VIII

1196 год

Несмотря на то что король Ричард через своего верховного юстициария обложил Англию высочайшими налогами, каких еще не знала история, получаемые суммы были удручающе малы, особенно учитывая потребности короля. Для получения прибыли были задействованы все источники, известные Уолтеру и чиновникам казанчейства. Помимо податей в счет отплаты выкупа Ричарда, подношений ему и таллажа, обязательного для городов больших и малых, а также земельных владений короны, шерифам было приказано выкупить свои должности либо путем прямых выплат, либо увеличением прибыли с обрабатываемых земель, либо отправив дары королю, чтобы не утратить его расположение. Сторонники принца Иоанна были сурово наказаны наложенными штрафами и лишением владений; в 1189–1190, 1194, 1195 и 1196 годах взимались сборы за освобождение от воинской службы; основной целью выездных сессий судей, особенно самой значимой 1194 года, было наложить как можно больше штрафов; были предприняты все меры, чтобы с выморочных владений, временно принадлежащих короне, были получены максимально высокие доходы; крупные, как никогда, суммы были востребованы с наследников знатных и богатых родов.

Шерифов всегда подозревали в казнокрадстве, следует отметить, что искушение находящихся на этой должности было велико, и основной причиной было отсутствие эффективной и простой системы контроля получаемых средств. Места шерифов всегда быстро и охотно раскупались, что говорит о возможности получить значительные доходы. Роберт, аббат монастыря Святого Стефана в Кане, человек «необразованный, однако чрезвычайно ловкий в делах мирских», сообщил Ричарду, что половина его дохода была присвоена доверенными лицами короля в Англии. Ричард отправил его в Англию в сопровождении Филиппа из Пуатье, вновь избранного епископа Дарэма, приказав проверить записи в казначействе и документы шерифов, которые были смелы настолько, что сами явились в Лондон передать их лично.

В Лондоне аббат отобедал с Губертом Уолтером в Страстное воскресенье, после чего ему стало плохо, и через пять дней, 11 апреля он отошел в мир иной. «Боявшиеся его появления не оплакивали его внезапный уход», – написал Уильям Ньюбургский.

Филипп из Пуатье остался в Англии. Несмотря на то что он совсем не рассчитывал стать исполнителем возложенной миссии в одиночку, он в любом случае был связан с казначейством. Филипп и Гуго Бардолф должны были выплатить таллаж за Нортамберленд, Уэстморленд и Линкольншир за год. Первой ступенью к его должности епископа стало рукоположение Генри из Абергавенни в епископы Лландаффа в соборе Дарэма 15 июня.

Вероятно, тем временем Губерт Уолтер успел донести до короля свои мысли по поводу того, что честность его подданных вызывает сомнения и они должны быть допрошены в связи с открывшимися обстоятельствами. Ричард поспешил ответить, что уже принял меры и начал расследование, причем не из алчности, а из желания знать, «кто искренне помог Нам, когда было необходимо, и в какой мере». Король также заверил своего юстициария, что стало, скорее всего, новостью для Уолтера, что «с Божьей помощью денег у Нас достаточно, потому Мы не стремимся получить их недостойными Нас способами».

Громче всех выражали недовольство обременительными налогами жители Лондона. Пока они не выплатили ничего из таллажа в 1500 марок за 1194 год, предназначенного, как было сказано, «в дар королю с надеждой на дальнейшее расположение, сохранение привилегий, а также в качестве помощи для выплаты выкупа», и 20 фунтов щитового сбора за 1195 год. В 1196 году Лондону предстояло перечислить в казну 20 фунтов за освобождение от воинской повинности и 500 марок «в дар королю».

Требуемые королем суммы в форме налога были тяжелы для народа еще и по причине нескольких неурожайных лет в Англии и Нормандии. В 1193 году начался голод, а последующие годы лишь усугубили положение. К 1196 году большая часть бедного населения голодала, болезни уничтожали людей с такой скоростью, что в некоторых частях Англии жители хоронили ставших их жертвами в ямах.

Даже некоторые детали в свитках тяжб разъездных судей, которые редко отмечали в них подобные вещи, говорят о том, что в 1198 году люди во множестве умирали от голода и болезней. В Челмсфордской сотне «Роберт Фицранульф умер от голода на полях в Бадоу», в сотне Данмау, «в деревне Кенуэлл Уильям Хич умер на улице от холода». Эти примеры отражены в свитках, поскольку смерть была признана насильственной, и каждой сотне пришлось выплатить штраф за убийство 20 шиллингов. Сколько еще штрафов было выплачено в случае подобных смертей, нам остается только догадываться, однако эти факты дают понять, что деньги взимались в том числе за смерти по естественным причинам, таким как голод и холод.

