Я просыпаюсь с чувством легкой тошноты от событий прошлой ночи и морщусь, вспоминая свою ссору с Энди. Ко мне вернулась нелюбовь к конфликтам, если когда-то вообще исчезала. Я мысленно ругаю себя за это. Если я что и почерпнула из всей этой огромной неразберихи – так это то, что порой говорить людям о своих истинных чувствах полезнее, чем пытаться удержать их рядом.
Лучше выйти на ринг, чем выбросить белый флаг. И, честно говоря, я сомневаюсь, что Энди утром вспомнит хоть что-то из произошедшего – у него сейчас наверняка похмелье. Так что все мои слова пропали втуне. Элизабет останется с ним, заискивающая и благодарная, но будет приходить в ужас каждый раз, как заслышит звонок его телефона. Ну а я, по крайней мере, от этого избавлена.
Я встаю с постели, все еще ощущая тошноту, несмотря на все попытки ее игнорировать. И чувствую себя легче лишь после того, как меня рвет. Потом я завариваю чашку чая и, усевшись перед компьютером, захожу в электронную почту. Я начинаю удалять спам в надежде ускорить работу компьютера и еле успеваю сдержать себя, чуть было не удалив письмо от Фрэнка. Я глубоко вздыхаю и кликаю по нему.
«Дженнифер, извини за задержку с ответом, но письмо с твоей личной почты попало в спам. Это отличная новость. Конечно, твоя работа ждет тебя. Дай мне знать, когда будешь готова вернуться.
Фрэнк».
Здорово! Фрэнк вернулся к своей обычной сдержанности.
Я пишу письмо Пэтти. Сообщаю о своей новости как о чем-то обыкновенном и спрашиваю, когда мне будет удобно вернуться. Фрэнк ведь особо не думает о формальностях, так что лучше уладить этот вопрос с ней.
Тут звонит мой мобильный. Я хватаю телефон, надеясь, что это Изабель – она не звонила со вчерашнего дня, несмотря на обещание сообщить о своих делах, – но это Пэтти.
Она мне сразу же перезвонила. Это ведь Пэтти!
– Не могу поверить! – радостно начинает она. – Потрясающие новости!
– Мне так неловко, Пэтти…
– Ой, прекрати это! И не переживай о формальностях, – успокаивает меня она. – Джоан – по-прежнему временная замена. Наверно, она надеялась, что это станет ее постоянной работой, но, возможно, мы найдем для нее что-то еще.
Мы договариваемся, что я вернусь после Нового года, чтобы Джоан получила рождественскую премию и была заблаговременно уведомлена в том случае, если для нее не смогут подыскать другую вакансию.
Я чувствую облегчение. Этот сезон всегда проходит очень быстро, и Новый год не кажется таким уж далеким. Я понимаю, что время перестало быть для меня угрозой. Мне остается только получить результаты анализов – сегодня днем, – чтобы можно было двигаться дальше. С моей прежней работой, по которой я на самом деле соскучилась, и с моей прежней жизнью, которую я сумею получить назад. Тогда я смогу как следует насладиться отдыхом и привести себя в порядок.
Думая об этом, я постоянно проверяю телефон – нет ли вестей от Изабель. И ничего нет. Это сбивает с толку.
Я отодвигаю телефон в сторону и решаю сделать то, что собиралась в течение нескольких дней, но все откладывала, потому что дело это непростое.
Однако теперь я беру бумагу и ручку и начинаю писать:
«Дорогая Эмили!
Думаю, ты будешь шокирована, поняв, что это письмо от меня. Ведь прошло столько лет с нашего последнего разговора. Как может время пролететь так быстро? А у меня такое чувство, будто мы только вчера прыгали вместе в наших дворах. Наверное, я просто ностальгирую, и если, невзирая на то что это письмо от меня, ты дочитаешь до конца, то поймешь почему.
Со мной случилось нечто поразительное, Эм. Доктор Маккензи сказал, что мне осталось три месяца жизни. Помнишь его? Он все еще лечит, хотя его лечение не всегда можно назвать удачным. Он сказал, что у меня какое-то редкое заболевание крови, а я слишком долго не приходила на осмотр. Я-то думала, что просто устала, и никак не ожидала таких новостей. Так что последнюю пару месяцев я готовилась к смерти. Это оказалось совсем непросто. Я постоянно чувствовала себя плохо, испытывала всевозможные симптомы, и все же – представляешь? – они ошиблись. Перепутали мои анализы с анализами другой бедной женщины. А я просто переживаю ужасную менопаузу.
И теперь я ощущаю вину за все сочувствие и заботу, которые получала. В связи со всем этим я подумала о тебе и о том, что сама я проявила недостаточно участия, когда ты болела. И сейчас мне стыдно за свои слова.
Я осознала, как ужасно это было, и теперь хорошо понимаю, почему ты разорвала нашу дружбу. Правда понимаю. Как я могла быть такой бесчувственной? Ты страдала, а я злилась, потому что ты часто отменяла наши встречи. Мне очень жаль. Я хотела бы увидеть тебя и извиниться при встрече, Эмили. Возможно, нашу дружбу возобновить и не удастся, но было бы так приятно увидеть тебя снова. Ты сможешь простить меня?
Я буду ждать ответа. Надеюсь, что вы с Майклом здоровы и ваша жизнь благополучна.
С любовью и сожалением,
Дженнифер».
Я наклеиваю на конверт марку первого класса и бросаю его в почтовый ящик. Дело сделано. И даже если от Эмили не будет ответа, я по крайней мере попыталась.
– Доктор Маккензи готов вас принять, Дженнифер.
