Глава 27

Стоя в дверном проеме, Эмили обвела взглядом комнату. Джемс неподвижно сидел за столом, положив руки на колени. От слишком частого мытья те были красными и сплошь в цыпках. Он не двигался более минуты, глядя перед собой. Эмили с первого взгляда могла сказать: у парня обсессивно-компульсивное расстройство. Ей когда-то доводилось ухаживать за подобными пациентами.

На его одеяле и подушках не было ни единой складочки. Ни одной ниточки или пылинки на полу. Дверцы шкафа и дверь в ванную плотно закрыты. Три игрушечных автомобильчика на подоконнике выстроились ровный шеренгой – красный, синий и желтый – на одинаковом расстоянии друг от друга, все три капотом вперед.

Четыре книжки на полке были расставлены по размеру, на расстоянии нескольких сантиметров, чтобы не соприкасаться. Пара кожаных шлепанцев и пара черных туфель без шнурков аккуратно, по линеечке, стояли у стены, мысками касаясь плинтуса. На прикроватной тумбочке бутылка с гелем для рук стояла так, словно постоянно должна быть на виду. Интересно, задалась вопросом Эмили, персонал в курсе геля для рук, или Джемс обычно прячет его от посторонних глаз, а сегодня забыл спрятать? Или жидкость была безалкогольной и ему разрешили ею пользоваться?

Внезапно Джемс выбросил руку и коснулся пальцем того места, на которое смотрел.

– Я вижу тебя, – сказал он громко и четко, и на мгновение Эмили показалось, что он разговаривает со стеной.

Она вздрогнула. Джемс повернул голову и посмотрел на нее.

– Убирайся! – рявкнул он, вскакивая со стула.

Эмили тотчас попятилась назад. Его взгляд ей совсем не понравился. Джемс смотрел на нее так, словно старался запомнить ее лицо. Она поспешила обратно в гостиную, где ее уже поджидал Бен.

– Вот вы где… Доктор Грин хотел вас видеть, если вы не против.

Эмили хотела было сказать, что она занята и ему лучше прийти к ней в другой день, но этот следующий шаг был для нее крайне важен. Психиатр хочет проанализировать ее умственное состояние, чтобы решить, держать ли ее здесь дальше. Ее судьба была всецело в его руках, и Эмили должна убедить врача, что ее можно отпустить.

Джеральдин и Эрик стояли посреди гостиной Эмили, молча озираясь по сторонам. Было видно, что Эрику немного неловко. Джеральдин поняла почему. Их приход сюда был сродни вторжению в личное пространство Эмили. Инспектор отметила, что с тех пор, как она приходила сюда в последний раз, стены были покрашены. Благодаря бледно-серой краске комната казалась светлей, но ей все еще не хватало домашнего уюта, как будто у Эмили не было времени на такие мелочи. Джеральдин подозревала, что она почти не думала о собственном комфорте, так как все ее мысли были заняты сестрой. С момента последнего визита детектива здесь появилось больше фотографий Зои. Однако та, которая, по словам Эмили, стояла на книжном шкафу, а сейчас хранилась в качестве вещдока в полиции, была лучшей. На остальных ее сестра просто позировала перед камерой. Та, которой гордилась Эмили, запечатлела нечто более личное. Лицо Зои было спокойным, в глазах читалась доброта.

Джеральдин повернулась к Эрику:

– Я возьму ее вещи. Вы не против?

– Нет, конечно, я просто проверю, что здесь все в порядке.

В спальне Эмили Джеральдин нашла чемоданчик на колесиках. Затем достала из ящика несколько футболок, а из гардероба – модный бледно-серый спортивный костюм, темно-синие джинсы и голубую толстовку. Из другого ящика взяла кое-что из нижнего белья. Заметив в нижней части шкафа пару кроссовок, добавила их к другим вещам. На тумбочке у кровати стояла фотография в рамке – уменьшенная копия той, что была сейчас в полиции. Джеральдин положила ее в чемодан.

Из ванной она забрала все, что попалось ей под руку. После того как несколько флаконов и тюбиков были убраны, ванная комната показалась ей голой. Заметив на сосновой полке небольшую косметичку, инспектор добавила и ее.

