Глава 13. «Богу и святому Вульфстану». 1215–1216

Переговоры, касающиеся хартии, шли с понедельника 15 июня до пятницы 19 июня. Когда они завершились, обе стороны остались в состоянии настороженной бдительности: король – в Виндзоре, бароны – в Лондоне. 19-го Иоанн послал письма всем шерифам, лесничим, бейлифам и другим чиновникам. В них он объявил, что милостью Божьей между ним, его баронами и свободными людьми установился прочный мир. Это явствует из копий хартии, которые он им разослал. Король приказал, чтобы хартию публично зачитали в каждом округе бейлифа и строго соблюдали. Шерифам было приказано обеспечить, чтобы все повиновались двадцати пяти баронам в случаях, упомянутых в хартии. Соответствующая клятва должна быть принесена в том месте и в то время, которое назначат бароны. Когда соберется следующий суд графства, следует избрать двенадцать рыцарей, чтобы расследовать все злоупотребления королевских чиновников.

Иоанна немедленно осадила толпа претендентов на земли и замки, которых он, по их заверениям, незаконно их лишил. Но только король не позволил втянуть себя в новую склоку. Он ответил, что все заявители должны поддержать свои претензии свидетельствами достойных доверия людей, и назначил день – 16 августа, – когда все их претензии будут заслушаны в Вестминстере. Однако он вернул лондонский Тауэр и замок Рочестер архиепископу Кентерберийскому, который имел на них право согласно установившейся традиции.

Он также освободил нескольких заложников и вернул некоторые замки их владельцам, как показывают следующие письма от 21 июня:

«Король констеблю Нортгемптона: приветствия. Мы повелеваем тебе без задержки доставить Генри, сыну графа Дэвида, подателя этого письма, всех заложников того же графа Дэвида, которые находятся под твоей опекой».

«Король Сэйру, графу Винчестера: приветствия. Мы повелеваем тебе, как только граф Дэвид присягнет нам на верность, вернуть ему его замок в Фотерингей, который мы поручили твоим заботам. Если, волею случая, он умрет до того, как присягнет нам на верность, ты передашь замок нам».

23 июня король написал Гуго де Бове, командиру наемников, которые ждали распоряжений в Дувре. Иоанн велел ему не задерживать солдат, а незамедлительно отправить их домой – на другую сторону канала. Он также проинформировал об установлении мира в королевстве Стефана Херенгода и велел ему не собирать больше штрафов из-за баронского восстания, вернуть деньги, которые он мог собрать после достижения окончательных договоренностей 19-го, и освободить всех пленных и заложников, взятых во время беспорядков.

Действовал ли Иоанн в это время по чистой совести и с честными намерениями, сказать невозможно. Имеющиеся свидетельства предполагают, что да. В любом случае, сразу после того, как он приложил свою печать к хартии, он предпринял ряд шагов к выполнению тех ее положений, для которых было достаточно одного только его приказа. Его письмо, распускающее иностранных наемников, – лучшее подтверждение его уверенности в том, что кризис миновал и непосредственной опасности больше нет.

Другим признаком его убежденности в том, что мир наконец достигнут, является тот факт, что он начал собирать драгоценности, которые ранее поместил для сохранности в разные религиозные учреждения. Вещи, упомянутые в приведенной ниже расписке, может быть не самые ценные, показывают, что Иоанн любил украшать себя.

«Король всем и пр. Да будет известно, что в пятницу, следующую за днем рождества святого Иоанна Крестителя, мы получили в Винчестере из рук Николая, каноника Уолтхэм-Эбби, 13 серебряных чаш общим весом 50 марок и 3 унции с половиною, одну брошь с 6 сапфирами и 6 гранатами, и еще одну брошь с 3 сапфирами и 3 гранатами и разными другими камнями, и третью брошь с 2 сапфирами, 4 гранатами, 2 жемчужинами и небольшой бирюзой, и четвертую брошь с 2 сапфирами, 4 гранатами, 2 жемчужинами и другими мелкими камнями, и пятую брошь с маленькими сапфирами и маленькими гранатами, и шестую брошь с 8 зелеными яшмами. Также один ремень из гладкой черной кожи, которым король должен подпоясываться, и еще один ремень из красной кожи с маленькими изображениями льва, и третий ремень из резной красной кожи, и четвертый ремень из красной кожи с камнями на пряжке и язычке с рельефными частями, и пятый ремень из красной кожи с 11 зелеными яшмами, и шестой ремень из черной кожи с камнями на пряжке и частях ремня. Все это было доверено аббату, приору и монастырю Уолтхэма для сохранения по нашему приказу, и в качестве свидетельства этого мы изготовили настоящее письмо. Засвидетельствовано мною лично в Винчестере в двадцать седьмой день июня семнадцатого года нашего правления».

Бароны, однако, были настроены иначе. Они оставались в Лондоне со всеми своими силами и не выказывали намерения расходиться. Они с недоверием наблюдали за королем, и, вероятно, Иоанну казалось, что они снова готовятся применить силу, накапливая недовольство. Чтобы поддержать свой боевой дух, продемонстрировать силу и обеспечить зрелище для своих друзей и союзников, жителей Лондона, они 6 июля устроили турнир в Хаунслоу.

