КГБ и патриоты

С середины 1960-х годов в Советском Союзе кроме диссидентов, «правозащитников» и увлекшейся либеральным вольнодумством интеллигенции появилась и иная струя оппозиции – национально-патриотическая, никак не связанная с Западом. В Ленинграде КГБ раскрыл подпольную организацию Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа. Он пропагандировал христианские ценности, а вместо капитализма и коммунизма предлагал «социал-христианский» путь развития. Прошло два больших процесса, в 1967 и 1968 гг., был осужден 21 человек. Сроки они получили куда больше, чем либеральные антисоветчики, основатель организации Игорь Огурцов – 15 лет (10 тюрьмы и 5 колонии) и еще 5 лет ссылки. Но… этих процессов, в отличие от Синявского – Даниэля и Гинзбурга – Галанскова, зарубежная «общественность» как будто не заметила! Никаких кампаний в защиту христианских патриотов средства массовой информации не поднимали. И в Советском Союзе никто подписей не собирал. Это были «не те» инакомыслящие. Между прочим, они не реабилитированы до сих пор (в отличие от сионистов Гиллеля Бутмана, в действиях которого современный российский суд… не нашел состава преступления).

Впрочем, реальное значение подобных подпольных групп было практически нулевым. Но начался гораздо более серьезный процесс. Выделилось русское патриотическое крыло среди творческой интеллигенции. Одной из причин стала как раз обострившаяся проблема сионизма. А в сфере культуры евреи обосновались очень прочно, занимали ключевые позиции. Вторым толчком послужила кампания по уничтожению «неперспективных» деревень. Рушилось родное, исконное, историческое. Русских писателей, поэтов, художников, задело за живое. Произошло разделение, такие популярные советские издания, как журналы «Новый мир», «Юность», «Литературная газета», остались очагами либерализма, а «Молодая гвардия», «Наш современник» превратились в очаги патриотического направления.

Появился целый жанр «деревенской прозы» – выходили произведения Федора Абрамова, Виктора Астафьева, Василия Белова, Валентина Распутина, Сергея Залыгина, Юрия Бондарева, Василия Белова, Василия Шукшина, Бориса Можаева, Анатолия Иванова. «Молодая гвардия» публиковала очень острые по тем временам статьи скульптора Коненкова, художника Павла Корина, Леонова, Лобанова, Чалмаева, Семанова, где говорилось о «русском духе», необходимости встать на «национальную почву». А на волне агрессии Израиля на Ближнем Востоке, дипломатического разрыва СССР с этой страной Юрию Иванову удалось выпустить книгу «Осторожно, сионизм!» – позиции автора были безупречно коммунистическими, но фактический материал был поднят такой глубокий, что сохраняет ценность до сих пор. Позже писали, что тираж книги был изъят. Это неверно. Его раскупили мгновенно.

У патриотов появилась и легальная организация – ею стало созданное в 1966 г. Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры, оно получило помещение в Высокопетровском монастыре. По вторникам здесь стали собирать заседания, их неофициально называли «Русским клубом». Активными его организаторами стали известные литераторы Палиевский, Кожинов, редактор журнала «Человек и закон» Семанов, директор издательства «Молодая гвардия» Ганичев, инструктор идеологического отдела ЦК Байгушев. На заседания приходил редактор «Журнала Московской патриархии» епископ Питирим (Нечаев), приглашали знаменитых ученых – академика Рыбакова, Пиотровского.

Стоит подчеркнуть: деятельность патриотической оппозиции никогда не была антисоветской и антигосударственной. Наоборот, она старалась получить поддержку партийной верхушки или какой-то ее части. Пробудить в коммунистическом руководстве здоровые тенденции, опору на национальные силы, и таким образом осуществится поворот политики в «русское» русло. Но на патриотов посыпались яростные нападки либерального крыла советской прессы и аппарата ЦК, интриги, клевета. В 1970 г. на заседании Секретариата ЦК под председательством лично Брежнева подвергся резкой критике главный редактор «Молодой гвардии» Анатолий Никонов. Его сняли со своего поста. Правда, мягко – перевели главным редактором в другой популярный журнал, но совершенно не политический, «Вокруг света».

А в 1972 г. разгромный удар по патриотическому движению решил нанести сам руководитель отдела пропаганды ЦК Яковлев (как мы помним, почему-то щедро кормивший гонорарами диссидентов и популяризировавший революционеров-масонов). В «Литературной газете» вышла его статья «Против антиисторизма». Он обрушился и на «национализм», и на «деревенскую прозу», как на ностальгическое воспевание «пережитков», чуждое принципам марксизма и курсу партии. Даже ярлык придумал – «антиисторизм», а публикация начальника такого ранга обычно становилась указанием к исполнению.

