В то утро Леви был необычайно милым. Он уже давно не был милым, и я радовалась, что мой брат вернулся. Но одновременно я была настроена скептически, поэтому внимательно следила за ним. Мы вместе ели вафли, и когда я попросила у матери сиропа, Леви сам встал и достал его из холодильника. Эту подробность я лучше всего запомнила из событий того утра. Липкий сироп на моих пальцах, сладость, запекшаяся в уголках моих губ.

Мама спешила, она опаздывала. Она всегда опаздывала. Никак не могла найти свои ключи и бормотала что-то себе под нос, пока мы в молчании завтракали.

– Дети, – спросила нас мама, – вы не видели мои ключи?

– Нет, извини, – ответила я.

Леви нежно улыбнулся ей и помотал головой.

– Хочешь еще сока? – спросил он у меня.

Наполняя мою чашку, брат хитро ухмыльнулся, как будто у него была какая-то тайна, которую он не говорил мне. Я все еще злилась на него за то, что он так разговаривал с нашей матерью и расстраивал ее, поэтому даже не стала спрашивать, что он скрывает, хотя мне и хотелось знать, о чем он думает.

– Ладно, – сказала мать, – наверное, вызову такси.

Она стояла, уперев руки в бока, и обводила взглядом поверхности кухонной стойки и столика.

– Хорошая идея, – отозвался Леви и встал, чтобы помыть свою тарелку. Он никогда раньше не мыл посуду.

Почти все утро я старательно избегала Леви. Мы с Бо плавали в бассейне, пока Лейн загорала в шезлонге на лужайке.

После полудня я пробралась в прохладную кухню за фруктовым мороженым. Открыв морозильник, стала рыться в ящике в поисках своего любимого вкуса – клубничного. Сидя на полу рядом с Бо, я обсасывала с мороженого цветную глазурь, изо всех сил стараясь не запустить в нее зубы.

В дверях появился Леви.

– Угадай, что я нашел? – спросил он.

На его лице снова была та ухмылка. Мне она не нравилась. Я не обратила на него внимания, но ему было плевать. Он сунул что-то почти мне в лицо. Я подняла взгляд на то, что он держал в руке. Серебристые ключи, привешенные к миниатюрной Эйфелевой башне. Прошлым летом мы всей семьей ездили в Париж, и почти всю поездку родители занимались тем, что развлекали Леви. Он не любил уезжать из дома.

– Где ты это нашел? – спросила я.

– В прихожей, – сказал он, бросая их на стойку.

– Но мы никогда не заходим в прихожую.

Мы всегда пользовались гаражной дверью. Прихожая была странной частью дома – формальной частью, через которую приходили и уходили только гости.

– Не знаю, – ответил брат. – Но она будет ужасно рада, когда узнает, что я нашел их для нее.

Я положила мороженое на свое колено, и сладкая растаявшая жижица закапала на пол. Я изучала Леви – его выверенные движения и невероятное чувство самоуверенности. Что-то было не так. Он был слишком доволен собой.

– Ты спрятал их, так? – спросила я.

Леви резко повернул голову в мою сторону. Он всегда считал меня слишком тупой, недостаточно умной, чтобы сравняться с ним. Младшая сестра, всегда в его тени.

– Ешь свою мороженку, – бросил он злобным тоном, словно мои слова выбили его из колеи.

– Я скажу маме, – заявила я. – Из-за тебя она опоздала на работу.

Бо теснее прижался к моему бедру, и я заметила, как он смотрит на мороженое, которое я держала в руке. Взгляд его добрых карих глаз перебегал с эскимо на меня и обратно. Мне нравилось, когда становились видны белки его глаз, такие чистые и красивые. Я бросила на него предупреждающий взгляд: собакам не полагался десерт. Он громко вздохнул и положил голову мне на колено, устраиваясь поудобнее, чтобы вздремнуть.

– Если ты ей скажешь… – начал Леви.

– То что? Ты наябедничаешь на меня? – Я бесстрашно пригвоздила его взглядом, несмотря на то что, сидя на полу, смотрела на него снизу вверх. – Я не сделала ничего плохого.

Леви покраснел, и на несколько секунд мне показалось, что он сейчас скажет что-то еще, но он просто вышел из кухни. Я слышала, как брат ведет рукой по стене, царапая краску ногтями.

Я жалела, что вообще что-то сказала. Лучше было бы промолчать. Он всегда тщательно продумывал свое следующее нападение. Мне следовало это знать. Мне следовало знать, что он этого так не оставит. Но я пропустила сигналы, а потом было слишком поздно.