Роберт Фицуолтер, «маршал армии Бога и Святой церкви», и другие видные представители этой армии пригласили письмом на турнир Вильгельма д’Альбини. После того как он бросил короля в мае, Вильгельм поддерживал баронов при Раннимеде, а потом удалился в свой замок Бельвуар. Они указали на стратегическую важность Лондона и предупредили, что некоторые люди только и ждут, чтобы они покинули город, поэтому они не сделают этого. Они согласились провести турнир, ради обеспечения безопасности – своей и Лондона, – и предложили Вильгельму явиться с лошадьми и оружием и покрыть себя славой. В конце письма Роберт Фицуолтер добавил: «Тот, кто окажется лучшим, получит медведя, который некая леди пошлет на турнир».

Возможно, потому, что у него уже был медведь, Вильгельм не принял приглашения и остался в Бельвуаре.

Даже если у него когда-то было намерение придерживаться положений хартии и подчинить свои действия враждебному контролю баронского комитета, Иоанн быстро осознал, что они продолжают замышлять недоброе – недаром же они остались в Лондоне. Соответственно он начал принимать меры, чтобы освободиться от унизительного соглашения и отомстить опозорившим его людям. Если верить Роджеру Вендоверскому, он желал нанести удар по своим врагам одновременно двумя мечами, духовным и материальным. Чтобы заточить духовный меч, он послал Пандульфа в Рим, чтобы тот показал папе хартию и, несмотря на обещание не делать этого, потребовал освободить его от клятвы соблюдать ее.

Льстивый язык письма, которое Пандульф повез в Рим, являет собой разительный контраст с весьма несдержанными выражениями, использованными Иоанном при обращении к папе ранее.

«Почтенному сеньору и святейшему отцу Иннокентию, милостью Божьей верховному понтифику, от Иоанна, милостью Божьей короля Англии и пр.: приветствие и глубокое почтение, причитающееся сеньору и отцу.

Мы почтительно склоняемся перед вашим святейшеством и приносим вам нашу безмерную благодарность за внимание и отеческую заботу о нашем благе и защите королевства Англии. Хотя черствость сердец английских прелатов и их непокорность злонамеренно препятствуют воплощению в жизнь вашей благочестивой предусмотрительности.

Мы преданно чтим искреннее доброжелательство, которое ваше святейшество испытывает к нам и которое, хотя в настоящее время оно считается бесполезным горделивыми и злокозненными глупцами, несет нам мир и безопасность, а нашим врагам – смятение и страх.

Хотя Пандульф, ваш преданный иподиакон и избранный епископ Нориджа, крайне необходим нам в Англии, поскольку он верно и преданно поддерживает честь Римской церкви, нашу и нашего королевства, мы не видим другого способа сообщить вашему святейшеству о положении нашем и нашего королевства – только через него.

Поэтому мы, хотя и с большой неохотой, посылаем его к вашим ногам и всеподданнейше просим, чтобы, услышав от него и других наших преданных посланцев об оскорблениях, нанесенных вам в нашем лице, вы проявили отцовскую озабоченность для руководства нашим королевством и сохранения нашего достоинства. Ваша непревзойденная осмотрительность, безусловно, подскажет вам, как целесообразно поступить, ведь, милостью Божьей, вы всегда руководствовались ею.

Уверен, что мы имеем в вашем лице и апостольском престоле друга и единственного защитника – после Бога – и надеемся на вашу защиту и покровительство».

«Другие преданные посланцы» – это члены впечатляющей делегации, в которую входили епископы Бордо и Дублина, Ричард де Марискис, королевский канцлер, аббат монастыря в Бьюли, Джон Маршал и Джеффри Латтерел. Письмо, которое они везли, было призвано еще больше настроить папу против баронов. «Хотя графы и бароны Англии были преданы нам, прежде чем мы отдали себя и нашу землю вашему правлению, – писал Иоанн, – с этого момента и по этой причине, как они публично заявляют, они поднимаются против нас».

Для подготовки материального меча в какой-то период в течение лета Иоанн послал своих доверенных слуг, Уолтера Грея, епископа Вустера, Ричарда де Мариско, Уильяма Джернона и Гуго де Бове, на континент, чтобы попытаться собрать там армию. Его люди были уполномочены предлагать земли и деньги всем, кто согласится вступить в его армию, и гарантировать солдатам оплату. Этим силам было приказано собраться в Дувре в Михайлов день. Управители королевских замков по всей Англии получили приказ собирать продовольствие и оружие и подготовиться к защите замков.

Когда Пандульф и другие гонцы прибыли в Рим, они сообщили Иннокентию обо всем, что произошло между Иоанном и баронами, и передали ему копию хартии. Прочитав ее, Иннокентий воскликнул: «Неужели английские бароны пытаются свергнуть короля, отмеченного крестом крестоносца и находящегося под защитой Святого престола, чтобы передать владения Римской церкви другому? Мы не позволим этому случиться».

После обсуждения с кардиналами 24 августа Иннокентий издал буллу, в которой были перечислены обиды, нанесенные «нашему дражайшему сыну во Христе Иоанну, славному королю Англии» его баронами. Папа, как сеньор Англии, под угрозой отлучения запретил королю соблюдать положения хартии, а баронам и их помощникам – заставлять его выполнять эти положения и объявил документ не имеющим законной силы.

Одновременно он направил письмо «благородным людям Англии», приказав им отказаться от хартии, которую они получили силой и угрозами и которой сделали себя и судьями, и палачами. Иннокентий велел направить представителей на предстоящий Латеранский собор, чтобы они предстали перед ним. Тогда, с оптимизмом заявил папа, он устроит дела так, чтобы король не был ущемлен и люди жили в мире и пользовались свободами.