Но вот тут-то поднялась буря протестов. В защиту патриотического направления выступили многие ученые и деятели культуры, письмо Брежневу направил Михаил Александрович Шолохов – классик, академик, лауреат Нобелевской премии. Леонид Ильич пришел к выводу, что Яковлев ссорит его с русской общественностью. А ко всему прочему, Брежнев не любил его, знал как выдвиженца Шелепина. Поэтому Яковлева 7 лет «забывали» утвердить заведующим отдела пропаганды ЦК, он так и возглавлял отдел в ранге «заместителя». Теперь дело рассмотрели на Секретариате ЦК и Политбюро, и Яковлева сняли с должности. Правда, и заступники у него оставались мощные. Суслов, Пономарев. Поэтому отправили его не куда-нибудь в захолустье, а Чрезвычайным и Полномочным послом в Канаду. Как бы поближе к тем силам и кругам, с которыми он давно был связан. Случайно ли?

Но патриоты считали это своей великой победой. Их работа активизировалась. Продолжали выходить книги, зовущие к национальному возрождению. По романам Анатолия Иванова «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов» начали снимать телесериалы. Под эгидой общества охраны памятников истории и культуры устраивались конференции по разным городам и республикам, там создавались филиалы «Русского клуба» – и заговорили уже о молодой «русской партии» внутри КПСС. А издательство «Молодая гвардия» добилась нового «прорыва» по тем временам. За границей вышел роман Солженицына «Август Четырнадцатого». Доктор исторических наук Николай Яковлев, сотрудничавший с КГБ, получил задание достойно ответить. То есть показать, что в историческом плане книга Солженицына ничего не стоит (как и есть на самом деле). Яковлев имел доступ к закрытым архивам, и поручение выполнил. Но совсем не так, как хотелось бы заказчикам. В 1974 г. в «Молодой гвардии» вышла его книга «1 августа 1914 г.» В ней впервые в советской истории была поднята тема масонства, его роли в развязывании Первой мировой войны и в революции.

Однако реальными результатами «русского движения» как раз и стали только книги, статьи, будившие национальное сознание. Ими зачитывалась провинциальная интеллигенция, они были популярны среди офицеров (и среди тех же сотрудников КГБ среднего и низшего ранга). Никакой опоры в «верхах» это «движение» не получило. Полянский, Шелепин, Мазуров, занимавшие вроде бы патриотическую позицию, обращаться к русским интеллектуалам не пожелали (или боялись). Шелепин, например, пытался повысить свою популярность другими способами. Вместо элитных санаториев ездил отдыхать в обычные, вместе с простыми трудящимися. Но на Политбюро ему устроили взбучку за «ложный демократизм», что и завершилось его отставкой в 1975 г.

Из высокопоставленных лиц «русскому движению» покровительствовал только первый секретарь ЦК комсомола Евгений Тяжельников. Но и он был осторожным. Его помощь ограничивалась тем, что он выписывал командировки активистам «Русского клуба» и спускал на тормозах доносы, приходившие на них. Сочувствовал патриотам и первый секретарь компартии Белоруссии Петр Машеров. Позволял издавать в своей республике антисионистские книги В. Бегуна, некоторые другие [149, с. 102]. Но опять же осторожно, сам от этого дистанцировался. Однако, с другой стороны, и «русское движение» не смогло создать сильные структуры, найти опору «снизу». «Мюнхгаузеновские» воспоминания о нем оставил А. Байгушев. Именно он восхвалял «русскую партию» внутри КПСС, а самого себя произвел аж в «начальники личной партийной разведки» Брежнева. Но из описания конкретных мероприятий видно: они выливались в банальные пьянки. Да, можно было восторгаться, как Семанов командует перед тостом «на пле-чо» и члены «Русского клуба» со вскинутыми рюмками орут песню: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…» [12] Вот какие мы смелые, нам все нипочем!.. Ну и что?

Появились и радикальные национал-патриоты. С 1971 г. историк Владимир Осипов начал выпускать машинописный самиздатовский журнал «Вече». Он выходил раз в 3 месяца тиражом 50–100 экз. В нем публиковались священник Дмитрий Дудко, писатели Леонид Бородин, Геннадий Шиманов, Анатолий Иванов, Светлана Мельникова, Михаил Кудрявцев, Михаил Антонов. От обвинений в создании нелегальной организации Осипов уходил – открыто писал на обложке свою фамилию и адрес. Материалы были православно-патриотического плана, но под обвинения в антисоветской агитации не попадали. «Настоящие», либеральные диссиденты восприняли «Вече» в штыки. Объявляли журнал «черносотенским», его авторов «провокаторами», «агентами КГБ». А КГБ пытался их запугивать – они не поддавались. Но потом вдруг либералы сменили позицию, начали втягивать товарищей Осипова в деятельность «правозащитников», материалы из «Вече» стал перепечатывать «Посев». Это дало возможность Андропову объявить деятельность Осипова антисоветской, в 1974 он получил 8 лет.

