ГЛАВА 22
Весну ждали все, а она все равно подкралась незаметно: вечером еще морозец стоял, но глухой ночью на деревню вдруг налетел теплый ветер — почти ураган, — и к утру крыши изб потемнели, отяжелели, напитавшись талой влагой, по перевернутым бочкам и ржавым тазам застучала капель, зажурчали невидимые пока ручьи, буравя в сугробах тоннели, подтачивая ледяную коросту, сковавшую мерзлую почву. Поднявшееся рыжее солнце вдруг пригрело так, что из навозных куч пошел пар, делая их похожими на крохотные вулканы, а вылезшие на теплый свет собаки нестерпимо завоняли псиной. С карнизов рушились сверкающие лавины, ручей вспух, подняв потемневший местами лед, нахоженные тропы сделались лоснящимися и скользкими, будто рыбьи бока.
Яру долгожданная весна не понравилась: она оказалась грязной и зловонной. Но не только это портило ему настроение. Яр был обижен едва ли не на всю деревню — все чаще и чаще приходилось ему выслушивать недобрые слова в свой адрес. Несправедливость обвинений возмущала его: поначалу он спорил, доказывая, что решение оставить космача в живых принимал не он. Он только просил не убивать великана. А решение принимал Петр. С ним согласились и доктор Эриг, и Ларс, и преподобный Гурий Хоб, и даже глава всех охотников Георг. У каждого были свои резоны: помешанный на науке Петр собирался исследовать космача; Ларс, убедившись, что пленник умеет разговаривать на непонятном пока диком языке, предлагал использовать космача для переговоров с сородичами — если те вновь объявятся в этих краях. А охромевший Георг надеялся выдрессированного молодого людоеда, чтобы впоследствии использовать при охоте на крупного зверя.
У каждого из них были свои планы. Но пока космачом занимался один только Яр — на него-то все шишки и валились.
Два раза в день Яр покидал селение и по расчищенной Фрэнком дорожке брел к огромному покосившемуся бараку, с которого — как знал здесь каждый — началась история деревни. Именно это уродливое строение возвели первые бежи, возглавляемые Айваном. Здесь они ютились несколько месяцев, выстраивая рядом то, что впоследствии превратилось в большое, окруженное стеной селение. И когда пионеры перебрались в куда более уютные избы, в неказистом бревенчатом сарае был устроен склад. Потом здесь обитала приобретенная у людов скотина. Потом строение переоборудовали под амбар. Потом начали стаскивать сюда ненужный деревне мусор… А теперь насквозь продуваемый, но еще крепкий барак, изгоем стоящий в сотне метров от защищенного частоколом селения, превратился в тюрьму для единственного пленника.
Яр приносил арестанту еду, доливал в поилку воду, неумело заделывал стенные щели. Ухода космач требовал почти такого же, как куры, за которыми Яр присматривал раньше, так что дело было привычное.
Ларс сдержал свое слово — Яру теперь не поручили никакой работы. Но так вышло, что Яр работой обеспечил себя сам. Он мог бы лежать у печи, грея бока, и никто ему, наверное, и слова против не сказал бы. Но не получалось — стоило чуть поддаться лени, стоило немного задержаться дома, как тут же просыпалась совесть, а в голову лезли докучливые мыслишки: а как там Угр? Проголодался, наверное. Соскучился. Ждет.
Бездельничать дальше было невозможно. Яр собирался и шел к арестанту.
Тот действительно ждал; действительно был голоден и скучал.
Места в гниющей, но крепкой тюрьме было предостаточно, несмотря даже на объемные груды мусора. Дощатые полы были сняты давным-давно, и космач спал на голой земле. Яр, впрочем, успел наносить в барак немного соломы, а среди мусора попадалось кое-какое тряпье. Но космачу, кажется, было чуждо стремление хоть к какому-то уюту. Солому он растаскал по всему помещению, а найденные тряпки использовал исключительно в качестве игрушек. И не только тряпки. Ржавые железки, глиняные черепки, деревянные плашки — все, что можно было раскопать в кучах мусора, годилось космачу для непритязательных игр. Он гнул железо, выкладывал на земляном полу примитивные узоры из керамических осколков, строил башенки из обрезков дерева. Но он все бросал, когда приходил Яр.
Они здоровались каждый на свой манер.
— Привет, косматый, — говорил Яр, поднявшись на пружинистый непрочный настил, где в незапамятные времена хранили сено.
— Угр, — отзывался великан, глядя вверх и радостно скалясь.
Яр кидал ему мясные обрезки, хрящи и кости. Тонкой струйкой лил воду в пятиведерную лохань-поилку. А, закончив дела, садился на жерди настила и, свесив ноги, начинал разговаривать с космачом.
— Дурак ты, — напоминал он ему каждый раз. — Поперся со мной, и вот тебе результат: сидишь в грязи в четырех стенах. А убежал бы тогда в лес, как я тебе предлагал, и жил бы себе вольно, как раньше.
Космач ворчал. Слов у него в запасе было негусто, и Яр даже вроде бы понял, что означают некоторые из них: «храб» — «вверх», «бросать», «ррар» — «пища», «есть», «гарб» — «человек», «существо». Яр все ждал, когда космач воспользуется своими телепатическими способностями. Но тот, будто подросток-идиот, с открытым ртом смотрел на сидящего наверху человека-кормильца и ронял капли слюны себе на грудь.
Впрочем, иногда Яру думалось, что космач понимает куда больше, чем это может показаться.
— Ты бы хоть подмигнул мне, что ли, если понимаешь, о чем я тут с тобой судачу, — говорил Яр, невольно перемежая свою речь людскими словечками. — Или головой качнул бы… Не хочешь? Ну и ладно.
Они не так много времени провели вместе — всего-то восемь дней прошло с момента пленения космача, и Яр не сомневался, что рано или поздно они научатся гораздо лучше понимать друг друга. Иногда он даже собирался спуститься вниз, чтобы коснуться великана, установить с ним более тесный контакт, без которого, вероятно, была невозможна передача мыслей. Но каждый раз останавливался. Он был уверен, что космач не сделает ему ничего плохого. И все же не решался спрыгнуть на земляной пол. Не то что-бы боялся… Но…
Яр пересказывал космачу новости, жаловался на жизнь и вспоминал о городе. Возвращаться в деревню он не спешил — Леры дома все равно не было, электричество в их избу подавалось лишь к вечеру, а подзаряжаемой батареи крохотного медийного центра, висящего в деревянной рамочке на стене, хватало только на пять минут работы. Так что дома было скучно и тоскливо.
Яр смотрел на космача и воображал, как однажды они вместе выйдут из этого грязного сарая и прогуляются вдоль частокола, держа направление к воротам. Он представлял, какими глазами будут смотреть на них жители деревни, собравшиеся за бревенчатой стеной, и невольно улыбался. Да, такой приятель есть не у каждого…
Космача в деревне боялись. Им уже пугали непослушных детей, и Яр не раз слышал, как собравшиеся в кружок люди, посматривая в его сторону, громко решают, а не подпалить ли им какой-нибудь ночью старый барак. Яр надеялся, что дальше разговоров дело не пойдет, но пылающий сарай и мечущийся в огне Угр снились ему едва ли не каждую ночь. Он просыпался с колотящимся сердцем, сползал с кровати и, накинув на плечи теплую шубу Леры, выходил на крыльцо поглядеть, не видно ли над крышами изб рыжего зарева.
