Прощай, Старый год. Рада видеть, как ты уходишь. И здравствуй, Новый год! Это просто новый день, но почему-то кажется новым шансом начать все сначала. Прошедший год был моим annus horribilis. А новый обещает быть annus-ом надежды. Если подумать, я всегда так говорю. Но до прошлого года я понятия не имела, насколько horribilis может быть annus. Но вы не должны говорить такое вслух, верно? Даже королеве не следует так говорить вслух.
Я провожала Старый год в одиночестве. Не потому, что меня никуда не пригласили. Приглашали – и Изабель (Рождество было потрясающим, но я не хотела злоупотреблять ее гостеприимством, а хотела побыть дома), Оливия и Дэн, которые позвали меня на ужин вместе с другими друзьями (они давно уже живут как семья, хотя еще и не женаты), и Анна-Мария, которая предложила мне поехать с ней в Гластонбери (вы наверняка догадались, что я ответила).
Короче, я осталась дома.
Одна.
И чувствовала себя прекрасно.
Оптимистично.
Потому что независимо от того, что поколебало мой оптимизм в предыдущем году, я всегда готова поверить, что в наступающем станет лучше. И к тому же я все еще беременна. Так что пока все идет хорошо. С Новым годом, с Новым годом меня! А Гарри пусть остается в прошлом году.
После этих выходных снова начнутся занятия в школах, а взрослые вернутся к своей рабочей повседневности. Пока, праздники. Пока, тихий Лондон.
Дороги снова окажутся забиты, а метро – переполнено. Жизнь продолжается.
Сегодня я должна встретиться с Пэтти, чтобы наконец-то наверстать упущенное и поговорить о моем возвращении на работу. Я надеюсь, что все выйдет по справедливости: шестнадцать лет работы должны сослужить мне хорошую службу. Хотя и сложно что-либо загадывать. Как бы вы отнеслись к сотруднице, которая ушла по причине смертельной болезни, потом решила вернуться назад по причине того, что болезнь была ошибкой, а потом и вовсе объявила о своей беременности? Не думаю, что все это одобряется корпоративными правилами. Но мне нужно снова выйти на люди и начать работать. Нужно перестать фокусироваться на своей беременности.
Тошнота вроде отступила, однако я посещаю туалет намного чаще, чем прежде. И это не осталось незамеченным на Рождество.
– Она опять пошла? – громко шептала София, прикрывая рот рукой, и они с сестрой украдкой захихикали, как будто это было их маленьким секретом. Я же ничего не могла с этим поделать. Когда мне казалось, что я чувствую какую-то влагу в трусиках, я должна была убедиться, что это не кровь. Просто обязана была!
Иначе я бы просто сидела и тихо паниковала.
Я пытаюсь медитировать. Анна-Мария дала мне соответствующий компакт-диск и показала несколько приемов. Это работает, но несколько не так, как задумывалось: мне трудно не рассмеяться, когда я пытаюсь тянуть звук «ом».
Мы с Пэтти договорились встретиться в кафе на Примроуз-Хилл. Я протискиваюсь мимо столов, заполненных семьями: взрослые уткнулись в свои смартфоны, а их дети – в айпады. Ни за одним столом не слышно беседы. Я усаживаюсь за столик на двоих в углу, твердо решив не допускать подобного в своей семье. В своей семье!
Наверно, я тороплюсь, позволив себе в это поверить. И в любом случае я не должна судить. Кто знает, какой матерью я буду? Не нужно забегать вперед.
Пэтти входит в зал и неуверенно оглядывается по сторонам. Я машу ей, и она, заметив меня, бросается ко мне с распахнутыми объятиями. Я поднимаюсь с места, и Пэтти прижимает меня к себе.
– Ты выглядишь чертовски здорово! – первым делом говорит она. Затем отшагивает назад и оглядывает меня. – Да, выглядишь отлично. А что насчет животика?
Я выпячиваю живот.
– Еще ничего не заметно. Просто талия расплылась.
– Ну, ты быстро вернешь ее обратно, – заверяет Пэтти.
«Я никуда не спешу», – думаю я.
Мы делаем заказ: кофе для нее и чай для меня. Я больше не пью кофе. Я осознаю, что грань между симптомами менопаузы, беременности и, возможно, даже умирания очень тонкая. Ваш нос, ваши вкусовые рецепторы и органы чувств могут порой промахнуться. Поэтому неудивительно, что возникла такая неразбериха. Со мной могла приключиться любая из этих вероятностей, но, полагаю, я вытянула лучший жребий.
– Господи, я так по тебе скучала! – говорит Пэтти. – Офис не тот без тебя. Хотя мы по-прежнему закупаем бисквитные печенья.
– Ха! Спасибо, – отзываюсь я.
– Но только посмотри на себя. Выглядишь прекрасно, учитывая все то, что с тобой случилось. Я-то всегда заедаю стрессы. Я бы стала куда тяжелее, если бы прошла через то же, что и ты. Но ты не такова, верно?
– Ну, кое-кто думал, что как раз такова.
– Зачем кому-то это придумывать? Странно. Хотя, на самом деле всегда найдутся какие-нибудь теоретики заговора.
