III
Санкт-Петербург
31 декабря 2017 года
23:50
Они не знают, что всё сущее живёт. Что окна в твоём доме говорят по ночам, а земля под ногами поёт и кричит. Костёр в лесу встаёт и идёт вдоль реки. У ветра есть глаза, уши, нос и язык. У ножа на твоём столе есть дом, жена и дети. Каждый палец на твоей руке умеет думать и говорить.
Люди глупы и слабы.
Они совершенно ничего не понимают. Они не знают, как это – слиться воедино с собственным Представлением, устроить грандиозный праздник для тех, кто говорит с тобой.
Показать, что настоящий мир рождается только в огне.
Я покажу вам реальный мир, твари, покажу, думал Поплавский, выруливая на чёрной BMW в сторону развязки с КАД.
Дороги к ночи почти опустели. Это в центре сейчас многолюдно и шумно, а здесь, на окраине, разве что изредка проедут спешащие с работы отцы семейств или таксисты. Все празднуют. Это хорошо.
Машину он угнал со стоянки у торгового центра неподалёку от больницы. Удивительно, почему ещё не воют сирены, не мерцают синие огоньки полицейских машин. Неужели в то время, которое люди называют Новым годом, они так заняты, что даже не могут отправиться на поиски убийцы?
Час назад он убил соседа по палате, зарезал троих санитаров, свернул шею медсестре и перерезал горло охраннику на пункте пропуска. Тот тоже напился, и это не составило труда.
Хороший нож.
У охранника он вытащил ещё один нож – новенький, финский – и пистолет Макарова с полной обоймой. Взял из кармана смартфон, разблокировал, вышел из всех его аккаунтов. Его одежда тоже пригодилась, это было всяко лучше больничной пижамы. Особенно для того, чтобы попасть на охраняемую парковку торгового центра.
Как же хорошо снова быть ловким, сильным и быстрым. Как же здорово вновь ощутить эту нечеловеческую силу, разлившуюся по всему телу, эту вспышку созидательной ярости, максимальное напряжение мозга.
Как хорошо снова быть чем-то больше и лучше человека. Как будто он был таким всегда.
Он давил на газ и мчал по пустой дороге, заметённой мокрым снегом и освещённой рыжими фонарями. Ему не хватало музыки.
Он нашёл на телефоне Bluetooth, подключил его к колонке автомобиля, зашёл в свой аккаунт и стал выбирать музыку.
Как же давно он не слушал музыки.
Нашёл. Хаски. Пуля-дура. Отлично. Идеально.
Вот это очень в тему, думал он. Это то, что надо. Он закачал головой под бит, нервно вглядываясь в заснеженную дорогу в бело-жёлтом свете фар. Забарабанил пальцами по рулю и крепко сжал зубы. Да, то, что надо. Не хочу быть красивым, не хочу быть богатым, я хочу быть автоматом, стреляющим в лица.
– Пуля – дур-ра! – закричал вдруг он во весь голос и ещё сильнее втопил педаль газа.
Только сейчас он заметил, что слушать музыку мешают хлопки петард и гром фейерверков. Похоже на артиллерийскую канонаду. Он взглянул на часы: 00:02. Наступил 2018 год.
Все люди в этих жёлтых окнах домов, мимо которых он проезжал, все эти счастливые и несчастные семьи сейчас поднимают бокалы шампанского, смотрят поздравление президента, чему-то радуются, чтобы потом упиться, как свиньи.
Запускают фейерверки, раскрашивая небо разноцветными брызгами света, отражающимися в окнах соседних домов.
Гуляют по улицам, пьют во дворах и что-то кричат.
У них праздник. Ощущение чуда, которого никогда не будет.
А он даже не заметил наступление Нового года.
И хорошо, и замечательно. У него свой праздник и своё чудо. Мир, который родится в огне. Сейчас надо не отвлекаться и смотреть на дорогу.
Он сделал музыку погромче, чтобы взрывы фейерверков не заглушали чёткий и ровный бит с кривляющимся голосом Хаски.
И, выруливая в сторону развязки с КАД, вглядывался в жёлтые пятна от фар на заснеженной дороге и вспоминал то, что услышал сегодня вечером. Перед тем как украсть с кухни нож.
По коридору бегали санитары, которым к вечеру уже наплевать на больных, они спешили скорее сдать смену, отправиться по домам и отмечать Новый год.
А он лежал в койке под храп соседа, который опять уснул под таблетками, и слушал.