Проверив, что все крышки на флаконах плотно закручены, она аккуратно поместила все в косметичку и застегнула на «молнию». Сложив все в небольшой прихожей, увидела Эрика – тот стоял у открытого дверного проема и смотрел в комнату. Джеральдин шагнула к нему, и ее глаза мгновенно впились в стену, сплошь заклеенную липкими листками для заметок. Десятки желтых и зеленых бумажных квадратиков обрамляли утыканную многочисленными булавками карту. В глаза Джеральдин бросились газетные вырезки с жирными заголовками:

ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК. МЕДСЕСТРА-СТУДЕНТКА. ПАЦИЕНТКА БОЛЬНИЦЫ. СТРАХ УСИЛИВАЕТСЯ.

При их виде у нее сжалось горло:

– У меня такое чувство, будто мы ее подвели.

Стоявший рядом Эрик вздохнул:

– Я уверен, что вы сделали все возможное, чтобы найти ее.

– Я говорю об Эмили, Эрик. Посмотрите на эту комнату. Она сделала это, потому что мы ее подвели.

– Она никогда не рассказывала мне про эту комнату, – тихо сказал он.

Джеральдин шагнула внутрь, чтобы поближе взглянуть на заметки.

– На каждом листке что-то есть. Имена. Даты. Судя по всему, она проводила собственное расследование. Честное слово, я готова расплакаться. Мы сделали всё, что могли. Но так и не нашли ее сестру.

– Я не припомню, чтобы она когда-либо обвиняла вас, – сказал Эрик.

Джеральдин потерла лицо. Усталость давала о себе знать.

– А зря. На трехмесячном и шестимесячном отчетах, когда мы практически не сдвинулись с места ни на шаг и всё чего-то ждали, ей следовало закатить скандал и обрушить на наши бесполезные головы свой праведный гнев. – Джеральдин печально посмотрела на Эрика. – Годовой отчет был в прошлом месяце, и я послала ей букет цветов, чтобы отметить годовщину. Зачем, спрашивается, я это сделала? Разве что для того, чтобы смягчить собственную вину…

Эрик промолчал. Джеральдин поняла: ее разочарование сродни его собственному.

Она отвернулась от стены и посмотрела на мешки и коробки на узкой односпальной кровати. Ага, похоже, что именно здесь Эмили нашла фото сестры и письмо. Так что все вещи на кровати должны быть вещами Зои.

– Вы подождете еще несколько минут? – спросила инспектор.

– Да, конечно. Я никуда не тороплюсь.

Взяв с кровати один из мешков, Джеральдин поставила его на пол и, перевернув, медленно вытряхнула его содержимое. После чего опустилась на колени и осмотрела сложенную одежду, а когда закончила, осторожно вернула стопку вещей в пакет.

Понаблюдав, как она проделала это со вторым пакетом, Эрик не выдержал:

– Мне казалось, чтобы делать нечто подобное, нужен ордер на обыск…

– Неужели? – спросила Джеральдин. Похоже, Эрик считал ее действия вторжением в частную жизнь Эмили – и был по-своему прав. – Она разрешила вам съездить к ней домой и взять ее одежду. Я ищу эту одежду.

– Тогда вынимайте вещи, а я буду складывать их обратно, – предложил он.

В седьмом мешке, в отдельном пластиковом пакете, Джеральдин нашла кожаную куртку. Стоило ей развернуть ее, как в комнате запахло легкими цветочными духами. Инспектор подняла куртку, чтобы лучше рассмотреть ее.

Куртка была того же цвета и почти того же фасона, что и на женщине, за которой Эмили бросилась вдогонку. Но она не пропала, не была взята Зои, как убеждала их Эмили. Сложив куртку, Джеральдин сунула ее обратно в пакет.

– Я так и знала, что эта вещь где-то здесь. Эмили утверждала, будто куртка пропала. Как вы знаете, она бежала за женщиной в похожей куртке, полагая, что это была Зои.

