Кажется, ни одно понятие не подвергалось таким искажениям, подделкам, такой изощренной словесной «эквилибристике» и всевозможным спекуляциям, как понятие культуры.

В настоящее время намечается тенденция рассматривать как часть культуры саму религию. Поэтому нам необходимо внести некоторую ясность, хотя бы очертить общие контуры того универсального явления, которое называется культурой.

Во-первых, под культурой мы подразумеваем определенный уровень человеческих знаний: науки, философии, литературы, в том числе — материальные памятники прошлых веков, техническо-общественный уровень современной нам жизни и т. п.

Во-вторых, культура — это творческая способность определенного народа, его традиции и особенности, если можно так выразиться, земное лицо этноса.

В-третьих, культура — область взаимоотношений между людьми, этические нормы — правила человеческого поведения, то есть довольно сложная исторически оформившаяся знаковая система общения людей друг с другом.

Религия и культура — понятия вовсе не адекватные. (Мы — христиане, поэтому, говоря о религии, подразумеваем христианское вероисповедание). В основе религии лежит Божественное Откровение. А культура — сложный продукт человеческой деятельности и истории. Объектом религии, ее конечной целью и главным содержанием является Само Божество, точнее — мистическая любовь между человеком и Богом, через которую человек включается в вечную жизнь и становится причастником Божественных совершенств. Объектом же культуры является земная жизнь человека; цель и содержание культуры заключаются в реализации себя человеком через интеллектуальную деятельность, нравственные принципы и нормы поведения. Иными словами, религия — обращенность души к Богу и реалиям вечности, а культура — обращенность души к земле и бытию во времени.

Имеет ли отношение к культуре религия? — Имеет, но не прямое, а косвенное. Христианство подняло человеческую личность на недоступную для языческого мира высоту; оно освободило личность человека от насилия коллектива, дало ему возможность нравственной свободы и силу для осуществления этой свободы. Оно послужило критерием для переоценки прежних моральных ценностей, раскрепостило человека, положив в основе взаимоотношений между людьми не насилие, не регламент внешних мелочных предписаний, а любовь. В этом отношении христианство дало культуре новый импульс, но ни одно общество никогда не было полностью христианским, и даже лучшие его (общества) представители только шли по пути к идеалам Евангелия, стоявшим всегда впереди, перед человеком и человечеством. Даже для святых спасение было даром Божиим и восполнением благодатью их человеческих немощей и несовершенств. Поэтому культура, как синтез неоднородных и несовместимых в нравственном отношении величин, никогда не была и не может быть христианской.

В определенные исторические времена христиане составляли большую часть населения многих регионов, но ни одно государство не было в полном смысле этого слова христианским. Христианское государство — это небесное Царство, вечная жизнь. Такой взгляд может показаться несколько ригористичным, но если мы, христиане, попробуем проследить и зафиксировать свою внутреннюю жизнь и ее внешние проявления, то увидим, как далека она от христианства. Мы увидим, что главным содержанием этой «мысленной продукции» являются страсти, гордыня, стремление к успеху и власти, житейские заботы, пустые мечтания и целые потоки ненависти и зла. Святой Иоанн Кронштадтский писал, что, по крайней мере, 40 процентов его мыслей принадлежит диаволу. Это видел святой муж в состоянии духовного прозрения, какая же часть нашего духовного потенциала принадлежит темным силам! А что сказать о людях, индифферентных по отношению к вере, неверующих и тех атеистах, которые с ненавистью говорят о Христе? Разве они изолированы от созидания того, что мы называем культурой? И ведь именно эти люди, оказавшись, так сказать, с развязанными руками и как бы не имея нравственной ответственности за свои слова и деяния, развивают особенно бурную деятельность в земном самовыражении — через искусство, литературу, философию и т. д. Блаженный Августин в период внешнего расцвета христианства (V в.) видел Церковь как город Божий в огромном государстве язычества, как странника, идущего по дорогам языческого мира. Августин и Тертуллиан, испившие до дна чашу мудрости античного мира, являющиеся представителями высокой культуры — в нашем понимании, два самобытных мыслителя, они с особой настойчивостью утверждали границу между древними Афинами и Новым Иерусалимом — между областью души и царством духа.

Устремление человека к Богу выразилось в культе. Отпадение от Бога и обращенность к земле создало культуру и выразилось в ней.

Мы вовсе не хотим охарактеризовать культуру одним общим знаком отрицания. Мы только напоминаем, что это недифференцированное понятие стало сферой всевозможных спекуляций, и в нем хотят растворить, ассимилировать и уничтожить без остатка то высшее, что имеет человек — Божественное Откровение.

