Ночью, перед тем как мы должны были ехать в Портленд, я оказалась наедине с Джоном.

Для меня уже стало привычкой избегать его. В столовой я садилась на самое дальнее от него место и, перед тем как ускользнуть из комнаты или с вечеринки, всегда ждала, пока он отвлечется. На ночь запирала дверь своей комнаты. Я не ожидала увидеть его посреди кампуса в глухой ночной час четверга.

Я засиделась в кабинете Хейла. Мы оба работали и почти не разговаривали. Он был сосредоточен на своих бумагах, я готовилась к контрольной. Я пришла туда сразу после ужина и очнулась только в час ночи, поняв, что зеваю. За пару часов до этого он встал, потянулся, тронул меня за плечо и сказал, что уходит.

Кампус был пустынен, все попрятались по своим теплым домам и общежитиям. Была середина недели, и никто не шлялся допоздна. Я подняла взгляд на звезды, сиявшие в небе.

– Забавно видеть тебя здесь, – раздался голос справа от меня. Я замерла на месте и уставилась в темноту. Среди теней увидела Леви, и у меня перехватило дыхание. «Нет. Он мертв. Он давно умер», – напомнила я себе.

Джон спустился с крыльца одного из общежитий первокурсников и вышел под свет уличного фонаря. Я не знала, что он делает здесь так поздно, в одиночестве, особенно учитывая, что я знала: Руби давным-давно ушла спать.

– Откуда ты идешь? – спросила я.

– Да так, – ухмыльнулся он. – Оттуда-отсюда…

Ему было наплевать на всех, кроме себя. Он был безрассуден, и мне не хотелось торчать там вместе с ним. Я продолжила путь, оставив его позади.

– Откуда ты идешь? – спросил он.

Я ускорила шаг, мои ботинки скрипели по выложенной кирпичом дорожке.

– Знаешь ли, мы живем в одном доме, – продолжил Джон. – Будет неловко, если мы пойдем туда поврозь.

Я сжала зубы и пошла чуть медленнее. Джон посмотрел в ту сторону, куда я шла, – на здание факультета английского языка.

– А, точно, – сказал он. – Я слышал о твоем романчике.

Должно быть, Руби рассказала ему. Но я же говорила ей хранить это в тайне. Я не ответила и крепче сжала свою сумку.

– Знаешь, – не унимался Джон, – я удивлен, что ты могла так поступить с Руби.

И про своего отца она ему тоже рассказала. Рассказала ему и не рассказала мне.

– Она ничего не имеет против, – ответила я.

Он хмыкнул.

– Она не сказала тебе, верно? О том, что случилось этим летом с ее отцом? Полагаю, она не все тебе рассказывает.

Я понятия не имела, о чем он ведет речь.

Джон хлопнул меня по спине.

– Да не пугайся так. Она по-прежнему преклоняется перед тобой.

Он сместился ближе ко мне, и я почувствовала, как напряглись мои мышцы.

– Почему ты так меня ненавидишь? – спросил Джон.

– Ничего подобного, – ответила я, стараясь идти быстрее. Мы свернули на нашу улицу.

– Ты никогда не разговариваешь со мной и даже не смотришь на меня. Ты разговариваешь с Максом. Я это не особо понимаю, но если у тебя такие вкусы…

Я ничего не сказала.

– Но серьезно, что я тебе сделал? – небрежным тоном продолжил Джон. – Если я чем-то тебя обидел, то прошу прощения.

Он так свободно разбрасывался извинениями… Это лишь усиливало мою неприязнь к нему.

– Я тебя не ненавижу, – повторила я.

– Может быть, это потому, что я тебя раскусил, поэтому ты такая нервная…

Он прокричал это «нервная» прямо мне в ухо и засмеялся, пытаясь обратить все в шутку. Я продолжала идти, не обращая внимания на его попытки застать меня врасплох.

– Да, – сказала я, когда мы наконец дошли до дома. – Должно быть, дело в этом. Ты слишком хорошо меня знаешь, и это меня пугает, и я, бедная-несчастная, не могу это выдержать.

Вид у Джона сделался разочарованным, словно я испортила некую игру, в которую он пытался играть.

– Господи, ты всегда такая зануда, – заявил он и скрестил руки на груди в знак своего решительного осуждения.

Едва мы вошли в темный дом, я начала подниматься по лестнице, оставив его стоять в прихожей.

– Ты должна быть благодарна, – окликнул Джон, – что я никому не рассказал про твоего деда, или кто он там тебе. Про того, кто убил столько людей.