Эрик сделал удивленное лицо, и Джеральдин поняла: для него это новость.

– Она что-то говорила о том, что якобы пыталась догнать Зои, но я не знаю всей этой истории.

– Скажите, Эрик, неужели ее разум настолько болен, что она гоняется за людьми в похожей одежде? – Джеральдин встала с колен и в упор посмотрела на него. – Думаю, если кто-то в этом и виноват, то только Дорин Джейкобс. Вы в курсе, как она воспитывала Эмили?

Но Эрик молчал, и она раздраженно шагнула мимо него.

– Не сомневаюсь, вы можете подтвердить то, о чем говорила эта женщина.

– Да, я в курсе, – промямлил Эрик. – Но такое воспитание – не редкость. Особенно в больших семьях – старшие дети берут на себя заботу о младших… – Он умолк, словно собираясь с мыслями. – В случае с Эмили я считаю, что она была нелюбимым ребенком, и по этой причине чувствовала себя никому не нужной. А когда родилась сестра, загнала это чувство внутрь. Она любила Зои до одержимости.

– Черт, вы говорите так, будто это что-то плохое…

Эрик кивнул:

– Может быть. Эмили полностью утратила эмоциональную связь с родителями, считая их людьми никчемными, и практически возложила на себя роль матери. Ей было очень тяжело психологически, особенно когда Зои не была под ее крылом. Составление списков дел – это был ее способ сохранить контроль. Эмили рассказывала мне, что, приходя из школы, обычно обнюхивала сестру, чтобы проверить, не курила ли мать рядом с ней.

– Это крайность… – Джеральдин вздохнула. – Даже не представляю, как вам это удается. Лично я, слушая все эти признания, точно впала бы в депрессию.

Молчаливые и задумчивые, они вышли из комнаты, чтобы не видеть стену Эмили.

«Возможно, ей действительно лучше побыть в клинике», – подумала Джеральдин. Инспектору не давала покоя теория Эрика, что Эмили любила Зои до одержимости. Да, она любила свою сестру, в этом нет никаких сомнений. И все же… как офицер полиции Джеральдин повидала мужчин, кто убил любимую женщину за то, что та ушла к другому. Женщин, с ножом набрасывавшихся на любимых мужчин, потому что те изменяли им. Единственная вещь, которую она вынесла из всех этих историй, заключалась в том, что любовь не защищает вас от того, чтобы быть убитым. Не тогда, когда любовь стала навязчивой идеей. Эта мысль застряла в ее голове как нежеланный гость. Одержимость способна легко превратиться в ненависть.

Эмили не давал покоя вопрос: сколько же здесь коридоров и через сколько дверей нужно пройти, чтобы добраться до выхода? Санитар Бен шел вместе с ней. Он и доктор Грин были единственными, чьи имена она помнила. Имя Бена – потому, что он был единственным из персонала, кто до сих пор имел с ней дело; она также видела других, спешивших туда-сюда, обычно для того, чтобы увести с собой пациента. Имя доктора Грина – потому что он был врачом-психиатром, с которым она сейчас встретится.

Направляясь к нему, Эмили и Бен перебросились парой слов. До сих пор они обсуждали погоду, жаркое лето и глобальное потепление.

Бен остановился перед дверью и постучал. Кстати, сама дверь ничего не говорила о том, что и кто там за ней. И эту дверь ей было страшно открыть. За этой дверью скрывалось неизвестное. Стоило Эмили подумать о том, что может случиться с ней сегодня, как она тотчас почувствовала себя беспомощной и беззащитной. Из-за двери раздался голос, и она поспешила подавить в себе свои страхи.

Бен кивнул ей, приглашая открыть дверь. Эмили шагнула внутрь – и в восторге застыла на месте. Стены были бледно-золотистыми, пол – из мореного дуба. Окна обрамляли кремовые ставни в колониальном стиле. Зеленые бархатные кресла так и приглашали сесть в них.

Человек, пригласивший ее сюда, улыбнулся:

– Добрый день, мисс Джейкобс.

Доктор Грин стоял у встроенного в стену аквариума. Тот поражал своими размерами. Скорее он был похож на аквариум в зоопарке, где можно наблюдать жизнь обитателей океана.