Пожалуй, только Айван мог изменить настроения селян. Но старику давно стало на все наплевать. Он вел растительную жизнь: мало ел, много спал, тихо сидел у окна. Редко от него можно было услышать хоть какое слово. Всю власть разделили меж собой его старые друзья, а также охромевший охотник Георг и искалеченный проводник Ларс.
Ларсу теперь до всего было дело. Вечерами он часто заходил в гости к Яру и Лере. Пил горячий чай с брусничным листом и сухой малиной, обильно потел и устало ругался. От него Яр узнал о возвращении посланных в пустошь связных. Новости те принесли невеселые: почти все убежища, устроенные в черте города, разорены хурбами, погибли сотни людей, в том числе несколько проводников. Немногочисленные выжившие рассеялись в пограничной зоне. Военные пытаются отыскать их, но даже военные не знают, что делать дальше.
А вот в деревне жизнь потихоньку налаживалась. Охотники опустошили свои лабазы, настреляли свежей дичи, Фрэнк из далекого людского села принес муки и зерна, выменянного на мясо, — изобилия, конечно, не случилось, но голод людей больше не мучил.
— Мясоедов после голода стало больше, — рассказывал Яр космачу. — Я и сам пробовал, но только птицу. И рыбу еще ел. Копченую.
Когда рассказывать было нечего, Яр просто сидел на краю настила, свесив ноги, и, вынимая из большого таза мясные обрезки, бросал их космачу. Тот пастью ловил лакомство, тихонько ворчал и довольно щурился. Такая игра ему нравилась.
А потом Яр отправлялся домой. И снова слушал неприятный шепот за спиной и ловил обрывки разговоров о том, что неплохо бы спалить старый барак вместе с мусором и космачом, и устало объяснял встречным знакомым, что решение не убивать людоеда было принято совместно, а не им одним…
Дома было тепло и тихо. Дома можно было запереться и залезть в угол за горячей печкой. Можно было включить медийник и целых пять минут слушать музыку или смотреть видео. Можно было взять пачку старых рекламных буклетов, выцветших и засаленных, и полистать их, завидуя недоступному теперь изобилию. На полке стояли книги и журналы, несколько самодельных головоломок, коробка с костяшками домино и аж пять штук никому не нужных полумертвых коми. Яр иногда включал их, хотя давно уже выучил наизусть скудное содержимое их памяти: снимки незнакомых людей, простенькие мелодии, закрытые паролем заметки, примитивные игры с заполненными до самого верха таблицами рекордов.
Свой «сэй двенадцать» Яр доставал редко. У него слезы наворачивались на глаза, когда он смотрел на родной стильный коммуникатор, так уютно лежащий в руке. В этом маленьком приборе заключалась вся его прошлая жизнь: интересные видео и фото, служебные отметки, ключи, логи, трэки, закладки, записи — все, что так долго собиралось и что сейчас не имело никакого смысла. Коми доживал последние дни — он не каждый раз включался, а если и начинал работать, то работал недолго: или экран, поморгав, потухал, или система подвисала, или ошибки сыпались одна за одной. Яр еще надеялся вытащить из памяти прибора хотя бы семейные снимки и, опасаясь какого-нибудь глобального сбоя, стараясь лишний раз не включать «сэй».
Когда возвращалась Лера, тоска отступала. Можно было отложить коми, убрать журналы, поставить на место так и не собранную головомойку и выбраться из запечного угла.
— Как сегодня твой людоед? — спрашивала она.
— Сегодня скормил ему троих, — отшучивался он.
— Сказал тебе что-нибудь?
— Ничего нового.
Они вместе занимались нудными домашними делами, обязательными до бесконечности. Яр привычно стонал, что такую работу должны выполнять сиберы. Потом они ели, разговаривали и ждали вечера — с приходом сумерек в их доме появлялось электричество.
Дни были неотличимы один от другого.
И это было так же ужасно, как незастроенная пустота огромного мира вокруг их крохотной деревеньки.
* * *
Шестого апреля Яру исполнилось тридцать девять лет.
Он проснулся утром, помня о личном празднике, потянулся, надеясь найти рядом Леру, улыбнулся.
Но ее не было. Она уже убежала, оставив на столе накрытый полотенцем завтрак и записку с тремя написанными от руки словами: «поздравляю, люблю, целую». Он, глядя на эту записку, быстро перекусил. Потом сгреб остатки хлеба в тряпицу, обулся, оделся и вышел на улицу. Ведро с мослами и мясными обрезками, как обычно, стояло под крыльцом. Яр цыкнул на двух псов, кружащих неподалеку, помахал рукой выглянувшему из-за угла соседу и, подперев дверь палочкой, двинулся по ставшему привычным маршруту.
* * *
На скрип уличной двери Угр отозвался нетерпеливым потявкиванием.
— Сейчас, сейчас, — крикнул Яр, боком заходя в темную прихожую, которую бежи и люды почему-то называли клетью.
Поставив ведра на пол, он ногой прикрыл дверь и покачал прислоненную к перегородке лестницу, проверяя ее крепость и устойчивость. Каждый раз он лез на сеновал, преодолевая страх. Сбитая из жердей лестница пружинила под ногами и потрескивала. С трудом Яр заползал на редкий настил сеновала и еще более осторожно продвигался вперед. Труха сыпалась вниз, жерди скрипели, густая паутина с высохшими трупиками насекомых липла на лицо. Только добравшись до края настила, Яр переводил дух.
Так было и в этот раз.
— Привет, людоед!
Угр, задрав голову, смотрел на него.
Яр уселся на обычном месте, поставил ведро справа от себя и, преодолевая отвращение, вытащил из месива отходов самую большую, скользкую и липкую кость. Он бросил ее космачу и торопливо вытер пальцы о штаны.
— Дурак ты, — сказал он вниз. — Поперся тогда со мной, потому и сидишь теперь в грязи в четырех стенах.
— Угр, — согласился поймавший угощение космач.
Кость захрустела у него на зубах, розовый сок потек по шее на грудь. Яр отвел взгляд.
В бараке было довольно светло: через дырявую крышу пробивались пики солнечных лучей, сквозь высоко расположенные узкие оконца, затянутые мутной пленкой, в просторное помещение вливался похожий на болотную жижу свет, светились и многочисленные стенные щели, которые Яр вот уже какой день тщился заделать.
Он бросил космачу вторую кость и, подождав немного, вытряхнул вниз из ведра все его содержимое. Космач благодарственно рыгнул и, скрестив кривые по человеческим меркам ноги, сел перед кучей мясных отходов. Отбирая лакомые куски, он поглядывал на болтающего ногами Яра и тихонько урчал.
Когда великан расправился с мясом, Яр скормил ему принесенный из дома хлеб и рассказал о своем празднике. Других новостей вроде бы не было, и Яр, привычно пожаловавшись на скучный образ жизни бежей, решил возвращаться в деревню. Он бросил за спину пустое ведро и убрал за пазуху тряпицу, в которой принес хлеб.
