Приложение. Великая Хартия

В этом приложении, основанном по большей части на труде доктора Маккечни Magna Carta, обсуждаются положения Великой хартии в свете, который они проливают на условия того времени и методы, которыми Иоанн правил Англией. Со времен Норманнского завоевания Англия была феодальным обществом, то есть обществом, основанным на владении землей, а также обязательствах, из этого вытекающих. Следует подчеркнуть: то, что изложено далее, является значительным упрощением необычайно сложного процесса. Каждое утверждение необходимо предварить словами: в общем, в целом, во многих случаях и т. д. И все равно к каждому общему утверждению можно легко найти то или иное количество прямо противоположных примеров. Этому едва ли следует удивляться, ведь даже люди, жившие в феодальном обществе, до конца не понимали всей его сложности. Королевский двор, к примеру, в некоторых случаях не мог решить, к чему отнести конкретный фьеф: к ленам рыцарства, сержантериям или это земля, пожертвованная церкви с условием вечного поминовения души усопшего жертвователя.

Общество было основано на предпосылке, что король владеет всеми землями Англии. Гийом Бастард (он же Вильгельм Завоеватель) разделил ее между короной, церковью и своими приверженцами. Грубо говоря, он оставил две седьмых части земли для себя и своих приближенных, еще две седьмых отдал церкви, а оставшиеся три седьмых разделил между своими ведущими норманнскими приверженцами. У коренных англичан земли практически не осталось.

Земли короны были известны как земельная собственность королевской семьи, и доходы с них должны были покрывать все личные потребности короля, его челяди, расходы правительства.

Выделение земли церкви и королевским приверженцам не было прямым подарком. Земля все еще оставалась принадлежащей королю. Получатель становился ее арендатором – держателем и владел земельной собственностью, говоря техническим языком, только при определенных условиях. Он должен был приносить феодальную присягу и клясться в верности сеньору. Он имел феодальные обязанности: должен был платить рельеф при вступлении во владение; арендатор, даже мелкий, считался подопечным короны, пока не достигал совершеннолетия. Если фьеф переходил к женщине, король контролировал ее замужество, и арендатор должен был выплачивать вассальные сборы, когда они требовались.

Главное, и это ключевой момент всей системы, арендатор – держатель земли должен был следовать за королем на войну с определенным количеством рыцарей. В некоторых случаях он и его рыцари привлекались для охраны королевских замков. В целом вся система создавалась для обеспечения королю возможности собрать адекватную армию, когда она будет необходима. Хотя некоторые земли выделялись на других условиях, а не как рыцарские лены, все равно обязанность служить королю лично и предоставить определенное количество рыцарей была основным условием, регулировавшим распределение земли в средневековой Англии.

Арендаторы, жившие в смутные времена, последовавшие сразу после завоевания Англии, сначала содержали некоторое число рыцарей в своих владениях. Однако к концу XII века главный владелец лена – так назывался человек, получивший землю непосредственно от короля, нашел возможность снизить расходы, разделив часть земли между своими рыцарями, которые затем начинали жить собственными домами, но все так же были готовы служить в армии, если появится необходимость. Эти арендаторы, в свою очередь, давали те же клятвы и имели те же обязанности перед своими сеньорами, что и их сеньоры перед королем. Этот процесс субинфеодации мог продолжаться дальше – и зачастую так оно и было. Но фундаментальное обязательство – участок земли выдается при условии выделения определенного количества рыцарей – оставалось, как и другие обязательства, связанные с этим участком.

Как правило, земля переходила, при обычных условиях, старшему сыну. Однако в тяжелые времена, когда болезни, постоянные войны и опасности Крестовых походов лишали людей уверенности в завтрашнем дне, нередко случалось, что мужчина умирал, не оставив наследника, – тогда земля возвращалась сеньору, или без наследников мужского пола – тогда земля распределялась поровну между дочерьми. Это, вместе с субинфеодацией, вело к дальнейшей фрагментации того, что изначально было обширным поместьем, предоставлявшим короне определенное число рыцарей. Во времена Иоанна были участки земли, с которых можно было истребовать одну шестую часть рыцаря. Единственный выход из столь аномальной ситуации для арендатора, с которого причиталась часть рыцаря, – денежная договоренность с сеньором вместо службы.

В целом схема была сложной, и ее еще больше усложняло то, что почти ничего не фиксировалось письменно. Все зависело от того, что считать установившейся практикой, а трактовка этого понятия могла быть самой разной. Понятно, что король был заинтересован в получении от своих баронов как можно больше, а бароны – в том, чтобы отдать как можно меньше.

Не удивительно, что после вступительных фраз статьи 1 хартия сразу переходит к тем аспектам феодального контракта, которые оказались самыми чувствительными в спорах между королем и баронами.

Статья 2 устанавливает размер выплат в качестве рельефов разными классами главных владельцев лена или людей, получивших землю прямо от короля, без посредника или промежуточного сеньора-вассала. В ней сказано: «если кто из графов, или баронов, или других держателей, держащих от нас, непосредственно за военную повинность, умрет, и в момент его кончины наследник его будет совершеннолетний и обязан будет платить рельеф, то он должен получить свое наследство после уплаты старинного рельефа» в размере 100 фунтов с графа или барона и 100 шиллингов за рыцарский фьеф.

Графы к этому времени уже были практически лишены территориальной юрисдикции над графствами или другими регионами, давшими им титул. Они получали треть доходов от дворов своих титульных графств, но их юрисдикция, как и любого другого барона, была ограничена землями, которыми они владели. Или случайно, или по замыслу короля лишь немногие из великих людей владели очень крупными поместьями. Их владения по большей части были фрагментированными и разбросанными по всей стране, так что один человек редко мог господствовать в одном графстве или группе графств, если, конечно, он не являлся фаворитом или доверенным лицом короля.

Термин барон был весьма гибким. Изначально он применялся ко всем главным владельцам ленов короны, так что любой человек, получивший землю прямо от короля, считался бароном. Ко времени правления Иоанна появилась некоторая разница между крупными и мелкими баронами. Термин стал применяться только к крупным землевладельцам, которых приглашали на заседание Большого совета предписаниями, адресованными лично им. Менее значимые личности стали называться рыцарями, и их вызывали коллективными предписаниями, адресованными шерифам графств. Не было никаких жестких стандартов, разделявших держателей земли на баронов и рыцарей, хотя представляется очевидным, что человек, получивший большой участок земли, является бароном, а меньший – рыцарем. Ввиду различия между рельефами баронов и рыцарей, можно произвести грубое разделение: держатели (арендаторы) земли, которые должны выделить более двадцати рыцарей, относятся к баронам, менее двадцати – к рыцарям.

Однако некоторые держатели, которые должны были выделить меньше двадцати рыцарей, классифицировались как бароны, и, с другой стороны, некоторые держатели, поставлявшие в армию больше двадцати рыцарей, к баронам не относились. Первые, не относясь к баронам, имели финансовое преимущество, а вторые – относясь к ним. Как следствие, было много жалоб и исков, чтобы прояснить ситуацию, и почти в каждом случае финальное доказательство опиралось на формулировку хартии, по которой тот или иной человек держал свою землю. Если в хартии сказано, что земля является баронией, per baroniam, тогда ее хозяин считался бароном, независимо от числа рыцарей, причитающихся с этой земли, и он должен был платить баронский рельеф.

Когда Вильгельм Завоеватель распределял покоренные английские земли среди своих последователей, он обусловил, что владелец каждого фьефа должен обеспечить взамен службу определенного количества рыцарей, когда это потребуется королю. Не существовало строгого соотношения между размером фьефа и количеством рыцарей, которое с него причиталось. Со времен Вильгельма Завоевателя рыцарский лен был установленной единицей оценки. Согласно этому условию хартии, наследник поместья, не классифицированного как барония, должен платить сто шиллингов с каждого рыцарского лена, которыми оценивалось поместье.

Выплата рельефа не только обеспечивала корону источником дохода; она также приучала людей к фундаментальной природе контракта между королем и теми, кто держал от него землю. Человек не наследовал поместья отца только потому, что являлся старшим сыном. После смерти держателя его земли возвращались королю, от которого он их получил. А наследник получал землю только после вассальной присяги и выплаты определенной суммы.

Король, первичный владелец земли, мог занять поместье, и наследник тогда должен был торговаться за него. В таком случае рельеф становился наивысшей платой, которую наследник был готов заплатить, чтобы вступить во владение землей, которую держал его отец.

Благодаря выплате рельефов бароны никогда не забывали о своей зависимости от короля и не допускали даже мысли о том, что могут стать абсолютными хозяевами на своей земле без каких-либо обязательств перед монархом.

Статья, касающаяся рельефов, присутствует в самом начале хартии. А значит, Иоанн находил их плодородным полем для злоупотреблений, и эти злоупотребления были одной из главных трудностей баронов. До того как была создана фиксированная шкала рельефов, ничто не мешало Иоанну вымогать максимальную плату, которая могла прийти ему в голову.

Современный аналог рельефа – налог на наследство. Рельеф никогда не был таким большим, чтобы дело доходило до полной конфискации. Иоанн хорошо знал ценность крупных поместий своего королевства и не видел смысла требовать больше, чем держатель земли может заплатить. Более того, представляется, что казначейство годами проявляло немалую снисходительность при сборе рельефов, так же как и других задолженностей короне. Пока держатель вносил периодические платежи и выказывал желание выполнить свои обязательства, чиновники казначейства позволяли растягивать долг, в экстремальных случаях, даже на двадцать или тридцать лет. С другой стороны, если должники даже не пытались выполнить свои обязательства, дело нередко доходило до конфискации поместья.

В статье 3 сказано, что «если наследник кого-либо из держателей короны окажется несовершеннолетним и находящимся под опекой, то, достигнув совершеннолетия, пусть получает свое наследство без уплаты рельефа и пошлины». Мужчины считались совершеннолетними по достижении возраста двадцати одного года, а женщины – четырнадцати лет.