Ричард Фицнайджел, епископ Лондона, имя которого уже встречалось на страницах этой книги, дает такое определение убийству: «смерть от руки неизвестного убийцы по причинам, оставшимся тайной». В следующем отрывке автор пишет о возникновении штрафа на убийство: «В период сразу после Нормандского завоевания, наследием которого стала ненависть англичан к нормандцам, участились случаи убийств последних в лесах и безлюдных местах, совершенные тайно и без свидетелей. Теперь же, когда король и его чиновники наложили на народ жесточайшие штрафы за подобные преступления, не принесшие, однако, желаемого результата, было принято решение взыскивать штраф с той сотни, где был найден мертвый нормандец, убийца которого не был пойман или скрылся от правосудия бегством… По этой причине штраф на убийство взыскивается обязательно, исключением являются лишь случаи, когда точно установлено, что убиенный не был свободным человеком».

На практике же штраф взыскивался в случае любой смерти, в том числе несчастного случая, когда невозможно было найти человека, виновного в этом, а английское подданство скончавшегося было невозможно доказать. Каждый случай смерти объявлялся судьями убийством:

«Судьи постановили, что Джон, сын Левена и Элис, дочери Сиварда, был утоплен в запруде у мельницы Эсуэлла, доказательство, что он является англичанином, не было представлено.

Присяжный сообщил, что некая женщина была найдена мертвой в поле близ Эрдела, кто она – неизвестно, и в убийстве никто не подозревается.

Тело неизвестного мужчины найдено на поле неподалеку от Клахалла, и никому не было известно, кто его убил».

Если же удавалось доказать, что погибший был англичанином, сотня освобождалась от выплаты штрафа, что видно из нижеследующего: «В Стентоне утонула девочка десяти лет, было представлено доказательство, что она англичанка».

Сэр Фрэнсис Палгрев в своих комментариях по поводу наложения штрафа в случае смерти от обморожения или голода пишет: «Поскольку сотня облагалась штрафом, даже если некто из числа ее скончался по причине нехватки необходимых для продолжения жизни вещей, разве из этого не должен следовать вывод, что жители обязаны были предоставить им это необходимое – еду и прочее; а также, как следствие, что правовая защищенность гарантировалась беднякам законом?»

Умозаключения Палгрева подтверждает факт, что в случае с Уильямом Хичем сержант сотни арестовал «четверых, возможно, причастных к смерти, и привел еще четверых, кого не посчитал нужным арестовать». Как мы видим, штраф налагался на сотню скорее с целью наказать жителей за нежелание способствовать поимке убийц нормандцев. К концу XII века выплаты штрафа назначались все чаще в случае, если смерть нельзя было объяснить естественными причинами, когда у ложа умирающего присутствовал священник, выступивший свидетелем, или когда убийца известен и есть люди, готовые указать на него, даже в случае побега обвиняемого, а также если было доказано, что жертва является англичанином. Сложно проследить, как сотня действовала в случае возложения на нее ответственности за преступление, однако обвинения и штрафы все же предъявлялись жителям, даже когда происходил несчастный случай, например, находили утопленника, что может показаться странным, но если человек умирал от голода или холода и это представлялось очевидным, тогда правомерность штрафа ни у кого не вызывала сомнений. Разумеется, подобные меры нельзя назвать заботой о правах бедных, однако они выделяют одну из основных характерных особенностей жизни Англии того времени: ответственности большинства десятины или сотни за одного члена. Если человек совершал преступление и бежал, штрафом облагалась десятина; если некто из сотни умирал от голода, платила сотня, и поводом была не просто смерть, людей наказывали за то, что они позволили ближнему умереть от нужды.

В те годы голода и страданий возмущенные жители Лондона выступили с протестами, заявив, что богачи взвалили все заботы на их плечи, обложив непомерными налогами, не желая при этом отдавать часть своих доходов. Они нашли сторонника, готового стать их лидером, в лице Уильяма Фицосберта, известного под именем Длинная Борода. Роджер Хоуденский единственный из всех летописцев того времени проявляет некоторую симпатию к этому человеку, называя «страстным поборником справедливости и правосудия».

