Такси сворачивает на мою улицу, и я замечаю темную фигуру, притаившуюся у входной двери.
– Езжайте помедленнее, хорошо? – прошу я водителя. – И продолжайте ехать, если я так скажу.
Я смотрю в окно, пытаясь разглядеть, кто это. Это тревожит. Может, стоит вызвать полицию? Когда мы приближаемся, человек оборачивается, подняв руку, чтобы защитить глаза от яркого света фар, и я понимаю, с облегчением и шоком, кто перед нами.
– Все в порядке, – говорю я водителю, – можете остановиться. Это мой бывший муж.
– Ну и вечерок у вас, – замечает таксист.
– Даже не представляете.
Он, должно быть, слушал весь мой разговор с Изабель, а вовсе не радио, как я думала. Я пытаюсь сосредоточиться, гадая, что здесь делает Энди в столь поздний час. Потом выскакиваю из машины и направляюсь к нему.
Энди узнает меня, улыбается и раскрывает объятия. Он дрожит.
– Дженнифер, – произносит он и вдруг начинает плакать, ткнувшись головой в мое плечо.
Все его тело сотрясается от рыданий. Я поддерживаю его, как могу; мое сердце разрывается. Ненавижу смотреть, как он плачет.
– Энди, что случилось?
От него пахнет спиртным.
– Мне так жаль, Дженнифер. Я должен был прийти и увидеть тебя. Я очень волновался.
Я тронута его болью, этим неожиданным беспокойством. Я-то думала, что он забыл обо мне.
– Пойдем внутрь, – предлагаю я, высвобождаясь из его объятий. Он покачивается, пока я ищу в темноте ключ. – Ох, – вздыхаю я, роясь в сумке. – Ненавижу эту сумку. Где мой ключ?
Энди фыркает:
– Ничего не изменилось.
– Спасибо, – говорю я, поежившись от его дыхания. – Ух ты, у тебя ярко-красный нос.
– Я стоял на улице в эту чертову погоду по крайней мере час.
– Почему ты не позвонил?
– Ты же больна. Я думал, ты дома, – бормочет он. – Элизабет проверяет мой телефон.
– Ясно. – Я нащупываю ключ и поворачиваю его в замке. Энди стоит так близко, что я чувствую его дыхание на своей шее, и это почему-то вызывает клаустрофобию. Я торопливо, с силой толкаю дверь плечом, потому что она разбухла от сырости.
– Та же дерьмовая дверь, – произносит Энди.
– Сжимается летом, раздувается зимой. Немного похоже на меня.
Он смеется. Мы заходим в дом, и Энди идет мимо меня на кухню, словно все еще чувствует себя здесь хозяином, и начинает шарить по шкафам.
– Странно здесь находиться, – замечает он, заглядывая на полки, переставляя банки и приправы.
– Что ты ищешь?
– Мне нужно выпить. Это все, что у тебя есть? – Он берет в руки бутылку красного вина. – Может, найдется что-то покрепче? Виски?
– Нет, ты опоздал.
– Я могу открыть это? – Энди уже срывает фольгу.
– Пожалуйста.
Он снова начинает шарить по ящикам в поисках штопора.
– Джен! Этот дом – просто ледник. Внутри холоднее, чем снаружи. Я думал, мы поставили новый котел?
– Это было больше десяти лет назад!
Энди бормочет, качая головой:
– Неудивительно, что ты, блин, умираешь.
– Прости, что? – Я ощущаю, как по коже побежали мурашки. – Я могу сейчас включить отопление, но дом прогреется не раньше чем через час, а я планировала лечь спать.
– Что ж, буду признателен, если ты его включишь.
– Ты вообще надолго?
– А сколько времени у тебя есть?
Кажется, я уже жалею об этом визите еще, собственно, до его начала.
Я бегу наверх включить отопление, потом сворачиваю в спальню и достаю из ящика кардиган. И прихватываю шарф для Энди.
– Ага! – кричит он внизу. Наверно, нашел штопор. – О, к черту это! – Очевидно, он обнаружил, что у бутылки – завинчивающаяся крышка. Это доставляет мне секундное удовольствие. Когда я возвращаюсь на кухню, Энди уже наливает себе здоровенную порцию вина, тут же опрокидывает в себя одним мощным глотком и наливает снова.
– Подруга, я в этом нуждался, – объясняет он, взглянув на меня. – Извини. Тебе налить бокал?
– Нет, спасибо, – отказываюсь я и оборачиваю шарф вокруг собственной шеи, передумав предлагать ему. Его забота о моем благополучии, похоже, довольно быстро отошла на второй план. – Ты пришел ко мне, потому что закончилась выпивка? В этом случае можешь взять бутылку и идти.
Энди бросает на меня дикий взгляд.
– Господи, нет! – возражает он. – Я хотел проведать тебя. Я переживаю о тебе, Джен. Я хотел посмотреть, как ты. В смысле, время идет, и…
– Я в порядке. На самом деле.
На его лице мелькает странное выражение.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– О! – Я ощущаю, как все мое тело напряглось.
– Мы можем присесть?