Опекунство (попечительство) было естественным следствием феодального контракта. Поскольку король выделял земли подданному в обмен на военную службу, сделка не могла состояться, если земля переходила в руки человека слишком молодого для эффективной службы. Поэтому при несовершеннолетии наследника доходы с фьефа возвращались королю, который должен был только обеспечивать наследника самым необходимым, а остальное был волен оставить себе. Поскольку наследник, таким образом, не мог собрать деньги для выплаты рельефа, бароны настояли, чтобы король его не требовал. Ведь совершенно очевидно, что его можно было выплатить, только взяв деньги в долг под залог будущих доходов с земель.

Статья 4. Опекунство, должно быть, являлось разорительным для наследника в загребущих руках Иоанна, главной и, возможно, единственной заботой которого было выжимание из земли как можно больше денег. При этом он даже не пытался поддерживать поместье в хорошем состоянии, в каком его оставил умерший держатель. Эта статья была направлена против таких злоупотреблений. В ней говорилось, что «опекун земли наследника, который несовершеннолетний, должен брать с земли наследника только умеренные доходы и умеренные обычные платежи и умеренные повинности, при этом не нанося ущерба и разорения ни людям, ни вещам». Король мог поручить управление поместьем, находящимся под его опекой, одному из шерифов или бейлифов, которые будут действовать от его имени и передавать ему доходы, или пожаловать и поместье, и доходы своему фавориту. Еще он мог продать все то же самое тому, кто больше заплатит.

В казначейском реестре много записей о платежах королю за «получение опеки над землей и наследником N», обычно с добавлением «и его женитьбы». Несколько примеров из реестра показывают, насколько обычной была такая практика.

«Ричард Фицричард заплатил 2000 марок за опекунство над землей и наследницей Уильяма де Рупе, а также Эвой, супругой упомянутого выше Уильяма».

«Оливер де Валибус заплатил 100 марок и 1 лошадь за опекунство над землей и наследником Хьюберта де Манченеси, вместе с его женитьбой».

«И 30 марок штрафа с Уильяма Мейснилпэрина за опекунство над землей и наследницей Филиппа де Бодэма и за то, что он сделал Алису своей женой».

«Алан Бассет. 100 марок за опекунство над дочерью и наследницей Ральфа Гастингса до достижения ею брачного возраста, вместе с замужеством упомянутой девушки».

Если обнаруживалось, что поместье разорено или уничтожено, эта статья предусматривала передачу его «двум полноправным и честным людям из этого фьефа, которые и будут давать отчет о доходах нам или тому, кому мы назначим». Эти люди, естественно, будут заинтересованы в том, чтобы поместье поддерживалось в хорошем состоянии. А если поместье будет поручено шерифу или другому агенту короля, он будет оштрафован за его повреждение. Если опекунство будет передано или продано кому-либо, он его лишится, и доходы перейдут к королю.

Статья 5 накладывает обязательство на опекуна поместья «поддерживать дома, парки, помещения для скота, пруды, мельницы и прочее, относящееся к этой земле, из доходов этой земли, и обязан будет передать наследнику, когда тот достигнет совершеннолетия, всю его землю снабженной плугами и другим сельскохозяйственным инвентарем, сколько требуется его в рабочее время и сколько можно иметь его, сообразуясь разумно с доходами с земли».

Статья 6. Если наследница находится под опекой короля, он может выдать ее замуж за кого захочет. Это следует из здравого предостережения, что король должен убедиться в том, что наследница не выйдет замуж за человека неугодного ему, который, благодаря такому браку, станет одним из его держателей и последователей во время войны. Богатые наследницы считались ценными призами, и есть много свидетельств тому, что король выдавал замуж своих подопечных женского пола к большой выгоде для себя.

Брак считался деловым предприятием, и его участникам очень редко предоставляли свободу выбора. Бароны не желали давать девушке четырнадцати лет право отдать себя и свои земли тому, кого она захочет.

Статья подтверждает право короля устраивать браки своих подопечных, но, ввиду его излюбленной практики вознаграждать своих иностранных фаворитов богатыми английскими наследницами, с ограничением: «чтобы не было неравного брака». Иными словами, выбранный жених должен был занимать такое же положение в обществе, как невеста. В качестве еще одной меры предосторожности предусматривалось, чтобы «до заключения брака об этом доводилось до сведения близких из кровных родственников самого наследника». Правда, представляется маловероятным, что протесты родственников могли повлиять на Иоанна. Эта статья применялась к браку находящихся под опекой лиц и мужского и женского пола, хотя, вероятно, все же чаще применялась к женщинам. Хотя иногда бывало, что король за хорошую плату давал богатого молодого наследника амбициозному отцу юной дочери.

Статья 7. Кроме несовершеннолетних детей, под опеку короля попадали и другие люди, которые не могли защитить себя. Вдовы держателей земли от короны всегда оставались на милость короля. Иоанн, неизменно желавший получить как можно больше средств, никогда не обращал внимания на права вдов. В статье сказано, что «вдова после смерти мужа своего немедленно же и без всяких затруднений пусть получает приданое и свое наследство и пусть ничего не платит за свою вдовью часть, или за свое приданое, или за свое наследство, каковым наследством муж ее и сама она владели в день смерти мужа». Также статья предусматривала, что она может оставаться «в доме своего мужа в течение сорока дней после смерти его, в течение которых ей будет выделена ее вдовья часть». Приданое – это земля, которая была дана ей ее отцом перед замужеством. Муж, таким образом, становился держателем от своего тестя, но после его смерти земля переходила к вдове. Ее наследством могли быть любые земли, которые она получила от своих родственников. Вдовья доля – одна третья часть от земель мужа – оставалась у нее до конца жизни. Таким образом, статья гарантировала вдове все земли, на которые она имела право, и устанавливала, что она должна получить их в течение сорока дней.

В статье 8 сказано, что никакая вдова не должна быть принуждаема к браку, пока желает жить без мужа. Но чтобы она не вышла замуж за одного из врагов короля, она должна дать гарантию, что не выйдет замуж без согласия короля, если она от него держит, или без согласия своего сеньора, от которого она держит землю.

Иоанн имел обыкновение продавать вдову и ее земли тому, кто больше заплатит, если, конечно, вдова не может заплатить больше за привилегию не выходить замуж. Так в казначейском реестре за 1210 год сказано:

«Матильда Луэл заплатила 4 десятка и 8 фунтов и полмарки, чтобы ее не принуждали к замужеству».

«Матильда де Мушанс заплатила 200 марок, чтобы ее не принуждали к замужеству».

«Роберт де Бургейт заплатил 700 марок, чтобы получить в жены Галиену, которая была женой Джона де Бриверра, вместе с ее наследством и приданым».

И из казначейского реестра 1212 года:

«Хадвиса, графиня Альбемарль, заплатила 5000 марок, за получение своего наследства и приданого и чтобы ее не принуждали к замужеству».

(Эту необычную даму Ричард из Девайзеса описал так: «женщина, которая была почти мужчиной, в ней не было ничего женского, кроме женских органов». Она была дочерью и наследницей Вильгельма ле Гроса, графа Альбемарль, умершего в 1179 году. Первый раз она вышла замуж в 1180 году за Уильяма де Мандевиля, графа Эссекса. В 1189 году, когда он умер, Ричард пожаловал ее обширные поместья и ее в придачу Уильяму де Форсу, военному авантюристу, который был ей по сердцу. От него она родила сына, названного тоже Уильямом. Уильям де Форс умер в 1195 году, и Хадвиса вышла замуж за Болдуина Бетюнского. После его смерти – и это вполне понятно – Хадвиса решила, что с нее хватит браков, и она пожелала заплатить огромную сумму за привилегию больше не иметь мужа.)

Статья 9 определяет процедуру, которой должна следовать корона, собирая долги со своих подданных. Во-первых, ни король, ни его бейлифы «не должны захватывать ни земли, ни дохода с нее за долг, пока движимости должника достаточно для уплаты долга». Это было попыткой сохранить, по возможности, человеку средства к существованию. Кроме того, «поручители самого должника не будут принуждаемы к уплате его долга, пока сам главный должник будет в состоянии его уплатить». И наконец, «если главный должник окажется не в состоянии уплатить долг, поручители отвечают за долг и, если пожелают, могут получить земли и доходы должника и владеть ими до тех пор, пока не получат возмещения долга». Все эти положения представляются разумными. Их включение в хартию подразумевает, что Иоанн имел обыкновение отбирать поместья для урегулирования долгов значительно меньших, чем стоимость поместья.

Статья 10. Взимание процентов, пусть даже небольших, считалось в то время ростовщичеством и было запрещено церковью. Любой человек, решившийся взять деньги в долг, находился в беде, а церковь запрещала христианину получать доход от неприятностей соседа. Поэтому деньги в долг давали только евреи. Из-за высокого риска этого занятия и их монополии на него проценты оказывались исключительно высокими. Нормальный уровень процентной ставки колебался между 50 и 75 процентами годовых.

Если человек умирал, оставшись должником еврея, а его наследником был несовершеннолетний, доходы с наследства которого шли к его опекуну, а проценты быстро накапливались, когда наследник наконец получал землю, все его имение могло уйти на покрытие долга и процентов. Чтобы этого не было, глава 10 устанавливала, что в такой ситуации «долг этот не будет давать процентов, пока наследник умершего будет несовершеннолетний, от кого бы он ни держал свою землю. Если долг этот попадет в наши руки, мы взыщем только то имущество, которое значится в долговом обязательстве».

Это положение помещалось в договор между королем и его баронами и распространялось на всех наследников независимо от того, держали они землю от короля или от посредствующего сеньора, потому что евреи и, в первую очередь, их денежные дела находились под прямым надзором короны. Иоанн вымогал у них столько денег, сколько мог, и по сложившейся практике корона наследовала треть поместий умершего еврея. Таким образом, король нередко становился владельцем обязательств, которые составляли большую часть собственности евреев. Чтобы не позволить Иоанну требовать проценты с обязательств, которые были запрещены для евреев, эта статья и предусматривала взыскание лишь той суммы, которая указана в долговом обязательстве.