— Ну, — сказал он, наклоняясь вперед. — Пока!
Слово «пока» космач знал и понимал.
Прощаясь, он обычно поднимал левую руку и пару раз неловко ей взмахивал — этому жесту его научил Яр. Но сейчас великан странно отреагировал на привычное слово. Он резко выпрямился, раздул ноздри и склонил голову набок, глядя не то на запертую дверь, не то на расположенное рядом с ней крохотное окошко-отдушку.
Яр заподозрил неладное. Ему сразу вспомнились угрозы охотников и людов, недовольных соседством с космачом. Яру показалось даже, что он слышит звук шагов и треск огня. Он на четвереньках бросился к светящейся щели у строил, не обращая внимания на густую паутину, забыв о непрочности настила. Но разглядеть что-то сквозь узкую дыру в крыше было невозможно: он видел лишь небо и макушки деревьев.
Громко скрипнула входная дверь, и Яр вздрогнул. Кто-то вошел в клеть и остановился. Яру ясно представить, как незнакомец стоит перед запертой на два прочных засова дверью и решает: отпереть ее и войти к космачу или подняться на сеновал.
— Эй! — тихонько крикнул Яр. — Кто там?
Ответа не было. А через секунду Яр услышал, как скрипнули ступеньки приставной лестницы.
— Эй, там! — крикнул он громче и сам удивился своему сдавленному, но звенящему голосу. — Назовись!
Гость назваться не пожелал.
Освещение чуть изменилось — чья-то тень закрыла прямоугольный лаз, заслонила часть пробившихся под крышу лучей.
Яр пожалел, что не взял тесак, что поленился сегодня и не прихватил топорик, с помощью которого обычно конопатил стены барака. Он заглянул вниз — только туда он и мог теперь отступить. Высоковато для прыжка, но если сперва повиснуть на краю настила, уцепившись за выступающие жерди, а потом разжать пальцы, то, наверное, можно будет свалиться, ничего себе не сломав и не вывихнув. И вряд ли злоумышленник рискнет последовать за ним. В деревне все знают, как загнанный космач защищал Яра и пытался его спасти.
Тень выпрямилась, насколько позволяли балки. Очевидно, это был человек. Люд или беж — не понять. Неясно даже, мужчина это или женщина.
— Что вам надо? — спросил Яр, не сомневаясь уже, что намерения пришельца добрыми назвать нельзя.
— Угр, — сказал вдруг космач внизу.
Зловещая тень двинулась вперед.
Яр ухватился за жерди, готовясь спрыгнуть вниз, свесил одну ногу.
— Не подходи! — прокричал он срывающимся от напряжения голосом.
Тень встала.
— Не подходи, — повторил Яр. — Не двигайся.
— Сюрприз, — прозвучал неуверенный женский голос. — А ты что, напугался?
Фигура сместилась влево, встала под широкий луч света. Яр заморгал, не веря своим глазам.
— Лера?
— Не узнал! — Она засмеялась.
— Зачем ты здесь? — Ему пришлось сделать над собой усилие, чтоб не обругать ее. — Я мог тебя ударить. Я же не видел, что это ты. Почему молчала?
— Хотела сделать сюрприз.
— У тебя получилось. — Он разозлился. — Что за странная идея с сюрпризом?
— У тебя же день рождения. Я принесла пирог. И горячий чай. Теперь-то мне можно подойти? Не сердишься больше?
Лера шагнула к нему. Яр вдруг вспомнил, что там, куда она сейчас наступит, есть слабое место, которое он всегда обходил стороной. Он крикнул «стой!» и подался вперед, но было уже поздно. Гнилые жерди треснули, настил вздыбился, и Лера, взвизгнув, полетела вниз. Яр обмер.
Под его ногами взревел Угр, и только тогда Яр осознал, что само падение не так уж и опасно. Куда страшней было го, что поджидало Леру внизу.
— Не тронь ее! — завопил он, бросившись назад.
Космача на месте не было. Поилка была, изгрызенные кости были — а сам великан исчез. Яр упал на колени, перевесился через край настила, точно зная, где он увидит людоеда.
Угр стоял под проломом и огромными своими лапами сжимал беззащитную девушку.
— Не трогай ее! — прорычал Яр. — Отпусти!
Он ухватился за жерди, повис на краю сеновала и, разжав пальцы, рухнул точно в груду костей. Острый осколок распорол ему ладонь, но Яр, не обращая внимания на боль, вскочил на ноги и кинулся к людоеду.
— Отпусти! Поставь ее сейчас же!
Космач медленно к нему поворачивался. Уродливая морда его вся была в крови.
* * *
Лера страшно испугалась, когда под ее ногами разверзлась глубокая пустота. Не за себя испугалась — за нерожденного ребенка. Она раскинула руки, пуще всего боясь напороться на что-нибудь острое животом.
Затрещала одежда. Длинная, похожая на лезвие ножа щепка царапнула по скуле, едва не задев глаз, левая рука больно обо что-то стукнулась и сразу онемела.
Ребенок внутри сжался — Лера почувствовала это. «Не сберегла», — успела подумать она, готовясь принять удар. Сеновал был слишком высок. Удара не последовало. Большие сильные руки подхватили ее. Горячее, дурно пахнущее дыхание ожгло ей шею. Что-то липкое и теплое капнуло на лицо.
Она поняла, кто спас ее ребенка. И испугалась еще больше, осознавая, что могучий спаситель в любой миг может обернуться безжалостным убийцей.
Людоед взревел так, что у нее заложило уши. Мгновением спустя, она услышала истошный вопль Яра — тот требовал не трогать ее, велел ее отпустить.
Бесполезный призыв, поняла она, начиная задыхаться. Космач так сильно сдавил ее бока, что она не могла сделать вдох.
«Отпусти», — взмолилась она мысленно.
И хватка неожиданно ослабла.
— Угр, — тихонько сказал людоед.
И она каким-то образом поняла, что этим коротким словом великан выразил свое к ней расположение.
— Отпусти, — попросила она еле слышно.
Того же самого требовал криком Яр.
— Угр арраг гар, — прорычал ей на ухо людоед.
И Лере стало ясно, что он не причинит ей вреда, что он знает, кто она такая, и чувствует, как внутри у нее теплится маленькая жизнь. Лера почувствовала странное умиротворение, пришедшее извне, — будто она от души хлебнула пьянящего напитка.
Невесть откуда напрыгнувший Яр заскакал вокруг них, вопя во весь голос, колотя космача кулаками, пиная его и дергая вылезающую клоками шерсть. Великан ворчал и крутился на месте, и Лера понимала, чувствовала, что случившаяся суета его забавляет, что он воспринимает происходящее как веселую игру.
— Прекрати! — крикнула она, невольно и совсем вроде бы не к месту заражаясь игривым настроением космача. — Перестань, Ярик! Он меня не тронет! Он меня поймал, спас! И, кажется, он пробует со мной разговаривать! Представляешь?!
* * *
Яр слышал, что Лера кричит, он видел ее открывающийся рот, но не понимал ни слова. Он был словно оглушен и мало что соображал. Он во всю глотку орал какую-то яростную бессмыслицу, лез на космача с кулаками, напрыгивал на него и пытался дотянуться до Леры.
