов посоветовался с Андроповым, и в специальной лаборатории КГБ для Брежнева стали производить «пустышки». На вид – неотличимые от настоящих лекарств, но с нейтральным наполнителем [149, с. 228]. Председатель КГБ все плотнее брал Генерального секретаря под собственный контроль. А ресурсы своего ведомства использовал, исподволь прокладывая себе дорогу к власти.

Коррупция в СССР расцвела пышным цветом. «Копать» можно было где угодно. Но «копали» избирательно. Во второй половине 1970-х годов КГБ арестовал генерального директора фирмы «Океан» Фельдмана и директора одного из его фирменных магазинов Фишмана. Они готовились перебраться за рубеж, обменивая огромные суммы на иностранную валюту и нелегально переправляя в западные страны. Вскрылись масштабные спекуляции дорогими сортами рыбы, икрой. Арестованные признались, что их бизнес за большие взятки обеспечивал заместитель министра рыбного хозяйства Рытов. От «рыбного дела» потянулись нити к московской торговой сети. А здешние деятели паслись в окружении Гришина. Андропов действовал очень аккуратно. Добытый компромат раскрывать не спешил, придерживал, чтобы использовать в удобное время.

Еще один след «рыбного дела» привел к магазину «Океан» в Сочи. За взятки арестовали председателя горисполкома Воронкова. Андропов проявил к нему повышенный интерес, его доставили в Москву. Потому что первым секретарем Краснодарского края был Медунов, которого полюбил Брежнев, хотел выдвинуть на повышение в столицу. В соседнем, Ставропольском крае безобразия были гораздо круче. Там брал взятки сам первый секретарь, Горбачев (чего Медунов не делал). Но Горбачева продвигал Андропов, и ставропольской коррупции «не замечали». А Медуновым и Краснодарским краем занялись серьезно. Правда, Воронков показаний против Медунова не дал. Но КГБ передал некоторые материалы журналистам, например имена 6 начальников в Сочи, незаконно получивших квартиры для себя и детей [149, с. 216]. Среди жителей Краснодарского края нашли обиженных, пострадавших от злоупотреблений, подсказали писать в газеты.

Такие публикации появились в «Правде», «Советской России», «Человеке и законе». Тогда и само население воодушевилось, что началась борьба за справедливость. Хлынул поток заявлений и жалоб в редакции газет, в ЦК, в КГБ, в МВД. В Краснодарском крае закрутились расследования, 5 тыс. чиновников были уволены и исключены из партии, 1,5 тыс. попали под суд. Вопрос о повышении Медунова, допустившего в своих владениях такие злоупотребления, отпал сам собой. А потом Андропов все же «добил» его. Доложил Брежневу: получены доказательства, против Медунова надо возбуждать дело. Леонид Ильич все же выгородил любимца, он был снят с должности «за ошибки в работе» [149, с. 220]. Но подобным образом уже начиналась косвенная дискредитация самого Брежнева: вот какие у него выдвиженцы, какие деятели его окружают.

Подрыву его авторитета способствовало и 75-летие в декабре 1981 г. Очередные водопады лести, пятая звезда Героя (всего у него набралось около 200 наград). А в январе 1982 г. у Леонид Ильич принял успокоительное, причем довольно слабое, ативан, и слег с тяжелым приступом астении. И в это время, 19 января, неожиданно застрелился первый заместитель председателя КГБ генерал Цвигун. Глаза и уши Брежнева при Андропове. По свидетельству охранника, приехал на дачу, спросил его, куда ведет дорожка. Тот ответил: «А никуда, к забору. Я тут расчистил немного, а у забора сугроб». «Вот и хорошо, что никуда», – сказал Цвигун, прошел к забору и выстрелил в себя. О причинах гадают до сих пор. Ранее у Цвигуна было онкологическое заболевание, но ему сделали успешную операцию, и незадолго до смерти обследование признало его здоровым.