Статья 11. Предыдущая статья запрещала накопление процентов, пока наследник является несовершеннолетним, но она не защищала поместье от захвата для выплаты основной суммы долга. Настоящая статья устраняет это упущение, устанавливая, во-первых, что вдова «должна получить свою вдовью часть и ничего не обязана давать в уплату этого долга»; это сохраняло треть собственности от захвата. Во-вторых, «если у умершего остались дети несовершеннолетние, им должно быть обеспечено все необходимое, соответственно держанию умершего». И в-третьих, должны быть выплачены все повинности, следуемые сеньорам умершего. Только «из остатка должен быть уплачен долг».

Статья 12. Одна из основных жалоб баронов заключалась в том, что вымогательство королем щитовых денег – скутагиев и пособий – стало тяжелее, чем когда бы то ни было раньше. Каждый держатель земли от короля в обмен на военную службу получал надел, давая обязательство служить королю во время войны во главе определенного числа рыцарей. Во времена Генриха I королю иногда было удобнее нанимать наемников, чем зависеть от своих вассалов. Соответственно им дозволялось выплачивать деньги, на которые король мог нанять наемников, а не служить лично.

Эта выплата, известная как щитовые деньги, или скутагий, устанавливалась одинаковой для каждого рыцарского лена. Иными словами, если барон должен обеспечить предоставление сорока рыцарей, а скутагий установлен в размере двадцати шиллингов с рыцарского лена, как это было в 1210–1211 годах, сумма выплаты составляет сорок фунтов. Король не предоставлял своим баронам права выбора – личная служба или скутагий. Если он требовал личной службы, они должны были или предоставить ее, или купить освобождение за более высокую плату. Если барон не согласится ни на то ни на другое, он подлежал лишению земли или очень большому штрафу.

Иоанн полагался именно на скутагий для оплаты своих войн на континенте, в Шотландии и Уэльсе. Он требовал скутагий чаще и по более высокой ставке, чем его отец или брат. Генрих II истребовал семь скутагиев за тридцать пять лет, и только один из них был рассчитан по ставке большей чем двадцать шиллингов с рыцарского лена. Ричард, несмотря на большие расходы в Крестовом походе и затяжной войне с Филиппом, собрал только четыре скутагия за десять лет, и ни разу – по ставке, превышающей двадцать шиллингов. Иоанн, однако, потребовал одиннадцать или двенадцать скутагиев за пятнадцать лет, и все они, за исключением двух, были рассчитаны по более высокой ставке, чем двадцать шиллингов. Не исключено, что он потребовал бы больше, но конфискация доходов церкви во время интердикта на время дала ему достаточно средств. Частота и размеры скутагиев Иоанна вызвали протест баронов. Последний скутагий 1213–1214 годов, рассчитанный по ставке три марки, большинство из них отказалось платить.

Пособия – это выплаты, которые требовал король в случае форс-мажорных обстоятельств. Обычно эти обстоятельства ограничивались тремя случаями: посвящение в рыцари старшего сына короля, первый брак его старшей дочери, выкуп попавшего в плен короля. Однако Иоанн, судя по всему, злоупотреблял этим источником получения средств, казавшимся ему самым простым.

В статье сказано, что «ни щитовые деньги, ни пособие не должны взиматься в королевстве нашем иначе как по согласию общего совета королевства» за исключением трех упомянутых выше случаев, «…и для этого должно выдавать лишь умеренное пособие». Это действительно была инновация: если совет мог дать согласие на установление скутагия или пособия, он предположительно мог и отказать. Это была не простая попытка восстановить хорошие законы и обычаи прошлого. Это было желание навязать королевской власти ограничение, подобного которому она раньше не знала, и изменить фундаментальную природу феодального контракта. Ведь статья подразумевала, что совет, а вовсе не король должен судить, когда король может призывать баронов на рыцарскую службу или получить скутагий взамен этой службы.

В качестве подачки жителям Лондона, чья поддержка была очень важной для баронов, предусматривалось, что «подобным же образом надлежит поступать и относительно пособий с города Лондона». Это была слабая защита для города, поскольку совет, составленный из баронов, в общем, не имел оснований уменьшать требования короля к горожанам.

Статья 13 упоминает о более полных, хотя и смутных уступках Лондону, утверждая, что «город Лондон должен иметь все древние вольности и свободные свои обычаи, как на суше, так и на воде. Кроме того, мы желаем и соизволяем, чтобы все другие города, и местечки, и порты имели все вольности и свободные обычаи». Эта статья подтверждает обычные права, которые люди уже имели, но не дает никаких новых.

Статья 14 объясняет метод, который следует использовать для того, чтобы собрать «общий совет королевства при обложении пособием в других случаях, кроме трех вышеназванных, или для обложения щитовыми деньгами». Каждый архиепископ, епископ, аббат, граф и старший барон должен вызываться личным письмом за подписью короля. «Кроме того, повелим позвать огулом, через шерифов и бейлифов наших, всех тех, которые держат от нас непосредственно». Встреча должна состояться в определенный день – то есть письмо должно быть отправлено не менее чем за сорок дней до срока – и в определенном месте. «В назначенный день будет приступлено к делу при участии и совете тех, которые окажутся налицо, хотя бы и не все приглашенные явились».

Это было не представительское собрание, а собрание всех главных держателей ленов короны. Его цель ограничивалась дачей согласия на установку скутагия или пособия в случае отличном от трех вышеназванных. Совет не мог устанавливать законы, влиять на администрацию, контролировать министров, регулировать работу казначейства. Он не имел никакой власти над налогами, за исключением специфических случаев, которые затрагивали только его членов. Его функции были главным образом консультативными.

Статья 15. Силы, противостоявшие Иоанну, состояли не только из баронов или главных владельцев ленов. У баронов во многих случаях были свои держатели, у которых были жалобы на своих сеньоров, идентичные тем, что были у их сеньоров к королю. Уже говорилось о поддержке жителей Лондона как основании для данных им уступок. Можно предположить, что более умеренные клирики, такие как Стефан Лэнгтон, помогали объединить разношерстную толпу, усмиряли самые экстравагантные требования и обеспечивали правосудие для небольших групп.

Поддержка своих держателей-арендаторов была жизненно важной для баронов. Поэтому они включили положения, несколько ограничивавшие свою власть, чтобы сохранить добрую волю и помощь держателей. В этой статье король обещает, что не позволит «впредь никому брать пособие со своих свободных людей, кроме как для выкупа его из плена, и для возведения в рыцари его первородного сына, и для выдачи замуж первым браком его первородной дочери; и для этого надлежит брать лишь умеренное пособие».

Так же как король, чтобы выбраться из финансовых трудностей, собирал пособие с держателей, так же и сеньор-вассал перекладывал это пособие на своих держателей, а также собирал дополнительное пособие на разные цели, обычно для выплаты долгов. Эти пособия могли собираться только по королевскому разрешению, поскольку его шерифы являлись исполнительной властью в графствах и без их помощи в сборе денег обойтись было невозможно. Следующее письмо является примером формы, в которой давалось такое разрешение. (Письмо одному из фаворитов Иоанна.)

«Король всем рыцарям и свободным держателям Питера, епископа Винчестера и пр. Да будет вам известно, что мы дали позволение нашему почтенному отцу во Христе, господину Питеру, епископу Винчестера, вашему сеньору, собрать разумное пособие с вас за большие расходы и труды, которые он принял на себя, сохраняя нашу честь и достоинство церкви. По этой причине мы повелеваем вам дать ему это пособие, и у нас появится причина быть вам благодарным. Чтобы вы могли сделать это свободнее и лучше, мы посылаем вам это письмо. Засвидетельствовано мною лично в Кларендоне в четырнадцатый день апреля [1206]».

Вероятно, Иоанн продавал подобные лицензии каждому нуждающемуся лорду, который выражал желание за них заплатить. Статья обещала положить конец подобной практике и ограничить пособия тремя общепринятыми.

Статья 16. Одним из наиболее удивительных аспектов хартии можно считать тот бесспорный факт, что статьи, касающиеся самых насущных проблем того времени, являются самыми туманными. Основным яблоком раздора между Иоанном и баронами на протяжении всего периода его правления являлась обязанность отбывать воинскую повинность за границей. Иоанн утверждал, что бароны обязаны ему служить там, куда он их позовет, и, вернувшись из Пуату в 1214 году, он попытался собрать скутагий с тех, кто за ним туда не последовал.

С другой стороны, бароны не могли согласиться на то, что включала в себя безусловная военная повинность. Одни утверждали, что не обязаны служить за пределами Англии, хотя все прецеденты указывали на обратное. Другие, более склонные к историческим и правовым трактовкам, объявляли, что обязаны следовать за королем только на территории, на которых правил Вильгельм Бастард, когда выдавал фьефы их предкам, а Пуату среди таковых не было. Третьи считали, что, поскольку Иоанн утратил Нормандию исключительно по собственной трусости и лености, они не обязаны помогать ему ее вернуть. И все единогласно не желали отправляться в Пуату, поскольку это далеко, стоимость экспедиции будет очень большой, а у короля почти нет шансов вернуть свои владения во Франции, будут с ним бароны или нет. Настало время урегулировать этот спор – теперь или никогда, – и можно было ожидать, что бароны одержат верх и вынудят короля наложить какие-то ограничения на их воинскую повинность. Вместо этого в статье лишь сказано, что «никто не должен быть принуждаем к несению большей службы за свой рыцарский лен или за другое свободное держание, чем та, какая следует с него». Такая формулировка не решала ничего, поскольку вопрос заключался в том, что именно следует с рыцарского лена, а об этом в статье не было ни слова.