– Подойдите ближе и посмотрите.

Эмили подошла ближе и впилась взглядом в снующие в воде радужные силуэты. Коралловое ложе медленно покачивалось, словно в замедленной съемке. Эмили, с восторгом глядя на морских коньков, невольно улыбнулась.

– Какая красота, не правда ли? Как быстро они меняют цвет! Истинные мастера маскировки. Они уникальны. Это, пожалуй, единственный вид на Земле, где рожает самец. Они вывели отцовство на совершенно новый уровень, и потомство всю жизнь остается с матерью.

Эмили как завороженная смотрела на морских коньков. Ей было жаль отрывать взгляд от их прекрасного мира. На глаза навернулись слезы.

– Я тоже, глядя на них, порой пускаю слезу, – признался доктор Грин и протянул ей белый носовой платок.

Эмили улыбнулась, вытерла глаза и вернула платок обратно:

– Спасибо, что рассказали мне про них.

– Подойдите и сядьте.

Доктор Грин подождал, пока она сядет. Он излучал ауру спокойствия. Костюм сидел на нем как влитой, а его цвет оттенял серебро его волос. Костюм дополнял темно-серый галстук, завязанный аккуратным узлом под воротником белоснежной рубашки. Черные туфли были новыми и начищены до блеска. Идя сюда, Эмили представляла его в коричневом костюме и ботинках-брогах, вовсе не воплощением элегантности. Одернула свой не первой свежести летний топик. Она была в нем накануне вечером и вот теперь была вынуждена надеть его снова. Ладно, Эрик скоро принесет ей чистую одежду. Эмили удивилась, когда заведующий отделением сказал ей, что Эрик изъявил готовность привезти ей необходимые вещи, однако отказываться от предложения не стала.

– Как бы вы предпочли, чтобы вас называли? Мисс Джейкобс или Эмили? – Улыбки на его лице как не бывало.

– Можете называть меня Эмили.

– Ну что ж. Пусть будет так.

На столе между ними стояли кувшин с водой и два стакана. Доктор Грин налил в оба стакана воды и один пододвинул к ней.

– Когда говоришь, обычно хочется пить.

Эмили вновь улыбнулась. Этот доктор был ей симпатичен. Она очень надеялась, что это чувство взаимно.

– Итак, Эмили, я расскажу вам немного о том, почему вы здесь и почему мы хотим, чтобы вы были здесь. Вы можете прервать меня в любой момент. И, пожалуйста, постарайтесь не пугаться.

Она судорожно вздохнула и кивнула, как дура. Это происходит прямо сейчас. Сейчас он произнесет слово, которое она боится услышать; она же бессильна что-либо сделать, чтобы он его не произнес. Эмили тяжело сглотнула и вонзила ногти в ладони.

– Эрик начал немного беспокоиться о вас. По его словам, до недавнего времени у вас все было хорошо. Он подробно описал последние двенадцать месяцев, и, похоже, вы действительно добились больших успехов. Что-то, однако, в последние несколько недель выбило вас из колеи, и нас это беспокоит. Внешний осмотр показал, что вы в хорошей физической форме, да и на КТ мы видим совершенно нормальный мозг. Это пока хорошие новости. Иное дело, что происходит внутри мозга. Мы должны докопаться до истины и понять, насколько там все плохо, а может, даже очень плохо. Пока вам все понятно?

– Да, – выдавила Эмили. – Пока что все.

– А теперь самое главное. Пока вы здесь, вы можете помочь нам найти то, что вам мешает. Сегодня речь идет о том, чтобы вы помогли нам выяснить, что может вызывать у вас проблемы. Я хочу понять, что угрожает вашему благополучию, и постараться найти способ облегчить вашу жизнь.

Эмили кивнула. Она была бы рада что-то сказать, но не находила слов. Вдруг она скажет что-то не то? Ее дрожащее дыхание било ей по барабанным перепонкам. Эмили было трудно скрывать, что она нервничает.

