Год 1192-й начался серией громких отлучений от церкви. Гийом Лоншан, разумеется, отправил жалобу папе на незаслуженно унизительное обращение. 2 декабря Целестин III написал открытое письмо епископам Англии, в котором выразил возмущение преступлениями, совершенными принцем Иоанном «и известными сподвижниками» в отношении канцлера, которые подробно были описаны в получаемых им множествах донесений. Лоншана, епископа Илийского, он называл «легат папского престола», словно право на полномочия не были отозваны. «Если принц Иоанн или иные посмеют поднять руку на епископа, угрожать ему или ограничивать свободы, равно как и силой добиваться от него клятвы или обета, держать в неволе, а также пытаться нарушить покой в государстве, а не сохранить его таким, как было перед отъездом короля, папа данной ему властью приказывает всем епископам собраться в храме Господнем, где горит пламя свечей и бьют колокола, и публично отлучить от церкви и принца Иоанна, и всех его соратников, сподвижников и товарищей».
Письмо было отправлено Лоншану для передачи в Англию. Воодушевленный канцлер вновь ощутил силу и увидел себя «Божьей милостью епископом Илийским, и легатом папы, и канцлером короля». Он незамедлительно написал «своему преподобному брату и дорогому другу» епископу Гуго Линкольнскому и приказал созвать всех епископов и передать им приказ папы. Он также велел, чтобы отлучение от церкви принца отложили до мясопустного воскресенья 16 февраля, чтобы дать ему возможность осознать грехи и покаяться. Лоншан также приложил список, составленный папой и дополненный им самим по праву легата, в котором были фамилии тех, кого стоило наказать вместе с Иоанном. Там было имя архиепископа Готье де Кутанса, епископа Винчестера и Ковентри, Жерара де Камвилла, Джона Маршала, Стефана Риделя, канцлера принца, а также имена четырех юстициариев.
Отдельно упоминался епископ Ковентри, опозоривший свой сан словом и делом, давший слово архиепископу Болдуину отказаться от должности шерифа, но не поступивший так, ему вменялась в вину намеренная организация беспорядков в королевстве с целью дестабилизации положения и преступления против короны. С ним строго-настрого запрещалось кому-либо общаться, дабы одна заблудшая овца не испортила все стадо.
Надо заметить, что ни преподобный епископ Гуго, ни остальные епископы не обратили внимания на эти указы и угрозу отлучения, они лишь посмеялись над папой и его легатом.
Гуго де Пюйсе, епископ Дарэма, вел привычный образ жизни, словно и не заметил, что архиепископ отлучил его от церкви, и не сделал попытки покаяться. В день Сретенья, 2 февраля архиепископ Джеффри провозгласил на службе в Йоркском соборе, чтобы услышали и клирики, и прихожане, что не только епископ Гуго отлучен от церкви по причине нежелания признать нового примаса и повиноваться, но та же участь ждет и всех из числа мирян и клириков, кто сядет с ним за один стол, будет есть и пить с ним, давать или получать от него, находиться под одной крышей или иметь любые другие сношения. Несмотря на подобные заявления, епископ Гуго держался стойко и храбро, и даже подал апелляцию папе.
В то время как духовенство развлекало само себя, во Франции происходили важные события. В начале августа прошедшего года король Филипп II оставил войско крестоносцев и отправился домой. Во Францию он прибыл в декабре и сразу начал плести заговор против недавнего союзника Ричарда со всей ненавистью, на которую способен трус, вставший против храброго воина, посмевшего с презрением указать на его трусость. Филипп поклялся Ричарду перед отъездом со Святой земли, что не посягнет на его владения, ведь, пока король в Крестовом походе, его государство находится под охраной Святого престола. Однако, едва вернувшись, он стал строить планы вторжения в Нормандию. От открытого и решительного нападения его удерживали лишь протесты знати, не желавшей запятнать свою честь нарушением данного слова.
Тогда Филипп обратил свое внимание на принца Иоанна, поскольку его неверность королю была всем известна. Он послал Иоанну приглашение посетить его, а в качестве приманки использовал предложение руки своей сестры Адель (Алис Вексенской) и обещал отдать Иоанну все земли Ричарда по ту сторону Ла-Манша. Перспектива стать мужем Адель совсем не привлекала принца, потому что он уже был женат, да и с Адель почти двадцать лет был помолвлен Ричард, наконец все же отказавшийся от невесты; помимо прочего, Адель была любовницей короля Генриха и родила ему сына. Заполучить земли брата, которые к тому же предлагал ему сюзерен, для Иоанна было соблазнительно. Поддавшись искушению, он даже не думал о преданности Ричарду и о том, что Филипп может не сдержать слово.
Новости о ведущихся переговорах и том, что король Франции укрепляет замки вдоль границы с Нормандией, достигли королевы Алиеноры, и она спешно покинула Нормандию и 11 февраля сошла на берег в Портсмуте. Как выяснилось, ее младший сын готовился взойти на корабль в Саутгемптоне, и королева предприняла все усилия, чтобы отговорить его от задуманного. Алиенора организовала четыре заседания совета в Виндзоре, Оксфорде, Лондоне и Винчестере, и с помощью знати и влиятельных баронов ей удалось добиться от сына обещания не покидать Англию, правда лишь под угрозой быть лишенным земель и замков в случае, если он посмеет отправиться на континент. Иоанн утешился тем, что заставил кастеляна Виндзора и Воллингфорда передать ему несколько замков.