Эта статья – последняя из тех, что имели отношение к феодальным контрактам. Следующие статьи рассматривали правовые процедуры.

Статья 17. Во времена Генриха II при королевском дворе были все административные, финансовые и правовые механизмы управления. Когда король переезжал с места на место, все это двигалось вместе с ним. Человек, который желал добиться королевского правосудия, должен был неустанно следовать за королем по всей стране, пока королевский суд не найдет время выслушать его дело. Это вело к большим проволочкам, расходам и путанице. Постепенно сложилось понимание, что дела, напрямую не касающиеся короны, не обязательно должны рассматриваться только королевским судом. Их вполне могут выслушать в определенном месте обычные судьи. И суды разделились на Суд общих тяжб и Суд королевской скамьи. Общие тяжбы разбирались в Вестминстере независимо от того, где находился король. Правда, Иоанн воображал себя большим правоведом и любил выслушивать общие тяжбы, к которым он не имел никакого отношения, и выносить решения по ним. Это было признано злоупотреблением, и в этой статье король согласился, что «общие тяжбы не должны следовать за нашей курией, но должны разбираться в каком-нибудь определенном месте».

Статья 18. Большая правовая реформа, которой запомнился Генрих II, имела две главные цели: заменить юрисдикции разных местных и феодальных судов юрисдикцией королевских судов и привнести более рациональный дух в правовые процедуры вместо разного рода поединков и испытаний, которые раньше были привычными. Когда Генрих II стал королем, на многие поместья, из-за анархии и сумятицы при Стефане, претендовало несколько владельцев. Согласно обычной практике, два претендента должны были вступить в поединок, и победитель получал землю. Вместо этой примитивной формы правосудия Генрих прибегал к ассизам или тщательному расследованию для установления права на владение.

Эта статья предусматривает проведение трех типов ассиз. В ней сказано, что «расследования о новом нарушении владения, смерти предшественника или о последнем назначении должны производиться только в своих графствах следующим образом: мы или, если мы будем находиться за пределами королевства, наш верховный юстициарий будем посылать двух судей в каждое графство четыре раза в год, которые вместе с четырьмя рыцарями каждого графства, избранными графством, должны будут разбирать в определенный день и в определенном месте графства вышеназванные ассизы».

Все ассизы имели место с оспариваемой собственностью на землю или правами. Следствие о новом нарушении владения (оно называлось новым, потому что было произведено после последнего объезда судей) велось, если человек утверждал, что его недавно лишили земли. Следствие о смерти предшественника-наследодателя – при спорах о наследстве. В рамках следствия о последнем назначении судьи должны были установить, кем в последний раз было сделано назначение на духовное место, то есть вопрос о праве патроната.

Во всех трех ассизах процедура была одинаковой. Два объездных юстициария, назначенные королем или главным юстициарием, должны были объезжать суды графств четыре раза в год. Членам суда графства, который состоял из всех свободных людей графства, следовало выбрать четырех рыцарей графства, чтобы выслушать дело вместе с объездными юстициариями. Решение выносилось согласно клятвам двенадцати окрестных землевладельцев, которые свидетельствовали о фактах дела. Если рассматривалось дело о новом нарушении владения, их просили сказать под присягой, действительно ли претендент имеет законное право на владение землей, которой его, по его утверждению, лишили. В деле о смерти наследодателя они устанавливали, является или нет заявитель законным наследником человека, который последним владел имуществом. И в деле о последнем назначении они под присягой заявляли, кто последний раз делал назначение, когда место было вакантным.

Процедура была довольно быстрой и опиралась на клятвенные свидетельства уважаемых людей, живших в округе. Она определенно была несколько более справедливой, чем прежние испытания боем. То, что она была популярна, подтверждается настойчивыми требованиями баронов, чтобы малые ассизы проводились четыре раза в год.

Статья 19 определяет, что «если в день, определенный для собрания графства, все ассизы не могут быть рассмотрены, то должно остаться столько рыцарей и свободных держателей из тех, которые присутствовали в этот день в собрании графства, чтобы с их помощью могли быть составлены надлежащим образом судебные приговоры». А остальные участники процесса могли вернуться домой. Посещение суда графства было обязательным для всех свободных людей графства.

Статья 20 поднимает вопрос наложения штрафов. В те времена, если человека обвиняли в проступке, говорили, что ему необходимо прощение (mercy) короля, поэтому взыскиваемую с него сумму называли amercement. При Иоанне этот термин использовали для сумм, более или менее произвольных, чтобы заручиться благосклонностью короля, избежать его гнева или обеспечить те или иные привилегии. Теоретически размер сумм был пропорционален и тяжести преступления, и платежеспособности человека. На практике можно было не сомневаться, что Иоанн устанавливал самую высокую сумму, которую, по его мнению, мог заплатить несчастный, не думая о том, что этот платеж мог его полностью разорить.

Чтобы алчность Иоанна не доводила людей до нищеты, бароны заставили его согласиться, что «свободный человек будет штрафоваться за малый проступок только сообразно роду проступка, а за большой проступок – сообразно важности проступка. При этом должно оставаться неприкосновенным его основное имущество. Таким же образом будет штрафоваться купец, и его товар останется неприкосновенным; и виллан таким же образом будет штрафоваться, и у него останется неприкосновенным его инвентарь». Кстати, это единственная статья хартии, в которой упоминаются вилланы.

Чтобы полностью отобрать это дело у Иоанна, было решено, что «никакой из названных выше штрафов не будет наложен иначе как на основании клятвенных показаний честных людей из числа соседей обвиняемых». Соседи знают, сколько человек может заплатить и при этом сохранить средства к существованию.

Статья 21 устанавливала, что «графы и бароны будут штрафоваться не иначе как при посредстве своих пэров и не иначе как сообразно роду проступка». Эта статья лишала Иоанна права штрафовать знать как ему заблагорассудится, но она не определяла механизм оценки размера штрафа, как предыдущая статья для менее важных людей. Графы и бароны могли штрафоваться пэрами или на собрании Большого совета, или баронами казначейства.

Статья 22 распространяла льготы, перечисленные в двух предыдущих статьях, на духовенство, с указанием, что «клирик будет штрафоваться в качестве держателя своего светского держания не иначе, чем другие держатели, названные выше, а не сообразно величине своей церковной бенефиции». Эта статья, судя по всему, подразумевает, что клирики регулярно представали перед гражданскими судами за гражданские проступки, и сан не давал им преимуществ.

Статья 23 резко меняет тему. Она устанавливает, что «ни община, ни отдельный человек не должны быть принуждаемы сооружать мосты на реках, кроме тех, которые издревле обязаны делать это по праву». Обязанность держать в исправности мосты была одной из тройственных обязанностей, существовавших в Англии еще до завоевания ее норманнами. Она ложилась сначала на свободных людей индивидуально, а потом на регион в целом. Учитывая ограниченность средств связи, на первый взгляд представляется странным, что бароны пытались отбить у Иоанна охоту их улучшить.

Иоанн был заинтересован в постройке мостов, но не потому что заботился о благе своих подданных, а в угоду своему увлечению соколиной охотой. Когда король намеревался ею заняться, он направлял письма шерифу графства, которое планировал посетить, приказывая, чтобы в регионе были построены или отремонтированы мосты. И бить птицу дозволялось только после завершения его визита. Баронов не устраивали не мосты как таковые, а ненужное строительство мостов, необходимых только для обес печения спортивных пристрастий короля, а также запрет охоты другим людям, пока король находится где-то неподалеку. Это следует из того факта, что в третьей редакции хартии, увидевшей свет в 1225 году, вслед за этой статьей следует другая. В ней сказано, что ни один берег ре ки не должен считаться закрытым для всех людей, кроме короля, кроме тех, что были закрыты во времена Генриха II. Этот запрет – часть статьи 47 первоначальной хартии.

Статья 24 возвращается к правовым процедурам. Статья 17 касалась общих тяжб. Настоящая статья рассматривала дела, подсудные короне, то есть те из них, в которых корона была особенно заинтересована. К ним можно отнести тяжкие преступления, которые заботили короля, поскольку нарушали мир. В статье сказано: «Ни шериф, ни констебль, ни коронеры, ни другие чиновники наши не должны разбирать дел, подсудных нашей короне». Такие дела должны разбирать объездные юстициарии, посещавшие все графства каждые семь лет.

Хьюберт Уолтер, как главный юстициарий, в «Статьях Эйр» (Articles of Eyre) 1194 года установил, что ни один шериф не может действовать как юстициарий в своем графстве или любом другом графстве, где он занимал должность с начала правления. Шериф слишком тесно связан с делами графства, чтобы быть беспристрастным судьей. Этот запрет продолжал иметь силу, по крайней мере теоретически, во время правления Иоанна, но некоторые шерифы и кастеляны пытались узурпировать функции юстициариев. Более того, во многих случаях они были чужестранцами и имели тенденцию действовать без оглядки на закон, поэтому люди имели все основания опасаться их вмешательства и требовать, чтобы только соответствующим образом уполномоченные юстициарии рассматривали наиболее сложные случаи.

Статья 25 устанавливает, что «все графства, сотни, округа (уэпентейки) и трети должны отдаваться на откуп за плату, какая установлена издревле, без всякой надбавки, за исключением наших домениальных поместий». В англосаксонские времена в обязанность шерифа входил сбор королевских доходов, которые поступали в основном с домениальных поместий короля и штрафов, наложенных разными судами. Шериф передавал собранные им средства в королевскую казну. Однако еще до норманнского завоевания появилась тенденция отдавать графство на откуп шерифу в обмен на фиксированную ежегодную сумму. Так у шерифа появилась заинтересованность в сборе как минимум этой суммы с графства, если он не хочет компенсировать разницу из своего кошелька. Все, что получалось сверх этой суммы, шло в карман шерифа. То, что избыток был весьма значительным, ясно из размера денежных сумм, которые люди были готовы платить за должность шерифа. Уильям де Статвиль, к примеру, заплатил Иоанну в 1201 году 1000 фунтов за должность шерифа Йоркшира, и эта сумма вовсе не является запредельной для крупных графств.