А потом в какую-то секунду на него будто просветление нашло: великан сгреб его одной лапой, прижал к себе крепко, не давая возможности не то что двигаться, но и дышать, сказал что-то на своем рычащем языке — и у Яра в голове всплыло красное и горячее слово «Стоп!».
Вот тогда он услышал голос Леры.
— Да он же играет! — кричала она. — Прекрати! Он спас меня и разговаривает со мной!
Объятия ослабли, и Яр, все еще цепляясь за скользкую от грязи шерсть, медленно сполз на земляной пол.
— Играет? — вслух удивился он.
— Угр! — сказал космач, отступая на шаг и осторожно спуская Леру из огромных лап.
— Он знает, что я беременна, — сказала Лера. — Представляешь?
— Представляю, — сухо ответил Яр.
Угр стоял за спиной Леры, щерился так, что любой человек испугался бы до икоты. Но только не Яр — он уже привык к улыбке космача.
— Дверь заперта, — пробормотал Яр.
Задрав голову, он посмотрел на дыру, в которую провалилась Лера. Отступил назад, внимательно оглядывая высокий настил сеновала, медленно поворачиваясь и осматривая стены с вырубленными на двухметровой высоте оконцами. Он постепенно приходил в себя и, кажется, уже был способен логически рассуждать.
— Мы не выберемся отсюда, — объявил он бесцветным голосом. — Мы заперты, как и Угр. В этом вонючем гнилом сарае. И неизвестно, сколько еще тут проторчим. — Он хихикнул и осекся, прикрыв неуместную улыбку ладонью. — A у меня сегодня день рождения.
— Поздравляю, — Лера сняла холщовую сумку, перекинула через плечо и достала из нее серебристые ножны, отданные кожей. — Это к твоему тесаку. Мне кажется, он много для тебя значит.
— Но сегодня он остался дома, — сказал Яр и опять нервно хихикнул.
— Ничего страшного, — сказала она. — Вечером вернемся.
* * *
Вечер они провели в темном и грязном бараке, продуваемом сквозняками и наполненном отвратительными миазмами. Они ели раздавленный пирог и пили горячий чай из маленького термоса. Яр все повторял, что этот день рождения он запомнит навсегда. Лера смеялась, прижимаясь к нему. Они смотрели, как в крохотных окнах меркнет свет, вслух гадали, когда же, наконец, за ними придут, решив уже про себя, что ночь им придется провести здесь, втроем.
Угр расположился в четырех шагах от них — это они попросили его немного отодвинуться, не признаваясь в том, что их смущает его запах. За считанные часы совместного заточения между Яром и космачом установилось некоторое взаимопонимание, которого они не могли добиться за все прошедшие дни. Но с еще большей легкостью и удовольствием космач общался с Лерой. Понять великана порой было непросто, зато он, казалось, понимал все. Поглядев, как люди подбирают солому, Угр притащил им огромный набитый сеном тюфяк, лишь с одного угла запятнанный влажной плесенью. Он вытащил из гор мусора несколько досок и помог соорудить настил. Он собрал охапку дров, выбирая те, что посуше и покрепче, и свалил их перед Лерой. А когда его спросили, не желает ли он корочку пирога, людоед кивнул, облизнулся и протянул руку. Яр попросил его присесть — и Угр присел. Лера велела ему покрутиться на месте — великан исполнил и это. Но настоятельные просьбы подсадить Яра на сеновал Угр проигнорировал. Видимо, он понимал, что гости его сбегут, едва только им представится такая возможность.
Угр лишаться компании не хотел.
Когда стало совсем темно и холодно, Лера высекла огонь и развела небольшой костерок на ржавом железном листе, установленном на трех кирпичах. Угр, испуганно глядя на трепыхающийся жгучий цветок, отодвинулся в тень. Но вскоре вернулся, убедившись, что его приятели-люди умеют контролировать огонь, и потому преисполнившись к ним еще большего уважения.
— Неужели ты никому не сказала, что собираешься ко мне? — уныло спросил Яр, проволочным прутом собирая в кучу тлеющие головешки.
— Нет. — Она помотала головой. — Я только у Ларса термос попросила. Но он ничего не стал спрашивать, так что я ему ничего не сказала…
Ночью они почти не спали. Ворочались на тюфяке, мерзли, бережливо подкладывали в огонь обломки трухлявых досок, посматривали на мирно сопящего космача — тот дремал сидя, сложив длинные руки на груди и скрестив короткие ноги.
Время от времени великан просыпался, открывал глаза и смотрел на жмущуюся возле огня парочку. Они притихали, заметив его внимание. Он закрывал глаза и вновь задремывал, довольный, что эту ночь проводит не в одиночестве. Даже сквозь сон Угр слышал их голоса, но — что еще важней — он на расстоянии улавливал их странные сложные мысли и чувствовал их вполне внятные примитивные эмоции.
Ближе к утру, великан решил, что теперь он может считать себя частью нового, пусть и такого маленького, не идущего ни в какое сравнение с его прошлой семьей, племени.
Костер погас на рассвете, когда золотистый плотный луч, серебрящийся пылинками, протиснулся сквозь окошко и дотянулся до земляного пола…
Они просидели в заточении еще четыре дня. Есть уже было нечего, вода в лохани стала малопригодна для питья, сквозняки выдували то скудное тепло, что давали пробившиеся сквозь щели солнечные лучи и окруженный камнями костерок.
Чтоб занять себя, чтобы хоть как-то отвлечься, они стали больше общаться с космачом. Сперва это было просто игрой — Угр угадывал команды людей и выполнял их: садился, прыгал, поднимал руки, закрывал глаза, крутился на месте. Яр и Лера придумывали для космача новые испытания, пробовали учить его человеческой речи и сами пытались разобраться в людоедском языке. То ли учителя из них получились хорошие, то ли Угр был завидным учеником, но успехи они делали поразительные. К вечеру третьего дня космач называл своих товарищей по именам, знал два десятка глаголов, столько же имен существительных и мог строить простые фразы. Речь его, конечно, на человеческую похожа мало, космач проглатывал большую часть гласных звуков и практически не умел произносить глухие согласные, но Яр и Лера к чудовищному акценту космача привыкли быстро и почти всегда угадывали, что именно он хотел им сообщить. Космач же, кажется, понимал людей и вовсе без затруднений. Наверное, этому способствовала загадочная телепатия, в существовании которой Яр и Лера уже не сомневались. Угр часто демонстрировал им свои способности: он пальцем касался своего лба и осторожно трогал головы людей. Яр и Лера чувствовали странное жжение в черепах и неприятный зуд. Отстранялись, слыша что-то чуждое, пугаясь странного резонанса в костях, переглядывались.
— Телепатия, — понимающе говорил Яр.
— Высшая Речь, — поправляла более чуткая Лера.
* * *
Исчезновение Яра и Леры в деревне замечено не было. Никто не обратил внимания, что окна их избы по вечерам не засвечиваются тусклым электрическим светом, никто не приметил, что входная дверь их дома постоянно приперта палочкой, а от печной трубы вот уже четвертый день не поднимается дымок. Возможно, шныряющие повсюду мальчишки что-то и подозревали, но кто же станет слушать мальчишек — у них постоянно какие-то тайны да заговоры на уме.