Тех, кто критически смотрит на душевную жизнь современного общества, кто видит в истории культуры не прогресс, а нарастающую энтропию, как правило, шантажируют такими кличками, как «сектант», «невежда», «дикарь», или налепляют ярлыки с прозвищами «обскурант» и «фанатик». Таким образом, сторонники «культуризма» религии применяют весьма некультурный способ для подавления своих оппонентов, а именно — метод психологического террора и призыв к общественности подвергнуть их изгнанию из среды «культурных» как париев и гоев.

Нам говорят, что человек должен быть образованным и просвещенным. Мы вполне согласны, но эти слова имеют корнями «образ» и «свет». Противоположностью образования служит не слово «незнание», а слово «безобразие» — потеря образов, бесструктурность, хаотичность; антиподом слова «просвещение» является мрак, затемнение сущности, потеря ориентира. Мы утверждаем, что ложное знание — это не образование, а напротив — более далекое отступление от истины, чем простое неведение; это некая величина со знаком «минус», если сравнить ее с незнанием как с нулем. Ложные знания — это большая опасность, чем незнание; это плотный заслон, который стоит между душой и истиной, заслон, который надо преодолеть, чтобы стать способным увидеть истину; это не путь по бездорожью, а лабиринт, в котором оказывается человек. Поэтому культура, несущая в себе ложную информацию, ложные знания как в интеллектуальном, так и в нравственном аспектах, представляется, скорее, антикультурой, скрывающей свое лицо под чужой маской.

Как мы сказали, культуры, адекватной христианству, не существует, однако самим принципом культуры, если принимать этимологию этого слова, должна была бы стать (чего нет на самом деле) естественная нравственность, которая заложена в душе человека.

Слово культура означает «умение почитать, умение уважать». Истинно уважать человека можно только как образ и подобие Божие, как бессмертный дух, как явление вечности. В этом смысле мы можем назвать культуру — в ее призвании почитать человека — религиозной. Но так как культура — общественное явление, то для нерелигиозного или многоконфессионального общества критерием ее может стать уважение к человеку, основанное на чувстве солидарности и принципе права. Однако посмотрим, насколько современная культура отвечает этому принципу и задаче; как православный христианин, не желающий кривить своей религиозной совестью, идти на компромисс, должен относиться к культуре конца ХХ столетия.

Сначала рассмотрим культуру как уровень знаний, как развитие науки, философии, литературы и искусства.

Научные знания относятся скорее к понятию цивилизации, чем культуры. Сами по себе они нравственно нейтральны, то есть могут служить как добру, так и злу. К культуре принадлежит не произведение технического гения, а само отношение человека к технике и другим отраслям науки. Здесь мы можем отметить, что человек, пребывая в мире сложной электроники и автоматики, приобретает бездушно-утилитарное отношение как к личности, так и к природе. Повелевая машинами, покорно исполняющими его волю, он постепенно переносит принцип инструментализма и на тех людей, с которыми находится в общении. Человек для человека становится инструментом: им пользуются для достижения своих целей, вне этого инструмент перестает быть нужным.

Эта эмоциональная охлажденность и самозамкнутая гордыня — характерная черта нашей современности. Как оценить это явление в отношении культурном? Как рост и прогресс или как потерю и энтропию?

Человек возложил на машину значительную часть того труда, который прежде исполнял сам. Он дает программу — машина решает задачу; он гордится этим достижением, но на самом деле с его душевными силами происходит то же, что с телом, лишенным привычных нагрузок, — они постепенно ослабевают и деградируют. Работа с машинами требует строгой спецификации, которая сужает поле умственного зрения человека, делает его односторонним. Является ли такая техническая специализация прогрессом в отношении культуры человека?

Обратимся к современному искусству и литературе — их многие авторы пытаются представить христианскими. Какие великие произведения искусства дало наше время? Могут ли они сравниться с произведениями хотя бы прошлого столетия?

Чтобы нести христианские идеи, сама интеллигенция должна быть христианской, но многие ли из ее представителей ведут церковную жизнь? — Почти никто или редкие единицы. Как же из пустого кувшина может вылиться вода, которая туда не налита?

Культура народа — это характерные для него исторические традиции. Сохранены ли они в настоящее время — не как бутафория, а как жизненная сила? Мы можем отметить, что эти традиции разрушаются. Чем заполнены витрины и полки книжных магазинов, что представляют собой телевизионные программы и видеофильмы — то, что играет роль каналов современной культуры? Перед нашими глазами пестрят картины убийств, насилия, секса. Даже классическая литература, сама по себе далеко не религиозная и не христианская, почти не издается. Ее редко принимают букинистические магазины, объясняя это тем, что подобная литература плохо продается, на нее нет спроса. И действительно: светская, но не совсем порвавшая с нравственностью литература стала уже неинтересной; ее вытеснили детективы, многочисленные учебники по сексу и эротике. Этот поток крови и грязи, обезличивший и обесчеловечивший людей нашего века, уничтожает народные и национальные традиции, извращает чувства человека, лишает его представлений о христианской нравственности. Что это: новая культура или потеря культуры?