«Этой ночью случилось ужасное.
Наша служанка приняла культ Могильной Звезды.
Пока мы спали под открытым небом, она зарезала моего отца и нашего соседа. Я проснулась, когда она пыталась заткнуть мне рукой рот. Я убила её в драке – расколотила голову о камень.
Она должна была следить за костром, пока мы спали. Костёр погас.
Мой отец и друг нашей семьи лежали мёртвыми.
Мы устроили ночлег всего в сутках пути до Города Белой Башни. Эта ночь казалась очень тихой, и вместо запаха гари мы наконец-то чувствовали отголоски морского ветра. Это первая ночь за всё это время, когда мы почувствовали себя в безопасности. Чувство это было хрупким и ненастоящим, но оно было.
Я не знаю, что случилось с ней, почему она поддалась этому безумию, охватившему погибающую Империю. Я нашла у неё в сумке металлическую пятиконечную звезду – наш древний полузабытый символ смерти, о котором вновь вспомнили в эти гибельные дни. Где она раздобыла её? Неужели украла из музея при императорском храме?
Но эти безумцы не знают, что звезда – символ не только гибели, но возрождения и преобразования. Ведь смерти нет, а есть превращение.
Превращение в звёздную пыль, из которой мы все родились.
Я похоронила отца, соседа и служанку на восходе Второго Солнца, под высоким оранжевым деревом, возле которого мы ночевали.
Я осталась одна.
Я не знаю, какие чувства сейчас испытываю. Больно ли мне? Нет. Страшно ли мне? Нет. Мне спокойно, и я очень боюсь этого спокойствия. Зато теперь я знаю, что сделаю, когда доберусь до Города Белой Башни.
Служанка, сама того не зная, дала мне понять, что делать дальше.
Со мной звезда. Древние верили, что звезда – это сердце Бога. Не одного из тех богов, в которых мы верим сейчас, и даже не из тех древних полузабытых богов, в которых верили тысячу лет назад. Это было намного раньше, когда Бог был один, и он был – всё вокруг.
И наша красная звезда, наше палящее солнце было его сердцем.
Оно дарило нам жизнь, и оно же убивало, когда грозные вспышки озаряли наш мир разноцветным сиянием.
Оно согревало нас, и оно же выжигало глаза одиноким путешественникам, заблудившимся в пустыне.
Поэтому древние делали эти пятиконечные звезды из вечного металла и поклонялись им.
Пишут, будто они так хоронили своих мертвецов: вырезали у покойника сердце и бросали его в море, а вместо сердца вставляли в грудь металлическую звезду и после этого погребали тело в курганах. Они делали так, чтобы мёртвый стал подобием бога, а море навсегда запомнило его сердце.
Покойник становился подобием Бога и вместе с тем – частью этого моря. Он оставался неразрывно связан с ним в своём богоподобном посмертии.
Так делали наши предки.
Сколько же сердец покоится в этом море? Сколько смертей оно помнит?
Говорят, будто в этом море покоится столько сердец, что когда-нибудь оно само станет живым, воплотив в себе все мысли и предсмертные муки сотен тысяч мертвецов. Так до сих пор говорят полоумные старики, которые знают старые легенды.
Я поступлю иначе.
Я брошусь в море с обрыва, прижимая звезду к своему сердцу.
Тогда я сама стану этим морем.
И сотни тысяч сердец будут этим морем вместе со мной».
Поплавский выруливал на КАД, вспоминал и улыбался. Он знал всё это раньше. Он слышал это много лет назад. Теперь его догадки подтвердились.
Он знал, куда ему ехать.
* * *
Волочаевка, Ленинградская область
1 января 2018 года
00:01
– С Новым годом!
– С Новым годом!
– С Новым годом!
Звонко встретились бокалы в сверкающей пене, заиграл гимн в телевизоре.
Хромов улыбнулся Тане и Яне, пригубил шампанское из бокала, распробовал, опять улыбнулся, допил до конца.
– Вот и встретили, – сказал он. – Я уж боялся, что не успею.
Он действительно мог не успеть. Машина попала в пробку на выезде из города, и в Волочаевку он добрался только в 20 часов.
Ему повезло с компанией: два улыбчивых полицейских заинтересовались его работой и с радостью расспрашивали о буднях психбольницы. Он рассказывал самые смешные истории, которые пришли на ум: и про безумных стариков, которых облучали соседи, и про человека, который думал, что он резиновая утка, и про того парня, чей мозг поедали рыбы.
