Глава 36
День Выпускника
У меня есть план, и это хороший план. После зимних каникул я выделила день на то, чтобы собрать кусочки головоломки воедино и вычислить, как заставить все это работать.
Я смотрю на синюю краску, засохшую у меня под ногтями, и слушаю, как Макс спускается по лестнице. Хорошо. С ним я разберусь позже.
Руби и Джон в соседней комнате. Я представляю, как он сидит за ее рабочим столом, откинувшись на спинку стула. Руби, вероятно, думает о том, что собирается ему сказать, о том, что она знает: он был с Джеммой в душевой, и теперь им, Джону и Руби, придется расстаться. Я гадаю, пойдем ли мы после этого на Бал Последнего Шанса. Может быть, Руби предпочтет остаться дома. Для меня это будет хорошо. Я помогу ей справиться с этим – ведь разрыв с Джоном будет совсем свежим.
Подтолкнуть Джемму к нужному поведению было просто. Как обычно. Я вспомнила про Лайама – про то, как отчаянно Джемма хотела сделать вид, будто ее кто-то желает. Ей требовался лишь намек на то, что между Джоном и Руби что-то разладилось, и она с готовностью клюнула на приманку. Она всегда была одержима Джоном. Она и раньше подкатывала к нему, и я знала, что она сделает это снова, если достаточно выпьет и воодушевится.
Руби спряталась в своей оболочке, но никуда не делась. Может быть, от нее осталась только какая-то часть, но этого достаточно. После такого она ни за что не останется с Джоном. После того как он изменил ей. Я знала, что она должна это увидеть своими глазами, а не услышать от кого-то из нас. Ей нужно было увидеть его подлость и испытать боль. Мой план сработал идеально. Ей нужно было лишь узреть, как Джемма и Джон заигрывают друг с другом, а еще лучше – как они трахаются, что они и сделали. Мне нужно было посеять сомнение в ее разуме.
Она достаточно сильна, чтобы принять правильное решение. Сначала ей будет тяжело, но я помогу, и ей станет лучше. А если ей нужно с кем-то встречаться, пусть это будет Макс. Макс, который любит ее так, как ей до́лжно быть любимой. А потом наша компания станет здоровой и цельной. Без Джона всем будет лучше.
Я прижимаюсь ухом к стене, и голоса, доносящиеся через перегородку, становятся яснее. Моя щека и ушная раковина играют роль массивного наушника, отсекая все остальные шумы. Я сдерживаю дыхание.
– Детка, – говорит Джон. Голос у него взвинченный. Предупреждающий. – Что с тобой?
– Ничего, – отвечает Руби твердым тоном. Это радует.
– Отлично, – говорит Джон. – Тогда ты ведешь себя как стерва. Я пришел сюда, чтобы повидать тебя после долгого дня, после того как спас Бекку, а ты даже не смотришь на меня. Только не говори мне, что ты ревнуешь.
Джон делает паузу. Я слышу через стену его шаги. Он не умеет ступать легко.
Голос Руби:
– Дело не во мне, а в тебе.
Джон молчит. Они оба молчат. Я слышу, как в комнате Руби открывается корзина для грязного белья. Руби всегда прибирается, когда нервничает, когда не знает, куда девать руки.
– И что я сделал на этот раз? – Снова Джон.
Руби молчит. Я знаю – она решает, как поступить. «Поступи правильно».
– Я видела тебя с Джеммой, – говорит она.
Слова ее звучат ясно, твердо, уверенно. Никаких «он сказал, она сказала», как я планировала. Она все видела собственными глазами. Джону нечем крыть. На этот раз он не сможет выкрутиться.
– И что? – скептически спрашивает он. – Мы были вместе весь день; конечно, ты видела меня с Джеммой.
– Ты отрицаешь, что занимался с ней сексом?
Молчание. Снова голос Руби:
– Ты действительно пытаешься отрицать, что изменял мне с моей подругой? Я видела вас собственными глазами.
– Несомненно, она не такая уж хорошая подруга.
– Перестань ходить вокруг да около, – говорит Руби. Твердо. – Я видела вас. Ты ничего не можешь сказать, чтобы как-то вывернуть эту ситуацию, поэтому даже не пытайся.
Я знаю, что Руби старается сохранять спокойствие. Ей хочется плакать и кричать, но она не сделает этого. Последняя запись в ее дневнике поведала мне об этом. «Я не могу допустить, чтобы мои эмоции взяли надо мной верх, он лишь использует это впоследствии против меня. Я должна быть сильнее. Это единственный способ выиграть».
Джон говорит что-то, но я не слышу, потому что в этот момент меняю позу, и их слова становятся неразборчивыми.
– Что-что? – переспрашивает Руби. Потрясенно и оскорбленно.