Убедившись, что Иоанн отказался от измены короне, Алиенора обратила свое внимание на склоки духовенства. Воспользовавшись случаем, она посетила несколько своих имений в Или, где и узнала от местных жителей о тех страданиях, что им пришлось вынести из-за ссоры их епископа Гийома Лоншана и нового верховного юстициария. Готье де Кутанс конфисковал все доходы, которые приносила епархия, Лоншан в отместку запретил исполнение церковных действий и треб. Не служились мессы, трупы умерших лежали на земле незахороненные, несчастные жители графства страдали, хотя не были повинны в разногласиях между епископом и верховным юстициарием.
Будучи человеком «в высшей степени сострадательным», королева, забыв о личных делах, поспешила в Лондон и отдала приказ Кутансу вернуть доходы епископу Илийскому, находившемуся в тот момент в Нормандии, и снять отлучение от церкви, провозглашенное в Руане. Гийома Лоншана смогли заставить отозвать отлучение от церкви архиепископа Готье и отменить запрет на служение в Или.
Затем Алиенора вызвала в Лондон архиепископа Джеффри и епископа Гуго Дарэмского с целью примирить их. Когда они предстали перед своей королевой, в присутствии главного юстициария и почти всех епископов после середины поста 15 марта, епископ Гуго сделал неожиданное и щедрое предложение принять решения ассамблеи. Архиепископ Джеффри проявил свойственное ему упрямство и заявил, что готов забыть о разногласиях, но лишь после того, как епископ Гуго явится в Йорк, раскается в своих грехах и принесет присягу на верность архиепископу.
Гуго не пожелал принять подобные условия и потребовал, в свою очередь, чтобы архиепископ публично снял с него отлучение от церкви и признал его ошибкой. Джеффри, разумеется, отказался, и ненависть друг к другу вспыхнула с новой силой.
В то время к архиепископу Джеффри относились как к герою, однако охватившее его высокомерие заставило многих от него отвернуться. Он позволил себе дерзкие высказывания в адрес королевы и совета, он также повелел нести перед ним распятие, когда он шел из церкви Темпл – своей резиденции на время пребывания в Лондоне – в Вестминстер. Епископ Ричард Лондонский и другие епископы южных провинций с возмущением заявили, что он не имеет права повелевать нести перед ним крест в Кентербери.
Более того, епископ Ричард обещал оставить от креста архиепископа одни кусочки, если Джеффри не перестанет вести себя неподобающим образом; они давно бы так сделали, не будь он сыном короля Генриха, братом короля Ричарда и вновь избранным архиепископом Йорка. Епископ Ричард также повелел исключить Темпл из перечня мест проведения праздничных и торжественных церемоний, а также запретил звонить в колокола в те дни, когда в церкви находится архиепископ Йоркский. Все это было совсем не похоже на его триумфальное появление в Йорке после событий прошлой осени. Архиепископу также напомнили, что и после отъезда из Лондона он тоже не должен повелевать нести перед собой распятие.
Получение принцем Иоанном замков Виндзора и Воллингфорда не могло остаться незамеченным. На собрании совета в Лондоне в марте, вероятно, в тот же день, когда встречались архиепископ Джеффри и епископ Гуго, обсуждались и меры сдерживания принца. Во время заседания прибыли гонцы от Гийома Лоншана, высадившегося на тот момент в Дувре и прибывшего в замок к Мэтью де Клэру и своей сестре.
Посланники приветствовали королеву и всех государственных мужей от имени Лоншана и сообщили, что канцлер восстановлен в правах папского легата и ожидает возвращения ему должности и всех владений, которых был лишен. Говоря проще, Лоншан прибыл, чтобы восстановить утраченную власть.
Несмотря на осуждение юстициариями поведения принца Иоанна, было немедленно постановлено, что он действовал законно, как «суверенный правитель королевства». Об этом поспешили уведомить Иоанна, послав к нему гонцов в Воллингфорд, и он «лишь посмеялся над бесполезностью заседания Совета». Все претензии к Иоанну были забыты; знать и духовенство восхваляли его, поскольку он был их единственной силой против канцлера.
Когда они попросили его совета, Иоанн ответил: «Этот канцлер ничего не боится и не ищет дружбы ни одного из вас, ему не хватает лишь моего расположения. Пусть принесет мне 700 фунтов в течение недели, и я не буду вмешиваться в ваши с ним распри. Вам известно, что деньги мне нужны; умный все поймет с полуслова».
Ричард из Девайса представляет все происходящее скорее как шутку. Перспектива создания альянса между принцем Иоанном, учитывая привилегированность его положения и контроль надо большей частью страны, и Лоншаном, не утратившим еще милости короля и папы, представляла серьезную угрозу существующему правлению.