Люди были заняты делами. Нужно было восстанавливать привычный быт, порушенный трудной зимой. В окрестных лесах стучали, звенели топоры, с треском рвалась древесина. На лесопилке визжала дисковая пила, когда-то бывшая орудием Фрэнка. Деревня отстраивалась: хозяева мастерили заборчики, заново ставили межкомнатные перегородки, латали соломенные крыши, заказывали у плотников новую мебель или сбивали ее сами. Поздними вечерами бежи работали на дому, готовили разную мелочь для торговли с соседними поселениями людов: проблемы с провизией еще оставались, и еду нужно было на что-то выменивать. Два дня назад груженый Фрэнк двинулся к дальним людским селам налаживать торговые и прочие отношения. Скоро его не ждали. Вместе с Петром в чужие неизведанные края отправились главный охотник Георг и преподобный Гурий Хоб. Их отсутствие ослабило коалицию Ларса, и калека-проводник счел за благо до поры до времени отступить в тень, отдав всю власть говорливым, но бездеятельным старикам. Ларс не подозревал, что в их крохотном социуме не так давно организовалась третья сила: десять молодых охотников пришли к выводу, что в трудное время управлять деревней должны сильные люди, а не увечные и выживающие из ума деды. Как заполучить власть, они пока не решили и верили, что однажды все получится само собой. Возглавлял эту группу Вослав, с недавних пор прозванный Слепцом. Кличка досталась ему за невнимательность и самоуверенность: вся деревня знала, как возглавляемая Вославом группа охотников расположилась на отдых возле логова космача. Даже самые бестолковые бежи, хохоча, показывали в лицах, как космач выбирался из сугроба, пока Вослав и его люди расставляли по окрестным кустам ловушки, и спокойно уходил в лес, не заметив ни капканов, ни охотников.
О последовавшей погоне уже складывали анекдотичные небылицы. Вослав бесился, слушая некоторые из них. Но еще сильней его бесило прицепившееся позорное прозвище.
Слепец Вослав собирался поквитаться с главным виновником его позора.
И он надеялся извлечь максимум пользы из своей мести. Слепец Вослав видел, что большинству селян вынужденное соседство с людоедом не нравится. Мало кто поддерживал дедов и калек-умников, решивших оставить космача в живых. Люди боялись, что однажды зверь выберется из барака и начнет убивать. Кто-то — а Слепец Вослав знал, кто именно, — распускал слух, что темными ночами космача выпускают погулять и он вольно бродит по округе, ищет слабину в частоколе, а потом подходит к воротам и подолгу стоит возле них, глядя на светящиеся окна избы. Вослав хотел исполнить желания народа, он собирался избавить людей от страшного соседства и предотвратить возможные убийства. Вослав планировал сжечь космача. Он надеялся, что этим поступком завоюет доверие людей и получит их расположение и поддержку. А уж дальше…
Петра в деревне нет, охотника Георга и преподобного Урия тоже. Калека Ларс притих, вернувшись в свою мастерскую, — испугался, что ли, чего? Айвана вообще не видно — жив ли? Его старики переругались, их никто уже не воспринимает всерьез.
Удачней момента не найти. Главное начать, все получится само собой.
* * *
Еще один день закончился, а спасители так и не пришли. Яр пробовал орать, слабо веря, что кто-нибудь, прогуливаясь с той стороны частокола, услышит его крики, но лишь надорвал и без того саднящее застуженное горло. Его уже мутило от голода и жажды, глаза слезились, ныли ободранные ладони, а в животе будто моторчик работал — после того, как они все же решились напиться вонючей воды, у них двоих начались неприятности с кишечником.
Лишь Угру было все нипочем, хотя последние кости он сожрал утром, и сейчас, наверное, был зверски голоден.
— Помрем мы тут, — прохрипел Яр. — Угр сожрет наши тела, а потом тоже помрет.
Великан зафыркал, смеясь.
— Выбей дверь, — скрипучим шепотом велел ему Яр. — Там всего два бруса в скобах.
Угр помотал головой, протянул:
— Не-е. — Он не желал опять оставаться в одиночестве.
— Скотина ты неблагодарная, — вздохнул Яр, понимая, что не в его силах повлиять на космача.
— Аг-га, — кивнул, ухмыляясь, Угр.
Костер едва теплился. Дрова приходилось экономить — все, что хоть как-то могло гореть, уже было выбрано из мусорных куч.
Стемнело. Сгустившийся мрак забрался под крышу, одну за другой поглотил бревенчатые стены, растекся по полу, вплотную подступив к трепещущему огню. В маслянистой черноте смутно бледнели какие-то вкрапления. Взгляд невольно цеплялся за них, стремился к ним, но они тут же отступали в черную глубину, прятались там, а через пару секунд возникали в стороне рядом. Непрестанное тягучее движение чудилось во мраке, и явственно слышались шорохи под потолком, негромкие скрипы и стуки. Хотелось встать и обойти погруженный во тьму барак, чтоб убедиться в его полной безопасности.
Но было страшно.
Рассудок говорил, что это все блажь, проделки уставшего разума, шутки нездорового восприятия, но какое-то древнее и только что пробудившееся чувство подсказывало, что не так все просто.
Даже Угр вел себя странно. Он чуял что-то недоброе и вертел головой, пытаясь разобраться, что именно его тревожит. Необычно плотная тишина? Шум? Запах?
Нет, что-то более тонкое.
Что-то близкое.
Приближающееся…
— Надо спать, — сказала Лера. — Ночь сегодня какая-то странная, не находите?
— Гарб, — негромко заметил Угр.
— Заснешь тут, — пробурчал Яр. — Желудок пустой, а в кишках будто петарды хлопают.
— Гарб, — повторил Угр.
— Сам ты гарб, — сказал Яр только лишь для того, чтобы что-то сказать.
Они горстями сгребли скопившуюся мелкую щепу, побросали ее в костер. Повеселевший огонь чуть приподнялся, ожег нависшую тьму, отогнал ее на шаг.
Сон не шел. Даже глаза закрывать не хотелось — чудилось, что стоит сомкнуть веки, как тут же на освещенный пятачок из глубокого мрака выступит страшное Нечто.
— Гарб, — сказал Угр и завозился.
— Вот заладил, — досадливо прохрипел Яр.
Космач приподнялся и замер, таращась в пространство. Яр посмотрел на него и вспомнил, что точно так несколько дней тому назад великан смотрел на поднимающуюся по лестнице Леру — хотя и не мог видеть ее сквозь крепкую перегородку.
— Ну что там? — спросил Яр, невольно тая дыхания. — Почуял что-то?
— Гонь, — сказал Угр, медленно переводя на него взгляд. Глаза у него были необычайно большие и совсем черные — дыры, а не глаза.
— Огонь? — переспросил Яр.
— Гарб гонь, — сказал великан. — Гонь гарб.
— Ты понимаешь, о чем он?
— Существа и огонь, — перевела Лера. — Огонь и существа.
— Спасибо за пояснения, — съехидничал Яр.
Что-то стукнуло, и они умолкли. Источник звука явно находился снаружи.