Чазов связывает трагедию с тем, что Брежнев через Цвигуна получал успокоительные. Андропов за это выговаривал своему заму, требовал прекратить: «Не дай бог, умрет Брежнев даже не от этих лекарств, а просто по времени совпадут два факта. Ты же сам себя проклинать будешь». В январе у главы государства приступ случился как раз после получения лекарств от Цвигуна, и Андропов устроил ему разнос [149, с. 228]. Но существует и версия, что самоубийство сфальсифицировано и Цвигун был убит. Еще одна загадка – под некрологом нет подписи Брежнева, хотя покойный был его личным другом. Получается, кто-то очень постарался оклеветать генерала перед Леонидом Ильичом? Или он чем-то действительно провинился перед высокопоставленным другом?

Вместо Цвигуна первым заместителем Андропова стал Цинев. Тоже «человек Брежнева», но ему было уже 75 лет, он перенес инфаркт и был дряхлым стариком, склонным к самодурству. Дела, которые вел Цвигун, взял на себя сам Андропов, получил доступ к документам в его личном сейфе. А за одной смертью вскоре последовала другая. В Политбюро было два «вторых секретаря» – тех, кто в отсутствие Брежнева замещал его, вел заседания. Суслов и Кириленко. Но 75-летний Кириленко совсем сдал, впал в маразм даже сильнее, чем Брежнев. Стал фактически недееспособной фигурой. А Суслов лег для обычной диспансеризации в кремлевскую больницу, и там у него случился инсульт. 25 января он скончался.

Хоронили в лютый мороз. Порывы пронизывающего ветра дважды срывали покрывало с покойного. Невзирая на такую погоду, Брежнев счел своим долгом отстоять на трибуне всю долгую церемонию, даже сказать речь. Суслова похоронили не в кремлевской стене, а возле стены, подчеркнув особую важность его фигуры, особые заслуги. Хотя, наверное, почти никто из тогдашних советских людей, да и последующих историков не смог бы внятно ответить, в чем эти особые заслуги заключались? «Серого кардинала», который долгое время регулировал процессы в советской верхушке, не стало.

И прямо в день похорон произошло еще одно событие. Сотрудники КГБ явились на квартиру некоего Бориса Буряце, известного под прозвищами «Борька Цыган» и «Борис бриллиантовый». А тем, кто вращался вокруг него, было известно и другое: артист цыганского театра, крупный спекулянт и… сожитель Галины Брежневой. Эта связь сделала его очень влиятельным человеком среди всяких махинаторов, подпольных бизнесменов, уголовников. Галина подарила ему квартиру в центре Москвы, на улице Чехова. Американец Лаудан, гостивший у Буряце, вспоминал: когда ехали в его машине, «милиционеры, стоявшие на перекрестках, отдавали Борису честь». А квартира напоминала музей: старинные картины, иконы, антикварная мебель, хрусталь. «И вот “гранд-финал”. Борис достал замшевый мешочек и высыпал его содержимое на стоящий меж нами столик. В свете лампы засверкала горка старинных драгоценностей: браслеты и серьги, заколки, брошки, кольца, бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды…» [149, с. 235–236].

Теперь в эту квартиру пришли незваные гости. Предъявили ордер на обыск и арест. Понятыми позвали соседок, старушек-актрис. Которые наверняка разболтают многочисленным знакомым. В протоколе обыска фигурировало все богатейшее содержимое квартиры. Буряце ошалел, как посмели его тронуть, попросил разрешения позвонить. Инструкциями это строжайше запрещалось, но ему… разрешили. Позвонил он, конечно, Галине. Она примчалась выручать Бориса. Но ей вежливо показали ордер, сослались на приказ, и Буряце увезли. А от старушек все случившееся мгновенно разлетелось по Москве. Галину, разумеется, не допрашивали, ее имя в деле вообще не упоминается. Но слухи и сплетни брызнули в иностранные СМИ. Удар был нанесен по престижу Брежнева…

Вскоре последовал еще один. Одним из ближайших советников Брежнева был академик Николай Николаевич (Израилевич) Иноземцев, директор Института мировой экономики и международных отношений. Он был того же поля ягода, что андроповские «аристократы духа». Сугубый «западник», один из тех, кто завел страну в болото «конвергенций». Но Иноземцев был не из андроповской, а из брежневской «команды».

