Глава 29
Мередит была рада, что дежурила этим утром. Понимая, что ее вечер в пабе с Эмили сорвался, она вышла на работу, чтобы уделить внимание мистеру Джеффрису. Убедившись, что рана на горле мужчины закрылась естественным образом и ее не нужно зашивать, Мередит вернула повязку на место. Час назад она вытащила из его горла трахеотомическую трубку, и до сих пор приборы показывали хороший уровень насыщения кислородом. Отек полностью спал, сыпь уменьшилась до бледно-розовых точек. И все же мистер Джеффрис выглядел подавленным. Удивляться этому не приходилось, учитывая, что он пережил. Больной шел на поправку после серьезной операции, и вчерашняя чрезвычайная ситуация заметно ухудшила его состояние.
По словам медсестер, он еще не осмеливался смотреть на брюшную стому , и всякий раз, когда они меняли сумку, отводил взгляд. Пока еще рано, сказала им Мередит. Дайте ему время. Его глаза были тусклыми, и Мередит понимала, что он в депрессии. И, конечно, тот факт, что вчера он едва не умер, не пошел ему на пользу.
– Вы ведь были на войне, не так ли, мистер Джеффрис? – спросила она. – Как будто мало одной операции – мы испугали вас до чертиков, засунув трубку вам в горло…
Мистер Джеффрис никак не отреагировал.
– Мы понятия не имеем, что вызвало у вас такую реакцию. В вашей карточке сказано, что у вас нет аллергии на что-либо.
Он уныло посмотрел на нее.
– Верно. Кроме моллюсков. Однажды на Сейшелах у меня была реакция на моллюсков. С тех пор я к ним не прикасаюсь. Они испортили мне медовый месяц.
– И вы ни разу не упомянули об этом? Не указали это как аллергию?
– А какой смысл? Можно подумать, здесь мне их будут подавать! Это случилось пять лет назад. И, как уже сказал, с тех пор я не прикасался к ним.
– И у вас была сильная реакция?
Мистер Джеффрис кивнул:
– Довольно сильная. Я весь покрылся сыпью. Губы распухли, словно я был карикатурой на Мика Джаггера. Нос удвоился в размере. Врач был вынужден сделать мне укол. Я целую неделю провалялся в постели, и бедная Анна все это время была одна. Я выглядел как персонаж из шоу ужасов.
Мередит строго посмотрела на него.
– Похоже, у вас была очень серьезная реакция. Вам следовало упомянуть об этом, чтобы это значилось в вашей истории болезни.
Мистер Джеффрис мрачно пожал плечами:
– Значит, сделайте это сейчас.
– Разве врач не сказал вам по возвращении домой обратиться к вашему терапевту? Возможно, вам придется носить с собой эпипен.
Мередит поняла: ее вопросы только расстраивают больного. Его руки нервно теребили одеяло, в глазах застыли слезы. Устыдившись своей резкости, она положила руку ему на плечо и сказала уже гораздо мягче:
– Извините. Я не хотела вас расстраивать. И, как вы верно сказали, мы вряд ли станем кормить вас здесь моллюсками.
– Суп, – сказал он. – Это все, чего мне хочется в данный момент. А Анна всегда приносит его свежим.
Мередит сохранила невозмутимое лицо.
– Как я понимаю, вчера вы ели суп… Еще до того, как все случилось? Вряд ли вам хотелось есть потом.
– Да, Анна принесла суп и кормила меня с ложечки, как ребенка. Она скоро придет опять.
Мередит представила себе безукоризненно одетую женщину.
– Ваша жена – красивая женщина. И одевается со вкусом…
На его лице появилась улыбка:
– Это точно. Мне повезло, что она есть у меня. Моя первая жена умерла, когда я только строил свой бизнес, и после этого все, что у меня было, – это моя работа. Пока не появилась Анна. Я был чертовски одинок. Все золото мира не сделает вас счастливым, если нет кого-то, с кем вы могли бы им поделиться. И теперь она влипла в отношения со старым хрычом вроде меня…
Мередит улыбнулась:
– Я уверена, что она так не думает.
Он скептически посмотрел на нее:
– Мои проблемы с кишечником начались вскоре после того, как мы вернулись с Сейшел, и с тех пор я не вылезал из больниц – одна операция за другой… Представляю, каково это для нее. Ей следовало выйти замуж за кого-то моложе и здоровее.
– Готова поспорить, что вас она ни на кого не променяет, – поддразнила его Мередит.
– Возможно, – вздохнул мистер Джеффрис.
Поправив его одеяло, Мередит подошла к раковине и вымыла руки. И пока сушила их, обвела глазами палату, осторожно выискивая видеокамеру – ее установили, пока мистер Джеффрис был на рентгене. Как Мередит ни старалась, она ее так и не обнаружила.
В следующий момент вошла миссис Джеффрис. Мередит смерила ее оценивающим взглядом. Женщина была намного моложе своего мужа. И хотя ее трудно было назвать классической «трофейной» женой, все же она была лет на пятнадцать моложе супруга. Впрочем, если честно, Нил Джеффрис выглядел гораздо старше своих лет, хотя ему исполнился всего пятьдесят один год. По всей видимости, сказывалась болезнь.
Миссис Джеффрис подошла к кровати мужа. От нее пахло свежестью, выпрямленные волосы блестели, сама она упаковалась в дизайнерскую одежду. Темно-синие летние брюки, простую белую футболку и аксессуары из серебра наденет лишь та, что тщательно обдумывает свой образ. Наклонившись над мужем, миссис Джеффрис поцеловала его.