Аннулирование хартии папой, единственной властью, которую бароны признавали над собой и королем, стало очевидным успехом Иоанна в использовании духовного меча. Противоречия из-за выборов архиепископа Йорка дали ему возможность унизить Стефана Лэнгтона, которому он никогда не доверял и который – в этом король легко сумел себя убедить – был одним из зачинщиков баронского восстания, всячески помогавшим мятежникам.

Архиепископский престол Йорка оставался вакантным после смерти Джеффри, сводного брата короля, в изгнании в 1212 году. В тревожном июне 1215 года – едва ли это время можно было считать благоприятным – каноники встретились, чтобы выбрать архиепископа. Иоанн направил им из Раннимеда письмо, в котором рекомендовал на этот пост Уолтера Грея, недавно рукоположенного епископа Вустера, бывшего канцлера королевства и брата Джона Грея, епископа Нориджа. Уолтер получил образование в Оксфорде, и каноники Йорка, вероятно почти все выходцы Кембриджа, отвергли его, поскольку он был, по их мнению, неграмотным. Вместо него они выбрали, по причине его большой учености, одного из своих коллег-каноников, Симона Лэнгтона, младшего брата архиепископа Кентерберийского.

Иоанн счел эту попытку возвысить брата Стефана Лэнгтона очередной интригой баронской партии. Он знал, что, если у каноников все получится, это станет большим успехом баронской партии и Стефана Лэнгтона. Он немедленно отправил гонцов к папе с протестом. Те заявили, что Стефан Лэнгтон всячески помогал баронам в их мятеже против короля и, если Симон станет архиепископом Йоркским, два примаса смогут уничтожить мир в королевстве. Они сообщили папе, что Уолтер Грей будет намного предпочтительнее на этой должности.

Прислушавшись к протестам Иоанна, Иннокентий 13 сентября отказался одобрить избрание Симона Лэнгтона, объявил выборы недействительными и велел каноникам Йорка послать представителей в Рим, чтобы провести выборы в его присутствии и по его совету. Если таким образом можно избрать архиепископа Кентерберийского, значит, архиепископа Йоркского тоже.

Существовал еще более мощный и грозный духовный меч, который можно было применить против баронов, и папа любезно вложил его в руки короля. В письме, адресованном Питеру де Рошу, епископу Винчестера, аббату Рединга, и Пандульфу, Иннокентий обвинил архиепископа Кентерберийского и некоторых епископов в пренебрежении делом Крестовых походов, мандатами апостольского престола и их собственными клятвами верности. Они не помогали королю против возмутителей спокойствия, а, напротив, оказывали помощь этим самым возмутителям спокойствия или даже участвовали в их заговорщической деятельности.

Эти люди, объявил папа, хуже сарацин, потому что пытаются свергнуть с трона человека, который собирается прийти на помощь Святой земле. Поэтому Иннокентий наложил наказание отлучения на всех нарушителей спокойствия короля и Английского королевства, вместе с их соратниками и помощниками, а на их земли – интердикт. Он строго-настрого приказал архиепископу и его епископам обнародовать это наказание по всей Англии каждый воскресный и праздничный день, под колокольный звон и при зажженных свечах, пока нарушители не получат прощение короля за свои проступки и не вернутся на его службу. Если кто-то из епископов не подчинится этому приказу, он должен быть отстранен от должности, а его подчиненные – освобождены от обязанности ему подчиняться.

Никто из епископов не обратил особого внимания на эту буллу об отлучении, а Стефан Лэнгтон не обнародовал ее в своей провинции. Питер де Рош и Пандульф, которым было поручено Иннокентием проследить за выполнением его приказов, прибыли к архиепископу, чтобы выяснить, почему он не подчинился. Они обнаружили Стефана Лэнгтона на борту корабля, готового к выходу в море. Прелат направлялся на IV Латеранский собор, который должен был начаться 1 ноября. Повинуясь воле папы, они приказали ему, чтобы он поручил викарным епископам выполнить все, что предписано папой.

Кардинал ответствовал, что о наказании баронов ему известно, но он не стал его обнародовать и не поручал сделать это викарным епископам, пока не переговорит с верховным понтификом. Папа предусмотрел такую вероятность развития событий и наделил соответствующими полномочиями Пандульфа и Питера де Роша. Они объявили о временном отстранении от должности архиепископа, запретили ему входить в церковь и служить мессу.

Стефан Лэнгтон покорно принял наказание и отправился в Рим, как отстраненный от должности прелат, которому запрещено выполнять свои обязанности. Он оказался в немилости у папы, которому был обязан своим возвышением, его ненавидел король, которому он был обязан своим унижением. Также он был дискредитирован в глазах духовенства. И ему, как преемнику святого Августина, нечего было предъявить в свое оправдание. За его спиной осталась страна, раздираемая гражданской войной, и над ним нависло обвинение в ее разжигании. Ему на пятки наступали представители короля, аббат Бьюли и два рыцаря, Томас Хардингтон и Джеффри Кроукомб, которые должны были представить жалобы их хозяина на примаса.

Против Иоанна уже использовалось такое духовное оружие, как интердикт и отлучение, и он точно знал, насколько малоэффективно оно для толстокожих людей. У некоторых его баронов была на удивление толстая кожа – как у него самого, – и против них он готовился использовать материальный меч. В июле и августе он переезжал из одного королевского замка в другой, желая лично удостовериться в их готовности. 1 сентября прибыл в Дувр и провел месяц там и в Кентербери, готовясь к прибытию в Михайлов день иностранных наемников, нанятых Гуго де Бове и другими доверенными лицами.