Расходы администрации росли, цены тоже, но и поступления от графств – поскольку Англия процветала – тоже увеличивались. Привычная откупная система устарела, и король всячески пытался увеличить поступление средств в казну. Каждое увеличение платы подавалось графству в виде увеличенной ренты с королевских владений и более многочисленных и крупных штрафов в судах. Поскольку королевские поместья были исключены из этой статьи, восстановление платы за откуп на прежнем старом уровне должно было не позволить шерифу увеличивать свой доход с судов, собирая их чаще, штрафуя тех, кто должен был явиться, но не сделал этого, и налагая запредельные штрафы за те преступления, которые попадали в юрисдикцию его судов.

Статья 26 описывает процедуру, которой надлежало следовать, если главный держатель умрет, оставшись должным короне, и защищает его собственность от полной конфискации, которая нередко практиковалась не слишком щепетильными шерифами. Первым делом шериф или бейлиф должен предъявить «королевский приказ об уплате долга, который умерший должен был нам». Затем шериф или бейлиф должен наложить «запрещение на движимое имущество умершего, найденное на светском лене, и составить ему опись в размере суммы этого долга, в присутствии полноправных людей, так, однако, чтобы ничего не было отчуждено из этого имущества, пока не будет уплачен нам долг». После уплаты долга «остаток пусть будет оставлен душеприказчикам, чтобы они могли выполнить завещание умершего; а если ничего нам он не был должен, то вся движимость пусть будет оставлена за умершим, причем должны быть обеспечены жене его и детям следуемые им части». По традиции вдове причиталась третья часть имущества, и еще треть – детям. Оставшаяся треть, как правило, использовалась на благочестивые цели. Все эти положения относились только к движимому имуществу или личной собственности. Законы, касающиеся наследования земли, были установлены и не могли быть изменены умирающим человеком так, чтобы не позволить законному наследнику унаследовать земли.

Статья 27. В этот период возможность умереть, не оставив завещания, содержащего распоряжения относительно движимого имущества, считалась катастрофой. Это была не просто неприятность. Это считалось грехом, поскольку завещание умирающего фиксировалось в присутствии священника, явившегося для соборования. Умереть, не оставив завещания, означало умереть без отпущения грехов, отрезанным от христианского общества. В таком случае сеньор мог конфисковать всю собственность усопшего.

Чтобы устранить такую несправедливость, статья определяла: «Если какой-либо свободный человек умрет без завещания, движимость его пусть будет распределена руками близких родственников его и друзей под наблюдением церкви, причем должна быть обеспечена уплата долгов каждому, кому умерший был должен». Это распределение помещалось под контроль церкви, поскольку завещание обычно делалось в присутствии священника, но также потому, что большинство наследодателей оставляли часть собственности церкви, чтобы раздать бедным, использовать для служения месс и для прочих благотворительных целей.

Статья 28 ограничивала осуществление королевской прерогативы заготовок, права реквизиции – приобретения запасов, необходимых для королевского двора. Этой привилегией пользовались управители королевских замков, которые могли раньше других приобретать запасы для гарнизонов по рыночной цене. Поскольку Иоанн утратил поддержку баронов и рыцарей, которые должны были сохранять его замки, он часто доверял их иностранным фаворитам и капитанам наемников. Эти люди, не считавшие нужным соблюдать закон, рыскали по окрестностям и хватали все, что хотели, бесплатно. Чтобы исправить это злоупотребление, эта статья утверждала, что «ни констебль, ни другой какой-либо наш чиновник не должен брать ни у кого хлеб или другое имущество иначе, как немедленно уплатив за него деньги или же получив от продавца добровольное согласие на отсрочку уплаты». Деньги упоминаются потому, что иногда платежи делались «ваучерами», которые могли использоваться только при платежах в королевскую казну.

Статья 29. Еще одно нарушение констеблей Иоанна было связано с обязанностью охраны замков. Некоторые фьефы сопровождались обязанностью служить в гарнизоне королевского замка определенное число дней каждый год. Иоанн предпочитал укомплектовывать свои замки доверенными наемниками, а не англичанами, и он и его констебли часто пытались заставить людей, обязанных нести охрану замка, вносить вместо службы денежные компенсации.

В статье сказано: «Никакой констебль не должен принуждать рыцаря платить деньги взамен охраны замка, если тот желает лично охранять его или через другого честного человека, если сам он не может сделать этого по уважительной причине; а если мы поведем или пошлем его в поход, он будет свободен от обязанности охраны замка соразмерно времени, в течение какого он был в походе по нашему повелению». Тот факт, что бароны настаивали на охране замков лично, не прибегая к денежной компенсации, предполагает, что Иоанн и его констебли пытались собрать произвольную заоблачную плату, а вовсе не ту, что рассчитана по дневной оплате наемного рыцаря.

Статья 30 еще больше ограничивала право заготовок, определяя, что «никакой шериф или бейлиф наш или кто-либо другой не должен брать лошадей или повозки у какого-либо свободного человека для перевозки иначе как с согласия этого свободного человека».

Статья 31. Статьи, касающиеся заготовок, ограничивали права только королевских чиновников. Эта статья постановляла: «ни мы, ни чиновники наши не будем брать лес для укреплений или для других надобностей наших иначе как с согласия того, кому этот лес принадлежит», независимо от компенсации. Королевские леса были так велики, что у него не было причин увеличивать поставки леса, отбирая его у кого-то другого.

Статья 32 определяла, что король «не будет удерживать у себя земель тех, кто обвинен в тяжких преступлениях, дольше года и дня, а затем земли эти должны быть возвращены сеньорам этих ленов». Когда человека обвиняли в тяжком преступлении, он лишался своей земли, и корона имела право занять их на один год и один день, и за этот период все имеющее ценность вывозилось. В конце этого времени разоренное поместье должно было вернуться к сеньору преступника, если преступник не был держателем от короны. Иоанн, однако, получив земли, оставлял их себе, наотрез отказываясь вернуть их сеньору, от которого преступник их получил. Цель это статьи – заставить короля освободить земли по истечении периода в один год и один день.

Статья 33. Реки в те времена были самыми важными средствами связи. По ним на баржах могли перевозиться более тяжелые грузы, чем на неповоротливых повозках по разбитым дорогам. Строительство рыбацких запруд на реках, очевидно, создавало препятствия для свободного речного судоходства. Эта статья постановляла, что «все запруды на будущее время должны быть совсем сняты с Темзы и с Медуэя и по всей Англии, кроме берега моря», где они никому не мешают.

Статья 34 иллюстрирует старания баронов отменить правовые реформы Генриха II и вернуть себе власть, которой он их лишил. Она определяла, что «приказ, называемый Praecipe, впредь не должен выдаваться кому бы то ни было о каком-либо держании, вследствие чего свободный человек мог бы потерять свою курию».

Основополагающий принцип феодального права заключался в том, что споры, касающиеся владения землей, должны решаться в суде сеньора фьефа, поскольку земля была дана им, и он и два спорщика были единственными людьми, участвующими в деле. Генрих II всячески старался ограничить привилегии и власть баронов и расширить юрисдикцию королевского суда за счет судов баронов. Даже могущественный Генрих не осмелился открыто нарушить традицию и объявить, что тяжбы, касающиеся обладания землей, должны рассматриваться только королевскими судами. Он изобрел другой способ – выдачу приказа Praecipe, который имел желаемый эффект – переносил дело для рассмотрения в королевский суд, но только в конкретном случае, для которого этот приказ был выдан. Таким образом, общий принцип сохранился, но одновременно был открыт путь для такого количества исключений, что на практике он оказывался подорванным.

Рассматриваемый приказ является прямым вмешательством короля в спор, касающийся обладания землей. Он был адресован шерифу и приказывал (Praecipe quod reddat) N. вернуть землю, о которой идет речь, М. или в ином случае предстать перед судом короля или его юстициариев и объяснить, почему он этого не сделал. Если приказ выполнялся и земля возвращалась, суд сеньора оказывался обойденным. Если же приказ не выполнялся, дело переносилось прямо в королевский суд.

Если рассматриваемая земля относилась к королевским владениям, бароны не имели возражений против использования приказа Praecipe, поскольку король, как владелец земли, был именно тем человеком, который должен был решить спор. Если же земля держалась субфеодалом – промежуточным сеньором-вассалом, практическое следствие использования приказа заключалось в том, что сеньор, «свободный человек» этой статьи, лишался привычной юрисдикции над подобными спорами и мог «лишиться своей курии». Иоанн поддерживал использование приказа Praecipe, потому что плата, внесенная за его получение, увеличивала доходы казны и потому что он живо интересовался правом и любил разбирать дела лично.

Статья 35 устанавливала универсальные меры и веса. «Одна мера вина пусть будет по всему нашему королевству, и одна мера пива, и одна мера хлеба, именно лондонская четверть, и одна ширина крашеных сукон и некрашеных и сукон для панцирей, именно два локтя между краями; то же, что о мерах, пусть относится и к весам».

Статья 36 возвращалась к вопросу правовых процедур. Если в статье 34 бароны пытались отменить часть работы Генриха II, настоящая статья устанавливала, что одна из его самых важных реформ должна была быть бесплатно доступной для каждого, кто ее просит. «Ничего впредь не следует давать и брать за приказ о расследовании, о жизни или членах, но он должен выдаваться даром, и в нем не должно быть отказа».

До того как Генрих II усовершенствовал процедуру, один человек мог обвинить другого в смертоубийстве и, таким образом, вынудить его защищаться от обвинителя, участвуя – лично – в судебном поединке. Генриху не нравился такой примитивный и несправедливый метод решения столь важного вопроса, в котором вердикт зависел не от вины или невиновности обвиняемого, а от его физической силы. Сильный и безжалостный человек мог добиться разорения и гибели более слабого соседа, выдвинув против него необоснованное обвинение.