Я смотрела на Джона, и его лицо сливалось с лицом Леви. Бо у меня в руках. Вялая рука матери в крепкой ладони Леви. Слезы, которые обжигали мои щеки в тот день, боль, которую я испытала. Мне было нужно, чтобы история Леви оставалась тайной. Правда о ней уничтожит все, над чем я так упорно трудилась, ради чего до изнеможения притворялась все эти годы. Джон не должен испортить мне все это. Был единственный способ отделаться от него.

– Мне плевать, если ты кому-то об этом расскажешь. – Я повернулась. – Давай, растрепли всему кампусу.

Я могла блефовать, но этого было недостаточно. Я знала, что должна сделать.

Джон разочарованно выдохнул.

– Почему ты не любишь меня? Просто скажи почему?

Я остановилась на ступенях, глядя на него сверху вниз. Я хотела сказать ему правду. Я очень многое хотела сказать ему относительно того, почему не люблю его, но я знала, что делать этого не следует. Я знала, что нужно быть терпеливой.

Я попыталась расслабить мышцы лица, чтобы мои следующие слова прозвучали достоверно.

– Ты знаешь почему, – негромко произнесла я, стараясь принять печальный и сочувственный вид. – Я не могу любить тебя из-за Руби. Это неправильно.

Я знала, что этого мелодраматического заявления будет достаточно, чтобы удовлетворить его эго. Джон не сказал ничего, но я чувствовала, что он польщен моим ответом.

– Теперь я могу уйти? Мне нужно побыть одной, – сказала я, стараясь сохранять горестный тон.

– Знаешь, мы все равно можем быть друзьями, – бросил он мне вслед.

Я ни за что на свете не стала бы дружить с ним. Окинув его долгим усталым взглядом, я поднялась по лестнице и дошла до своей комнаты. Заперев дверь, некоторое время сидела в ободряющей тишине.

Нужно было проникнуть в комнату Руби. Завтра. Я сделаю это завтра.

Портленд встретил нас ураганным ветром и потоками дождя. Мы приехали на желтом школьном автобусе и вывалились на улицы большого города, радуясь вечеру вне Эдлтона. По пути я засекла время – примерно тридцать пять минут езды.

Мы с Джеммой и Руби цеплялись друг за друга, дождь бил нам в лицо. Он был косым и иногда хлестал меня по ногам, пробираясь под юбку. К тому времени, как мы добрались до бара, промокли насквозь.

– У-у-у, – проскулила Джемма. – Как моя тушь? Не потекла?

Руби вгляделась в ее лицо.

– Нет. А моя?

Джемма провела пальцем под глазами у Руби.

– Всё в порядке.

Мы втроем решили сначала устроить «девичий ужин», а потом встретиться со всеми остальными. Похоже, мы прибыли слишком поздно – все вокруг уже набрались, и кое-кто даже шатался. Джемма и Руби были навеселе, но по сравнению с компанией, к которой мы присоединились, их можно было считать совсем трезвыми. Мы протолкались в душный бар. Музыка била нас по ушам. Стены были завешаны спортивной символикой со всей Новой Англии. За комнатой располагался зал, заставленный столами для бильярда и настольного футбола.

– О черт, только не игры, – завела Джемма. – Ненавижу игры. Нам обязательно нужно это?

– Да, Джем, – отозвалась Руби. – Весь наш курс здесь.

Мы оглядели наших сокурсников – довольных и пьяных; кругом звучали выкрики и смех. Я заметила Шеннон с группой друзей; она обнимала за шею своего парня, пробираясь рукой под ворот его рубашки. Со времен первого курса я редко общалась с ней, только на тех занятиях, которые у нас были общими. Я была рада, что Шеннон, похоже, счастлива и наконец-то нашла свое место.

– Ты видишь парней? – спросила Руби, всмотревшись в толпу. Она крепко прижимала свою сумочку к груди, ее кожаная куртка блестела от дождевой воды.

– Вон там! – крикнула Джемма, и мы стали проталкиваться к Халеду и Джону, которые вместе с несколькими ребятами из футбольной команды складывали из деревянных блоков башню в человеческий рост.

Мы миновали группу студентов с факультета биологии, игравших в бильярд, и я заметила среди них Макса, который смеялся над чем-то вместе с двумя парнями и девушкой. Мне казалось, что когда-то раньше он крутил с ней в течение года. Второкурсница? Третьекурсница? Я этого не знала, просто не следила за всеми этими романчиками. Все они сливались воедино.