– Например, мой так называемый парень.
– Гарри?
– Да, он.
Я вижу на ее лице потрясение.
– Так как он справляется с твоей беременностью?
– Никак.
– По правде, он никогда и не казался подходящим на роль отца.
– Тогда хорошо, что он и не отец.
У Пэтти отвисает челюсть.
– Не отец? – Ее глаза загораются от предвкушения интриги. – Тогда могу я спросить, а кто?..
– Спросить можешь. Но я не знаю ответа.
Почему-то мне хочется рассмеяться. И Пэтти, как я замечаю, тоже. Поэтому мы обе и смеемся.
– Чем же ты занималась, Дженнифер Коул? Я знаю, что ты обучена искусству сдержанности, но теперь вижу – ты превзошла сама себя.
Я рассказываю Пэтти про случай на пустоши, и на ее лице – ошеломленный трепет. Она достает телефон:
– Давай погуглим? Я хочу посмотреть, как он выглядит. Как его имя?
Я вздрагиваю.
– Говорю же тебе. Я без понятия. Я даже не спросила.
Пэтти даже взвизгивает от смеха. С других столиков на нас начинают коситься.
– Извини, – смущается она, – постараюсь держать себя в руках.
– Тебе не обязательно. Не в моем присутствии. По крайней мере, мы на одной волне.
– Знаешь что? Если бы я думала, что умираю, и какой-то великолепный парень появился, как призрак, на пустоши, я бы поступила точно так же. Я бы раздвинула ноги и сказала: «Забери меня в вечность, красавчик».
– Кажется, я так и сказала!
– Правда? – Пэтти снова вскрикивает, но тут же закрывает рот рукой. Ее плечи трясутся.
Я фыркаю:
– Нет! Конечно, нет.
– Ух ты, Дженнифер! Ух ты.
– Подумать только – раньше я думала, что ничего подобного со мной никогда не произойдет.
– Да, наверно, тебе выдали квоту на всю жизнь.
– Надеюсь, что так. Ну так что, ты готова к тому, что я вернусь на работу? Лично я к этому готова.
Пэтти принимается теребить бумажную салфетку, и ее лицо становится серьезным.
– Слушай. А ты уверена, что хочешь вернуться? Конечно, ты можешь, имеешь полное право.
– Уверена как никогда. – Ее нерешительность немного действует мне на нервы.
– Отлично. Ну, я подобрала несколько пакетов… Ты знаешь, финансовые предложения по различным вариантам, в том числе и на неполный рабочий день.
– Хорошо. Я понимаю. Меня устроит.
– Мы постарались быть гибкими. Тебе нужно решить, какой вариант для тебя предпочтительнее.
Пэтти роется в кармане пальто, достает конверт и кладет на стол передо мной, при этом неловко ерзая на стуле.
– Скажи мне что-нибудь. Вы бы предпочли, чтобы я ушла?
Она закатывает глаза:
– Нет! Конечно же, нет. Ты это знаешь. Мы держали твое место открытым для тебя, когда думали, что ты умираешь. Вот как много ты значишь для нас. Но здесь есть возможность для тебя – и нас – убедиться, что, когда ты вернешься – особенно после рождения ребенка, – мы все должным образом к этому будем подготовлены, и на верных условиях.
– В смысле, ты не можешь спросить, вернусь ли я после рождения ребенка, но хотела бы узнать мои намерения?
Как все это неудобно. Я не ожидала, что моя беременность станет такой проблемой. Какая же я идиотка! Беременность – это всегда проблема.
– Дженнифер! Ты так защищаешься, будто я нападаю. В каком-то смысле это правда. Ты знаешь об этом больше, чем кто-либо. Но мы хотим, чтобы ты вернулась. И хотим, чтобы все устроилось лучшим образом, чтобы ты сама захотела вернуться. Так что не торопись и рассмотри все варианты. И перестань настраиваться на плохое! – Пэтти смотрит мне прямо в глаза. – Мы хотим, чтобы ты у нас работала.
– Это все гормоны, – объясняю я. – Завожусь из-за пустяков. Извини.
– Ты не одинока, – говорит Пэтти. – У меня недавно начались приливы, и могу заверить, это совсем не весело. Посмотри, что мне пришлось купить! – Она роется в сумочке, вытаскивает маленький вентилятор на батарейках и подносит к лицу. – Это чудесно. Теперь вентилятор – мой лучший друг, и к тому же подал мне фантастическую идею.
– Продолжай.
– Да. Я думаю, если бы я могла изобрести вентилятор, который увеличивается и уменьшается в размерах, как член, было бы круто. Спорю на что угодно, я не вернулась бы на работу. Я бы жила на каком-нибудь греческом острове до конца своих дней, и пила бы Апероль-Шприц и узо, и загорала бы, сколько влезет. – Пэтти размахивает мини-вентилятором. – И я занималась бы безудержным сексом на пляже со смуглым молодым официантом, например, по имени Ставрос. Ха! Кому нужна эта пустошь? Но в то же время… – она постукивает по конверту, – это лучшее предложение.