Соответственно Генрих изобрел приказ, названный в статье «приказ о расследовании о жизни и членах», обычно называемый De odio et atia, чтобы дать обвиняемому шанс избежать судебного поединка. Заявив, что обвинитель действует «из злобы и ненависти», обвиняемый мог получить от короля приказ, обязывающий принять во внимание клятвенные свидетельства двенадцати соседей. Если эти люди поддержат заявление, обвинение отклонялось и не было никакой необходимости вступать в поединок. Более того, обвинитель подлежал обложению штрафом за ложные обвинения. Процедура считалась справедливой и рациональной, и бароны настояли, чтобы соответствующий приказ выдавался тому, кто его просит, бесплатно.

Статья 37 возвращалась к предмету опекунства. Хотя большинство владений землей основывалось на рыцарской службе, некоторые земли выдавались за выплату ежегодной ренты (денежное держание), предоставление определенных сельскохозяйственных услуг (простое свободное держание или, если земля находится в пределах свободного города, городское держание), или выполнение определенных названных услуг, обычно невоенных (сержантерии). Было справедливо и правильно для короля иметь попечительство над землей, выданной за военную службу, если мальчик не может оказать услуги, предусмотренные феодальным контрактом. Но Иоанн, судя по всему, считал себя вправе опекать всех наследников земель, выданных на других условиях. Это считалось несправедливым, поскольку арендная плата могла быть внесена – или услуги оказаны – наследником или его слугами, независимо от возраста. В этой статье бароны заставили короля отказаться от претензий на опеку, на которую не имел прав.

Более сложный случай возникал, если человек держал землю от короны на основании невоенных услуг и одновременно держал участок от субфеодала на основании рыцарской службы. Если он умирал и оставлял несовершеннолетнего наследника, Иоанн часто устанавливал опеку и над наследником, и над землями, которые он держал от субфеодала. Это было тем более несправедливо, и Иоанн был вынужден отказаться от этих претензий. Опека над наследником и землей переходила к сеньору фьефа, выданного за военную службу. «Если кто держит от нас per feodifirmam, или per socagium, или per burgagium (feodifirma, socagium и burgagium – разные виды свободного, но не военного держания), а от кого-либо другого держит землю за военную повинность, мы не будем иметь опеки над наследником и над землею его, которую он держит от другого…»

Статья 38 устанавливает, что «впредь никакой чиновник не должен привлекать кого-либо к ответу лишь на основании своего собственного устного заявления, не привлекая для этого заслуживающих доверия свидетелей». Привлечь кого-либо к ответу – важный шаг в судебной процедуре того времени. Жюри не имели последнего слова в объявлении человека виновным или невиновным. Выслушав свидетельства, они решали, достаточно ли они весомы, чтобы оправдать привлечение обвиняемого к ответу, то есть заставить его пройти испытание, которое установит, виновен он или нет. Возможны были испытания огнем, водой или поединком. Также была возможна компургация (снятие с себя обвинение путем присяги).

Обычно только женщины подвергались испытанию огнем. Ей надо было пронести раскаленный железный предмет на определенное расстояние. Обожженную руку обматывали тканью. Через три дня бинт снимали. Если ожог заживал чисто, без воспалений, обвиняемая считалась невиновной.

При испытании водой обвиняемого бросали в емкость с водой, которая была освящена для этой цели священником. Если вода принимала его, то есть он погружался в нее, обвиняемый считался невиновным. Если вода отвергала его, он считался виновным. Даже если человек сумел оправдаться при испытании водой, судебное разбирательство в Нортгемптоне в 1176 году объявило, что, если он обвинен в убийстве или другом позорном преступлении судом графства и законопослушными рыцарями-соседями, он обязан покинуть королевство в течение сорока дней и никогда в него не возвращаться.

В судебном поединке обвиняемый и обвинитель или их доверенные лица сражались, пока один из них не был побежден или убит. То, что заключенным разрешалось поддерживать себя в хорошем состоянии для предстоящего испытания, показывает следующее письмо:

«Король констеблю Винчестера: приветствия. Мы повелеваем вам позволить Джордану де Бианнею, рыцарю, который содержится в нашей тюрьме, выходить из тюрьмы дважды в день или чаще, чтобы практиковаться во владении мечом, а вместо него держать в тюрьме Оливера де Во, пока упомянутый выше Джордан не вернется. Когда же он вернется, этот Оливер может идти, куда пожелает. И позаботься, если ты ценишь то, чем владеешь, и себя лично, чтобы Джордан находился в безопасности. Засвидетельствовано мной в Бруке в двадцать второй день июля [1207]».

Компургация – метод, обычно применявшийся в церковных судах, но иногда его применяли и при рассмотрении гражданских дел. Обвиняемый клялся в своей невиновности, и к его свидетельству привлекалось столько «помощников в клятве», сколько он мог найти. Если достаточное количество достойных людей были готовы поклясться в его невиновности, обвиняемого оправдывали.

Эти испытания были примитивными методами установления вины или невиновности обвиняемого. IV Латеранский собор в 1215 году запретил священнослужителям, которые освящали воду или объявляли, что ожог заживает чисто, принимать в них участие. К началу правления Иоанна обвиняемым в преступлении уже начинали разрешать представить свой случай на рассмотрение жюри, которое, выслушав свидетельства, вынесет вердикт, тем самым ликвидировав необходимость в испытаниях.

Однако эта статья хартии относилась к примитивным испытаниям. Их нельзя было налагать безответственно, основываясь только лишь на неподтвержденной жалобе одного из чиновников Иоанна. Король обещал, что в будущем установленная процедура будет соблюдаться и обвинение будет поддерживаться клятвами заслуживающих доверия свидетелей.

В статье 39, одной из самых известных статей хартии, Иоанн пообещал: «Ни один свободный человек не будет арестован, или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе как по законному приговору равных его и по закону страны».

Эта статья обычно считается гарантией рассмотрения дела жюри для всех англичан, но внимательное ее прочтение показывает, что все не так просто. Во-первых, она применяется только к свободным людям, которые составляли около четверти населения, остальные были вилланами. Во-вторых, рассмотрение жюри криминальных случаев, как мы понимаем это сейчас, было новой, редкой и довольно дорогой процедурой. В казначейских реестрах за 1210 и 1211 годы зафиксировано восемь платежей каждый год – от половины марки до ста шиллингов – «за собрание жюри». В 1212 году зафиксирован только один такой платеж.

То, что называлось жюри во времена Иоанна, было, по сути, своеобразными следственными комиссиями, которые устанавливали такие факты, как владение землей, обвинительные жюри, о функциях которых уже говорилось. Жюри, рассматривающие дела и выносящие вердикт, только начинали использоваться для криминальных случаев. Следовало сначала купить соответствующий приказ на эту привилегию, и никого нельзя было заставить подчиниться «вердикту двенадцати». Поскольку, очевидно, не делалось разделения между обвинительными жюри и жюри, рассматривающими дела, и свидетели могли участвовать в работе жюри, этот механизм во многих случаях был неудовлетворительным.

Законные права, гарантированные каждому свободному человеку этой статьей, заключались в том, что обвинение против него должно слушаться людьми, равными ему по положению, которые решат, должен ли он подвергнуться испытанию, в какой форме и насколько успешным будет результат. «Закон страны», возможно, означает, что испытание должно быть традиционным и общепризнанным, или этот термин может иметь более широкое значение, указывая на общепринятый свод законных принципов, применяемый в то время.

В любом случае цель этой статьи – заставить Иоанна жить по установленным законным процедурам, а не брать закон в свои руки и произвольно обращаться с теми, кого он считал своими врагами. К примеру, он бросил в тюрьму и заморил голодом Мод де Браоз и ее сына в 1210 году и попытался сделать нечто подобное летом 1213 года, когда пошел войной на своих баронов. Тогда его разубедил Стефан Лэнгтон.

Статья 40 не менее известна и тоже неверно понята. В ней сказано: «Никому не будем продавать права и справедливости, никому не будем отказывать в них или замедлять их».

Это вовсе не означало, что справедливость можно было получить в судах Иоанна просто так. Обращение в суд всегда было дорогостоящим делом. Не подлежит сомнению тот факт, что Иоанн продавал приказы, в том смысле, что за приказы, дающие некоторые особые и быстрые процедуры, которые добавляли работы членам королевских судов, взималась плата. Но устанавливать плату за подобные приказы – это не то же самое, что торговать правосудием. Однако во многих случаях Иоанн требовал такие огромные штрафы, что всему миру это представлялось именно торговлей правосудием.

Король, постоянно ездя по стране, разбирал многие дела. И не секрет, что в ряде случаев он позволял дорогим подаркам влиять на свое решение. В его власти также был отказ выслушать тех или иных просителей или отложить рассмотрение дела на неопределенный срок. От этих злоупотреблений он теперь отказался.

Статья 41 перечисляла привилегии, данные иностранным торговцам. Обсуждать местных купцов не было необходимости, поскольку их дела регулировались гильдиями и разными городскими хартиями. В мирное время «все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Англии и въезжать в Англию, и пребывать, и ездить по Англии, как на суше, так и по воде, для того, чтобы покупать и продавать без всяких незаконных пошлин, уплачивая лишь старинные и справедливые, обычаем установленные пошлины». А в военное время, «если они будут из земли, воюющей против нас; и если такие окажутся в нашей земле в начале войны, они должны быть задержаны без ущерба для их тела и имущества, пока мы или великий юстициарий наш не узнаем, как обращаются с купцами нашей земли, находящимися тогда в земле, воюющей против нас». Понятно, что если английские купцы находились в воюющей стране в безопасности, то и к чужеземным купцам в Англии должно быть такое же отношение.