Уильям обвинял старшего брата Ричарда, принадлежащего к правящей клике, угнетающей бедных, в государственной измене. Один случай он описывал довольно подробно, говоря, что: «Слышал в большом каменном доме Ричарда, как он с приятелями обсуждал назначенные им выплаты в счет выкупа короля. Ричард тогда сказал, что за сорок марок, которые канцлер получил от него в Тауэре, он лучше бы купил цепи, чтобы повесить и короля, и канцлера… А Джордан Тэннер сказал: «Оставался бы наш лорд король всегда там, где сейчас находится». Был там и Роберт Брэнд, который сказал: «Что бы ни было, у Лондона всегда будет один король – мэр города».

Согласно записям Уильяма Ньюбургского, Длинная Борода собрал около 52 000 бедняков, готовых бороться с богатыми, с основной целью – добиться сокращения слишком высоких налогов, а затем отправился на континент к Ричарду, чтобы представить требования. Король отправил Уильяма обратно к главному юстициарию, который пришел в ярость от его наглости и прямоты и запретил жителям покидать Лондон, обещав, что каждый, кто будет схвачен за городскими стенами, будет считаться «врагом государства и короля». Это было не просто заявление, в середине поста несколько лондонских торговцев были арестованы на Стэмфордской ярмарке по приказу верховного юстициария. Поскольку Уильям Длинная Борода продолжал подбивать лондонцев на борьбу с жестокостью богатых, Губерт Уолтер велел нескольким уважаемым жителям города схватить его и привести к нему. Уильям оказал сопротивление пытавшимся его арестовать и в результате убил человека по имени Жоффрей. После этого Уильям с друзьями укрылся в церкви Сент-Мери-ле-Боу и забаррикадировал двери.

Архиепископ Кентерберийский, он же верховный юстициарий королевства, приказал поджечь храм. Огонь и дым заставили Фицосберта выбежать из здания 6 апреля, в завязавшейся схватке его ранил в живот сын убитого им Жоффрея, правда не смертельно. Уильям Длинная Борода был отправлен в Тауэр и приговорен к казни. Фицосберта привязали к конскому хвосту и протащили по улицам Лондона вместе с восьмью или девятью его товарищами. Главари бунтующих бедняков были схвачены, и угроза массовых волнений миновала, однако предусмотрительный Губерт Уолтер взял с многих горожан залог, чтобы быть уверенным в их добропорядочном поведении в будущем.

К несчастью для самого Уолтера, церковь Сент-Мери-ле-Боу принадлежала монахам Кентербери, которые не преминули выказать возмущение. Архиепископ Кентерберийский, несмотря на занимаемую должность верховного юстициария, не имел права, как лицо духовное, отдавать приказ поджечь храм, в котором укрылся сын Божий; монахи сочли поступок ужасающим и вероломным, попирающим права церкви и обещали отправить жалобу папе. Надо отметить, что монахи были рады опрометчивому поступку архиепископа, он давно вызывал их недовольство тем, что, как и его предшественник, строил планы основания коллегиальной церкви в Ламбете.

Узнав о том, что сделал его верховный юстициарий для подавления беспорядков, Ричард немедленно отправил ему письмо с одобрением и благодарностью. Король также не мог умолчать о том, что заботило его на тот момент больше всего. Несмотря на то что в январе 1196 года был заключен мирный договор в Лувье, по сути это было лишь временное затишье в противостоянии. Вскоре Филипп нарушил договор, захватив Омаль и Нонанкур, и Ричард написал Уолтеру, что «от короля Франции Нам скорее стоит ждать войны, нежели мира».

Для подготовки к неизбежному возобновлению военных действий Ричард повелел, чтобы все феодальные бароны, владеющие землями в Нормандии, незамедлительно прибыли на континент, поскольку именно им предстоит отражать нападки Филиппа. Все остальные, обязанные нести воинскую повинность, за исключением находящихся в областях на границе Англии и Уэльса, Валлийской марке, должны были также прибыть по приказу короля в Нормандию к Троицыну дню «с лошадьми и при полной экипировке, готовыми служить Нам и оставаться в числе войска долгое время». Ричард также предупреждал, что призывает своих подданных для серьезной борьбы и повелевал брать с собой только самое необходимое; одному барону дозволялось иметь при себе свиту не более чем из семи рыцарей.

На поле боя король Ричард больше полагался на рекрутов, баронам же отводилась роль кастелянов и командующих войском. Король все довольно тщательно продумал; объявив набор на воинскую службу, он имел возможность собрать многочисленное войско, а также получить деньги с тех, что желал откупиться, эти средства шли на оплату наемных солдат.