– Конечно, – отвечаю я. – Мне ведь тоже нужно с тобой поговорить.
– О Боже, – произносит он. – Надеюсь, ты тоже не собираешься на меня нападать.
Кажется, я догадалась, что будет дальше.
Я иду за ним в гостиную, размышляя, всегда ли он был таким раздражающим? И интересно, это ностальгия заставила меня романтизировать прошлое, и я переписала в голове информацию о своем браке, как люди переписывают память о жестоком родителе, который после смерти становится святым?
Энди плюхается на диван, забыв, что сжимает бокал с вином, и проливает часть на брюки.
– Ай! Черт возьми! – Он ищет глазами, куда поставить бутылку. И хмыкает: – Когда ты соберешься купить какой-нибудь дурацкий столик?
– Ох, не начинай, – говорю я.
– А, ну да. Сейчас это уже бессмысленно, верно?
Энди ставит бутылку на пол и смотрит на мое невозмутимое лицо.
– Извини, это была шутка.
– Не смешно.
– Да, тупо. Это было тупо. – Вздрогнув, он переводит взгляд на свои колени, потирает пятно, потом снова поднимает глаза. – Давай ты первая.
– Нет, – возражаю я, присев на краешек кресла. – Ты первый.
Я потрясена тем, как выглядит его лицо: под безжалостным верхним светом на нем проступили пятна, нос приобрел пурпурный оттенок. Его волосы начали редеть, и он отрастил их, будто доказывая, что у него все еще есть шевелюра. Причем она больше не светлая, а скорее грязно-серая, вьющаяся над плечами.
– Я хреново выгляжу, да? – спрашивает Энди. – Просто паршиво. А ты в отличной форме. На самом деле, учитывая обстоятельства, ты выглядишь великолепно. Такая нарядная. Ты была на каком-то празднике? – Он снова начинает всхлипывать.
Я встаю, иду на кухню и беру уже открытую коробку с салфетками.
– Вот, – я протягиваю ему одну и кладу перед ним коробку. Он громко и несколько театрально сморкается.
– Что происходит, Энди? Что не так? – спрашиваю я, снова присаживаясь и сбрасывая туфли.
– Все не так! – отвечает Энди, отхлебнув еще вина. – И ты единственная, с кем я могу поговорить об этом. Единственная, кто поймет.
– У меня, видимо, будет удачная ночь.
– Угу, – хихикает он. – Ты заслуживаешь немного удачи, верно?
– Знаешь, я не обязана все это выслушивать.
– Извини, я пьян.
– Это и без твоих слов понятно. Так о чем ты хотел поговорить?
– Элизабет. Вот о ком.
Ну да, это очевидно. «Да что же за вечер такой, – думаю я. – Что случилось?»
– Она залезла в мой телефон. Должно быть, узнала пароль. И увидела все сообщения и электронные письма.
Энди замолкает, предоставляя мне самой догадываться, что имеется в виду.
– Значит, есть другая женщина?
– Женщины, – поправляет он.
– О! Ясно.
– И там есть некоторые специфические фото…
– Мне обязательно об этом знать?
– Я вовсе не хвастаюсь, – бормочет он. – Правда в том – и не стоит меня жалеть, – что я оказался в ловушке и чертовски заскучал. А благодаря этим девушкам почувствовал себя лучше. Что в этом плохого?
– Ты безрассуден, Энди. Может, это полнолуние? Сегодня все ведут себя по-идиотски.
Энди бросает на меня обиженный взгляд.
– Слушай, я вызову тебе «Убер». Думаю, тебе лучше отправиться домой. Ты не можешь просто убегать каждый раз, когда возникает проблема.
– Я не могу вернуться домой. Элизабет сменила замки.
– Ух ты! Неплохо для нее.
– Почему ты на ее стороне? Ты ненавидишь ее, разве нет?
Я издаю тяжкий стон:
– Я ни на чьей стороне, Энди. Но, что бы я ни думала об Элизабет, я ее прекрасно понимаю. Ты разрушил наш брак, потому что не мог удержать свой член в штанах. А теперь ты разрушаешь свой второй брак. Я бы сказала, на этот раз Элизабет заслуживает моего сочувствия.
– Тьфу ты! Ты понятия не имеешь, как с ней сложно.
Я смеюсь:
– Так вот как ты оправдывал измену мне? «Ты понятия не имеешь, как сложно с Дженнифер. Она всегда такая несчастная». Это всегда чужая вина?
– Господи, ты изменилась. Что на тебя нашло?
Я наклоняюсь вперед и смотрю в его маленькие пьяные глазки. Это глаза обманщика.
– Мне просто все стало предельно ясно.
Энди моргает и отворачивается.
– Перестань так смотреть на меня, – бормочет он. – Ты заставляешь меня чувствовать неловкость.
– А ты надеялся, что благодаря мне почувствуешь себя лучше?
Он пожимает плечами, теребя подлокотник дивана.
– Я думал, ты поймешь. Ты всегда меня понимала. Я хотел спросить, не могу ли я здесь остаться. Я мог бы позаботиться о тебе.
У меня отвисает челюсть.
– Но не волнуйся. Я сниму что-нибудь на «Аirbnb».