А между тем среди патриотического крыла интеллигенции с самого начала оказались довольно сомнительные фигуры. Например, к нему примыкали известный музыкант Мстислав Ростропович со своей супругой, певицей Галиной Вишневской. Хотя они были очень близки и к либеральным диссидентам. Вишневская стала и ближайшей подругой жены министра внутренних дел Николая Щелокова. До назначения он работал вторым секретарем ЦК Молдавии, а, когда его перевели в Москву, на одном из приемов Вишневская сама подошла знакомиться к его жене Светлане, робеющей и комплексующей. Ввела эту простую провинциальную бабу в столичный «высший свет».

В литературе утвердилась сказка, как Ростропович и Вишневская с 1969 г. «прятали» у себя на даче Солженицына, в 1970 г. написали письмо Брежневу в его защиту, после чего попали в опалу, подверглись преследованиям. Это полная чепуха. В 1969 г. Солженицын расстался с первой женой. Соответственно, лишился и ее жилья в Рязани. Ростропович и Вишневская пустили его со второй женой пожить на своей богатой даче. Об этом, разумеется, знали и милиция, и КГБ. И какая же «опала», если Вишневская продолжала петь в Большом театре, в 1971 г. была награждена орденом Ленина, продолжала выезжать с мужем на зарубежные гастроли?

Да ведь и сам министр Щелоков встречался с Солженицыным, помогал ему получить из архива материалы и карты для «Августа Четырнадцатого». А в 1971 г. направил записку в Политбюро, предлагая вместо конфликта с диссидентствующим писателем «прикормить» его. Дать квартиру в Москве, опубликовать его произведения, какие можно, вот и угомонится, перейдет от воинствующих политических заявлений к нормальной работе. Но в начале 1970-х взяла верх другая линия, которую принято квалифицировать как ужесточение «репрессий». Диссидентов стали изгонять из СССР. Но если мы рассмотрим реальные факты, то и миф об «ужесточении» рассыпается в прах.

Например, поэт Иосиф Бродский всегда противился попыткам диссидентов втянуть его в свой круг и сделать из него политическую фигуру. Но партийные идеологи продолжали придираться к нему, а за рубежом его вовсю публиковали, что вызывало новые обвинения. А при решении вопроса о его высылке Андропов пригласил к себе… Евтушенко. Когда тот принялся расхваливать поэта, начальник КГБ попросил высказать честное мнение: где Бродскому будет лучше, у нас или там? Тот ответил: если честно, то, конечно же, там. Юрий Владимирович развел руками – видите, мы с вами думаем одинаково. Бродскому мгновенно оформили «израильскую визу», посадили в самолет и отправили в Вену. Там его уже ждали, встретили, предложили работу в Мичиганском университете.

О Солженицыне в 1974 г. вопрос был вынесен на Политбюро. За высылку высказались лишь пятеро – Андропов, Гришин, Устинов, Кириленко, Катушев. Остальные, в том числе Брежнев, Косыгин, Шелепин, Подгорный, Громыко, проголосовали за то, чтобы арестовать его и судить. Но через генерала КГБ Кеворкова прошли переговоры с канцлером ФРГ Брандтом, он выразил готовность принять писателя (который об этом вообще не знал). Андропов доложил о достигнутой договоренности в личной записке Брежневу [149, с. 119]. Тот согласился: если с Брандтом уже все согласовано, то скандал и впрямь не нужен. Постановление Политбюро отменили. Солженицына аккуратно взяла спецгруппа «А», будущая «Альфа», доставила на самолет и отправила в Германию. Даже архивы писателя не конфисковали, заботливо переслали ему вдогонку, через помощника военного атташе США Вильяма Одона.

В том же году Ростропович и Вишневская выехали из СССР вполне открыто, по командировке Министерства культуры. Никто им препятствий не чинил. А за границей они приняли модный имидж «гонимых». Когда высылали диссидентствующего скульптора Эрнста Неизвестного, у него возникла проблема – огромный багаж. Скульптуры, заготовки. Вывезти все это хозяйство помог Андропов [149, с. 68]. По «израильской визе» с 1974 г. выезд был вообще свободным. За границей очутились Аксенов, Войнович, Максимов, Гекрасов, Гладилин, Поповский, Жорес Медведев, Галич (Гинзбург), Любимов и другие инакомыслящие.

