Секуляризация означает отсечение, отъятие. Секуляторами прежде называли палачей, которые отрубали головы осужденным. Теперь же секуляризация — это изъятие из компетенции и из-под власти Церкви принадлежащих ей материальных и духовных ценностей и передача их в руки светской власти, светских учреждений. Кроме того, секуляризация — это и процесс обмирщения Церкви, который может быть как внутренним, так и внешним. О внешних процессах говорить, кажется, излишне: известно, как они проходили, достаточно взглянуть на голые стены храмов и монастырей, которые до сих пор стоят в наших городах и селах, как скелеты. Обратный процесс начался только в последние годы.
Что же касается секуляризации духовной, то это — подмена духовных ценностей ценностями земными, временными: историческими, культурными и тому подобными, то есть снижение жизни Церкви с духовного уровня на уровень душевный, превращение Церкви из Дома Божия, открывающего для людей врата вечности, в одно из земных учреждений, служащих земле.
Секуляризация может происходить в разных планах, на разных уровнях, но она есть внедрение в Церковь традиций, взглядов, этики и ценностей, чуждых самой Церкви, взятых из мира, мира во многом языческого. Секуляризация — это процесс размывания, растворения Церкви в житейском море мира. Это процесс не просто физического сокращения и уничтожения Церкви, но также и ее принижения, профанации, подчинения влиянию мира.
Господь сказал: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10:37). В сущности говоря, вне Христа и нет настоящей любви; настоящая любовь — это дар Божественной благодати. Иная любовь, которая не от Бога, превращается в нечто другое: в биологическую привязанность, в культурную общность или какие-нибудь иные виды групповой солидарности. Только лишь одна любовь Христова может дать человеку силы истинно и бескорыстно любить других людей. Она преобразует также и любовь человека к своим близким, делает ее чистой и глубокой, заставляет не потакать их слабостям и греховным привычкам, не любить в них их материальное и вещественное благополучие, а любить бессмертную душу, желать для них самого большого блага: вечной жизни, спасения их душ для вечности. Существует для христиан определенная иерархия ценностей, определенная их «шкала»: высшей ценностью для нас является Христос и обетованная Им вечная жизнь. Если же кто-либо или что-либо займет их место в нашем сердце, то ясно, что дух секуляризации основательно вторгся в нашу религиозную жизнь и мы, по сути, перестаем уже быть христианами. Так например, во многих протестантских союзах, деноминациях, обществах наши верующие с удивлением обнаруживают, что о Боге, о вечной жизни почти ничего не говорится: рассуждают о различных социальных, экономических, экологических проблемах, о благотворительных учреждениях, но не о вечности; о Боге, о внутренней жизни, об очищении души у них практически не услышишь. Там нет не только развитого, развернутого учения, как в Православной Церкви — обобщенного опыта подвижников, опыта внутренней брани — но и даже намеков на это нет, будто этот вопрос их вовсе и не касается. Когда при них кто-то заговорит о непрестанной молитве, о бдении над своим сердцем и тому подобных необходимых видах внутреннего делания, то они смотрят на такого человека как на какого-то «эгоиста», который занят только самим собой, «спрятался от мировых проблем в себе». Вот один из примеров того, как временные ценности, не отрицая самого христианства, подменяют собой вечное; за этим временным вечное исчезает из поля зрения человека. Вот одно из следствий секуляризации, подмена жизненных ориентиров, когда ориентируются не на то, что пребудет до конца, а на то, что возникает и гибнет.
Одно из проявлений процесса секуляризации в современном обществе — развитие идеи обожествления человечества. Церковь учит: даже самое малое добро может совершаться человеком только благодатью Божией, при помощи Божией. Теперь же Бог, как Действующий в нас, отвергается, человечество полагается только на свои силы, и потому на первый план выступают уже иные, не духовные факторы, например, наука, искусство и другие, подобные им.