Добравшись до Волочаевки, он отзвонился Колесову и поблагодарил за помощь. Это было действительно важно: запросто мог и к чертям послать. Следователь оказался приятнее и добрее, чем принято думать о людях в погонах. Впрочем, это стало понятно, ещё когда Хромов увидел в кабинете фотографию погибшего на войне деда.
– Пока мы ждали тебя, я думала, что бы с тобой такого сделать, – язвительно сказала Таня, допивая шампанское. – Я предлагала привязать тебя к дереву и оставить тут до весны.
Когда он приехал, к Новому году всё уже приготовили: салат нарезан, курица запекалась в духовке, ёлка украшена, а на её вершине сияла звезда.
– Я знал, что ты изобретательна, – рассмеялся Хромов. – Яна, а тебе как эта идея?
– Слишком жестоко, – ответила Яна, поставив бокал на стол. – Я бы просто покусала.
– А потом привязать к дереву, – продолжила Таня. – Но что уж там, ты приехал. Разлей ещё шампанского.
На столе с белоснежной скатертью – миска оливье, овощной салат, запечённая курица, бутерброды с красной икрой, несколько бутылок шампанского и водка. В доме стоял полумрак. Комнату освещал только экран телевизора, разноцветные огоньки настенных гирлянд и свечи, много свечей. Они любили свечи.
А за окном – темнота и зима.
Никаких фейерверков, никаких криков. Именно так и надо встречать Новый год – в волшебной и уютной тишине.
Разливая шампанское по бокалам, Хромов смотрел, как пляшут по стене игривые тени в цветных кляксах от лампочек и свечей. Это умиротворяло.
Наконец-то праздник. Никакой работы. Никаких забот. Никаких психов. Никаких следователей.
По телевизору начался «Голубой огонёк». Выступала София Ротару.
– Пап, серьёзно тебе говорю – пройдёт каких-нибудь несколько лет, и на «Голубом огоньке» будут показывать Оксимирона, – сказала Яна.
Хромов рассмеялся.
– Не удивлюсь, – ответил он.
– Если в следующий Новый год ты так же задержишься, ты рискуешь не увидеть этого, – добавила Таня.
Хромова покоробила эта шутка. Таня иногда перегибала палку. Но он промолчал, посмотрел ей в глаза и просто улыбнулся. Таня всё поняла и сказала:
– Извини.
– Всё хорошо, – и протянул ей бокал.
Всё действительно хорошо, думал Хромов.
Он бросил беглый взгляд на телефон – пришло уведомление. Наверное, кто-то поздравляет. Неудивительно. К чёрту, потом можно посмотреть.
На смену Софии Ротару пришёл Николай Басков.
Хромов терпеть не мог всех этих певцов и всю эту современную эстраду (да и какая она к чёрту современная, двадцать лет одни и те же лица), но именно в новогоднюю ночь они почему-то не раздражали, а умиротворяли.
Наверное, именно этим. Давно знакомые лица, одни и те же люди, одни и те же песни. Стабильность, как говорит президент. А стабильность – это уют и спокойствие. Ощущение дома. Ощущение ровной и спокойной жизни.
Хватит уже скачек по горящей избе, думал он. Напрыгался. Наскакался. Чуть не лишился семьи и работы.
Впрочем, хватит думать о плохом в эту ночь.
– Пришло время подарков, – сказал Хромов, допив шампанское и поставив бокал на стол.
– Ура! – крикнула Яна.
– Ну, удиви меня, – улыбнулась Таня.
– А вот и удивлю, – хитро ответил Хромов и пошёл к подоконнику, где стояли несколько разноцветных коробок. – Но сначала удивлю Яну.
Яна с трепетным нетерпением принялась разматывать ленточку. Когда она открыла коробку, её глаза загорелись, а рот широко открылся в удивлении.
– Боже, папа, спасибо! – закричала она.
– Что там? – полюбопытствовала Таня.
В коробке лежал новенький десятый айфон. Яна никогда не просила его. Но Хромов тайком читал её «Твиттер» и знал, что она хочет: раньше у неё был только прошлогодний Samsung Galaxy, который уже стал сильно подтормаживать.
– Пап, я обожаю тебя! – Яна кинулась на шею Хромова и поцеловала его.
Хромов достал вторую коробку и вручил Тане. Та, закусив губу, стала разматывать ленточку.