Король напрямую надзирал за внешней торговлей и, согласно общепринятой практике, получал дань в размере пятнадцатой или десятой части иностранного груза, выгруженного в Англии. Жадность Иоанна вынуждала его повышать взимания. В результате иностранные купцы утрачивали заинтересованность в доставке товаров в Англию или повышали на них плату, чтобы компенсировать свои потери. Поскольку иностранные купцы торговали по большей части предметами роскоши и их клиентами были высшие классы, в интересах баронов как покупателей было разрешение купцам максимальной свободы и защита их от высоких поборов, которые они перекладывали на плечи покупателей.

Статья 42 разрешала всем, за исключением «сидящих в заключении и поставленных, согласно закону королевства, вне закона, а также людей из земли, воюющей с нами», свободно «выезжать из нашего королевства и возвращаться в полной безопасности, по суше и по воде, лишь сохраняя верность нам». Лишь немногие англичане, за исключением священнослужителей, имели основания выезжать в это время из страны. После утраты Нормандии знать, имевшая владения на обоих берегах канала, или разделила их между разными ветвями семьи, или отказалась от поместий в одной или другой стране. Поэтому у баронов не было повода для дальних путешествий. То же самое относилось и к купцам, потому что иностранная торговля страны практически полностью велась иностранными купцами. Зато духовенство, по мере усложнения процессуальных норм Папской курии и постоянного расширения ее юрисдикции, имело множество причин поехать в Рим, как в связи с делами, в которых участвовали английские священники, так и в неустанных попытках продвинуться.

Генрих II в Кларендонской конституции 1164 года установил: «Архиепископам, епископам и имеющим бенефиции клирикам королевства не позволяется выезжать из королевства без разрешения государя-короля». Таким образом, практический эффект этой статьи хартии – отменить это положение более раннего документа и позволить духовенству возить свои обращения в Рим без необходимости получения королевского согласия. Эта статья, несомненно, появилась по настоянию Стефана Лэнгтона и его епископов, а Иоанн, пребывая в необычной для него роли крестоносца и вассала Святого престола, с удовольствием дал свое согласие.

Статья 43 проясняет тонкий момент феодального законодательства, касающегося держания земли. Когда главный держатель лена утрачивает право на землю и она переходит к короне, все те, кто держал землю от него, передвигаются на ступеньку выше и становятся главными держателями. Если их феодальные сборы и обязанности, как субарендаторов, были ниже, чем обычно взимаются с главных держателей, Иоанн всегда старался их увеличить, чтобы привести в соответствие с их новым статусом, хотя эти люди не имели никакого увеличения в земле или доходах, чтобы выполнить его требования. Согласно этот статье, «если кто держал землю, принадлежащую к какому-нибудь выморочному лену… и умер, то наследник его даст не какой-либо иной рельеф и будет нести не какую-либо иную службу, а лишь тот рельеф, какой он давал бы барону, и ту службу, какую он нес бы барону, если бы барония находилась в руках самого барона».

Статья 44 – первая из тех, которые относятся к лесному праву. «Лесной округ» – технический термин, применяемый к районам, отведенным для королевской охоты. В них «лесные звери» – олени и дикие кабаны – защищались строжайшими лесными законами, и общее законодательство страны не применялось. Почти треть страны, включая весь Эссекс, жила под лесным законодательством. Лесной округ мог и часто действительно включал густонаселенные районы с большими пахотными площадями. Свободные люди, жившие в пределах лесного округа, должны были посещать лесные суды, в то время как те, что жили за его пределами, посещали разные суды, где действовало общее законодательство. Обязанность посещать лесные суды распространялась и на тех, кто жил по соседству с лесным округом, но не в нем, что добавляло им трудностей. Помимо посещения обычных судов, они были вынуждены или еще раз терять время на посещение лесных судов, или платить штрафы за неявку на сессию суда. Этот перегиб исправляла данная статья, которая гласила: «Люди, которые живут за пределами лесного округа, впредь не должны являться перед нашими лесными судьями в силу общих приглашений, если они не являются стороною в деле или поручителями кого-либо из тех, которые привлечены к суду по лесным делам».

Статья 45. Большинство положений хартии предлагали определенное и специфическое средство против злоупотреблений, которые бароны стремились исправить. Статья 45 отступает от этого принципа. В ней король обещает: «Мы будем назначать судей, констеблей, шерифов и бейлифов лишь из тех, которые знают закон королевства и имеют желание его добросовестно исполнять». Это обещание настолько туманное, что практически не имеет силы. В нем нет никаких стандартов, по которым можно определить пригодность того или иного чиновника для занятия указанных выше должностей, и не сказано, кто должен устанавливать эту пригодность.

Тем не менее даже эти туманные оговорки исключали один класс чиновников – иностранных фаворитов Иоанна, которые приобретали большую власть, будучи назначенными на ответственные посты. Они ничего не знали об английских законах и не выказывали ни малейшего желания их соблюдать. Некоторые из этих людей перечислены поименно в статье 50, словно бароны понимали: статья 45 слишком туманна, чтобы обеспечить их отстранение.

В статье 46 сказано, что «все бароны, которые основали аббатства и имеют грамоты английских королей или старинные держательские права в отношении к ним, должны иметь опеку над ними на время вакансий, как им надлежит иметь». И короли, и английские бароны основывали аббатства и наделяли их землями. Даже Иоанн основал аббатство Бьюли. Взамен основатель имел право опеки над землями аббатства, когда должность аббата вакантна, так же как король имел право опеки над землями епископства, когда престол епископа вакантен.

Цель этой статьи не закрепить право, которое отвергается церковью, а обеспечить, чтобы основатель или его преемник имел это право, несмотря на неустанные попытки короля захватить опеку над всеми вакантными аббатствами, независимо от того, основаны они его королевскими предками или кем-то другим.

Статья 47 возвращается к предмету лесного хозяйства, устанавливая, что «все леса, которые стали заповедными королевскими лесами при нас, немедленно же должны перестать быть ими; так же надлежит поступать и с реками, которые были объявлены нами заповедными».

Леса могли становиться заповедными или их территория могла расширяться по одному только слову короля. Это навлекало большие трудности на живущих на территории людей, поскольку они попадали под действие суровых лесных законов и лишались многих привычных прав, чтобы только сохранить королевскую дичь. Хотя Иоанн не создавал новых заповедников, он существенно расширил границы некоторых существующих. Бароны вынудили его согласиться, что заповедные леса должны вернуться в границы, существовавшие, когда он взошел на трон.

Берега рек тоже могли объявляться заповедными на период времени, когда королю приходило в голову заняться соколиной охотой, и в это время никто не смел в этом районе ему мешать. Иоанн согласился ограничить свои права только теми берегами рек, которые обычно объявлялись заповедными в начале его правления.

Статья 48 – это общее осуждение всех дурных обычаев «относительно заповедных королевских лесов и выделенных в них для охоты заповедных мест, а также должностных лиц, заведующих этими лесами и местами, шерифов и их слуг, рек и их охранителей». Она определяла механизм, с помощью которого их следовало устранить. Необходимо было провести расследование «в каждом графстве через посредство двенадцати присяжных рыцарей из того же графства, которые должны быть избраны честными людьми того же графства, и в течение сорока дней после того, как будет произведено расследование, должны быть ими совершенно уничтожены, чтобы больше никогда не возобновляться». Однако все же предварительно следовало уведомить короля или юстициария, при отсутствии короля в стране.

Статья 49 обещала исправить одно из худших злоупотреблений Иоанна – привычку брать заложников и грамоты. Взятие заложников, чтобы обеспечить выполнение договора или в качестве гарантии хорошего поведения недавнего мятежника, являлось обычной практикой. Иоанн, однако, в начале своего правления начал брать в заложники детей и других близких родственников знатных людей, которых он подозревал в скрытой неприязни, чтобы обезопасить себя от возможного мятежа. Этот трусливый, но действенный механизм заработал в полную силу в 1208 году, когда король потребовал заложников у всей знати. Тогда наложение интердикта заставило его сомневаться в ее поддержке. Судьба заложников могла быть очень печальной. Так летом 1212 года все юные валлийские заложники были повешены.

Беря заложников, Иоанн, как правило, требовал от знати грамоту (хартию) с обещанием преданной службы и подтверждением клятвы верности. В качестве дополнительной предосторожности он нередко заставлял баронов отдавать ему грамоты, по которым они держали свои земли, так чтобы впредь их держание земли целиком зависело от доброй воли короля и могло быть им прервано в любой момент, поскольку у них не оставалось никаких документальных подтверждений. Люди шли на большие расходы, чтобы получить письменное свидетельство своих прав на землю и привилегий и получить королевское подтверждение этих документов. В некоторых случаях даже устраивались фиктивные судебные тяжбы, чтобы «окончательное согласие» было зафиксировано в документе. В этой статье Иоанн обещал, что «всех заложников и все грамоты, которые были выданы нам англичанами в обеспечение мира или верной службы, мы немедленно возвратим».

Статья 50 обещала отстранить от должностей группу французов, перечисленных поименно, и все их потомство. Все указанные в ней лица прибыли из окрестностей Тура и были назначены шерифами, лесничими или констеблями Иоанном. Они были ему преданы, но ничего не знали об английских законах и даже не делали вид, что их соблюдают. А их вымогательства были предметом постоянных жалоб.

Статья 51. Помимо перечисленных в предыдущей статье иностранцев, оставались еще наемные войска, которые Иоанн привез из-за границы, чтобы укомплектовать гарнизонами свои замки. В этой статье он обещал: «И немедленно же после восстановления мира удалим из королевства всех иноземных рыцарей, стрелков, сержантов, наемников, которые прибыли с лошадьми и оружием во вред королевству».

В статье 52 было сказано: «Если кто был лишен нами, без законного приговора своих пэров, земель, замков, вольностей или своего права, мы немедленно же вернем ему их; и если об этом возникла тяжба, пусть будет решена она по приговору двадцати пяти баронов», как это предусмотрено статьей 61. Если же кто-либо был лишен чего-то без законного приговора королем Генрихом или королем Ричардом, Иоанн получит отсрочку до конца обычного срока принявших крест; после чего вопрос будет решен и произведена реституция.