Секуляризация Церкви проявляется в ориентации на земные учреждения. Церковь имеет свой символический духовный язык. Мирская культура также выработала свои символические языки: язык театра, язык музыки, язык поэзии и т. п. Содержание подсказывает форму: мирское искусство, будучи по содержанию своему приземленным и страстным, и вылилось также в определенные, соответствующие ему формы. Если эти чуждые Церкви формы будут в нее переноситься, то с разрушением церковных традиций станет уничтожаться, размываться само духовное содержание ее жизни.
Вот анекдотический пример.
В Англии состоялось совещание представителей разных Церквей: методистской, англиканской; присутствовали также и католики. Обсуждался вопрос: какой вид современного, наиболее популярного искусства можно использовать на пользу Церкви — чтобы привлечь в нее больше народа. Обсудили и пришли к выводу, что это… цирк! Он является самым перспективным, и хорошо было бы служителям Церкви изучать приемы иллюзионизма… Если вы думаете, что это шутка, вы заблуждаетесь. В действительности представители протестантских общин часто прибегают к различным необычным приемам ради привлечения к себе внимания и увеличения числа членов общины. Один протестантский пастор изучил ряд акробатических трюков и на площадях, около рынков и других людных мест демонстрировал их: так он привлекал к себе народ. И когда видел, что толпа, окружающая его, уже достаточно значительна, то, взобравшись на шест, начинал религиозную проповедь.
Вот такие формы может принимать процесс обмирщения, принижения Церкви.
Церковь — Богочеловеческое учреждение: здесь и Божественное, и человеческое вместе. Но Церковь как таковая есть открытие Царствия благодати на земле и введение людей в это Царствие. Церковь в миру, и она над миром. Церковь спасает мир, но она не растворяется, не должна растворяться в нем: Церковь должна возвышать мир до себя, должна воцерковлять мир. Но в процессе секуляризации происходит другое: Церковь опускается до уровня мира, якобы для того, чтобы стать понятной, доступной для него. Церковь не воцерковляет уже мир, а сама обмирщается и в конце концов теряет и духовность свою, и даже, в земном плане, теряет паству. Если Церковь становится похожей на мир, то люди уже не находят в ней чего-либо принципиально нового для себя. Да потому-то и происходит этот процесс секуляризации, что люди, вступая в Церковь, не хотят изменяться сами. Церковь же требует от человека беспрерывного изменения себя.
Церковь включает верующих в Богообщение; Богообщение требует от человека напряженной борьбы с грехом, вне этой борьбы оно невозможно, невозможна жизнь в Церкви; тот, кто не ведет эту борьбу, — мертвый член Церкви. А современный человек весьма неохотно борется с грехом: он слишком изнежен, слишком привык к развлечениям и удовольствиям, часто большую часть повседневного труда за него совершают машины и автоматы, потому он мало способен к постоянному напряженному внутреннему подвигу. Здесь-то и возникает соблазн объявить этот подвиг, требуемый Церковью, чем-то отжившим и устаревшим и начать реформировать ее — не самим изменяться, как этого требует Церковь, а Церковь изменять в угоду своим страстям. И это действительно одна из серьезнейших причин современного секуляризма — нежелание исправлять себя, нежелание пребывать в постоянном внутреннем подвиге, желание найти более легкие, приемлемые для себя условия жизни в Церкви. А так как их не находят, то возникает желание реформировать саму Церковь.
Это реформирование может протекать под разными, внешне благовидными предлогами, личинами, например: перевода текстов богослужения на современный язык, календарной реформы, различных модернизаций богослужения и так далее. Но это все вовсе не так безобидно! Для древних языков характерен другой тип мышления, в них больше динамики и способности к молитве и глубоким созерцаниям. Современные языки носят характер более описательный, информационный, а древние — скорее коммуникативный. И вот, когда переводятся древние богослужебные тексты на этот секуляризованный язык, тогда сама молитва теряет динамичность и глубину: тогда она воздействует уже больше на разум, чем на сердце, тогда она становится чуждой духу человека.