Тем временем по стране циркулировали самые разные, порой совершенно дикие рассказы о нем. Возможно, их распространяли бароны, чтобы усилить общую нестабильность. Одни говорили, что он стал рыбаком, другие – купцом или пиратом. Также ходили слухи, что он стал вероотступником. Некоторые были убеждены, что король утонул. Даже, как правило, хорошо информированный Роджер Вендоверский утверждает, что король три месяца скрывался на острове Уайт, где вместе с моряками жил под открытым небом.

Перед Михайловым днем в страну начали прибывать наемники. «Из Пуату и Гаскони прибыли Саварик де Молеон и Жоффруа и Оливье де Бутвиль с множеством рыцарей и солдат, и обещали преданно служить королю. Из Лёвена и Брабанта прибыли Уолтер Бак, и Жерар, и Годешаль де Сосейн с тремя батальонами солдат и арбалетчиков, жаждавших человеческой крови. Из Фландрии и других провинций прибыло много людей, желавших получить собственность других людей, и они дали королю Иоанну надежду».

Эти наемники – их обычно называют брабантцы – были отбросами общества и бедствием Европы. Набранные из низших слоев общества, они грабили, разрушали и мародерствовали везде, где только появлялись, оставляя после себя только руины. Они привнесли элемент хладнокровной жестокости в средневековую войну, что приводило в ужас их современников, большинство из которых соблюдали кодекс рыцарской чести и сражались так, словно бой являлся всего лишь рыцарским турниром. Наемники оказались настолько бесчеловечными, что III Латеранский собор запретил христианским правителям их нанимать.

Гуго де Бове собрал внушительную армию и отплыл из Кале. Его корабли потерпели крушение во время сильного шторма. Тело Гуго выбросило на берег в Ярмуте. Так он утвердил свое право на Суффолк, который Иоанн обещал ему в награду за помощь. Берега вокруг Ярмута были завалены телами утонувших солдат, их жен и детей, и пошел слух, что Иоанн задумал выдворить из страны или уничтожить англичан и отдать английские земли чужеземцам. Если верить Роджеру Вендоверскому, их было больше сорока тысяч, и их всех пожрали хищные рыбы и птицы. Когда новость об этой катастрофе дошла до Иоанна, он обезумел от ярости и разочарования и в тот день даже отказался от пищи.

Бароны тем временем не бездействовали. Они оставались в Лодоне и написали много писем Вильгельму д’Альбини, упрекая его, что он к ним не присоединился, и требуя, чтобы он прибыл в Лондон. В конце концов он сдался перед их настойчивостью. Укомплектовав свой замок в Бельвуар продовольствием и людьми, он поручил его верным людям и присоединился к баронам. Они поведали ему о своем плане. Король с большой армией наемников находился в Дувре, и бароны предложили блокировать дороги и задержать его в Кенте, чтобы он не мог осадить их в Лондоне.

Стефан Лэнгтон, которому король в свое время доверил замок Рочестер, передал его баронам. Они собрали большой отряд – сто сорок рыцарей и их свиты, поместили его под командование Вильгельма д’Альбини, который был известен отвагой и военным опытом, и послали его занять город Рочестер. Таким образом отряд мог контролировать дорогу между Дувром и Лондоном. Чтобы укрепить решимость отряда, бароны поклялись на Евангелии, что, если Иоанн осадит Рочестер, они сразу придут на помощь.

Прибыв на место, Вильгельм д’Альбини обнаружил пустой замок. Там остались только голые камни, и больше не было ничего – ни продовольствия, ни оружия, ни даже мебели. Его отряду нечем было защищать замок, кроме того, что они принесли с собой. По общему мнению, следовало отказаться от безнадежного предприятия и вернуться в Лондон, но командир так горячо убеждал рыцарей, повторяя, что иначе их все будут считать дезертирами и трусами, что они в конце концов взялись за дело – собрали продовольствие по всему городу, доставили его в замок и приготовились защищаться.

Иоанн, разумеется, сразу об этом узнал. Он немедленно послал наемников к Рочестеру и 11 октября осадил замок. Его войска заняли город, использовав собор в качестве конюшни. Осадные машины забрасывали замок камнями. Командовал наемниками лично Иоанн.

Когда бароны узнали об осаде, они, исполняя клятву, отправились на помощь д’Альбини. Они прошли пятнадцать миль до Дартфорда – южный ветерок приятно овевал их лица. Затем они развернулись и возвратились в Лондон. Бароны укрепили город и приготовились ждать, чем кончится осада Рочестера, проводя время в игре в кости, дегустации лучших вин и всяческих излишествах.

Вильгельм д’Альбини был брошен на произвол судьбы. Увидев, что бароны не собираются помогать своему собрату, король сразу понял, что капитуляция гарнизона – всего лишь вопрос времени. Соответственно, ему потребовались запасы вина.

«Король брату Роджеру, тамплиеру: приветствия. Да будет тебе известно, что нам нужно вино. Поэтому мы приказываем, если ты сможешь найти вино для продажи в Сэндуиче, купить его для нашего употребления и отправить в Рочестер за наш счет без задержки. Засвидетельствовано мною лично в Рочестере в двадцать второй день ноября».

Он также послал в Дувр за девятью бочками вина, которые остались от его запасов там.