— Кабан, — чуть слышно предположила Лера.
«Или медведь, — подумал Яр. — Или лось. Или деревенская собачка. А то и вовсе большая крыса».
Он вообразил себе эту крысу, представил, как они выглядят сейчас со стороны. Их напряжение и страх вдруг показались ему настолько глупыми, что он едва не рассмеялся в голос. Но тут по стене словно шлепнули чем-то. Звук был гулкий и отчетливый — крыса могла произвести такой, только разбившись о бревна — всмятку, вдрызг.
— Гарб, — зловеще произнес Угр.
Приятно запахло чем-то сладким, но несъедобным. Яру этот слабый, непонятно откуда взявшийся аромат смутно что-то напоминал… Что-то важное… И, наверное, опасное…
— Гонь, — опять сказал Угр.
Во тьме вдруг словно узкие красные щели открылись. Яр ужаснулся, решив, что это чьи-то светящиеся глаза уставились на них из темноты. Но секундой позже понял, чем тут запахло, вспомнил, что именно так — приятно и сладко, будто мужские духи «Гэйз» — благоухали некоторые огненные смеси Ларса, и, все вмиг сопоставив, завопил:
— Нас подожгли!
Крик вышел жалкий, на вопль молодого петуха похожий.
Яр вскочил, заметался, не зная, что делать, куда бежать. Увидел лохань, бросился к ней, попытался поднять, подтащить к занимающейся стене, но лишь расплескал половину воды и себя вымочил.
— Оставь ее! — крикнула Лера, понимая уже, что пожар им не потушить.
Она не запаниковала, чему сама немного удивилась. Смерть в огне, конечно, представлялась ей страшной, но Лера была уверена, что никто из них заживо не сгорит — они раньше задохнутся, так что огню достанутся их бесчувственные, ко всему равнодушные тела. Дым уже распускал по земле свои призрачные щупальца, подбираясь к пленникам. Еще немного — и эти щупальца возьмут их за горло.
Лера злилась. Да что там! — она была взбешена. Конечно, ей не раз доводилось слышать деревенские толки, что, мол, космача нужно спалить, пока он не натворил делов. Но все эти разговоры она не воспринимала всерьез. А оказалось, что нашлись-таки люди! Сподличали! Кто? Ох, узнать бы! Уж она бы их!..
Угр, жалобно поскуливая, топтался, крутился на месте. От него вполне осязаемо тянуло страхом и растерянностью. Лера схватила великана за тяжелую безвольную лапищу, затрясла, пытаясь привлечь к себе его внимание.
Огонь стремительно растекался по стенам, пробиваясь сквозь многочисленные щели, взбираясь все выше и выше. Снаружи пламя разбушевалось не на шутку — его гул глушил все прочие звуки. Высокая крыша пока не занялась, значит, у них еще было немного времени. Вот если запылает кровля — тогда пиши пропало.
— Угр! Угр! — Лера, что было сил, дергала космача за похрустывающие пальцы. — Подсади меня наверх! На сеновал! Забрось! Храб! Меня, Леру, храб!
В горле саднило, из глаз текли слезы. В прямоугольных проемах высоких окон с гулом трепетали завеси из пламени. Пожираемое огнем дерево трещало и лопалось, брызжа искрами. Уже и мусорные кучи затлели, распространяя нестерпимый смрад.
Яр подхватил дырявое пластмассовое ведро, кинулся к поилке, зачерпнул воды. Закрыв ладонью дыру, побежал к охваченной огнем стене. Заметил, что шерсть на спине космача дымит и плавится от жара, выплеснул воду на него и тут же метнулся назад.
Угр вздрогнул, будто холодная вода ошпарила его. Он увидел Леру, услышал ее.
— Наверх! — кричала она, кашляя и давясь едким дымом. — Подсади, подкинь! Как тогда Яра забросил! Храб! Храб! — Она тыкала пальцем вверх, подпрыгивала, не зная, как еще показать великану, что от него требуется.
Угр опустил ладонь ей на голову.
Она сразу поняла, зачем он это сделал, и сосредоточилась, пытаясь передать ему воображаемую картинку. Заметила краем глаза, что Яр тащит мимо них ведро, крикнула ему:
— Облей его! Еще раз!
Яр глянул на пылающую стену, только сейчас, кажется, понял, что пожар ему не залить, даже если воды у него будет в разы больше. Он растерянно посмотрел на Леру. А она яростными жестами показывала ему: давай! давай! плесни! быстрей!
Угр смотрел на сеновал. Оценивал.
«Вверх, — уловил Яр его мысль. — Храб».
Они еще могли спастись. Могли выбраться. Яр все понял. Воодушевившись, он вылил воду на космача, отшвырнул ненужное ведро, и закричал, захрипел, глотая горький воздух:
— Давай быстрей, образина! Чего думаешь?! Бросай меня наверх! Бросай скорее!
— Меня! — крикнула Лера, пытаясь оттолкнуть Яра. — Я меньше и легче!
— Ты беременна! — Яр не уступал.
— Вот именно!
Тяжело рухнула какая-то балка, разбросав горящие головешки едва ли не по всему бараку. Ярко занялся северный угол кровли.
— Нашла время спорить!
— А сам-то!
Угр попятился, увлекая за собой людей. Остановился возле лохани, легко поднял ее, опрокинул на себя, щерясь от короткого удовольствия, и отбросил в сторону. Еще раз глянул наверх.
Он уже решил, кого будет спасать.
Того, кто не струсит, не сбежит, не бросит в огне товарищей и отопрет выход.
Угр отодвинул Яра и подхватил Леру. Он держал ее за бедра, стараясь сжимать не слишком сильно. Он слушал ее мысли и понимал, что сделал правильный выбор, — она могла бы бросить его, космача, но она ни за что не оставит в огне своего самца, отца нерожденного ребенка.
Ему даже не пришлось ее закидывать — он просто поднял руки, позволил ей уцепиться за край настила, а потом, поддержав одной ладонью, помог забраться на сеновал.
— Спасибо! — крикнула она перед тем, как исчезнуть.
Огонь добрался до крыши, пополз по стропилам, перекинулся на кровлю. Обжигающим дождем посыпалась вниз горящая труха. На сухих жердях сеновала от близкого жара завилась и полыхнула береста. Пробившееся к ночному небу пламя взвыло и закрутилось вихрем, подхватывая и вынося наружу скопившийся внутри дым, жадно заглатывая свежий воздух.
Яр, закрыв голову руками, дыша через мокрый рукав, бросился к запертой двери. Угр на четвереньках кинулся следом. Ослепленные дымом и пламенем, они почти ничего не видели. Они не знали, успела ли перебежать через сеновал Лера до того, как туда ворвался огонь. Она могла удариться о низкие стропила, могла провалиться ногой в какую-нибудь щель, могла просто не найти спуск с лестницей и потерять сознание, наглотавшись дыма.
Яр налетел на стену, ушиб выставленный локоть так, что вся рука онемела. Дверь была где-то рядом, но он никак не мог отыскать ее.
«Правее», — услышал он подсказку Угра.
Позади что-то ухнуло. Они не оборачивались, боясь увидеть свою смерть в лицо.