Фредерик Уильям Мейтленд писал: «Набор в армию формирует войско, хотя на самом деле обеспечивает оплату солдатам».

В казначейских свитках за это год значится, что «третья часть щитового сбора для Нормандии» была собрана путем взимания традиционного налога в 20 шиллингов с рыцарей, а также таллажа и прочих налогов с жителей городов. Джон Уик получил одну марку за то, что «разослал по всей Англии извещения о необходимости выплатить таллажи и прочие налоги», а также 12 пенсов за «воск, который он использовал для печатей на них», а Томасу, секретарю Гуго Певерелла, было заплачено 2 шиллинга 6 пенсов за «ливрею, в которой он шесть дней писал вышеуказанные извещения».

В 1195 и 1196 годах появились новшества во взимании щитового сбора, король впервые предложил главным владельцам лена Англии уплатить, помимо регулярного, разовый щитовой сбор в обмен на освобождение от военной службы в Нормандии. Мирянам, держателям лена, оплата щитового сбора давала лишь освобождение от необходимости отправить определенное количество рыцарей в войско короля; для собственного освобождения пришлось оплатить дополнительный налог. Главных владельцев церковного лена вынудили оплатить сбор, чтобы избавить себя от необходимости быть на войне рядом со своим королем.

Особенно тяжелыми новые налоги стали для церковных ленников. Самую большую сумму пришлось собрать Гуго де Байё, ему был назначен налог в 60 марок для освобождения его лично от необходимости отправляться в Нормандию, кроме того, предстояло заплатить сбор еще за 20 рыцарей, что составило 16 фунтов и 18 шиллингов. Аббат из Питерборо, напротив, оплатив помимо регулярного сбора в 60 фунтов за 60 рыцарей, выплатил 100 фунтов дополнительно и получил возмещение суммы в 60 фунтов за то, что собрал деньги с рыцарей.

Аббат из Абингдона, Беркшир, не внес назначенный налог за 30 рыцарей, однако заплатил за личное освобождение от военной службы 100 марок и смог избежать необходимости отправляться в Нормандию. Аббат из Ившема также не заплатил за рыцарей, но за себя внес 10 фунтов. Аббату из Гайда, задолжавшему деньги за рыцарей, был назначен налог в 50 марок. Епископ Чичестера заплатил лишь 4 фунта за себя и 4 рыцарей. Епископ Херефорда заплатил в 1195 году 15 фунтов в счет второго налога, а в 1196-м оба налога в 20 фунтов. В Глостершире аббат из Уинчкомба заплатил за себя 10 фунтов, а аббаты из Тьюксбери 10 марок каждый за право остаться в Англии. Даже аббатиса Сент-Эдмундса в Шефтсбери обязана была заплатить 20 фунтов щитового сбора за 7 рыцарей и собственное «право не подвергаться набору в нормандское войско».

Тот факт, что Ричард обложил налогом даже церковные земли, говорит не только об острой нужде в средствах, но и обиде на церковь, за ее нежелание оказать безграничную помощь в борьбе с Филиппом. Это чувство зародилось в душе короля после ссоры с Готье де Кутансом, архиепископом Руанским, по поводу строительства недалеко от Лез-Андели. Для защиты долины Сены и Руана Ричард начал строить на правом берегу реки, на острове самый прекрасный и грандиозный по затраченным средствам замок в Западной Европе – Шато-Гайар. Земля эта принадлежала Руану и, следовательно, архиепископу Готье. Вместо того чтобы уступить и позволить вести работы, которые помогут защитить Руан в случае прихода Филиппа, возмущенный своеволием Ричарда архиепископ наложил интердикт на Нормандию. Король Англии расценил поведение архиепископа как неповиновение и решил выместить свое недовольство одним духовным лицом на всех церковниках, которые, по его мнению, обязаны были разделить со своим королем все тяготы и проблемы, связанные с защитой Нормандии.

Архиепископ Уолтер понимал, что положение его усложняется. Он находился меж двух огней: с одной стороны, король Ричард, требовавший все больше денег, с другой – народ Англии, уставший от постоянных поборов. Люди отозвались на призыв собрать деньги для выкупа короля, но постоянно увеличивающееся количество налогов лишь для того, чтобы продолжить нескончаемую войну, не приносящую к тому же прямых дивидендов гражданам, давило на них тяжким бременем. Бароны, имевшие земли в Нормандии, которые им предстояло защитить, были единственными, кого интересовали разворачивающиеся там действия. Не имевшим владений в Нормандии, а также простому народу было безразлично, Ричард или Филипп получат в результате борьбы контроль над герцогством.