Королевские камнеметы и арбалетчики трудились день и ночь. Осажденный гарнизон сопротивлялся с мрачным отчаянием, и королевская армия несла большие потери. Кроме того, у гарнизона было не так уже много продовольствия, и вскоре люди были вынуждены есть своих лошадей.

Однажды Иоанн и Саварик де Молеон, капитан наемников из Пуату, объезжали замок, выискивая слабые места, куда можно было нацелить камнеметы. Их заметил арбалетчик на стене и указал Вильгельму д’Альбини.

– Милорд, – спросил он, – желаете ли вы, чтобы я убил нашего злейшего врага, английского короля, этой стрелой, которая у меня наготове?

– Нет, – ответствовал сеньор Бельвуара, – на наших руках не будет крови помазанного короля.

– Но ведь он в случае чего нас не пощадит! – воскликнул солдат. Но Вильгельм продолжал упорствовать. Его рыцарское отношение к королевской особе ничуть не изменилось.

Камнеметы не могли разрушить крепкие внешние стены замка. И в конце концов Иоанн решил сменить тактику. Под стены были сделаны подкопы, после чего поддерживавшие их деревянные подпорки подожгли с использованием свиного сала. После этого большая часть внешних стен рухнула. Голодающий гарнизон укрылся в башне и, действуя оттуда, продолжал наносить ущерб армии короля. Было принято решение вести подкопы под стены башни. А у гарнизона тем временем закончились все продукты, даже конина.

30 ноября 1215 года, побежденный не противником, а голодом, гарнизон Рочестера сдался. Он потерял только одного рыцаря, убитого случайной стрелой, и имел нескольких раненых. Потери осаждающих были намного больше. Осада обошлась Иоанну в шестьдесят тысяч марок. Во всяком случае, так утверждает Ральф из Коггесхолла.

Иоанн сразу же приказал повесить всех схваченных рыцарей. Саварик де Молеон, джентльмен и поэт, выразил протест против столь варварского поведения.

«Мой король! – воскликнул он. – Наша война еще не окончена. И не следует забывать, как изменчива военная удача. Если вы сегодня повесите этих людей, наших врагов, завтра бароны могут захватить меня или других верных вам людей и повесить – по вашему примеру. И настанет день, когда некому будет сражаться в вашей армии».

Иоанн с большой неохотой последовал этому мудрому совету. Вильгельм д’Альбини и большинство рыцарей были отправлены в замок Корф, некоторые попали в замок Ноттингем, а остальные – в другие королевские тюрьмы. Король отдал солдат – кроме арбалетчиков – своим солдатам, как призы, за которые можно получить выкуп, но арбалетчиков, ответственных за гибель многих его людей, приказал повесить.

Вскоре после падения Рочестера из Рима вернулись послы Иоанна, Томас Хардингтон и Джеффри Кроукомб, и доложили, что добились полного успеха. Иоанн получил от папы все, что хотел. Они рассказали, что, когда Стефан Лэнгтон предстал перед Иннокентием, он даже не пытался защититься от их обвинений в симпатиях и помощи баронам против короля, отказе в обнародовании церковных наказаний для баронов и невыполнении папских приказов. Он только попросил папу снять с него наказание временного отстранения от должности.

– Клянусь святым Петром, – ответствовал Иннокентий, – тебе не так просто будет получить прощение после того, как ты причинил столько вреда не только английскому королю и Англии, но и Римской церкви. Мы вместе с нашими братьями решим, как поступить с тобой.

Согласно вердикту Иннокентия, наказание оставалось в силе. Папа написал всем викарным епископа провинции Кентербери, что он ратифицировал отстранение Стефана Лэнгтона от должности, и приказал им не подчиняться архиепископу.

Каноники Йорка представили папе Симона Лэнгтона как избранного архиепископа Йорка и попросили его подтвердить избрание. Иннокентий напомнил им, что уже один раз отказался принять Симона. Он снова объявил выборы недействительными, а Симона Лэнгтона – нежелательной персоной для занятия епископской должности без особого разрешения Святого престола. Папа велел каноникам сразу приступить к другим выборам, пригрозив, что, если они не подчинятся, он даст им пастора сам. Каноники, получившие это право от капитула, выбрали Уолтера Грея, которого прежде отвергли как неграмотного. Этот недостаток, теперь заявили они, перевешивается чистотой его жизни, которую он вел с рождения и по сей день.

Когда они сообщили папе о своем новом выборе и его причинах, Иннокентий ответствовал: «Клянусь святым Петром, девственность – великое достоинство, и мы даем его вам», после чего даровал паллиум Уолтеру Грею. Новый архиепископ вернулся в Англию, задолжав Папской курии за свое избрание десять тысяч фунтов.

Теперь Иоанн разделил свои силы так, чтобы удержать баронов в Лондоне и одновременно защищать север страны от вторжений шотландцев. Он назначил Уильяма Лонгс ворда, Фалька де Брюте, Саварика де Молеона, Уильяма Брюера и Уолтера Бака командирами южных подразделений, а сам решил возглавить экспедицию на север.

Южные силы сразу приступили к работе, сея ужас везде, где появлялись. Констеблям Виндзора, Хартфорда и Беркхамстеда было дано поручение внимательно следить за Лондоном и не допускать снабжения баронов. Но движение по Темзе оставалось открытым, и город хорошо снабжался по воде. Уильям Лонгсворд и Фальк де Брюте заняли Эссекс, Хартфордшир, Мидлсекс, Кембриджшир и Хантингдоншир. Они капитально разорили эти графства – брали дань с городов, захватывали жителей в плен, жгли постройки, принадлежавшие баронам, вырубали сады – в общем, на скудость добычи они пожаловаться не могли. Фальк 2 декабря захватил Бедфорд-Касл, сеньор которого, Уильям де Бошан, был в Лондоне.