– Да, я думаю, что знаю, почему немного сдала, если можно так выразиться. Прошлый год был для меня болезненным, если не сказать больше. Когда моя сестра пропала, вся моя жизнь словно перевернулась с ног на голову. До сих пор Зои так и не нашли, и это неведение, отсутствие информации о том, что с ней случилось, стали чем-то вроде черной дыры, в которую я провалилась и из которой не могу выбраться. До недавнего времени, когда вернулась на работу, я не видела свет в конце туннеля. Работа стала моим спасением: помогая другим, заботясь о них, я вернулась к жизни. Учитывая, что я пережила, мне кажется, я справлялась очень даже неплохо.

Доктор Грин ободряюще кивнул:

– Эрик согласился бы с вами. Он считает, что возвращение на работу было верным шагом вперед. Однако я немного обеспокоен тем, что один шаг вперед вернул вас на два шага назад. Такое впечатление, что все пошло не так, и вы перестали справляться так, как справлялись раньше.

Эмили подалась вперед. Лицо ее было серьезно:

– Послушайте, я знаю: все, что я говорила, видела и пыталась доказать, – это и был мой способ справиться. Я полностью согласна с тем, что после операции у меня был кошмар, вероятно, вызванный анестезией, и я, пытаясь вырваться из собственной болезненной реальности, шагнула в мир, где больше не искала Зои, а искала кого-то еще. Недавно я во второй раз отметила день рождения Зои без нее самой. По словам Эрика, некоторые даты могут вызывать рецидив. До сих пор я безуспешно пытаюсь свыкнуться с мыслью, что, возможно, она никогда не вернется. Я не могу поверить, что больше никогда не увижу ее…

Психиатр сидел молча. Эмили поняла, что плачет, лишь когда он протянул руку и во второй раз вручил ей носовой платок. На мгновение она растерянно уставилась на него, не понимая, зачем это ей.

– Должно быть, у вас большой запас этих платков, – сказала Эмили, улыбаясь сквозь слезы, – если вам каждый день приходится раздавать их вашим пациентам.

– Это точно, – сказал доктор Грин. Его глаза были янтарными, как у рыси, подумала Эмили. Спокойный, внимательный, ненавязчивый… – Трудно поверить, что тот, кого любишь, больше не вернется к вам.

– Я столько раз представляла, что нахожу ее… И даже считать, что этого никогда не будет, – уже само по себе предательство. Это все равно что вычеркнуть ее из моей жизни. Пока я ищу ее – я жива. Если честно, вчера вечером была последняя капля. Мне казалось, что я хочу умереть.

Эмили подняла голову. В глазах доктора Грина промелькнула тревога. Она тотчас пожалела о своих словах. Увы, как говорится, слово не воробей… Начни она это отрицать, он ей все равно не поверит.

– Однако сейчас у меня нет таких мыслей. Это была лишь мимолетная слабость. Я честна с вами. Я сказала вам, что полностью согласна с тем, что мое поведение могло показаться ненормальным, но сейчас я в полном порядке. Я не вижу воображаемых людей и не слышу голоса, которых нет. Я представляла себе эти вещи только как часть борьбы со своими переживаниями, и тот факт, что я отдаю себе в этом отчет, служит лучшим доказательством того, что с моей головой всё в порядке, не так ли?

– Эрик сказал, что вчера вечером вы утверждали, что нашли эту пропавшую пациентку. Вы видели ее?

Эмили отвела взгляд, не зная, как ответить. Признать, что она видела пациентку, значит поставить под сомнение свое душевное здоровье. Если отрицать – значит, ей придется придумывать другую причину, почему она вчера вечером оказалась в больнице. С чего, собственно, все и началось.

Эмили покачала головой:

– Нет, я ее не видела. Я придумала это, потому что была там по другой причине. Я хотела проверить записи камер видеонаблюдения и выяснить, кто украл у меня одну вещь. Когда я лежала в больнице в качестве пациентки, у меня пропало украшение, и я хотела посмотреть, кто его взял.

– Значит, вы искали не пропавшую пациентку? – уточнил Грин; в его вопросе звучал неподдельный интерес.