Несколько раз за текущий год Губерт Уолтер умолял короля принять его отставку с поста верховного юстициария, оправдывая свои действия тем, что одному человеку не под силу управлять и королевством, и церковью страны одновременно. Когда Ричард наконец прислушался к просьбе своего доверенного лица, Уолтер внезапно изменил мнение. Он «произвел анализ документов» и проверил счета и сообщил королю, что собрал в государстве и отправил ему за последние два года сто тысяч марок серебром. Сумма казалась на первый взгляд невероятной, однако деньги были действительно собраны и отправлены на кораблях на континент, это было больше, чем когда-либо переправлялось ранее. Губерт Уолтер отказался уходить в отставку, и король, разумеется, был рад его решению.

Тем временем архиепископ Джеффри все же прибыл в Рим, чтобы дать ответ на все обвинения в его адрес. Надо отметить, что он так ловко защищался, что враги «отказались принимать на себя весьма непростую в создавшихся условиях задачу доказать обратное» – банальный и неожиданный конец для грандиозного дела, которое они затевали.

Папа был так впечатлен речами Джеффри и неспособностью нападавших на него аргументированно доказать правомерность своих обвинений, что он восстановил Джеффри в должности и приказал клирикам Йорка «относиться к архиепископу с должным уважением и подчиняться во всем». Ричард, получавший внушительный доход с конфискованных у Джеффри владений, отменил распоряжение папы и приказал своим подчиненным в Йорке не допускать Джеффри и его людей до управления кафедрой. Ричард продолжал награждать своих верных слуг, используя плоды, упавшие ему в руки, благодаря отсутствию Джеффри, который поспешил вернуться в Рим, натолкнувшись на нежелание брата вернуть ему пребенды, выделяемые архиепископу. В этом году скончался Бушар де Пюйсе, казначей Йорка, и Ричард передал его место, а также должность архидьякона Ричмонда преподобному Юстасу, его вице-канцлеру и хранителю печати, декану собора в Солсбери. Также после смерти Питера Роса, архидьякона Карлайла, король передал его место в награду племяннику Филиппа из Пуатье, епископа Дарэма, Аймерику, а Филипп, в свою очередь, сделал его еще и архидьяконом Дарэма.

Несколькими годами ранее Ричард отдал Адаму Торноверу место архидьякона Западного Райдинга Йоркшира, однако архиепископ Джеффри перед самым отъездом назначил на этот пост Питера из Динана. Декан и капитул Йорка, как мы помним, были против Питера, они заявляли, что имеют право выбрать кандидатуру самостоятельно, затем, с позволения архиепископа Уолтера, они пожаловались папе. Спор разрешил король, своевременно вмешавшись и поступив так, как было выгодно ему, – назначил Адама Торновера.

У Питера были весьма влиятельные друзья в Бретани, выразившие свою волю с помощью Артура, племянника Ричарда. Король прислушался и велел уладить двум кандидатам на должность разногласия миром. Пожалуй, это было первое разумное решение, направленное на достижение мира и покоя, с начала бурных споров и скандалов в Йорке. Соглашение было достигнуто, в результате чего декану и клирикам пришлось смириться с тем, что пост архидьякона Западного Райдинга был отдан Питеру, он также получал кафедру епископа на хоре и право участвовать в собраниях капитула. Когда права его были признаны, а самолюбие успокоено, Питер передал пост Адаму в обмен на годовую ренту в 60 марок, договорившись также, что получит пост архидьякона западного райдинга, если Адам скончается раньше его. Кроме того, поскольку оба собирались остаться в Йорке, то было решено, что участвовать в собраниях они будут по очереди.

Вскоре после того, как архиепископ Джеффри реабилитировался перед папой, один из его секретарей, Ральф Уигтофт, поверенный во всех делах Джеффри, серьезно заболел и на смертном одре признался папе и кардиналам, что в Риме им по приказу Джеффри были написаны ложные письма и они уже отправлены в Англию. Папа незамедлительно отправил весть Губерту Уолтеру с приказом перехватить все послания, так или иначе имеющие отношение к архиепископу Йоркскому, и отнестись к ним с особым вниманием.