На уличных стендах и в киосках мы видим открытки и картины, которые раньше показывали из-под полы в каких-либо темных притонах. А теперь они стали украшением наших городов, и если человек отворачивается от них, то его считают, в лучшем случае, чудаком вроде Дон-Кихота, а в худшем — фанатиком, человеконенавистником и даже сектантом. Христианин должен быть против такой спекуляции словом «культура», когда само достоинство человека унижается, втаптывается в грязь. Современный абстракционизм порождает чувство безысходности, тупик, гибель. Сам человек в таком искусстве чаще всего появляется в образе распадающихся конструкций. Современная музыка своими ритмами порождает массовый психоз и истерию. Что же это — культура или антикультура? Мы, христиане, против такой культуры, хотя бы нас и обвиняли в обскурантизме.

Культура подразумевает под собой взаимоотношения людей, и определенные ее формы — как бы символический язык этих отношений, основанных на уважении к личности человека. Теперь эти отношения зиждятся на другом фундаменте: деньги, выгода, расчет вытесняют не только дружбу, но и родственные связи. Эталоном жизни становится богатство. Что это? — прогресс культуры как умение уважать и почитать человека, или ее энтропия?

Обычно, разбирая вопросы мировой культуры, исследователи ее, в том числе христиане, забывают поразительный и вместе с тем универсальный факт человеческой психологии и антропологии, а именно: что так называемое «естественное» состояние человека вовсе не естественно, а порождено, словно глубокой болезнью, грехом.

Социальные и нравственные утопии, постулирующие «природное добро» в человеке и относящие все зло к внешним условиям и воспитанию, оказались безжизненными и обреченными на провал. Самые благоприятные внешние условия, окружающие ребенка, самые возвышенные методы воспитания не могли победить в душе человека гордыни, эгоизма и самых низменных страстей. Грех действовал с одинаковой силой и в хижинах бедняков, и во дворцах властелинов, в демократических Афинах и в имперском Риме. Самовыражение не просвещенного христианством человека в искусстве и литературе, науке и других видах интеллектуального творчества всегда оставалось культом гордыни, прикрывающей себя словами о достоинстве человека, и культом страстей, который часто выдавался за утонченный эстетизм.

Искусство — это сопереживание, эмоциональный гносис. Человек, читающий литературные произведения или созерцающий картины, сопереживает чувствам и страстям персонажей. Эти страсти проходят через его сердце и сознание, он соучаствует в них. Свет христианства показал безобразие языческой красоты. Нам предлагают во имя земного божества культуры восторгаться как самоценной красотой изваяниями Венеры — воплощением обольстительного сладострастия, или же идолами гималайского пантеона — воплощением демонизма. Здесь одно из двух: или должно притупиться религиозное чувство человека, или же он с отвращением отвернется от этой фантасмагории.

Интересная историческая деталь: грузинская культура периода, последовавшего за принятием христианства и вплоть до XI века, практически не имеет памятников мирской литературы. Неужели в этот период люди были менее культурны в силу того, что черпали самые возвышенные и чистые идеи и образы из Библии и творений Отцов? Однако затем снижение духовного уровня, переключение интересов и начавшаяся нравственная переориентация вызвали другие потребности, которые и нашли свое отражение и воплощение в светской литературе.

Как относится христианство к светской культуре? Христианская жизнь — это внутренняя борьба человека за чистоту мыслей, желаний, которые воплощаются в словах и делах; это борьба с грехом, таящимся в недрах человеческого сердца, и с темным демоническим миром, стремящимся подчинить себе человека через его гордыню и страсти.

Чему служит то поле, которое называется человеческой культурой? Способствует ли оно победе светлых сил в душе человека, или наполняет его сознание страстными образами и горделивыми мечтаниями? Освобождает ли оно человеческий дух от гнета аффективных эмоций и непрестанного блуждания мысли, похожего на хороводы призраков? Направляет ли оно ум от темного и временного к вечному, или приковывает сердце к видимому и проходящему? Дает ли светская культура цельность человеческой душе как нравственной в христианском значении этого слова личности, или раздробляет ее, заставляя переживать различные чувства: страстную любовь, ненависть, жажду мести, похоть и т. п?

Чему способствует эта культура: тому, чтобы Бог был конечной целью и главным содержанием человеческой жизни, или тому, чтобы мир с его страстями, представлениями, с его гордыней и самообожанием вторгся в человеческую душу и наполнил ее собой, сделал земную жизнь главным содержанием и целью человека? Культура всегда была и будет культом человеческих чувств, не просвещенных благодатью. Однако нравственный уровень ее, в смысле естественной морали, или уровень безнравственности, колеблется в пределах широкой амплитуды. Лучшие произведения мирского искусства могут восхищать, вдохновлять человека, но не в силах возродить его душу, дать покой его мятущемуся сердцу. Мы не против культуры, но мы настаиваем на необходимости дифференцированного подхода к ней.