Иоанн прибыл в Сент-Олбанс 18 декабря и сразу приказал разослать во все церкви Англии папское письмо об отстранении Стефана Лэнгтона. После этого он направился на север, взяв с собой Вильгельма де Форса, графа Омаля, Джона Маршала, племянника графа Пембрука, Филиппа д’Альбини и некоторых командиров наемников и целую армию чужеземцев, арбалетчиков и всевозможных авантюристов. По пути в Нортгемптон он разорял страну, жег дома и амбары, уводил скот – иными словами, разбойничал и грабил. Хранители баронских замков в панике бежали, услышав о его приближении, и Иоанн заменял их своими людьми. Он подошел к Нортгемптону 21 декабря, а к Ноттингему – накануне Рождества. Рождество он отпраздновал в Ноттингеме, а оттуда выступил в Лэнджер, где у Вильгельма д’Альбини был замок, который он доверил своему сыну Николасу и отряду рыцарей.

Иоанн прислал к Николасу гонца, который передал, что, если замок не будет немедленно сдан, его отец, который содержался в замке Корф, больше никогда не получит пищи. Николас знал, что это не пустая угроза, и сразу сдался. Иоанн поручил замок двум наемникам из Пуату и продолжил путь на север.

Он прибыл в Йорк 5 января, в Дарем – 8-го, в Бервик – 14-го. Он провел в Бервике – самой северной точке своего маршрута – неделю, захватив замок. Уходя, он собственными руками поджег город, воскликнув: «Мы выкурим маленького рыжего лиса (Александра) из его логова!»

Армии Иоанна разоряли все на своем пути. Частично это было вызвано беспричинной жестокостью, но немаловажным было и то, что казна Иоанна опустела. И вместо того чтобы платить наемникам, он разрешал им брать любую добычу, которую они могли найти. Солдаты грабили дома и церкви без разбора и нередко прибегали к пыткам, чтобы узнать, где спрятаны ценности. Северная кампания оказалась настолько успешной, что лишь два замка осталось в руках баронов. Иоанн укомплектовывал замки своими людьми и иностранными гарнизонами, чтобы те довершили начатую им работу – уничтожение собственности мятежных баронов. Февраль он провел в Йоркшире и Линкольншире, захватывая замки баронов, поручая их, так же как и свои замки, опеке верных людей и укрепляя их оборону, чтобы «маленький рыжий лис» не мог прийти на юг на помощь баронам.

Пока Иоанн был занят на севере, часть его южных сил поддерживала блокаду Лондона на суше, а остальные вторглись на остров Или. Фальк де Брюте, которому Иоанн поручил замки Оксфорда, Нортгемптона, Бедфорда и Кембриджа, Уильям Лонгсворд и Саварик де Молеон со своими армиями разорили весь регион. Они разграбили собор и собрались его сжечь, но приор заплатил им девять марок и спас его. Они захватили пятнадцать рыцарей и потребовали за них выкуп.

В январе 1216 года пришли письма от папы, в которых поименно отлучались от церкви главари мятежных баронов и на город Лондон, их оплот, налагался интердикт. Наказание было обнародовано во всем королевстве и соблюдалось везде, кроме Лондона. Бароны и жители города убедили себя, что папу попросту ввели в заблуждение, и вспомнили теорию, которой раньше отдавал предпочтение Иоанн, что папа не имеет власти над мирскими делами. Они не считали себя обязанными соблюдать ни отлучение, ни интердикт. По всему городу велись богослужения и звонили колокола.

Пока Иоанн разорял север, а его наемники вели наблюдение за Лондоном, грабя окрестности, бароны оставались в городе. Они, «как беременные женщины», по наблюдению Роджера Вендоверского, думали только о еде и напитках. Они бездействовали, но король в это время не дремал, захватив всю баронскую собственность, все замки и города королевства, за исключением Лондона. Частично бездеятельность баронов была вызвана страхом, который возрастал день ото дня, по мере того как становился очевидным масштаб привлеченных Иоанном сил. Баронов и их сторонников было слишком мало, чтобы справиться с Иоанном и его крупными иностранными армиями. Однако главным образом их нерешительность объяснялась отсутствием лидера. Представляется, что самым способным лидером был Вильгельм д’Альбини, но он из-за трусости и некомпетентности баронов теперь был пленником в замке Корф.

Хотя король Иоанн не был военным гением, все же у него было больше военного опыта, чем у баронов, пытавшихся ему противостоять. Уильям Маршал и Уильям Лонгс ворд были самыми опытными и умелыми военными командирами в Англии, и они оба оставались на стороне короля. Кроме того, Иоанну служили несколько капитанов наемников, люди вроде Саварика де Молеона и Фалька де Брюте, которые сражались всю свою жизнь и, можно сказать, жили ради того, чтобы иметь удовольствие сражаться. Короче говоря, английское баронство изрядно размякло, а Иоанн с каждым годом становился все тверже.