По распоряжению Уолтера был схвачен гонец Роджер Рипон, получивший от Уигтофта бумаги, помимо них был найден яд, предназначавшийся преподобному Симону Апулийскому, декану Йорка, и нескольким каноникам. Преподобного Симона вызвали в Лондон, где ему были передан пузырек с ядом, красивое золотое кольцо и пояс, по словам свидетеля тоже отравленные. При большом скоплении народа Симон бросил все вещи в огонь в Тотхилле, и вскоре они превратились в пепел. Враги Джеффри, как пишет в заключение этого невероятного рассказа Роджер из Хоудена, возложили вину за произошедшее на него.

Несмотря на то что перед отбытием в Крестовый поход король Ричард установил в стране мир и порядок, последние несколько лет лорд Рис, принц Южного Уэльса, как он сам себя называл, пытался пробиться на восток, в казначейских свитках сохранились данные о расходах на небольшие, как правило, по численности отряды, направляемые для сдерживания. Губерт Уолтер был слишком занят другими, более важными делами государства, чтобы обращать свое внимание еще и на Уэльс, однако в сентябре 1196 года ситуация на границе стала критической, и главному юстициарию пришлось лично возглавить войско. Основная угроза исходила не от лорда Риса, доживающего последние дни и больше озабоченного борьбой сыновей за право престолонаследия, а от Гвенвивина, лорда Поуиса, который недавно взошел на престол после окончания правления отца и незамедлительно предпринял ряд атак на английских границах. Подготовка к военной кампании была тщательной и заблаговременной. В канцелярских свитках представлены расходы к Михайлову дню 1196 года общей суммой 260 фунтов 12 шиллингов 3 пенса «на военные действия короля в Уэльсе и Валлийской марке, а также для содержания рыцарей и солдат в означенных местах для несения службы королю». Лично Губерту Уолтеру было передано 237 фунтов 18 шиллингов 8 пенсов на «укрепление замков короля и ведение его дел в Уэльсе и регионе Валлийской марки». Позднее им же было получено 213 фунтов 6 шиллингов 8 пенсов на те же нужды. Размер выделенных сумм позволяет понять всю грандиозность операции.

Губерт Уолтер повел войско к замку Гвенвивина в Пуле (Траллинг) и осадил его. Будучи достойным своего короля, Губерт взорвал стены и захватил замок. После подписания договора с валлийцами он приказал войску покинуть земли мирно, вероятно надеясь, что его милость по отношению к врагу заставит его придерживаться пунктов договора.

Вернувшись в Лондон, Губерт Уолтер созвал Королевский совет 20 ноября, в День святого Эдмунда, в Вестминстере. На совете была принята ассиза о мерах, устанавливающая единые меры веса и длины по всей Англии. Попытки принять единые стандарты предпринимались давно, в казначейских свитках есть упоминания о штрафах, которым подвергались торговцы, продававшие вино или зерно, «нарушая ассизу».

Губерт Уолтер также предпринял шаги, которые помогли обеспечить соблюдение закона на практике. Он повелел изготовить на сумму 11 фунтов 16 шиллингов 6 пенсов меры веса, «галлоны, железные прутья, балки и гири» и «разослать по всей Англии. Также он назначил от четырех до шести человек в каждом городе, боро и графстве инспекторами по мерам веса и длины. Нарушивших ассизу заключали в тюрьму, имущество отбирали, получить свободу они могли только по личному распоряжению короля или верховного юстициария. Что же касается инспекторов, то халатность и мошенничество с их стороны должны были также караться конфискацией имущества. Действенность принятой ассизы предполагалось проверить на Сретенье 1196 года, в связи с нововведенным положением о размерах и качестве ткани. Вся ткань на ярмарке, проходящей в Стэмфорде в середине Великого поста, должна быть два ярда от кромки до кромки и одного качества во всем рулоне. Железные пруты, упомянутые ранее, служили своего рода измерительной линейкой.

Хорошо продуманные, рациональные и простые для понимания положения ассизы помогают нам понять характер Губерта Уолтера, человека практичного, расчетливого, справедливого, реально смотрящего на жизнь. Ассиза возымела свое действие, и длилось это до 1201 года, когда на ярмарке в монастыре Святого Ботольфа купцы предложили королю Иоанну огромную сумму денег за право торговать по собственному усмотрению и обманывать покупателей для их же удовольствия. Однако установление порядка представлялось необходимым для упорядоченного ведения торговли, и по настоянию баронов правила вновь были введены 35-й статьей Великой хартии вольностей.