Статья 53. Иоанн уже согласился изменить статус земель, которые он сделал лесами, и отказаться от опеки, на которую не имел права. Эта статья в какой-то степени меняет этот отказ. Территории, которые Иоанн сделал заповедными лесами, должны были перестать быть таковыми немедленно. Но он настоял на отсрочке крестоносца в отношении лесов, «которые Генрих, отец наш, или Ричард, брат наш, объявили заповедными королевскими лесами», и относительно возвращения опеки земель их законным хозяевам.

Статья 54 определяет, что «никто не должен подвергаться аресту и заключению в тюрьму по жалобе женщины, если она жалуется по случаю смерти кого-либо иного, а не своего мужа». Хотя, согласно древней английской традиции, женщине позволялось выдвигать обвинения только в случае насилия над собой или убийства ее мужа, в этих двух случаях она пользовалась особыми привилегиями. Если мужчина обвинял другого мужчину в убийстве, и обвиняемый и обвинитель должны были пройти испытание поединком, причем лично. Если обвинителем выступала женщина, она могла выбрать человека, который примет участие в поединке вместо нее.

Это повторное подтверждение в хартии традиционных ограничений прав женщин на обращение в судебные инстанции, судя по всему, означает, что женщинам позволялось выдвигать обвинение в убийстве не только своего мужа, но также других родственников мужского пола. В июле 1212 года, к примеру, Иоанн приказал шерифу Бакингема доставить к Джеффри Фицпетеру для охраны Сэмюела Фицричарда и Филиппа, его брата, которых Алина, супруга Вильгельма, графа Пуату, обвинила в убийстве ее сына. Более того, как показывает письмо от 28 мая 1207 года – в котором Иоанн сообщает шерифу Линкольна, что три его судьи едут туда, чтобы выслушать обращение Агнес, дочери Ричарда Клерка, обвиняющей группу людей в разбое и нарушении мира, – возможности обращения в суд для женщин были существенно расширены.

Женщины, водящие дружбу с особенно сильными и опытными воинами, имели возможность выдвигать огульные обвинения против людей, которые им не нравились. Решение, придуманное баронами, рыцарские чувства которых, вероятно, подверглись суровому испытанию, заключалось в подтверждении ограничения прав женщин на обращение в суд единственным случаем – убийством мужа.

Статья 55 – одно из самых широкомасштабных положений хартии. В ней сказано: «Все пошлины, которые были уплачены нам несправедливо и против закона страны, и все штрафы, уплаченные несправедливо и против закона страны, пусть будут преданы полному забвению, или пусть с ними будет поступлено по приговору двадцати пяти баронов…» Спорные случаи должны решаться двадцатью пятью баронами или «по приговору большинства их совместно со Стефаном, архиепископом Кентерберийским, если он будет иметь возможность присутствовать, и с другими, которых он пожелает для этого позвать с собою». Также предусматривалось, что «если в подобной тяжбе будет выступать какой-либо из вышеназванных двадцати пяти баронов, то они устраняются… а на их место и только для этого назначаются другие».

Иоанн считал чрезмерные пошлины и штрафы выгодным способом пополнения казны и одновременно наказания своих врагов и в этом деле немало преуспел. Штрафы устанавливались вне всякой связи с тяжестью проступка, а пошлины взимались в соответствии с благосостоянием жертвы и степенью неприязни, которую к ней испытывал Иоанн.

Примечательным в составе «арбитражного» комитета, призванного определить законность штрафов и пошлин, является присутствие в нем Стефана Лэнгтона, которому позволялось привести с собой столько людей, сколько он захочет. Эта уступка указывает на доверие баронов к его суждениям.

В статьях 56, 57 и 58 Иоанн обещает немедленно вернуть жителям Уэльса все земли, вольности или что-то иное, отнятое у них им без законного приговора. Если же кто-либо из валлийцев был лишен чего-то без законного приговора своих пэров королем Генрихом или королем Ричардом, это будет возвращено им после отсрочки крестоносца. Также Иоанн обещал вернуть заложников и грамоты, которые он истребовал для гарантии безопасности. Среди валлийских заложников был сын Лливелина ап Иорверта, который был упомянут в статье отдельно.

Статья 59. Успокоив таким образом валлийцев, бароны включили в хартию статью, касающуюся шотландских дел. Юный Александр сменил отца на троне короля шотландцев накануне в декабре. Он поддерживал баронов. Эта статья сохраняет равновесие между умиротворением Александра и сохранением претензий английской короны на подчиненное положение шотландского короля. В ней сказано: «Мы поступим с Александром, королем шотландцев, относительно возвращения его сестер и заложников и относительно вольностей их и их права в согласии с тем способом, каким мы поступим с другими нашими английскими баронами, если только не должно быть поступлено [с ним] иначе в силу грамот, которые мы имеем от его отца Вильгельма, некогда короля шотландцев; и это будет сделано по приговору их пэров в курии нашей».

Сестер Александра звали Маргарет и Изабелла. Их не следует путать с двумя незаконнорожденными дочерьми Вильгельма, носившими такие же имена, которые вышли замуж соответственно за Эсташа де Весси и Роберта де Роса. Две законные дочери были отданы Иоанну отцом под опеку, как фактические заложницы, в июне 1209 года и содержались в замке Корф.

Иоанн восстановил права и свободы Александра, так же как сделал это с другими баронами, поскольку Александр, король Шотландии, одновременно являлся английским бароном, в силу того что держал от английского короля графства Нортумберленд, Камберленд и Уэстморленд. Таким образом, ровней Александра в английском суде были другие бароны Иоанна. В статье не упоминалось о феодальном господстве над всей Шотландией, которое Генрих II навязал побежденному Вильгельму Льву в 1174 году.

Статья 60, вероятно, была ценой, которую баронам пришлось заплатить своим держателям-арендаторам за поддержку. В ней говорилось, что «все вышеназванные обычаи и вольности, какие только мы соблаговолили признать подлежащими соблюдению в нашем королевстве… все в нашем королевстве, как миряне, так и клирики, обязаны соблюдать, насколько это касается их в отношении к их вассалам». Сами бароны были относительно небольшой группой и в отношении военных сил зависели от своих вассалов. А значит, было правильно и справедливо, чтобы соглашения, касающиеся отношений между королем и баронами, распространялись также на отношения между субфеодалами и их вассалами, которые составляли большинство баронской армии.

Заключительные статьи, определяющие средства исполнения хартии, описаны в главе 12.

Хартия, увидевшая свет в 1215 году, имела лишь очень ограниченный практический эффект. Ее отмена папой, начало гражданской войны и смерть Иоанна не позволили претворить в жизнь большинство ее положений. Однако она повсеместно считалась средством против дурных порядков, установленных правительством после смерти Генриха II, и утверждением прав и привилегий свободных людей. Следовательно, в умах людей она должна была занять место «хороших законов» короля Эдуарда» и «законов Генриха I», став идеалом, которым будет руководствоваться король и его министры при управлении страной и который защитит права людей против поползновений короля.

Бароны придавали такое большое значение хартии, что вскоре после коронации юного Генриха, чтобы отвлечь их внимание от Людовика и заверить, что все их свободы будут уважаться, Уильям Маршал, как Rector regis et regni, и легат Гуло 16 ноября 1216 года издали, под своими печатями, слегка видоизмененную версию хартии. Те статьи, которые относились лично к Иоанну или необходимость в которых исчезла, были ликвидированы.

Бароны массово покидали Людовика и возвращались к своему законному сюзерену. Людовик понял, что не имеет шансов получить английскую корону. В 1217 году, согласно Ламбетскому договору, он согласился уйти из Англии и вывести свои войска. Нация наконец объединилась, и в ознаменование этого факта 6 ноября 1217 года появилось второе, пересмотренное издание хартии. Его сопровождала Лесная хартия, в которой излагались законы, связанные с королевскими лесами. Название Magna Carta, очевидно, было применено к Хартии вольностей впервые именно в этом году, чтобы отличить ее от Лесной хартии.

Генрих III достиг совершеннолетия только 1 октября 1228 года, но по мере взросления он принимал все более активное участие в управлении страной. В декабре 1224 года регенты попросили грант размером в пятнадцатую часть всего движимого имущества, чтобы покрыть расходы администрации. Большой совет создал прецедент для почти всех последующих парламентов на несколько веков вперед, если те сталкивались с аналогичным требованием. Он обусловил грант подтверждением Хартии вольностей. Соответственно 11 февраля 1225 года появилась третья и последняя пересмотренная версия Хартии вольностей – в этой форме она стала известна всем последующим поколениям. Она была издана под королевской печатью, и Генрих отметил, что действовал spontanea et bona voluntate.

Это подтверждение Хартии вольностей стало весьма торжественным моментом. Стефан Лэнгтон и собравшиеся епископы объявили об отлучении от церкви всех, кто ее нарушит. На протяжении всего Средневековья об этом объявлялось дважды в год во всех церквях Англии. В поздние годы правления Генриха и в течение многих лет после него хартию называли Magna Carta communium libertatum Angliae.

Со временем документ, изначально появившийся, чтобы дать особые средства для урегулирования конкретных жалоб группы феодальных баронов, озабоченных защитой своих феодальных привилегий против посягательств алчного короля, превратился в гарантию свобод подданных против спорной воли суверена. В каждом веке трактовка хартии менялась, и временами ее положения насильственно искажались, чтобы соответствовать ситуациям, для которых они не были предусмотрены и которые попросту не могли прийти в головы ее первым авторам.

Однако в основе всех трактовок и изменений, внесенных в более поздние века, лежит фундаментальная концепция, на которую опирается хартия и конституция Англии, коей она является краеугольным камнем: король подчиняется закону, а не стоит над ним.