– Привет, дорогой.
Мередит встретила ее вежливой улыбкой, но зеленые глаза миссис Джеффрис скользнули по ней, как по пустому месту.
– То, что я сказала вчера, я сказала серьезно, – прочирикала та. – Чтобы эту медсестру не подпускали к моему мужу даже на пушечный выстрел.
Мередит никак это не прокомментировала. Вместо этого обратилась к мистеру Джеффрису:
– Я загляну к вам позже. А вы пока попробуйте поспать.
* * *
– Она из кожи вон лезет, чтобы мы поверили, будто причиной его анафилаксии была Эмили, – сказала Мередит Дэллоуэю, оставшись с ним наедине в его кабинете.
Когда она выловила Дэллоуэя, Бэрроуз уже была в его кабинете. Вновь работая в дневную смену, старшая медсестра выглядела хорошо выспавшейся и бодрой. Мередит была рада поделиться своим мнением с ними обоими. Они должны знать, что происходит.
Дэллоуэй кивнул:
– Я согласен. Она была свидетельницей того, как медсестра Джейкобс запуталась с лекарствами, и теперь использует это, чтобы возложить вину на нее.
Мередит села.
– Ее муж, похоже, только что назвал мне реальную причину. Суп.
Бэрроуз нахмурила брови:
– Вы имеете в виду пищевое отравление?
– Не совсем, – ответила Мередит. – Вы были правы. У него действительно есть аллергия, но она не указана в его карте. Моллюски. Пять лет назад у него была серьезная реакция. Он сказал мне, что единственное, что он ест, – это домашний суп, который ему приносит его жена.
– Но у нее не было бы времени, – возразила Бэрроуз. – Она пробыла в его палате менее минуты и не могла накормить его так быстро.
– Чтобы вызвать реакцию, достаточно одной ложки. Или же она нарочно ушла, чтобы его накормил кто-то другой. И вернулась, чтобы забрать улики.
Дэллоуэй пристально посмотрел на Мередит:
– Если она кормила его в присутствии Шелли, та была бы свидетельницей.
– Свидетельницей чего? Того, как жена кормит мужа супом?
– Но отреагируй он раньше, и ее поймали бы, – заметила Бэрроуз.
– И тогда ей было бы достаточно сказать, что она якобы забыла про его аллергию, – стояла на своем Мередит. – Пять лет назад она знала, что у него аллергия, но это было давно. Забыв про это, она сварила ему рыбный суп…
– Тем более что у нее есть возможность обвинить кого-то другого, – добавил Дэллоуэй. – Я говорил с Шелли. Она сказала, что лишь сделала ему промывание мочевого пузыря через катетер, отсюда и писсуар в ее руке. Миссис Джеффрис могла бы сказать, что Шелли использовала для этого не тот раствор.
– Смешно, – возразила Бэрроуз. – Разъем на этих мочеприемниках соединяется только с катетером. И они хранятся в туалете, а не в процедурной комнате.
– Что не мешает ей сделать такое предположение, – в свою очередь, возразил Дэллоуэй.
Бэрроуз встала:
– Я сожалею, что позволила этому человеку установить камеру. У нас могут быть серьезные проблемы. Камера, спрятанная в палате без его разрешения, является вторжением в личную жизнь. Мы имеем право осматривать больного, приходя к нему в палату, но не имеем права наблюдать за ним через видеокамеру, как он пользуется горшком.
– Мы всегда можем ее удалить, если вы настаиваете, – ответил Дэллоуэй.
Старшая сестра пристально посмотрела на них обоих:
– Мне просто не нравится тот факт, что мистер Бердж теперь может на нас настучать.
Дэллоуэй встал и, обойдя стол, положил руку на плечо Бэрроуз:
– Оставьте Гэри Берджа мне, Нина. Занимайтесь тем, что вы делаете лучше всего. Ухаживайте за нашими пациентами так, как всегда это делаете. Если она попробует повторить попытку, мы обязаны ее остановить. Звонить в полицию на данном этапе – значит создать себе лишние проблемы. Пока нам нечего им сообщить. И я не хочу, чтобы их присутствие тревожило всех. Достаточно одного заголовка, обвиняющего нас в скандале, и награда, на которую мы имеем полное право, будет у нас вырвана. Спонсоров и их денег нам не видать как собственных ушей.
Бэрроуз устало вздохнула:
– Если честно, Руперт, мне уже все равно. Недавние события вымотали меня. Я жутко устала. Эмили Джейкобс оказала нам хорошую услугу, доведя этот факт до нашего сведения, если это правда. Вряд ли она что-то выдумала.
Дэллоуэй сжал ее плечо:
– Я знаю, Нина.
– И я очень напугана всем этим. Надеюсь, вам понятно?
– Может, вам стоит отдохнуть, взять отгулы…
Нина Бэрроуз на миг закрыла глаза и заставила взять себя в руки. Увернулась из-под руки Дэллоуэя и отступила в сторону, создав небольшую дистанцию. Затем поправила форму и приняла неприступный вид:
– В этом нет необходимости. Я уверена, что больше мы не увидим в этих стенах полиции.
Она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. В кабинете воцарилось гнетущее молчание. Первой его нарушила Мередит:
– Она либо подавлена, либо боится. Одно из двух. Не могу дождаться, когда я вернусь в Калифорнию и снова заживу счастливой жизнью.
– Мы будем скучать по вас, Мередит, – сказал Дэллоуэй.