Святые Отцы говорят, что у каждого человека есть внутренний логос, внутреннее слово, некий внутренний язык, не язык внешнего слова, а язык непосредственного созерцания, непосредственных проникновений; этот язык одинаков у всех людей, потому-то люди и понимают друг друга, потому мы понимаем психологию людей, живших в различные эпохи в разных странах, например, когда читаем древнегреческую литературу: «Илиаду», «Одиссею», когда читаем фольклорные произведения народов Африки или берем в руки наших классиков. У всего человечества есть единый внутренний логос, сам человек в писаниях святых Отцов называется словесным существом. В результате же определенных исторических условий, известных исторических потрясений, возникли внешние, так называемые профористические, языки — это интерпретация внутреннего слова, происходящая у нас на уровне рефлексии. Они (эти языки) находятся в разной степени приближенности к внутреннему логосу, и у древних языков эта приближенность больше, чем у современных. Поэтому реалии духовной и религиозной жизни лучше выражаются через древние языки, через их структуры, через их внутренний объем слова. Не только синтаксис и грамматика, но и этимология древних языков намного глубже и многограннее. Так что через них люди скорее могут приблизиться к содержанию богослужения, глубже вжиться в него, стать причастными к Богообщению. Усвоение же слова, переведенного на новый язык, происходит внешне, поверхностно, более рассудочно, чем эмоционально.
Процесс секуляризации покушается также и на наш календарь. Идут споры о перемене юлианского календаря на григорианский. Юлианский календарь был создан в Римской империи за полвека до рождения Христа Спасителя. Григорианский же календарь — «дитя нового времени» — родился в католической среде: руководил его созданием папа Григорий XIII, который сам был астрономом. Юлианский календарь цикличен, григорианский же прямолинеен. Юлианский календарь Церковь приняла не ради утилитарного измерения времени, а для отражения ее внутренних ритмов, внутренних ритмов ее духовной, религиозной жизни и хронологии событий Священной Истории. В этом смысле он имеет все преимущества перед григорианским.
Секуляризация — это ориентация на внешнее, вот она и ориентируется здесь на сезоны — климатические периоды, на внешнюю точность по отношению к солнечному году. Подобное явление происходит в случае сличения иконы и картины: так, например, в иконе отсутствует перспектива, изображение объемов, нарушены анатомические пропорции. Поэтому часто думают, что древняя икона несовершенна, считают ее особый символический язык незнанием художественных приемов изображения. И только впоследствии начинают понимать: как раз в иконе-то и заложены огромная информация и сила, которых не может отразить картина, хотя она внешне и более точна.
Вот и на эти два календарных стиля можно посмотреть, как на икону и на картину: на юлианский календарь — как на икону, а на григорианский — как на картину времени, хотя время — это неопределимая субстанция. Конечно, картины здесь никакой быть не может, я говорю условно — только лишь о некоторых подобиях.
Из-за ориентации на внешнее мы теряем самое существенное и важное для нас. Хотя мы вполне сознаем, что наука имеет свои средства, свои цели, у нее свои материальные объекты для изучения — мы это признаем и не вторгаемся в область науки, — но в то же время религия имеет свои ценности, свой духовный мир, свои средства выражения. Вот поэтому юлианский календарь стал для нас не простым исчислением времени — он стал для нас также определенным символическим языком.
Процесс секуляризации коснулся также и нашей иконописи. Он стремится превратить ее в картинопись, в живопись. Икона смотрит на нас из вечности, поэтому-то в ней нет прямой перспективы (в иконе — обратная перспектива); там восприятие пространства и времени иное. Там и пространство, и время не трехмерные, а сферические. Икона — это форма раскрытия внутреннего духовного содержания изображаемого на ней, а картина — портретное изображение определенных материальных реалий. Картина, как и икона, часто создается на основе типовых норм, но всегда выражает чью-то психологию, настроение; картина выражает чувственное состояние, а икона — внутреннюю реальность, внутренний мир. Икона соединена с Божеством, через нее проявляется Дух, картина же соединена с миром. Поэтому великие художники эпохи Ренессанса были ничтожны как иконописцы: они создавали шедевры искусства, но эти шедевры принадлежат земле, не открывают человеку путь к небу, а оставляют его в поле притяжения земли, под тяжестью страстей, в текущем потоке эмоций.