В её коробке лежал новенький финский нож с берёзовой рукояткой. Таня любила ножи.
– О-о-о-о, – не сдержала она восторга. – Боже, спасибо!
Хромов улыбался во весь рот. Он давно не чувствовал себя таким счастливым.
– Ножи не дарят, – сказал он. – Дай монетку.
Таня потянулась в карман и дала Хромову двухрублёвую монету.
– А теперь твой подарок, – сказала она, нагнулась и достала из-под стола большую красную коробку с золотистой ленточкой.
Интересно, подумал он.
Хромов размотал ленту, открыл коробку и увидел шапочку из серебристой фольги.
Таня и Яна прыснули и согнулись пополам от хохота. Хромов тоже рассмеялся.
– Ну спасибо… – сказал он сквозь смех. – Идеальный подарок.
– Он точно защитит тебя от инопланетных лучей! – сказала Таня. – Но вообще это шутка. Есть второй подарок.
И она вручила ему прямоугольный свёрток, обмотанный блестящей бумагой.
Хромов, смеясь, надел шапочку из фольги на голову и принялся разматывать свёрток.
Этого он никак не ожидал.
Его подарком оказался прижизненный сборник Гумилёва – жёлтая книжица с заголовком «Чужое небо: третья книга стихов».
Он обожал Гумилёва с самого детства.
– Господи… – сказал он.
Он перелистнул пару страниц. Издание 1912 года идеально сохранилось: страницы даже не сильно пожелтели.
– Где ты это нашла? – спросил он.
– Где нашла, там уже нет, – улыбнулась Таня.
– Спасибо тебе огромное, – и поцеловал её в щёку.
А потом без лишних слов разлил по бокалам остатки шампанского.
По телевизору выступал Киркоров.
– Может, ответишь уже на поздравления? – сказала Таня. – У тебя телефон разрывается.
Точно, подумал Хромов, потянулся к телефону и разблокировал.
Действительно, уведомлений много. Во всех мессенджерах и во всех соцсетях.
Первым делом он открыл «Телеграм»: только одно сообщение от неизвестного номера.
Это ещё что, подумал он.
«Я – море», – написал неизвестный.
Что?
Хромов недоумённо нахмурился. Ну и поздравление. Что за чушь?
Ладно, чёрт с ним.
Хмель приятно ударил в голову – значит, пить больше не стоит. Пока Таня любовалась ножом, а Яна копалась в новом айфоне, Хромов сел на стул и принялся отвечать на поздравления от коллег, родственников и старых друзей. На сообщение от бывшей любовницы он отвечать не стал.
Это очень хороший вечер, думалось в его захмелевшей голове. Лучший вечер за весь этот год. Тепло. Уют. Семья. Все они родные. Снег за окном. Тени на стенах. Мерцающий свет гирлянд. Успокаивающее пламя свечей.
Как же здорово, думал он, как же хорошо.
А в мае они поедут в Крым отдыхать. И пусть всё так будет и дальше.
Они ели, веселились, хохотали, смотрели телевизор и подшучивали друг над другом. За окном белыми хлопьями падал снег, а здесь, в доме, было тепло, уютно и по-настоящему счастливо.
Когда раздался стук в дверь, часы показывали половину третьего.
* * *
Море по-прежнему было чёрным, а песок – белым. В сером небе не было солнца, луны и звёзд.
Трое сидели на чёрном диване у берега и ждали четвёртого.
Они уже сильно устали, эти трое, потому что никто из них даже не помнил, когда всё это началось, и никто не знал, когда наконец-то придёт четвёртый.
Чёрные волны и серое небо отражались кривыми изгибами в их зеркальных масках.
Что-то зашевелилось среди волн, и из воды стал медленно подниматься блестящий красный шар. Сначала небольшой, размером с футбольный мяч, он разбухал, увеличивался и вот уже вырос до пяти метров в диаметре, поднявшись наполовину из воды, – а потом резко рванул вверх, завис в воздухе и двинулся в сторону берега.
Шар подлетел к троим на чёрном диване и завис над ними в воздухе. Тогда тот, что сидел посередине, встал и прикоснулся к нему указательным пальцем.
В доли секунды шар из красного стал чёрным, задрожал, закрутился вокруг своей оси и лопнул с оглушительным звоном.
Маленькие чёрные осколки упали на песок и превратились в капли воды.
Тот, что сидел справа, посмотрел в небо и сказал:
– Четвёртый – это огонь.