– Да. То есть нет, – быстро поправила себя Эмили, отчаянно пытаясь ухватить ниточку своих мыслей. – Я искала другую пациентку, ту, что взяла эту вещь. В конце концов я нашла пропажу, но мне все равно было интересно выяснить, кто мог ее взять. То есть я имею в виду… – Мысли путались в голове. Она с трудом могла вспомнить, что только что сказала. – Браслет был у нее на руке. Я разглядела блеск на ее запястье.

– Не торопитесь, Эмили, – спокойно произнес врач. – Кого вы видели?

Она в отчаянии впилась в него глазами. Его голос звучал гипнотически, манеры были спокойными, глаза – добрыми. Он ждал от нее правду.

– Ее! – наконец воскликнула Эмили. – Это была она! Я нашла ее, а теперь она мертва.

Глядя ей прямо в глаза, доктор Грин подался вперед.

– Вы говорите о Зои, Эмили? – мягко спросил он.

– О Зои? – воскликнула она, не веря собственным ушам. – Я говорю о пациентке, которая пропала без вести. О той, чье существование все отрицают. Они заметают следы, и это единственная причина, почему я здесь. Они решили заткнуть мне рот!

Молчание, повисшее после ее гневной тирады, было оглушительным. Воздух застыл. Эмили сидела неподвижно, отчаянно желая вырваться из этой цепкой вязкой тишины и услышать нечто такое, что снова вернет ее к жизни. Пульс замедлился, и ее ушей достигли звуки аквариума – негромкое гудение насоса, аэрирующего воду, чтобы прекрасные существа в аквариуме не испытывали недостатка в кислороде.

Она впилась глазами в разноцветных рыбок, завидуя их яркому, идеальному миру.

– Я здесь добровольно? – спросила она. Вдруг это так, и она может уйти отсюда.

Доктор Грин наклонил голову и посмотрел ей в глаза.

– Я понимаю, что попасть сюда для вас шок. На данный момент, Эмили, мы хотели бы оставить вас здесь. Вчера поздно вечером мы с доктором Хадсоном обсуждали ваш случай. Он обеспокоен тем, что ваше здоровье и даже жизнь могут быть в опасности. Поэтому было подано заявление задержать вас здесь на семьдесят два часа. В течение этого времени мы будем наблюдать за вами. Вам будет предоставлена возможность и время обсудить любые проблемы, а главное, пока мы не решим, что делать дальше, вы сможете отдохнуть. У вас есть право отказаться от лечения, и я рад, что вы этого не сделали, но у вас пока нет права уйти отсюда.

Эмили усидела на стуле лишь благодаря силе воли. Ей хотелось вскочить и потребовать, чтобы он выпустил ее прямо сейчас.

Она сидела, бледная и потрясенная, и в упор смотрела на него. В ее голове звучало слово «ловушка». Удар номер три! Эрик запихнул ее сюда. Она потянулась к стакану с водой и сделала глоток, чувствуя, как жидкость стекает по подбородку и впитывается в тонкую ткань на ее груди.

– Услышать это – всегда шок, – произнес он, читая ее мысли. – Это способно напугать, но, уверяю вас, вам нечего бояться.

– На самом деле, со мной всё в порядке, – сказала она как можно спокойнее.

Грин ободряюще улыбнулся:

– В таком случае завтра, когда вы отдохнете, мы можем поговорить еще немного.

На нетвердых ногах Эмили вышла из его кабинета. Бен уже ждал ее. Пока они шли в ее комнату, не было никаких разговоров, никакого обмена любезностями.

Она с трудом передвигала ноги. Как только они дошли до ее палаты, Бен, не проронив ни слова, оставил ее. Закрыв за собой дверь, Эмили сделала последние несколько шагов к кровати. Взяв подушку, уткнулась в нее лицом и даже запихнула в рот, чтобы заглушить крик.

Ее жизнь, ее свободу – все это у нее отняли. Все, что она пережила за предыдущий год, привело к этому дню. Голос в голове подначивал, громко и четко: «Скажи им, что ты сделала, Эмили. Скажи им, и все это прекратится».