Бароны, не желавшие и не умевшие воевать за свое же дело, скатились к предательству. Они послали Сэйра де Квинси, графа Винчестера, и Роберта Фицуолтера, двух людей, которые уже давно имели репутацию трусов и предателей, во Францию, чтобы предложить английскую корону Людовику, двадцативосьмилетнему сыну Филиппа Французского. Его притязания на английский трон приобрели слабую тень законности после женитьбы на Бланке Кастильской, внучке Генриха II. Но только тень была очень слабой, поскольку, даже если устранить Иоанна, что бароны и пытались сделать, оставались еще два сына Матильды, старшей дочери Генриха, и брат Бланки Генрих. Все они имели больше прав на престол, если бы он стал вакантным, чем супруг одной из внучек Генриха II.

Но бароны не слишком интересовались вопросами наследования престола. Они стремились убрать Иоанна и точно знали, что Филипп – единственный иностранный правитель, имевший желание и возможности помочь им. А без помощи у них ничего не получится. Поэтому они ухватились за брак Бланки и Людовика как удачное оправдание их действий. После устранения Иоанна им все равно понадобится какой-нибудь король на его место, поскольку монархия была единственной известной им формой правления. Для этого кандидатура Людовика была ничуть не хуже любой другой, хотя он вряд ли мог завоевать всенародную любовь, поскольку был хладнокровным, серьезным, осторожным и не слишком харизматичным человеком.

Предложение, которое два посланца сделали Филиппу, было для него привлекательным. Посадить своего сына на английский трон – было бы достойным завершением вековечной вражды, которую он чувствовал к английскому монарху. Однако Филипп уже имел дело с английскими предателями раньше, и в первую очередь с этими, и он отказался брать на себя какие-либо обязательства, пока не получит гарантии, что бароны не предадут и его тоже. Поэтому он потребовал не менее двадцати четырех заложников из числа самых именитых людей королевства как гарантию верности баронов. Те согласились, и, пока Людовик готовился к вторжению в Англию, их заложники содержались в Компьене.

Собрать и оснастить силы, необходимые для такого масштабного предприятия, – дело дорогостоящее и небыстрое. Чтобы поддержать дух баронов и быть уверенным в их надежности, Людовик направил в Англию передовой отряд. Хотя Иоанн контролировал все сухопутные подходы к городу, Темза оставалась открытой, и французы прошли по ней и высадились в Лондоне 27 февраля 1216 года. Бароны приняли их с большим энтузиазмом и вскоре после их прибытия организовали в их честь турнир. Участники были одеты в броню из простеганной ткани и были вооружены копьями, как и было принято на турнирах. В самом конце дня один из французов случайно нанес смертельное ранение Джеффри де Мандевилю, графу Эссекса, который через несколько дней умер.

Пока Людовик занимался приготовлениями во Франции, Иоанн вернулся с севера и в начале марта присоединился к Фальку де Брюте в Бедфорде. Они проследовали через Кембридж, Бери-Сент-Эдмундс и Фрамлингем и подошли к замку Колчестер, все еще занятому мятежными баронами, 14 марта. После короткой осады гарнизон 25-го сдался, и тремя днями позже Иоанн захватил замок Роберта де Вера, графа Оксфорда, в Хедингеме.

Теперь все восточные графства были под контролем Иоанна. В апреле он обошел Лондон по широкой дуге, посетив замки, расположенные вокруг города, и удостоверившись, что в них достаточно войск и продовольствия, чтобы противостоять нападению. Он посетил Хартфорд, Энфилд, Беркхамстед, Фарихем, Гилфорд и Рочестер, после чего 26 апреля прибыл в Дувр.

Людовик тем временем написал баронам в Лондон. Он поблагодарил их за мужество, потребовал, чтобы они вели себя так же мужественно в будущем, и обещал, что к Пасхальному воскресенью соберет силы в Кале и переправится в Англию.

В Пасхальное воскресенье – 10 апреля – аббат Абингдона, которому папа доверил обнародовать отлучение от церкви мятежных баронов, повторил объявление о наказании, и это объявление было оглашено во всех монастырских церквях Англии. На этот раз наказание было распространено и на французские войска, прибывшие в Лондон. Бароны и жители Лондона, как и прежде, проигнорировали наказание.

Новость о планах Людовика на Англию достигла Иннокентия очень быстро, и он немедленно отправил своего легата Гуало во Францию, чтобы запретить Людовику вторгаться в Англию или причинять любой другой вред Иоанну. Ведь Англия считалась фьефом Святого престола, и Иоанн находился под особым покровительством папы, как вассал и крестоносец. Гуало предстал перед Филиппом в Лионе спустя две недели после Пасхи и передал сообщение. Филипп ответствовал, что Иоанн никогда не был истинным королем Англии, поскольку предал своего брата Ричарда, и потому не имел права отдать королевство папе. Но даже если бы он был настоящим королем, он утратил право на королевство, убив своего племянника Артура. И наконец, утверждал Филипп, даже если бы Иоанн был настоящим королем до момента передачи своей короны папскому легату, он не имел права отдавать королевство без согласия своих баронов. На это придворные выразили особо шумное согласие.

Поэтому, торжествующе заключил Филипп, как ни посмотри на это, папа не может претендовать на господство над Англией. Это дело папы не касается. Впрочем, добавил Филипп, оно не касается и его, поскольку у него нет планов на это королевство.

Встреча продолжилась и на следующий день. На этот раз в ней участвовал, по требованию отца, Людовик. Гуало попросил Людовика не вторгаться в Англию, находящуюся под покровительством Римской церкви, а Филиппа – не разрешать сыну ввязываться в столь опасное предприятие.