Светская культура — это, в земных измерениях, универсальный, всеобъемлющий фактор, не считаться с ней — значит сознательно заключить себя в область собственных иллюзий, выбрать путь волюнтаризма. Мало тех, кто может всецело посвятить себя Богу, поэтому в душах людей образуется вакуум, который они стремятся чем-то заполнить. Для людей нерелигиозных это вообще обычное, постоянное состояние. И здесь лучшие произведения культуры могут послужить тем средством, которое удержит человека от полной моральной деградации. Что же касается людей, отдавших себя полностью религиозной и церковной жизни, то в ней, в этой жизни, они и найдут все лучшее, что разбросано по крупицам в культуре светской. Но главное: религия дает им то, что недоступно и неведомо миру. Прекрасно образованный для своей эпохи человек, изучивший в молодости языческую философию, святитель Василий Великий писал, что когда он приступил к изучению Священного Писания, то понял: мирские науки и языческая мудрость — это детская игра.

Нам говорят, что современный человек не должен отдаляться от современной культуры; что такое самоограничение сделает его ущербным, даже как христианина. А что представляет собой эта культура в ее наиболее популярных и характерных произведениях? Что читает и смотрит современный «культурный» человек? Здесь излишне что-либо доказывать, достаточно просмотреть телевизионные передачи хотя бы одного дня или зайти в любой книжный магазин; что мы там увидим и услышим, что ожидает нас там? Мы увидим не культуру как элементарное уважение к человеческому существу, которое еще существовало в минувшие века, а книги по сексу и оккультизму, детективы и руководства по драке и убийствам, увидим на обложках книг вспоротые животы, обнаженные тела и лики демонов. А среди них, как бы в насмешку, мы можем заметить книги Священного Писания, как святыню в грязи, что еще более некультурно, чем продажа одной порнографии. Почему никто не возвысит голос против такой профанации святыни?! И нас хотят уверить, что христианин должен питаться этой отравленной пищей, чтобы его не назвали врагом культуры, чтобы на него не нашили, как тюремный номер, имя фанатика или сектанта!

Нам кажется, что современная культура, за небольшим исключением, является антикультурой, борьбой не только против Православия, но и против всякой культуры как таковой, а с духовной точки зрения — религией секса и насилия. Даже такой нерелигиозный человек, как Наполеон, был возмущен, когда граф де Сад подарил ему свои книги, и велел посадить его в тюрьму. Теперь эти книги свободно продаются в магазинах и киосках, и вряд ли они особенно отличаются от других подобных произведений и руководств. Поэтому мы обращаемся к нашим обвинителям с призывом: очистите сначала авгиевы конюшни в своем дворе, а уже затем мы будем говорить об отношении христианства к культуре.

Вопрос: Может ли христианину нравиться мирское искусство?

Ответ: Это зависит от того, на какой степени духовного развития стоит христианин. Но если спросят меня, то я скажу, что из всех поэтических книг, которые я читал в своей жизни, лучшая — Псалтирь. Нет таких глубоких, задушевных, проникновенных стихов, как псалмы. Вся литургика, все богослужение Православной Церкви — это священная поэзия, можно сказать, это — шедевр поэзии. Лично мне кажется, что Церковь имеет возможность удовлетворить любые, самые тонкие эстетические вкусы людей. Например, архитектура храмов — тоже, я считаю, шедевр, даже в том случае, если мы будем смотреть на нее с другой позиции, с мирской. Почему, когда хотят показать лучшее, что создал народ (например — иностранным гостям), то показывают не клубы или театры, а монастыри и храмы и даже их развалины? Потому, что никакое искусство не достигло такой степени совершенства. В этом отношении церковному искусству нечего занимать у мира, оно достигло вершин даже в формальном исполнении.

Но нужно ли читать художественные произведения? Нужно или не нужно слушать мирскую музыку? Это каждый человек пусть решает для себя сам; это зависит от его включенности в духовную жизнь. Для человека, восшедшего на определенные степени духовной жизни, страстное и чувственное мирское искусство перестает быть созвучным его духовному состоянию, оно становится для него неинтересным. Искусство требует сопереживания и включенности, а духовный человек не может сопереживать страстям и эффектности персонажей мирских произведений. Однако нельзя подходить к разным людям с одной меркой, и поэтому мы отнюдь не требуем насильственного отречения от мирского и светского искусства. Это не должно быть преждевременным. Религия — это новая жизнь, и душа ищет в ней живого содержания, которого не может дать ей мир.