Им уже не хватало воздуха.
— Дверь! — обрадовано прохрипел Яр, наконец-то нащупав неровный проем.
Он глотнул изрядное количество дыма и зашелся в приступе кашля, рвущем легкие. Сознание его поплыло, ноги ослабели, перед глазами растеклась серая пелена. Он медленно опустился на колени, царапая сбитую из дубовых брусьев дверь. В ушах стоял плотный звон. Пустой желудок судорожно сжимался, наполняя рот отвратительной кислятиной.
Дверь дрогнула, но Яру показалось, что это весь мир пошатнулся.
У земли было хорошо, прохладно.
Он встал на четвереньки, потом лег.
Свежий воздух холодил его ошпаренное лицо.
И ничего уже не было нужно — все кончилось. Яр закрыл слепые глаза. Мир вокруг него пьяно качался. И что-то больно колотило по спине.
* * *
Угр за ноги выволок Яра из охваченного огнем барака. Лера, убедившись, что теперь все в относительном порядке, оставила товарищей приходить в чувство, а сама побежала вокруг полыхающего строения, высматривая поджигателей. Но злоумышленники то ли попрятались, то ли успели вернуться в деревню. Лера надеялась отыскать хоть какие-то следы, по которым впоследствии можно будет изобличить преступников, но так ничего и не нашла. Пока она рыскала по освещенным пожаром окрестностям, Яр очнулся и сел, растирая грязными кулаками отекшие глаза.
— Жарко, — хрипло сказал он, щурясь на бушующее пламя и, кажется, не вполне понимая, что происходит.
Барак разваливался, рушился сам в себя, выстреливая в темное небо снопы искр. Зарево было видно издалека. На вышке лениво и глухо бряцал набат, предупреждая жителей деревни о возможной опасности. Возле ворот толкались живые огоньки — собравшиеся с факелами и, наверное, с оружием люди думали отправиться на место пожара, но почему-то медлили.
— Где Лера? — спросил Яр у похныкивающего рядом космача.
Угр вытянул руку в направлении пожара, выставил указательный палец, как его учили люди.
Яр похолодел.
— Там? В огне?
Угр помотал головой, постучал ладонью себя по макушке, показал на Яра — «ты глупый».
— Где она, объясни толком!
Угр пальцами изобразил — «ходит». Нарисовал на размякшей земле неровное кольцо — «вокруг». И выразительно глянул в сторону барака — «там».
— Зачем? — удивился Яр.
«Ищет», — беззвучно объяснил космач.
— Чего?
Угр задумался. Пожал плечами — еще один перенятый у людей жест.
— Выбрались… — только сейчас дошло до Яра. — Надо же… Все выбрались…
Его затрясло.
Лера вернулась через десять минут, будто на скамью, села на ногу космача, выдохнула:
— Ничего. Никаких следов. Кто там был — непонятно.
— Половина деревни, — сказал, нехорошо улыбаясь, Яр.
Сцепил руки, чтоб их дрожь не была сильно заметна.
— Вряд ли. Один или два человека. Возможно, три, но не больше. Толпа наследила бы сильно.
— Сейчас наследят, — буркнул Яр, взглядом указывая на двинувшиеся в их сторону огоньки. — Как думаешь, зачем они сюда идут? Пожар тушить? Или проверить, не нужно ли добить кого?
Лера, обернувшись, посмотрела в сторону выступившей от ворот толпы, поежилась. Взяла Яра за трясущуюся руку, прижалась к дрожащему космачу и сказала им обоим:
— Пошли-ка домой. Припозднились мы что-то…
* * *
Никто не осмелился их задержать. Даже Вослав, ведущий к пожару толпу с факелами, побледнел, сошел с тропы и спрятался за спинами людей. Расслабившийся дежурный на вышке не поверил своим глазам, когда в приоткрытые ворота боком протиснулся косматый зверь. Решив, что его разыгрывают, дежурный весело крикнул вниз:
— Где шкуру взяли? — и онемел, увидав глаза зверя.
— Угр, — сказал космач, задрав голову и с интересом разглядывая столь высоко забравшегося человека.
— Не стреляй! — крикнул Яр дежурному, уводя великана за строения, прикрывая его собой. — Мы по делу идем!
Вооруженные патрульные, выглянув на шум из дежурки, тут же спрятались назад. Этого космача трогать было не велено — они и не собирались. Ему, конечно, не место тут, он должен был сидеть в заточении, но мало ли какое распоряжение поступило? Наверное, кто-то из начальства решил встретиться с людоедом. Возможно, и пожар случился по команде. Много сейчас начальников стало, не разберешь, кто из них самый главный, не поймешь, кому подчиняться. И ведь у каждого какие-то соображения на уме! Послушаешь одного — правильно говорит. Другого послушаешь — все вроде наоборот, все не так, как у первого, а тоже правильно…
Закрывшись в дежурке, опасливо поглядывая в оконца, патрульные долго обсуждали царящий в деревне разлад, находя появление космача следствием общей нездоровой обстановки. В очередной обход дружно решили не идти, оправдываясь тем, что на улице и без того полно народу.
Яр и не думал скрываться, ведя космача по деревенской улице к дому Леры. Он много раз представлял, как однажды пройдет здесь рука об руку с людоедом, ловя уважительные боязливые взгляды встречных. Вышло немного не так, как рисовалось в воображении: уважения оказалось не столь много, как хотелось бы, а боязни больше, чем было нужно.
Дом стоял темный и тихий, дверь все так же была подперта палочкой-рогаткой. Внутри пахло нежилым, будто хозяева отсутствовали, по крайней мере, месяц. Лера, только переступив порог, щелкнула выключателем — электричество было. Угр, щурясь, поглядел на матовую колбу засветившейся лампы, удивился, чихнул.
— Давай, не загораживай проход, — толкнул его Яр.
Первым делом они напились, ковшом вычерпав ведро досуха. От такого количества выпитой воды Яру стало дурно, и он сел на пол, борясь с тошнотой и корчась от острой рези в животе. Угр наклонился к нему, поводил рукой над сутулой спиной — вроде бы немного полегчало.
Лера уже хозяйничала, вынимая из холодной печи лущеный горох и сухари, гремела посудой, рылась в шкафу, большим ножом щепала растопку. Яр смотрел на нее и не понимал, зачем он тут, для чего он ей вообще нужен.
Через десять минут в печке с гудением разгорался огонь, в закопченном чугунке грелась вода, а на поцарапанной сковороде растекалось масло.
— Яичницу все будут? — спросила разрумянившаяся Лера.
— Все, — ответил Яр, снова почувствовав болезненные спазмы в животе.
Угр тем временем исследовал новое жилье. Потолок для него был низковат, да и стены стояли слишком близко. К тому же тесное помещение было заставлено разными непонятными предметами, так что порой повернуться, чего-нибудь не задев, оказывалось почти невозможным делом. Угр смущенно пыхтел и с тревогой посматривал на хозяев — не выгонят ли они его, если он тут нечаянно что-либо порушит.
— Я дверь запру, — сказал Яр, направившись к выходу. — Не явились бы гости.
— Да ты что! Теперь разве кто решится к нам сунуться?
— Действительно, — слабо усмехнувшись, согласился Яр.