Я заметила, как взгляд Руби упал на Макса, и на лице ее отразилось что-то похожее на обиду. Макс заметил ее, но не сдвинулся с места. Я посмотрела на него, когда мы проходили мимо, и он слегка помахал мне рукой.

Джемма крикнула нам:

– Как вы думаете, Макс снова закрутит с этой цыпочкой?

Руби промолчала.

– Кому какое дело? – отозвалась я. – Идем.

– Ты скучная, – заявила Джемма.

– Я это уже слышала, – сказала я.

– Привет всем, – сказал Джон, когда мы подошли, и притянул Руби к себе, чтобы поцеловать. Он обвил рукой ее тонкую талию и сказал, что она выглядит замечательно. Его раскрасневшееся лицо было потным, от влажной кожи исходил жар.

– Ты не возьмешь мне выпить? – громко и развязно спросила его Руби и ухватилась за его кружку с пивом. Джон в замешательстве отобрал кружку обратно.

– Мне кажется, тебе уже хватит, детка.

Руби посмотрела на меня: я единственная, кто обратил внимания на происходящее. Заставив себя улыбнуться, я посмотрела на Джемму и Халеда.

– Ты добыл кой-чего для меня? – спросила Джемма у Халеда, явно забыв свое разочарование от выбора этого бара.

– Добыл, – ответил Халед, оглядываясь по сторонам. Решив, что угрозы нет, он достал маленький пластиковый пакетик, наполненный белым порошком. Я увидела, как просветлели их лица, и попыталась изобразить восторг.

– Обожаю тебя! – воскликнула Джемма, запечатлев мокрый поцелуй на губах Халеда. Иногда они так делали, и для меня это все еще было странно.

Халед склонил голову и открыл пакетик. Мы встали вокруг него плотным полукругом, чтобы никто из барменов не мог увидеть, что он делает. Но бар был так плотно набит людьми, что вряд ли кто-то заметил бы происходящее.

– Дамы первые, – сказал он, протягивая пакетик Джемме. Та сунула туда мизинец и, достав щепотку порошка, поднесла сначала к губам, точно пробуя на вкус. Я ничего не знала о наркотиках и никогда не испытывала соблазна попробовать их.

– Секунду, – сказала Джемма, прищурила глаза, сосредоточившись, а потом начала смеяться. – О боже, о боже, какой ты идиот!

Она едва не упала от хохота, когда Халед выхватил у нее пакетик и попробовал порошок. Мы все наблюдали за этим.

– Черт, – произнес он. – Это сахарная пудра.

Я с облегчением выдохнула.

Мы играли в «Дженгу», пока все не начали путаться в словах, шататься и цепляться друг за друга. Руби сумела раздобыть текилы; они с Джеммой пили залпом, смеясь и пошатываясь, падая на башенку «Дженги» и раскидывая деревянные блоки по всему полу.

Я увидела под стулом Руби ее сумочку. Никто даже не заметил, как я ушла.

Выбравшись из бара, я пробежала несколько кварталов и укрылась от дождя под навесом какого-то магазина, уже закрытого на ночь. Прислонившись к кирпичной стене, достала свой телефон и сделала глубокий вдох. Хейл ответил после двух гудков.

– Малин?

– Да, э-э… – произнесла я заранее заготовленные слова. – Привет.

– С тобой всё в порядке?

– Ну… да. Не знаю.

– Что случилось?

Мне понравилось, как обеспокоенно прозвучал его голос.

– Я на этом мероприятии для старшекурсников, в Портленде. – Я чувствовала, как ветер задувает мне в спину и дождь просачивается сквозь куртку. – Извини, что прошу тебя о таком, но ты не мог бы забрать меня и отвезти обратно?

Он не колебался. Я знала, что так и будет.

– Где ты? – Я услышала перезвон ключей и звук закрывшейся двери, потом изогнула шею, чтобы прочитать название улицы.

– На углу Фор-стрит и Франклин-стрит.

– Буду через полчаса, – сказал Хейл.

– Хорошо, – ответила я. – Спасибо.

– Если что – перезвони.

Я повесила трубку и прислонилась к кирпичной стене. Я знала, что не могу вернуться в кампус на автобусе вместе с остальными. Я должна была попасть в дом раньше их. Было без пятнадцати одиннадцать вечера. Школьные автобусы должны были выехать из Портленда в полночь. У меня будет куча времени, чтобы пробраться в комнату Руби.

Я села на крыльцо; моя юбка мгновенно промокла.