В марте 1982 г. в его институте появились работники прокуратуры – обнаружилось, что Иноземцев поставил бывшего завхоза заместителем директора, тот за государственный счет обустраивал дачу начальника, поставлял ему бесплатно импортную мебель. Тот перепугался, поспешил внести в казну «недостачу», 18 тыс. рублей.

Но дальше в Институте мировой экономики появились сотрудники КГБ, учинили обыск. Это учреждение считалось «элитным», и попадали туда только отпрыски «номенклатуры». Все считали себя «прогрессивными», презирали «совок». Группа аспирантов создала кружок «молодых социалистов», выпускала машинописный сборник «Поиски». В 1980-х КГБ на такие мелочи вообще не обращал внимания. Но тут вдруг арестовал авторов – Фадина, Хазина, Кагарлицкого, Кондрашева, Кудюкина, Чернецкого, Шилкова, Ривкина. Возбудили 20 уголовных дел, других сотрудников таскали на допросы. Шерстили учреждение советника Брежнева, опять дискредитировали его окружение! Иноземцев перегрузок не выдержал, скоропостижно скончался [149, с. 225]/

В это же время серьезному испытанию подверглось здоровье самого Леонида Ильича. В марте 1982 г. он отправился в Узбекистан, вручать республике орден Ленина. Была расписана программа визита. Когда Брежнев ездил по Ташкенту, ее сократили, убрали посещение авиационного завода. Но позже оказалось, что свободное время еще есть, и Леонид Ильич вспомнил, что надо бы побывать на этом заводе. Местное начальство засуетилось, сперва велело собирать рабочих во дворе, потом определило для митинга и выступления Брежнева сборочный цех. Рабочие хлынули туда. Чтобы лучше видеть, полезли на стапеля строящихся самолетов. Когда Брежнев проходил под одной из платформ, люди на ней стали перемещаться, она накренилась и рухнула прямо на головы Леониду Ильичу и сопровождавшим лицам.

Охранники подняли руки, смягчая удар, один спас Брежнева, накрыв его собой. У Леонида Ильича была сломана ключица. Он повел себя как сильный и мужественный человек. В первую очередь позаботился о помощи пострадавшему охраннику – ему разбило голову. Лечащий врач требовал немедленно лететь в Москву, но Брежнев отложил отъезд на день – назавтра было торжественное заседание с вручением ордена. Когда Леонид Ильич выступал, был очень заторможен, некоторые присутствующие и телезрители сочли, что он выпил. Лишь немногие знали, что руку со сломанной ключицей искусно перевязали, чтобы было незаметно, а сильную боль блокировали новокаином [181, с. 209–210].

Выздоровление шло трудно, ключица так и не срослась. Но служебные обязанности Брежнев считал своим долгом. Когда выписался из больницы, ежедневно приезжал в свой кабинет хотя бы на 2–3 часа. Сидел за столом, обзванивал подчиненных. Злые языки поговаривали, что это уже маразм, только видимость правления. Но это ложь. Брежнев до последнего часа оставался руководителем государства. В отличие от грядущего Ельцина, он не выпускал из рук рычагов управления. 1 мая состоялся традиционный парад и демонстрация трудящихся – Брежнев, невзирая на самочувствие, стоял на трибуне мавзолея.

В мае состоялся пленум ЦК. Леонид Ильич на нем тоже присутствовал, повестку дня он считал очень важной. Была принята Продовольственная программа на 1982–1990 гг. Фактически признавалось, что состояние сельского хозяйства катастрофическое (импорт зерна достиг 45 млн тонн, мяса – 1 млн тонн в год). Намечались меры по исправлению положения. Поскольку в Политбюро за сельское хозяйство отвечал Горбачев, авторство Продовольственной программы нередко приписывают ему. Но такое утверждение легко опровергается. Вскоре Горбачев придет к власти и не станет ее выполнять, а, наоборот, развалит. Программа была не реформаторской, не «революционной», а взвешенной и реалистичной.