Энди дергается вперед, словно в штаны ему залетела оса, и вино снова проливается на брюки.
– Проклятье! – он встает и вытаскивает из заднего кармана брюк звонящий телефон. Подносит экран вплотную к лицу, затем отодвигает на расстояние вытянутой руки.
– Это она.
– Кто?
Энди вздыхает:
– Элизабет. А кто еще? Что мне делать?
– Поговори с ней.
– Но что мне ей сказать?
– Не знаю! Попробуй сказать правду, если еще помнишь, что это такое.
Он закрывает глаза, будто не желает видеть свое отражение в экране, и снова садится на диван.
– Да, дорогая, – отвечает он на звонок, съежившись.
Я слышу звуки пронзительной тирады в ответ. Энди слушает, приглаживая рукой растрепанные волосы, и время от времени вставляет: «Прости, прости…»
Я выхожу из комнаты, чтобы дать им возможность поговорить наедине.
Но через долгих пять минут вспоминаю, что вообще-то это мой дом и я могу находиться там, где захочу. Поэтому я возвращаюсь и встаю перед Энди, скрестив руки на груди и таким образом намекая, что пора закругляться с разговором.
Энди глядит на меня и одними губами произносит «извини», указывая на телефон в руке и закатив глаза. А затем на его лице возникает выражение неловкости и испуга.
– Я с Дженнифер, – бормочет он. – Ничего! Ради Бога, она умирает. Думаешь, я всех обхаживаю?
Я решаю, что пора ему бронировать комнату на «Аirbnb».
– Думаю, тебе лучше уйти, Энди, – говорю я.
Энди поднимает указательный палец – мол, еще минуту.
– Слушай, я возвращаюсь домой. Ладно? – Он смещает телефон от уха ближе к губам и добавляет: – Перестань плакать, дорогая, все в порядке. – Его голос снижается до шепота: – Да, да. Я обещаю вести себя хорошо. Обещаю… Да. Я все удалю. На самом деле я уже все и удалил. Да… Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Ты для меня единственная.
Он оборачивается ко мне с выражением, как бы говорящим: «А что я могу сделать?»
Для начала он мог бы уйти. Мне все это не нравится. Я не хочу быть посвященной в его изворотливую ложь, не желаю наблюдать за его уловками. И без разницы, что на другом конце провода Элизабет – женщина, не проявившая ко мне сострадания. Она все равно заслуживает моего сочувствия, потому что попалась на эту херню.
Наконец Энди заканчивает разговор и неловко поднимается, потирая шею.
– Тебе наверняка радостно будет услышать, что я еду домой, – сообщает он.
Мои руки по-прежнему сложены на груди.
– Значит, она пустит тебя обратно?
– Похоже на то.
Энди самодовольно выпрямляет спину, его краснощекое, недавно несчастное лицо теперь светится от триумфа.
И, несмотря ни на что, я ощущаю искреннюю жалость к Элизабет.
Надо же так бояться остаться одной, что мириться с обманщиком. Вот в чем беда с ненадежными мужчинами: ты цепляешься за времена, когда они были милыми, веселыми и трезвыми, и прощаешь их.
Энди хлопает себя по карманам, как всегда, проверяя телефон, бумажник и ключи.
– Ну, береги себя! – бодро говорит он. – А мне лучше вернуться домой, верно? Доставлю ей радость. Спасибо за вино, Дженнифер. Ты лучшая. И мне так жаль – по поводу всего.
И это его веселое лицемерие становится последней каплей.
– Знаешь что? – откликаюсь я. – Ты тоже лучший. Определенно, ты – лучшее, что случилось со мной сегодня вечером.
Его глаза сверкают мальчишеским задором:
– Да?
– Я увидела, как ты поступаешь. И, наблюдая за твоим маленьким спектаклем, поняла, кто ты есть на самом деле.
Он втягивает голову в плечи, как черепаха.
– Я была так рада получить твое письмо, Энди. Прочитав его, я подумала, что наши совместные годы не прошли впустую. Я оценила твою искренность. Но теперь я стала свидетелем твоего преображения. Ты говоришь верные слова, чтобы достичь своей цели, но думаешь при этом совсем по-другому. Ты ни о чем не сожалеешь дольше времени, чем требуется для того, чтобы сказать слово «прости».
Энди хочет меня перебить, но я поднимаю руку, и он только фыркает.
– И пожалуйста, передай Элизабет, чтобы она ко мне не ревновала. Потому что теперь я на тебя не позарюсь, даже если ты останешься последним мужчиной на планете. – Его голова дергается, будто от пощечины. – Хорошо, что это в любом случае не вариант, верно?
Энди медленно идет к двери, а затем оборачивается, с обвиняющим видом указывая на меня пальцем.
– Не знаю, что на тебя нашло. Я пришел тебя проведать, поговорить, поделиться проблемой. А ты практически вышвырнула меня. Ты определенно изменилась, – говорит он. – Ты просто озлоблена. Да! Вот что это такое… Озлобленность.
«Выпускайте клоунов», – вспоминаю я строчку из песни.
Не беспокойтесь. Они уже здесь.