Канцлер согласился на вымогательство принца и отправил ему 500 фунтов за сохранение нейтралитета. Королева, юстициарии и епископы отправили Лоншану послания с предостережениями и советом не совершать опрометчивый шаг и немедленно покинуть Англию, если ему дорога собственная жизнь. Без поддержки принца канцлеру не на что было надеяться, потому 3 апреля он отплыл от берегов Англии.
Гуго де Пюйсе, епископ Дарэмский, был вновь призван оказать услугу государству и сыграть роль миротворца в Нормандии. Прошедшей зимой два кардинала, посланники папы, сделали попытку проникнуть в Нормандию, чтобы урегулировать конфликт между архиепископом Руанским и Гийомом Лоншаном, однако констебль Жизора и сенешаль Нормандии Гийом Фицральф запретили им приближаться к герцогству. Они громко заявили, что ни один легат папы не имеет права пересекать границу Нормандии без позволения на то короля Ричарда. Простые люди поддержали сенешаля и с палками вышли на улицы, готовые прогнать кардиналов. Тем пришлось попрощаться с идеей попасть в Нормандию, однако они отлучили сенешаля и кастеляна от церкви и пригрозили интердиктом всему герцогству. Позже кардиналы нашли убежище в Париже у короля Филиппа.
Королева Алиенора и юстициарии бросились за помощью к Гуго, считавшемуся опытным дипломатом, и просили его уговорить легатов отменить решение об отлучении. Гуго ответил, что не покинет Англию, пока не будут урегулированы проблемы его друзей в Йорке. Генри Маршал, декан собора в Йорке, казначей Бушар де Пюйсе, каноники капитула Йорка Гуго Мёрдок и Адам Торновер, Питер Рос, архидьякон Карлайл были отлучены архиепископом Йоркским от церкви, он также лишил их дохода с должностей. Гуго требовал, чтобы его друзьям вернули деньги, только тогда он готов выехать в Нормандию. Юстициарии отправили Джеффри приказ, повелевая именем короля незамедлительно все исполнить. Также они велели Уильяму де Стутевиллу, одному из юстициариев, имевшему значительные владения в Йоркшире, проследить за выполнением Джеффри их приказа, а в случае неповиновения лишить его дохода с церковных владений.
Архиепископ Джеффри заявил, что не отдаст свои деньги людям, отлученным от церкви, пока те босыми не придут в храм для покаяния, и обещал, что определять, как с ними поступить, будут каноники капитула Йорка. Решению подчинились все, кроме Генри Маршала, и архиепископ даровал им прощение, благословил и принял заблудших овец в лоно церкви. Генри Маршал был непреклонен. «Он с вызовом выступил против архиепископа», который в ответ «бросал ему в лицо проклятие за проклятием», а затем приказал не служить в храме Йорка, не зажигать свечи и не бить в колокола, пока Генри не покинет город.
Удовлетворенный тем, что требования его исполнены, епископ Гуго отправился в Париж на встречу с легатами. Однако кардиналы отказались снять наложенный запрет на проведение церковных процедур до тех пор, пока сенешаль не позволит им въехать в Нормандию, а тот, в свою очередь, отказался дать разрешение, пока не получит приказ от короля Ричарда. К счастью, вмешался папа Целестин и снял наложенный кардиналами интердикт и повелел легатам держаться подальше от Нормандии.
Эмиссары архиепископа Джеффри и епископа Гуго тем временем добрались до Рима. К сожалению, Джеффри, стесненный на тот момент в средствах, не передал с ними достойные папы дары. А потому весной 1192 года Целестин III отправил послания епископу Гуго Линкольнскому, епископу Гилберту Рочестерскому и аббату Бенедикту из Питерборо, в котором повелел отлучение от церкви, наложенное Джеффри на Гуго де Пюйсе, считать недействительным. Он также дал распоряжение выяснить, правда ли то, что архиепископ дал приказ сломать алтари и разбить чащи для причастия, которые использовались Гуго и другими духовными лицами во время мессы. Если факт будет установлен, Целестин III давал позволение Гуго де Пюйсе не приносить присягу верности архиепископу Йоркскому.
Об этом узнали и в Нортгемптоне, однако по совету епископа Гуго Линкольнского было решено держать все в тайне до 1 сентября, а потом и до 14 октября. К этому времени многие уже устали от пустых споров, а епископ Гуго Линкольнский смог повлиять на обе стороны конфликта. Как пишет Джервейс Кентерберийский, «повеление повторно дать клятву верности архиепископу» Гуго де Пюйсе было отозвано, что, вероятно, означает, что Гуго Линкольнскому удалось найти выход из затруднительного положения, чтобы не ранить обостренное самолюбие участников конфликта.
В то время как положение короля осложнялось, эти ссоры казались бессмысленными более, чем прежние. 2 сентября противостояние Ричарда и Салах ад-Дина было приостановлено, и 8 октября король покинул Акру. Перед Рождеством в Англию стали возвращаться участники Крестового похода, надеявшиеся, что их встретит их храбрый король. Когда их спросили о Ричарде, воины ответили: «Нам ничего не известно, но мы видели, как он взошел на корабль в Бриндизи, в Апулии».