От сумочки Руби пахло дорогой кожей. Я откинула застежку и порылась внутри, найдя ключ от ее комнаты. На дне я нащупала что-то тяжелое, прямоугольное и твердое. Ее телефон. Он зажужжал у меня в руке. Телефон Руби не был запаролен. Характерно для нее – запирать комнату, но не телефон.

На экране появилось сообщение:

И еще одно:

Я скучаю по тебе.

Я посмотрела на имя отправителя. Макс.

Я открыла всю переписку между Максом и Руби и попыталась пролистать ее вверх, но там были только эти сообщения от Макса. Должно быть, Руби удалила остальные, если она вообще были.

Снова жужжание.

Что это было? Я не знала, что они переписываются, но предположила, что в этом есть логика. Они уже некоторое время прятали свои телефоны, скрывали сообщения. Мне не нравилось то, что я не могла за этим проследить.

Ничего, кроме этих трех посланий, не было, и больше телефон не жужжал. Я вспомнила, как Руби повернула телефон экраном вниз, когда я спросила, с кем она переписывается, – после той коктейль-пати. И то, как Макс в аудитории набирал сообщения, отвернув от меня экран и постоянно удостоверяясь, что я не вижу.

На улице показались две фигуры, шедшие под ручку. Я не поднимала взгляда, сосредоточившись на телефоне и даже не подумав, что это могут быть студенты Хоторна.

Убрав телефон обратно в сумочку Руби, я выпрямилась и увидела, что Джон смотрит на меня в упор. Мы оба оказались застигнуты врасплох – за его руку цеплялась девушка из команды по лакроссу.

– Где Руби? – спросила я его. Девушка, которую он вел, склонилась над кустом, ее начало рвать.

– Я думал, что она с тобой, – сказал он, делая шаг ко мне. Я вскочила, чтобы не оказаться в ловушке в ограниченном пространстве крыльца.

– Что ты здесь делаешь? – скептически, с нажимом спросил Джон и потянулся к моему плечу, не сводя глаз с сумочки Руби. Я словно в замедленном движении видела, как он дотронулся до моей куртки, и отшатнулась назад.

– Не смей трогать меня, – сказала я своим настоящим голосом. Он отпрянул, изумленный моими агрессивными рефлексами.

– Ради бога, М, успокойся.

Я сделала вдох, стараясь прийти в себя. Я видела, как Джон смотрит на сумочку Руби, что-то соображая про себя.

– Откуда у тебя это? – спросил он.

– Нашла на полу, когда выходила из бара, и решила прихватить, чтобы потом отдать ей.

Он прищурился, явно не поверив мне.

– Тогда отдай мне, я отнесу ее Руби.

Я взглянула на девушку, стоящую позади него. Она уже закончила блевать.

– Мне казалось, ты немного занят, не так ли?

На этот раз я выиграла, но едва-едва. Джон опустил глаза и придвинулся ко мне еще на шаг. Я чувствовала на лице его дыхание, пахнущее спиртным.

– Я сохраню твою тайну, если ты сохранишь мою.

Из-за угла вывернул пикап Хейла и направился к нам, подскакивая на брусчатке и расплескивая лужи. Я сошла с тротуара и подняла руку, сигналя ему. Ничего не сказав Джону, дернула за скользкую ручку дверцы и забралась в машину. Потом посмотрела на Хейла.

– Поедем отсюда. Пожалуйста.

– От этого парня сплошные неприятности, а? – сказал Хейл, глядя на Джона в зеркало заднего вида. Я ничего не сказала, стирая рукавом дождевую воду с лица. Я крепко держала сумочку Руби, мои ногти впились в мягкую кожу. Несколько минут мы ехали молча, слушая радио.

– Можно спросить, почему понадобилось тебя забирать? – поинтересовался Хейл.

– Мне там не нравилось, – ответила я, наблюдая, как «дворники» ходят туда-сюда по лобовому стеклу – тик-тик-тик.

Мы выехали на шоссе 95, и деревья по сторонам размазались в сплошную темную полосу. Хейл хмурил брови в глубоком раздумье.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, и в голосе его звучало желание защитить меня.

– Я хотела убраться оттуда поскорее, поэтому позвонила тебе.

Он оглянулся на меня, потом снова стал смотреть на дорогу.

– Я рад, что ты это сделала.

Ветер свистел мимо машины, мчавшейся по шоссе на север. Сумочка Руби сползла мне под ноги, телефон молчал. Сообщений от Макса больше не было.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила я, желая переключить свои мысли в другое русло.

– О чем, например? – спросил Хейл.