Отсюда можно увидеть, что идея была брежневской, а к работе он привлек грамотных, осторожных специалистов. Основой должно было стать развитие существующих агропромышленных комплексов, формирование новых, за 8 лет это позволяло увеличить производство продовольственных товаров в 2,3–2,5 раза, избавиться от зависимости от иностранцев (между прочим, показатели Продовольственной программы не достигнуты до сих пор, ведь она базировалась на укреплении и развитии колхозов и совхозов, ныне не существующих).

Но на пленуме были решены и «организационные вопросы». Андропова избрали секретарем ЦК КПСС, на место Суслова – в его подчинение перешли отделы пропаганды, культуры, науки, международный отдел, отдел внешнеполитической пропаганды. Он стал «вторым секретарем» с правом в отсутствие Брежнева вести заседания. Как будто это являлось значительным повышением. Но от должности председателя КГБ его освободили. На этот пост был назначен Виталий Федорчук, возглавлявший органы КГБ на Украине. Однако к «команде» Андропова он не принадлежал. Он был выдвиженцем первого секретаря ЦК Украины Щербицкого – друга Брежнева. Леонид Ильич и сам прекрасно знал его. Когда приезжал на отдых в Крым, Федорчук обеспечивал его безопасность, каждый раз представлялся ему, навещал вместе с Щербицким.

Член Политбюро Гришин писал: «В. Федорчук был переведен с должности председателя КГБ Украинской ССР. Наверняка по рекомендации В. В. Щербицкого, наиболее, пожалуй, близкого человека к Л. И. Брежневу» [345]. А кабинет Суслова после его кончины занял почему-то не Андропов, а Черненко. Начал вмешиваться в идеологические вопросы… В целом же специалисты приходят к выводу: Брежнев в полной мере оценил, что председатель КГБ осмелился «копать» под его окружение, его семью. Сделал собственный ход. Вроде повысил Андропова, но отобрал у него главную силу. Передал КГБ «своему» человеку.

Пройдет всего несколько лет, и знакомые нам «звезды» антисоветской пропаганды, Соловьев и Клепикова, запустят в полет жирную «утку». Будто Андропов, как паук, опутал старика Брежнева, наводнил Москву «алиевцами» из азербайджанского КГБ. Леонид Ильич в отчаянии обратился к Щелокову, умоляя спасти его, арестовать Андропова. 10 сентября министр внутренних дел отдал приказ Чурбанову, было выслано два наряда милиции, в кабинет в здании ЦК и на квартиру. Но в МВД у Андропова была своя агентура. Обе группы перехватил спецназ КГБ. Одну остановили по пути и разоружили. У другой возле дома 26 на Кутузовском, где были квартиры Брежнева, Щелокова, Андропова, произошла перестрелка с убитыми и ранеными. План сорвался, и предотвратить захват власти Андроповым стало уже невозможным.

Эту сенсационную «утку» произвели, когда Юрий Владимирович был уже мертв – и на Западе именно из него стали делать чудовище, символ «полицейского режима» (а заодно и тайного вождя русских националистов) [159]. Но и в России подсуетились «желтые» журналисты, писатель Юлиан Семенов. Между прочим, его отец Семен Ляндрес сидел за троцкизм и связь с американской «интернационалисткой»-шпионкой Анной Стронг. А сам Юлиан проявлял известную склонность к плагиату. Он заимствовал сюжеты в архивах ОГПУ – НКВД – КГБ, из советских пропагандистских сплетен. Подхватил и «боевик» у Соловьева и Клепиковой… В данное время КГБ Андропову не подчинялся. Там сидел личный ставленник Брежнева. Да и с «алиевцами» грубый прокол. Гейдар Алиев тоже был ставленником Брежнева и Цвигуна, а не Андропова.