Но можно отметить, что отбор опять был неслучайным. Под высылки попадали такие диссиденты, кто оказывался нужен на Западе, мог там использоваться для антисоветской работы. А другие оставались в Советском Союзе, их периодически арестовывали, сажали – и это тоже использовалось, для пропагандистских кампаний о «жертвах советского режима». Использовались и «рекламные фигуры» деятелей культуры, выехавшие легально. Они, конечно же, объявлялись жертвами гонений, а в «голосах», транслируемых на СССР, преподносилось: лучшие представители России выбирают «свободы».

А эти «свободы» уже вовсю вливались в саму Россию. В основном через прогнившую сферу культуры. Повсюду множилось число советских рок-групп (в СССР их округло называли «вокально-инструментальными ансамблями»). Активным проводником этого новшества был… Андропов. Он доказывал, что создание собственной рок-культуры является лучшим «противоядием» от иностранных влияний. Но сопутствующим явлением становились и молодежные рок-тусовки – хулиганские, фрондерские или просто бездуховные.

Заявляли о себе и всевозможные нонконформисты. Андропов им тоже сочувствовал, покупал их картины. Но помещений им не давали, проводить выставки не разрешали. Два десятка таких неудовлетворенных художников – Рабин, Рухин, Глезер, Комар, Меламид, Эльская, Штейнберг и др. – сперва задумали провести демонстративную выставку на Красной площади. Но струхнули, решили организовать ее 15 сентября 1974 г. на окраине, на пустыре в Беляево. Разослали пригласительные билеты среди знакомых.

Формально запретить выставку не могли, такие мероприятия в СССР никогда не проводились, и законов на этот счет не существовало. Но молодой секретарь Московского горкома партии Владимир Ягодкин нашел выход. Объявил «субботник по благоустройству лесопарковой зоны». Собрал крепких комсомольцев, переодел в ватники милиционеров. На пустырь пригнали бульдозеры, машины с саженцами, и «рабочие» стали выгонять творческую публику, сносить выставку – якобы мешает трудиться. Но среди приглашенных оказались иностранные журналисты, дипломаты. А начальник 5-го управления КГБ генерал Бобков, узнав о случившемся, бросил по тревоге свой личный состав… спасать «произведения искусства» и художников.

Поднялся скандал, Глезер и Рабин давали иностранцам интервью, сравнивая бульдозеры с «танками в Праге». Андропов и советское дипломатическое ведомство объяснили Брежневу: сейчас это совершенно некстати. В результате тем же нонконформистам было официально разрешено через 2 недели провести выставку «экспериментального искусства» в Измайловском парке. В ней участвовали уже не 20, а 40 художников, собрались не только приглашенные приятели, а многие тысячи зрителей. Ягодкина вскоре сняли. А художники, получившие такую рекламу на весь мир, стали знаменитостями и благополучно перетекли за границу.

Ну а одним из самых ярких примеров, как Советский Союз завоевывали западные «системы ценностей», служит жвачка. В нашей стране ее традиционно презирали, высмеивали. Считали уродливым и глупым символом капитализма. Но в 1970-х она стала настоящим культом, ее привозили все, кому посчастливилось побывать за границей. Ее даже выклянчивали у иностранцев. 10 марта 1975 г. во дворце спорта «Сокольники» должен был состояться товарищеский матч по хоккею между молодежными командами Канады и СССР. Спонсором канадцев была компания Wrigley, производитель жвачки. Каждому из их команды была выдана 15-килограммовая коробка продукции для рекламной раздачи зрителям.

В СССР об этом, разумеется, не оповещалось, но информация каким-то образом распространилась слухами. Многие покупали билеты на матч юниоров специально ради жвачки. После игры толпы ринулись к выходу, где стоял автобус канадцев. Причем этот выход по чьему-то недосмотру оказался запертым. Возникла давка, погиб 21 человек, 25 пострадало. За халатность и отсутствие мер по поддержанию порядка посадили директора спорткомплекса, его заместителя и начальника районного отделения милиции. Но в правительстве обсудили ажиотаж вокруг жвачки и, чтобы сбить его, решили наладить выпуск собственной. Закупали на западе технологии, оборудование. За валюту, за «нефтедоллары», отрывая их от важнейших отраслей народного хозяйства. А жующие физиономии советских молодых людей входили в моду и признавались нормальными.