Но, поразмыслив немного, из комнаты все же вышел, пересек полутемный коридор, запер на два крючка входную дверь и еще долго стоял возле нее, напряженно вслушиваясь в уличный шум. В мутном стекле маленького окошка трепыхались огненные отблески, навевая воспоминания о городских рекламных панно.
— Не спят, — доложил Яр, вернувшись в комнату.
— Садись, поедим, — повернулась к нему Лера.
Она уже накрывала на стол.
— Ты волшебница, — сказал Яр.
Она улыбнулась.
Еды было немного: вымоченный в кипятке горох, яичница во всю сковородку, распаренные в печи сухари, слегка подпекшиеся сладковатые луковицы. Угру эти кушанья были в новинку, и он не столько ел, сколько пробовал. Зато Яр и Лера времени даром не теряли — уплетали так, что за ушами трещало, а на глаза слезы наворачивались.
Первым со своей порцией разобрался Яр. Отодвинув тяжелую глиняную тарелку, он утянул пару сухарей из блюда Угра, вылакал из кружки оставшуюся воду и лениво оглядел стол. Он не насытился, но еда все равно опьянила его. С необоримой силой потянуло в сон, мысли сделались вялыми, а мир вокруг будто дымкой подернулся. Яр зевнул, отодвинулся от стола и вытянул ноги.
— Сегодня поспим как люди, — сказал он, предвкушая скорый отдых в тепле и уюте на чистых простынях. — А завтра в баню. И Угра отмоем.
Космач недовольно хрюкнул: воды он боялся почти так же, как огня.
— Привыкнешь, — сказал ему Яр, неожиданно легко уловив мысль великана.
— А что дальше? — спросила Лера, собирая ненужную больше посуду. — Ты думал, что будет дальше?
Яр непонимающе на нее посмотрел.
— Дальше? — переспросил он.
И в эту секунду произошло нечто такое, от чего с Яра вмиг слетела вся его пьяная сонливость. В темном углу за печкой, где обычно сушилась уличная одежда, раздался резкий мелодичный звон. Яр задохнулся, побелев лицом. Там, в темном углу, трезвонил его комми. Яр вспомнил, что пять дней тому назад, укладываясь спать, он поставил «сэй» подзаряжаться, подключив его к единственному на тот момент свободному разъему в доме. Яр собирался в свой день рождения перечитать прошлогодние поздравления, пересмотреть оставшиеся в памяти записи, немного над ними поплакать, погрустить — если, конечно, «сэй» не станет, как обычно, урямиться и нормально включится… Пять дней провисел в темном углу забытый «сэй», подпитываясь от самодельной розетки. А когда хозяин вернулся домой, включился сам по себе и подал сигнал.
— Ты чего так испугался? — шепотом спросила Лера, со страхом и недоумением заглядывая в темный угол, откуда звучала, повторяясь, отрывистая музыкальная трель.
Яр круглыми чумными глазами посмотрел на нее. У него отнялся язык, и он при всем желании не смог бы сейчас объяснить Лере, что именно эту мелодию из стандартного набора «сэйев» много лет тому назад он лично выбрал для обозначения входящих вызовов от Алеты.
Яр был уверен, что на его полумертвый комми звонит мертвая старшая жена.
* * *
Это был не звонок.
— Это напоминание сработало! — крикнула Лера из темного запечного угла, показывая Яру светящийся экран комми. — С пометкой двойной важности! Со вчерашнего дня висит!
— Я никогда не ставлю двойную важность, — прохрипел Яр, все еще уверенный, что без мистики случившееся не объяснить.
— Ты, наверное, просто забыл. Тут про больницу что-то.
— Про что? Я никогда…
— Написано, что надо зайти в клинику. Сменить какого-то сибера.
— Сменить? Сибера? — В голове словно щелкнуло что-то, сместилось, и Яр вспомнил.
«Вам осталось жить три недели», — бесстрастный холодный голос, будто это не человек разговаривает, а механизм.
«Мы запустили в ваше тело крохотного мед-сибера… Могут иметь место небольшие проблемы с восприятием… Первый этап лечения… Должны будем сменить мед-сибера… Не прощаюсь. Через год мы вас ждем…»
Он растерянно посмотрел на сидящего на полу космача, на стоящую в тени Леру с «сэйем» на ладони, на бревенчатые стены и беленый печной бок. Ему показалось, что все это ненастоящее, что оно колышется, тает, медленно исчезает. Другой мир, большой, яркий и единственно реальный, мир его прошлого высунулся из-за черной, незаметной прежде ширмы, будто злой размалеванный клоун, и поманил пальцем: думаешь, сбежал от меня? думаешь, не достану?
«Не откладывайте… Вернется в еще более острой форме… Ничего не смогу гарантировать…»
— Мне надо идти, — Яра залихорадило, затрясло.
Он шагнул к Лере, налетел на табурет, опрокинул его, сам едва не упал. Угр, чуя недоброе, заворчал, поднялся, упершись затылком в потолок.
— Я должен идти… Я совсем забыл… Ну, как же так… Почему…
С покачнувшегося стола слетел кувшин, разбился вдребезги.
— Домой… В город… В больницу…
Лера шагнула к покачивающемуся Яру, поймала его за руки, придержала, заглянула в глаза.
— Что случилось? Ты можешь нормально объяснить?
— Я умру… — По его глазам, по его голосу можно было решить, что он уже умирает. — Я был болен… Я сейчас болен…
— Перестань! — Лера встряхнула его, несильно шлепнула по щеке. — Что ты несешь?
Угр, раздавив табурет, надвинулся, завис над людьми, задышал тяжело и часто, слушая их мысли, пытаясь разобраться в их чувствах. Он быстрей Леры понял, что происходит с Яром. Внутри человека Угр разглядел крохотную тварь, которая, как показалось великану, была очень похожа на ненавистное многолапое чудовище, уничтожившее все его племя.
— Я прохожу курс лечения, — сказал Яр, невыразительными, будто выцветшими глазами глядя куда-то Лере за спину. — Мне сделали операцию незадолго до того, как я начал видеть хурбов. Сказали, что я должен вернуться через год, чтобы закончить лечение. Если опоздаю — умру.
— Но там же хурбы!
— И врачи… — Он прислонился к стене. — Что мне делать? Что?!
Прямо под окном взвыла собака, но на ее вой никто не обратил внимания.
Лера смотрела на Яра. Яр смотрел на Леру. Космач Угр смотрел на них обоих.
Два раза моргнув, погас светильник — что-то опять случилось с электричеством. Никто не двинулся, не издал ни звука. Тьма вмиг затопила комнату, лишь печное жерло отсвечивало красным, делая установившуюся тишину вдвойне зловещей.
Свет появился через десять минут. Лера, испуганная молчанием Яра, быстро на него глянула и заметила, что его глаза изменились. И лицо его стало немного другим. Да и сам он теперь выглядел как-то иначе — взрослее, что ли, сильнее. Она поняла, что Яр принял решение. И угадала, какое именно.
— Я знаю, как убивать хурбов, — угрюмо проговорил Яр, глядя себе под ноги. — Но не знаю, как убить болезнь. Я отправляюсь в город.