Да, борьба за власть велась. Но совсем другими методами, без гангстерских перестрелок. В октябре 1982 г. в партийной верхушке вдруг заговорили о тяжелой болезни Андропова. Брежнев обратился к Чазову: «Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Ты понимаешь, что на него многое поставлено, и я на него рассчитываю…» Чазов пояснял, что у Андропова тяжелая болезнь почек, но 15 лет ее получается стабилизировать, сохранять работоспособность. Леонид Ильич качал головой: «Я все это знаю. Видел, как он в гостях у меня не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли… Понимаешь, вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать». Чазов мгновенно передавал такие разговоры Андропову. Но и сам Брежнев, встречаясь с Юрием Владимировичем, принялся расспрашивать его о самочувствии, интересовался, чем можно ему помочь? [149, с. 231]

Андропов крайне тревожился. Уж он-то знал, как решаются подобные дела при Брежневе. На пленуме какой-нибудь делегат неожиданно подаст предложение: освободить по состоянию здоровья, проголосуют – и все… Но были и другие угрожающие явления. Брежнев наконец-то решил подобрать себе преемника. Сохранившиеся свидетельства показывают: он надумал обратиться к примеру Китая. Ввести для себя почетный пост Председателя партии, как состарившийся Мао Цзэдун. А на должность Генерального секретаря наметил верного друга, руководителя компартии Украины Щербицкого. Об этом сообщил в своих воспоминаниях бывший глава московской парторганизации Гришин [38].

Секретарь ЦК КПСС по кадрам Капитонов подтверждал: «В середине октября 1982 года Брежнев позвал меня к себе. – Видишь это кресло? – спросил он, указывая на свое рабочее место, – Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого» [149, с. 243–234]. О том же рассказал впоследствии Федорчук. А Политбюро приняло решение о созыве в ноябре пленума ЦК КПСС. Первым был поставлен вопрос о научно-техническом прогрессе. Вторым, закрытым – «организационный вопрос».

Но и Андропов уже сформировал собственную группировку в советской верхушке. В наследство от Суслова под его руку перешли Пономарев, Зимянин, Демичев. Плюс их «общий» Горбачев. Союзником Юрия Владимировича давно уже был маршал Устинов. К ним примыкал Громыко. КГБ Брежнев отдал Федорчуку, но на ключевых постах остались люди Андропова: Бобков, Крючков. Ставленником Брежнева был первый заместитель Федорчука, Чебриков. Но… он, как и Устинов, предпочел переориентироваться на Андропова. А академик Чазов, по сути, являлся агентом Юрия Владимировича при Брежневе и других руководителях.

Задумывался ли Леонид Ильич о своей душе? Конечно, он не был верующим. Слой коммунистической шелухи накопился в нем слишком большой. Но какое-то русское, православное чувство в нем жило. Как отмечалось, Брежнев не допускал гонений на Церковь, и если узнавал о них, то пресекал. А буквально накануне смерти отдал неожиданное распоряжение – возвратить Церкви Свято-Донской монастырь. Когда-то он являлся главной резиденцией Патриархии, а потом его прибрали для своих нужд органы госбезопасности. Леонид Ильич подписал указ вернуть монастырь его настоящим хозяевам. Но до пленума с назначением преемника он не дожил.

7 ноября Брежнев стоял на трибуне во время парада. Потом присутствовал на торжественном заседании. Приехал на дачу с товарищами, отметили праздник – без «перегрузок», чинно посидели за столом и расстались. На следующий день Леонид Ильич уехал в Завидово отдохнуть, поохотиться. Вернулся 9 ноября вечером, чувствовал себя хорошо. Был в прекрасном настроении, шутил. Личного врача, Михаила Косарева, отпустил домой, как всегда отпускал его на ночь. Принял снотворное, точнее андроповские «пустышки», которые ему поставляли вместо снотворного. Отправился в постель.

Спал он на втором этаже дачи, с женой. Утром она встала раньше – страдала диабетом, и приезжала медсестра колоть инсулин. Муж как будто еще спал. А когда в спальню зашла медсестра, заметила, что он лежит как-то странно, сполз с подушки и обнял одеяло. Позвала охранников, и обнаружили, что он мертв. Пытались реанимировать, делать массаж сердца – охранники были этому обучены. Вызвали врачей. А дальше свидетельства несколько разнятся. Чазов вспоминает, что примчался мгновенно, даже раньше машины реанимации. Увидев Брежнева, понял: все кончено. Сразу же дал знать Андропову. Причем он не скрывает: опасался прослушки, как бы информация не попала к Щелокову или Федорчуку. Поэтому причину не называл, сказал только, чтобы он срочно приехал на дачу к Генсеку, и тот все понял [181, с. 265].