Я поднимаюсь по лестнице к кабинету доктора и стучу в дверь.
– Войдите, – приглашает он.
Когда я вхожу, он поднимает взгляд:
– А, Дженнифер, садитесь. Рад вас видеть. Как поживаете?
Я сажусь в кресло, желая, чтобы он поскорее покончил с формальностями. Мне хочется, чтобы он просто отдал мне результаты и я могла бы уйти отсюда.
– Надо сказать, что сейчас мне лучше, чем было.
– Все еще чувствуете недомогание?
– Да.
– Хм… Ну, думаю, я знаю причину, – говорит доктор с несколько взволнованным видом.
– Что же это? – интересуюсь я.
Он неловко кашляет. Я натягиваю рукава своего джемпера едва ли не до самых пальцев.
У меня такое ощущение, будто я сижу в кабинете начальника, в чем-то провинившись по работе.
– Похоже на то, что вы беременны.
Я в ответ захожусь смехом. Это единственная реакция, которую я могу выдать на столь нелепое заявление.
– Не смешите меня. У меня ведь менопауза, забыли?
– У вас пременопауза, Дженнифер, – поправляет доктор. – В это время некоторые женщины становятся особенно фертильными. Так сказать, последний шанс ваших яичников.
– Вы имеете в виду, их последняя шутка.
Я откатываюсь назад на вращающемся кресле, скрипя колесиками, и свешиваю руки за подлокотники. Я просто не знаю, что и думать, после всех этих внезапных новостей.
– Но это невозможно, – я качаю головой. – Думаю, вам все же стоит навести порядок в вашей больнице. Это становится уже смехотворным.
Доктор почесывает верхнюю губу и хмурится.
– Точно? – спрашивает он. – На самом деле невозможно? – Он откидывается назад в кресле. – Ну, я помню, вы говорили, что ни с кем не встречаетесь. Означало ли это, что у вас совсем не было секса?
Я поворачиваюсь к окну и смотрю на серое зимнее небо. Мне вообще не хочется обсуждать с ним этот вопрос. Я позволяю тишине повиснуть в воздухе – доктор терпеливо ждет – и в конце концов понимаю, что лучше ответить.
– Если вам так важно знать, он у меня был. Но только один раз, и мы использовали защиту.
– Защита могла оказаться ненадежной.
– Нет, она была надежной. Я уверена. Мой партнер очень бдителен.
Однако доктора Маккензи мой ответ, похоже, не убеждает.
– Мы были вместе два года, – продолжаю я, – и контрацепция нас никогда не подводила. Мы на некоторое время расставались, но сейчас снова вместе.
Я замолкаю, переводя дух, и думаю – насколько это на самом деле невозможно. О Боже, Гарри! Что мы наделали?
– Нет, это чепуха, доктор! – Я снова подкатываюсь на кресле ближе к его столу. И тут до меня доходит. Это момент озарения. – Погодите-ка! Меня начало тошнить еще до секса. Точно! – Я с облегчением вздыхаю. – Так что это совершенно невозможно. Я в пременопаузе. Даже не сомневаюсь.
Доктор хмурится, берет ручку и неловко вертит ее в пальцах. Мы смотрим друг на друга, и я с удивлением понимаю, что он напевает себе под нос. Что-то похожее на «Мой путь» Фрэнка Синатры.
Мне чертовски неудобно, но я не хочу больше сидеть тут и позволять ему играть в русскую рулетку с моей жизнью. Я не могу смириться с очередной ошибкой его персонала – это действительно становится в конце концов неприличным. Причем за мой счет. Я даже сержусь на маму – на бедную покойную маму – за то, что из-за нее доверилась этому идиоту.
– Хорошо, – говорит доктор Маккензи, записывает что-то и закрывает мою папку. Потом выразительно на меня смотрит и поворачивается к экрану компьютера. – Ну, в любом случае я собирался вам это предложить. – Он потирает переносицу и поправляет очки. – Думаю, вам нужно сделать УЗИ. Просто на всякий случай. Гормоны в этот период могут и шалить. Давайте убедимся, что они не вводят нас в заблуждение.
Я торжествующе улыбаюсь. Так и знала, что это не окончательный результат.
– Это хорошая идея.
– Есть клиника, специализирующаяся на УЗИ и выявлении ранней беременности. Мы с ней сотрудничаем. Обычно там большая очередь, но я могу попытаться устроить вам срочный прием, если хотите. Или можете обратиться к ним самостоятельно. Как пожелаете.
Я медлю с ответом, пытаясь решить для себя, чего я на самом деле хочу. Неожиданная проблема. Завтра вечером я встречаюсь с Гарри. Я надеялась сообщить ему отличную новость, а не приветствовать его вопросом: «Что ты хочешь в первую очередь – хорошую новость или ребенка?»
– Все нормально, доктор. Я обращусь к ним сама, – наконец отвечаю я. Возможно, вся эта проблема не стоит и выеденного яйца. – Но спасибо.
Доктор отворачивается, берет блокнот с ручкой и принимается строчить что-то большими черными каракулями, ставя в конце свою криво нацарапанную подпись. Потом сует письмо в конверт и пишет на нем адрес клиники с номером телефона и сайтом.
– Не затягивайте с этим. Давайте все-таки разберемся с вопросом. А потом возвращайтесь, и мы обсудим результат, каким бы он ни был. И отдайте им эту записку, когда доберетесь туда.
– Спасибо. – Я кладу конверт в сумочку. – Я самая сложная из всех ваших пациенток, да, доктор? – вздыхаю я.
– Вовсе нет, Дженнифер. Но вы, безусловно, одна из самых спорных.