– Макс.
– Дело не в нем, – возражает Руби. – Он тут совершенно ни при чем.
Несколько секунд они молчат, а потом я слышу, как Джон произносит одно-единственное слово:
– Шлюха.
Этот тон он использует для своих самых грязных реплик. Я слышала его однажды, на первом курсе, после того как нас остановил охранник. Тогда Джон отпускал комментарии в адрес Макса.
– Ты шутишь. Ты, должно быть, шутишь, – говорит Руби. – Дело не во мне и не в Максе; прекрати винить меня в том, чего я не делала.
– Я видел, как он вытаскивал тебя из озера. – Я, должно быть, пропустила это, пока была под водой. – Вы смотрели друг на друга так, словно хотели потрахаться прямо там.
– Ты придумываешь всякую чушь, – отвечает Руби.
– Я знаю, что ты все время с ним переписывалась, – продолжает Джон. – Ты плакалась ему. Черт, вы, наверное, постоянно плакались друг другу на то, в каком жестоком мире живете. Бедняжечка. Лучше беги к нему прямо сейчас. – Джон тяжело дышит. Он загнан в угол. Дикий зверь, у которого нет ни единой лазейки.
– Как ты мог так поступить со мной? – спрашивает Руби. По-прежнему твердо. – И с Джеммой? Как мне дружить с ней после этого?
– Она сама повесилась мне на шею. Я говорил ей, чтобы отстала, но она не послушала. Ты же знаешь, какая она настырная.
– Значит, ты не собирался прижимать ее к стенке в душевой и взасос целовать ее шею? Она сама заставила тебя это сделать? Если она сама – как ты это сказал? – повесилась тебе на шею, значит, ты дал ей повод. Она не стала бы делать это ни с того ни с сего.
Джон, должно быть, продолжает ходить по комнате, потому что я слышу, как содрогается перегородка.
– Я не стал бы ничего делать, если б не увидел, как ты переписываешься с Максом, – говорит он.
– Значит, это я виновата? Если б я не была такой шлюхой, то ничего и не случилось бы? Ты действительно пытаешься это утверждать? Что с тобой? Прекрати вешать это на меня! Это ты изменил мне с Джеммой!
Голос у нее высокий, резкий и яростный. Она кричит. Она вот-вот сломается. Это все его дело. Его грязные приемчики кукловода. Он всякий раз ломает ее. Она никогда не выиграет.
– Тебе нужно успокоиться, – говорит Джон. – Ты ведешь себя как сумасшедшая.
Голос у него такой спокойный, ровный. Хищник, просчитывающий действия жертвы перед тем, как наброситься на нее.
– Я сумасшедшая? Я видела, как ты трахался с другой, а ты пытаешься это отрицать и даже не собираешься извиняться…
– Посмотри на себя, ты просто свихнулась. Ты чокнутая, – говорит он.
Я слышу, как Руби начинает плакать; рыдания сотрясают ее грудь, словно порывы бури.
– А теперь ты плачешь, – продолжает Джон. – Видишь? Я же сказал, ты чокнутая.
Я слышу, как что-то ударяется в стену с другой стороны, и на миг отшатываюсь. Потом до меня доносится шум потасовки. Я опять прикладываю ухо к стене.
– Ты пытаешься ударить меня? – спрашивает Джон.
Руби все еще плачет. Этот звук заставляет меня вздрогнуть.
– Ты должна перестать плакать, Руби. Перестань, прекрати.
Снова стук – похоже, на этот раз книга, упавшая на пол; ее страницы с шорохом перелистываются сами по себе.
– Ты думаешь, что можешь что-то сделать мне? – говорит Джон. Я понимаю, что он говорит это прямо ей в лицо, настолько тихий у него голос.
Руби издает такой звук, словно задыхается. Я в ярости, мне хочется пробить перегородку насквозь. Но я не делаю этого. Она не должна знать, что я подслушиваю. Она не должна знать, что я имею к этому какое-то отношение. Она порвет с ним. Это должно произойти. – Сейчас.
Я слышу, как его кулак ударяется во что-то мягкое, и Руби издает булькающий звук – как будто с разбега прыгнула в холодную воду.
И еще раз.
Таких звуков я еще ни разу не слышала из-за этой стены. Это уже физическое насилие.
Несколько секунд стоит тишина, потом я снова слышу голос Джона.
– О, черт… мать твою… прости, – говорит он. – Руби. Прости.
А потом я слышу, как открывается и закрывается дверь, шаги Джона удаляются вниз по лестнице, и все стихает.
Потерять драгоценную жизнь не входит в мои планы. Все на грани, неуправляемые. Я была сосредоточена на одной только Руби, и всё распадается на куски, а я не успеваю сложить всё заново.