Но Чурбанов описывает иную последовательность. Когда ему доложили, он с женой полетел на дачу к тестю. «Юрий Владимирович Андропов уже был там. Позже подъехал Чазов» [147, с. 200]. Кто из них неточен в воспоминаниях? И случайна ли эта неточность? Но оба свидетельствуют: Андропов сразу забрал «бронированный» портфель Брежнева с цифровым замком, о котором сам Леонид Ильич со смехом говорил близким, будто в нем лежит компромат на всех членов Политбюро. Причем в разных версиях воспоминаний Чурбанова тоже имеется серьезное расхождение. В одной – он застает Андропова на даче. В другой – тот приезжал до появления Чурбанова, забрал портфель и уехал, а потом появляется Чазов, констатирует смерть [149, с. 252]. А согласно Чазову, Андропов посовещался с вдовой, находившейся в шоке, и якобы от ее имени было принято решение Черненко не звать.

Таким образом, Юрий Владимирович получил явную «фору». У тела вождя он оказался первым и единственным из потенциальных наследников. Официальный диагноз гласил: Брежнев скончался во сне от внезапной остановки сердца. Чазов объяснял Чурбанову: оторвался тромб, попал в сердце, и все. Ну а пока врачи делали анализы, вскрытие, уже решался вопрос о власти. О том, что Леонид Ильич определил себе преемника, знали немногие. А те, кто знал, помалкивали. «Старики» из «брежневской» группировки – Тихонов, Гришин, Соломенцев – стали группироваться вокруг Черненко. Он был ближайшим помощником Леонида Ильича, его «вторым я», возглавлял главный, Организационный отдел ЦК. Тихонов встретился с ним. Договорились, что на заседании Политбюро глава правительства выступит и назовет кандидатуру Черненко.

Но сорганизоваться «старики» не успели. Зато у Андропова оказалось все готово. К Черненко уже после его беседы с Тихоновым зашел Устинов и «попросил», чтобы на заседании выступил Черненко и предложил Юрия Владимировича. «Просил» министр обороны. Константин Устинович все понял и согласился. Политбюро собралось вечером 10 ноября. Андропов уверенно занял председательское место, хотя его никто не выбирал. Но все дружно промолчали.

Он сказал: враги будут стараться нарушить наше единство, играть на кончине Леонида Ильича. Заменить его никто из нас не может, но мы можем успешно решать вопросы только коллективно… На повестке дня вопрос о Генеральном секретаре. «Какие будут предложения, прошу товарищей высказаться». Высказаться пожелал Черненко, назвал Андропова. Все загалдели: «правильно», «верно». Добавил Устинов: «Я считаю, что надо поручить Константину Устиновичу Черненко выступить на пленуме с соответствующей рекомендации об избрании товарища Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС». Все снова заговорили: «да», «правильно», «поддерживаем»…

Пленум ЦК был созван 12 ноября. Внеочередной. Черненко на нем послушно выступил, и Юрия Владимировича единогласно избрали. А через 10 дней, 22 ноября, состоялся еще один пленум. Очередной, который планировал Брежнев. На нем, как и намечали, приняли постановление об ускорении научно-технического прогресса. Но закрытый «организационный вопрос», намеченный Леонидом Ильичом, в повестке дня больше не значился…

Вот и спрашивается, была ли естественной смерть Брежнева? Столь своевременная для Андропова. Давшая ему власть, которую он при жизни предшественника неизбежно терял. Случайность?.. Или среди «пустышек», изготовлявшихся для вождя, оказалась какая-нибудь «не-пустышка»? Доказательного ответа на этот вопрос нет. Но Брежнева многие люди до сих пор считают лучшим советским правителем. Приняв страну после хрущевских катастроф, он сумел обеспечить спокойствие и стабильность, продлить жизнь Советского Союза на 18 лет. На его пышных похоронах люди прощались не только с ним. Прощались со всей этой эпохой…