Глава 34
Час спустя Джеральдин вместе с Эриком вернулась в свой кабинет и теперь смотрела местные утренние новости по настенному телевизору. Главной темой было убийство Нины Бэрроуз. Над входной дверью дома натянули голубой брезентовый тент, рядом с которым стояли на страже две женщины-констебля в желтых жилетах.
Джеральдин была благодарна, что Эрик с ней рядом, что он понимает, каково ей сейчас приходится. Услышав, что Эмили разгуливает на свободе, он тотчас пришел, чтобы помочь с ее поисками. Джеральдин была готова выслушать любую его мысль по поводу того, где искать беглянку.
Надо сказать, что на поиски Эмили были брошены и полицейский вертолет с инфракрасной камерой, и кинологи с собаками, и участковые полицейские, и члены «соседского дозора» . Сами поиски продолжались до поздней ночи, но Эмили как сквозь землю провалилась. Больница была зажата между каналом Локсбрук и холмом Пенн-Хилл, что давало немало возможностей скрыться или же получить травму.
Отчаянно нуждаясь в ударной дозе кофеина, Джеральдин сделала глоток принесенного Эриком кофе.
– Где она может быть?
Эрик пожал плечами:
– Да где угодно. Дело в том, что у нее мало друзей, если только она не встретила кого-то из своего прошлого. Как я понимаю, вы уже проверили круг ее знакомств?
– Да. Ее терапевт Моника Соммерс, похоже, близка с ней. Сказала, что позвонит нам, если Эмили даст о себе знать. Ее родители ничего не слышали, но это неудивительно. Зато у нас есть ее коллеги. Этим мы убиваем двух зайцев. Расспрашиваем их о Нине Бэрроуз, а заодно интересуемся, не видели ли они Эмили, или, может, она звонила кому-то из них.
– А вы не пытались позвонить ей или отслеживать ее телефон?
Джеральдин одарила его грустным взглядом:
– У Эмили нет телефона. Ее увезли в больницу на «Скорой помощи». Ей даже не собрали сумку с вещами и не дали с собой мобильный телефон для связи.
Эрик прислонился к подоконнику.
– А если мы выступим с телеобращением? Проще говоря, нам нужно поговорить с ней и дать понять, что мы беспокоимся о ней.
– Думаете, она нам доверяет? – На лице Джеральдин было написано, что она думает об этом предложении. – Боюсь, эта дверь давно закрыта.
– А почему нет? Мы были с ней с самого начала. К кому еще ей пойти?
– Это в первую очередь зависит от причин, побудивших ее к бегству. Она просто хотела вырваться на свободу или же что-то замыслила?
Услышав, как диктор произнес фамилию Джейкобс, Джеральдин вновь посмотрела на телеэкран. А увидев, кого показывают, в изумлении разинула рот и поспешила увеличить громкость.
Дорин Джейкобс готовилась к интервью с репортером. На заднем плане виднелся их дом. Рядом – в рубашке навыпуск поверх мешковатых джинсов – стоял Джон Джейкобс. Отец Эмили явно нуждался в бритье.
– Миссис Джейкобс, вы наверняка обеспокоены безопасностью вашей дочери. Вы хотели бы сказать ей что-нибудь, чтобы она вернулась домой?
Дорин сложила руки и пристально посмотрела в камеру.
– Если ты слышишь это, Эмили, вернись назад в больницу.
Репортер продолжал держать микрофон перед Дорин, явно ожидая услышать больше. Но та просто смотрела в камеру. Тогда репортер попробовал другую тактику, в надежде разговорить ее:
– Вам обоим наверняка сейчас тяжело. Ваша младшая дочь Зои пропала более года назад, а теперь исчезла и Эмили. Как я понимаю, это вернуло ужасные воспоминания о том времени…
Дорин упрямо покачала головой:
– Мне нечего сказать по этому поводу.
– За что большое спасибо, – выдохнула Джеральдин.
Увы, Дорин еще не закончила:
– Однако это заставляет меня задуматься, не имеет ли Эмили отношение к исчезновению своей сестры…
Инспектор вскочила со стула.
– О господи! – крикнула она, обращаясь к телевизору. – Какого черта она делает? – Тыча пальцем в телеэкран, отказываясь поверить своим глазам и ушам, посмотрела на Эрика. – Она хочет повесить собственную дочь… Нет, вы можете в это поверить? Какая же она дура!
Эрик с отвращением покачал головой:
– Верит она в это или нет, ей не следовало говорить такое в прямом эфире.
– Что вы хотите сказать, верит она в это или нет? Конечно, она не верит. Ей просто нужно всеобщее внимание.
– Кто знает, Джеральдин, – тихо возразил Эрик. – В отсутствие другого подозреваемого она вполне может подумать, что это Эмили похитила Зои.
Инспектор разинула рот:
– И как долго, по-вашему, она таила в себе эту мысль? Кстати, может, и вы тоже так думаете?
Эрик поднял руку, пытаясь снять внезапное напряжение между ними. Его голос был теплым и проникновенным:
– Я никогда не считал Эмили причастной к исчезновению своей сестры, но мне всегда казалось, что она носит в себе чувство вины. Вины за то, что, возможно, она любила Зои не так сильно, как мы думаем. Нет ничего удивительного в том, если она была обижена на младшую сестру, которой досталась вся любовь обоих родителей, в то время как на нее, на старшую сестру, взвалили весь груз забот о ней. Затем, став взрослой, Зои по-прежнему требовала от Эмили финансовой и эмоциональной поддержки. Та вполне могла нести бремя вины, если у нее хотя бы раз возникла мысль, чтобы Зои оставила ее в покое, чтобы она могла жить своей жизнью. Это все, что я имею в виду, Джеральдин. Ее мать может думать, что Эмили причастна по другой причине, той, которую я вам уже привел, или же ею просто движет неприязнь к старшей дочери. Мне самому больно думать такое об Эмили, поэтому, прошу вас, не думайте, что я – враг. Я просто хочу помочь.
Напряжение ослабло. Джеральдин сочувственно посмотрела на Эрика:
– Тогда где она, черт возьми? Я хочу это знать. Доктор Грин заставил меня усомниться в ее безопасности.
Она говорила с врачом час назад. Его беспокоило, что у Эмили могут быть мысли о самоубийстве. Он также поделился с ней своими мыслями по поводу того, почему Эмили попала в отделение экстренной медицинской помощи. Психиатр был убежден, что она намеренно спровоцировала другого пациента напасть на нее. Что она отлично знала, какова будет его реакция, и рассчитывала на нее.
Когда Джеральдин рассказала об этом Эрику, тот воздержался высказывать свое мнение. И вот теперь она попыталась услышать его.
– На что она надеялась, подставляя себя под кулаки, Эрик? Чтобы почувствовать больше боли, как будто ей ее не хватало?
Эрик опустил голову и медленно покачал ею, как будто не имел ответа. Когда он заговорил, его голос был свинцово-тяжелым.
– Возможно, тем самым она наказывала себя, – сказал он.