– Ну… о твоих сестрах. Как у них дела?

Он улыбнулся.

– Что ж… Кори только что заключила помолвку. А Лорен снова вышла на работу. Она работает в архитектурном бюро в городе. Обе они счастливы.

Я ничего не сказала. Должно быть, его семья была одной из тех, где все детали подходят друг к другу и постоянно вращаются под радостную музыку. Вероятно, их проблемы заключались лишь в том, что мама слишком беспокоится обо всем, а папа вышел на пенсию, и теперь ему нужно какое-нибудь хобби.

Улыбка Хейла угасла.

– Ты скучаешь по своему брату? – спросил он.

– Не знаю. Это было так давно, что я едва помню его, – солгала я.

Хейл молчал, сосредоточив внимание на дороге.

– Это я была виновата, – сказала я. – В том, что он погиб.

Я никогда не произносила эти слова вслух. Мне казалось, что некая тяжелая часть меня самой отвалилась и поплыла прочь, и я смотрела, как она исчезает вдали. Я хотела избавиться от этой части себя, забыть ее навсегда. Быть может, Хейл сможет сделать это для меня – спрятать ее в коробку и выбросить.

– Вот только что он был рядом со мной, был жив, а в следующую минуту уже умер…

– Ты не можешь винить себя, – произнес наконец Хейл. – Ты была всего лишь ребенком.

«Всего лишь ребенок». Я так много раз слышала эту фразу от своих родителей в отношении Леви… Их споры становились все более и более жаркими по мере того, как мой брат причинял все больше боли и разрушений. Мать умоляла отца не отсылать Леви прочь, туда, где ему могли помочь. «Он же всего лишь ребенок!»

– Это не оправдание, – ответила я.

После того происшествия никто не спросил меня о том, что случилось. Все сказали, что это был несчастный случай. Я почти ничего не могла вспомнить, все расплывалось, кроме его лица и широко раскрытых глаз – скорее от потрясения, чем от страха. Леви не боялся ничего, даже смерти.

– Иногда мне кажется, что его смерть сломила меня, – сказала я.

– Смерть действует так на людей, – подтвердил Хейл. – Тебе не нужно с этим бороться.

Остаток пути мы ехали в молчании, дождь бил в лобовое стекло, и каждый из нас был погружен в собственные раздумья.

Мы припарковались у подножия холма. Я посмотрела на дом. Мне нужно было войти внутрь, отпереть комнату Руби и найти ее дневник, но не хотелось вылезать из машины.

Хейл посмотрел на меня. Он был таким хорошим! Я не хотела причинять ему вред, но и не хотела остаться без него. Я могла по крайней мере попытаться жить этой жизнью. Я могла попытаться быть кем-то еще. Может быть, это получится.

– Малин, – начал он почти шепотом. В голосе его звучало предупреждение, но настолько размытое, что я едва расслышала его. – Что бы ты ни пыталась придумать прямо сейчас, оставь это. Все будет хорошо.

Я гадала, что такого он разглядел во мне. Сырая одежда, мокрые непричесанные волосы. Зеленые глаза. Такие же, как у Леви…

Хейл подошел как никогда близко к тому, чтобы увидеть настоящую меня. После того, что я ему сказала, он почти мог это сделать. Если я скажу ему правду, будет ли он по-прежнему так на меня смотреть?

Дождь барабанил по крыше пикапа, ритмичное поскрипывание «дворников» отдавалось у меня в ушах. «Сейчас, сейчас, сейчас», – нашептывали они.

Я положила ладонь на его руку. Во второй раз за три года мы вот так прикоснулись друг к другу. Намеренно. Первый был во время вечеринки на первом курсе, когда мы держались за руки в переполненной комнате. Я ощущала, как энергия пульсирует между нашими ладонями. А потом подалась вперед, и мои губы коснулись его губ, мягких и теплых, и наши руки начали дергать одежду друг друга, и я залезла ему на колени, прижавшись кожей к его коже, и это все происходило лихорадочно, в спешке и восторженной дрожи. И это было… правильно.

Дождь прекратился. Я брела навстречу потокам воды вверх, к темному дому. Прежде чем войти внутрь, оглянулась. Хейл наблюдал за мной из машины, положив одну руку на рулевое колесо. Он дважды мигнул фарами, словно говоря «до свидания». Я знала, что Хейл не уедет, пока я не зайду в дом, поэтому я открыла дверь и долгое время стояла в прихожей, пока не вспомнила, почему сжимаю в руках сумочку Руби и почему оказалась здесь совсем одна.