Процесс секуляризации затрагивает и самую сокровенную, внутреннюю жизнь христианина: не только сокращается продолжительность наших молитв, но происходит еще и нечто худшее — наше сознание загружается различной хаотичной, бесконтрольной информацией, которая несет в себе множество страстей и противоречий.
Человек получает огромную «страстную информацию» от театральных постановок, кинофильмов и телепередач. Святые Отцы отрицательно относились к театру. Не следует думать, что такое отношение было вызвано тем, что в то время театр был особенно пошлый, развращенный — нет, известно, что многие древнегреческие трагедии в «земных измерениях» нравственны. Но дело в том, что здесь нет особого различия между классическим театром и балаганом, здесь говорится о принципе: театр страстен сам по себе, он возбуждает воображение, фантазию, грезы, он разжигает страстное сопереживание игре актеров, неочищенным, земным, а часто и явно греховным чувствам. И потому Православная Церковь никогда не смотрела на театр как на средство для проповедания христианских ценностей. А теперь на Западе иные методы: ставятся не только пьесы, но и балеты на религиозные темы, где кощунственно изображается земная жизнь Господа Иисуса Христа; Евангелие хотят превратить в фарс, Спасителя мира — в танцора.
Возникают уже целые серии фильмов на тему жизни нашего Спасителя, Его учеников. С церковной точки зрения это совершенно недопустимо! Игра артиста — это умение воплощаться: человек — неважно, высоко он нравственный или безнравственный, но человек земной, страстный — как он может представлять себя в роли Христа Спасителя, то есть «воплощаться» во Христа! Для нас это — сплошное кощунство.
Святые Отцы всегда учили, что чем выше духовно поднимается человек, тем более видит он себя грешным, видит огромную пропасть между собой и Богом. Эту пропасть, как два берега — мост, соединяет Святой Крест Господень. В «картинах» же человек сравнивает и отождествляет себя с Богом, а ведь мы помним, кто был первым, отождествлявшим себя с Богом, — это сатана. Создатели подобных фильмов находят себе оправдание: «Это, дескать, такой вид проповеди христианства, популяризация Евангельской истории»; они будто бы таким образом призывают в Церковь народ, развивают в нем интерес к религии и так далее. Но они не говорят о том, что они лгут на Христа, лгут на Апостолов! Кого же может привлечь ложь и куда? Да, она может привлечь, но не к Богу, а к отцу лжи — диаволу. Привлечь к Богу может только благодать Божия, действующая на человеческое сердце. Самое страшное во всем этом — то, что профанированный образ Христа, который изобразит артист, может навсегда остаться где-то в подсознании человека, и он невольно будет отождествлять Христа с тем, кого видел на подмостках театра или на экране телевизора. Таким образом, здесь происходит секуляризация уже самого священного для нас — образа Христа Спасителя.
Секуляризация захватывает частную жизнь христиан, когда они не хранят поста, считая его ненужным, отжившим свое время. Не соблюдая постов и уставов Церкви, такие люди выпадают из внутренних ритмов церковной жизни, теряют способность сопереживать страданиям Господа Иисуса Христа, испытывать небесную радость праздников, воспринимать сердцем как свет и жизнь святое Причастие.
Секуляризация — это также замещение и вытеснение из круга нашего чтения религиозной православной литературы литературой светской и страстной.
Вот что такое секуляризация сегодня! И ужаснее всего то, что этот процесс непрерывно нарастает, как лавина снега, катящаяся вниз.