Филипп заявил, что всегда был верным и преданным сторонником папы и Римской церкви, но у Людовика могут быть свои причины претендовать на английскую корону. Людовик объявил, что при дворе Филиппа короля Иоанна обвинили в убийстве его племянника Артура, что его свергли собственные бароны и он отдал королевство папе без их согласия. Более того, хотя Иоанн не мог отказаться от короны в пользу папы, он мог отказаться от нее, не уточняя, кому она перейдет, что он, собственно, и сделал, отдав ее Пандульфу в Дувре в 1213 году. Поскольку трон оказался вакантным, бароны предложили его Людовику, поскольку он женат на Бланке, мать которой была единственной живой сестрой короля Иоанна.

Вся эта наукообразная ерунда не имела под собой почти никаких оснований, и Гуало не обратил на нее внимания. Он запретил Людовику под страхом отлучения вторгаться в Англию, а его отцу – позволять ему это. Людовик обратился к Филиппу с просьбой на препятствовать ему в осуществлении его законных прав и объявил, что при необходимости готов защищать наследство своей супруги не на жизнь, а на смерть. После этого Людовик гордо удалился из зала, где происходила встреча, а Гуало потребовал гарантию безопасного проезда на побережье.

На следующий день – 25 апреля, в праздник святого Марка – Людовик явился к отцу в Мелёне и попросил не препятствовать намеченной экспедиции. Он сообщил, что дал клятву помочь английским баронам и что скорее согласится подвергнуться отлучению, чем нарушит клятву. Это обращение, несомненно, согрело сердце Филиппа, и он дал разрешение на экспедицию и свое благословение. Людовик послал людей в Рим, чтобы те изложили его точку зрения на проблему, и продолжил приготовления к экспедиции.

Послы Людовика добрались до Рима в середине мая. Следует отметить, что Иннокентий был очень опытным правоведом и не оставил камня на камне от выдвинутых французами аргументов. А на их обвинение в убийстве Артура он ответил: «Когда Артур был схвачен в Миребо, не как честный человек, а как виновный в предательстве своего сеньора и дяди, которому он присягнул на верность, его по закону могли предать самой страшной смерти без суда».

Пока Людовик собирал и оснащал армию в Кале, Иоанн контролировал Пять портов. Он развернул армию вдоль побережья и первые три недели мая выжидал. Однако его военно-морские приготовления закончились крахом: начался шторм, во время которого почти весь его флот был разбит. Невзирая на сильный северо-восточный ветер, Людовик погрузил свою армию на 680 судов и вышел в море. Французы высадились в районе Сэндуича 21 мая. Симон Лэнгтон плыл вместе с Людовиком и был его капелланом.

Французов оказалось так много, что Иоанн был вынужден отступить. Он оставил гарнизоны на севере, в Восточной Англии и вокруг Лондона. Учитывая, что его силы были, таким образом, распылены, а флот уничтожен, он не мог противостоять армии Людовика. Поэтому он оставил Хьюберта де Бурга в замке Дувра, а сам удалился в Винчестер, где сразу поднял военный флаг.

Людовик занял весь Кент, за исключением Дуврского замка, и выступил к Лондону. Там бароны и горожане приветствовали его и поклялись в верности, как своему королю. Однако монахи Вестминстера отказались его принять, и он послал солдат взломать королевскую сокровищницу и вынести из нее все, что там было. Людовик поклялся, что установит хорошие законы и восстановит собственность баронов, принадлежавшую им по праву. Он назначил Симона Лэнгтона канцлером и написал всем баронам, которые сохранили верность Иоанну, требуя, чтобы они явились и присягнули ему на верность или покинули королевство.

Усилив свою армию некоторыми баронами и их сторонниками, Людовик устремился в погоню за Иоанном. Когда Людовик осадил Винчестер, Иоанн поджег город в четырех местах и удалился в Ладжершолл и Девайзес, а потом на юг к Уилтону. Людовик явно побеждал, и от дельные бароны, до этого хранившие верность Иоанну, дезертировали к французам. Уильям Лонгсворд, графы Варенна и Арундела, а также Уильям Маршал-младший перешли на сторону Людовика. Гуго Невилл сдал ему замок Марлборо и присягнул на верность.

8 июня, находясь в Девайзесе, Иоанн нашел время написать Беренгарии, вдове Ричарда, относительно полугодового платежа, причитающегося ей в день Вознесения. Беренгарии лишь с большим трудом удалось урегулировать вопрос с Иоанном о своей вдовьей доле. Как это вошло у него в привычку, он щедро раздавал обещания, но не спешил их выполнять. В 1201 году он согласился выплатить ей тысячу марок в год, но не сделал этого. В марте 1206 года он дал ей охранную грамоту на безопасный проезд в Англию и обратно, вероятнее всего, чтобы обсудить пути урегулирования.

Наконец Беренгария лишилась терпения и в сентябре 1207 года обратилась к папе. Иннокентий, защитник вдов и сирот, написал Иоанну резкое письмо, в котором заявил, что английский король должен удовлетворить законные требования Беренгарии. Ведь никто из ее людей не осмеливается переправиться в Англию, чтобы поговорить с ним. И он велел Иоанну направить к нему представителей, чтобы вынести решение по поводу ее требований.

Иоанн, разумеется, не обратил никакого внимания на письмо Иннокентия, и тот написал еще одно – в феврале 1209 года. Он перечислил жалобы Беренгарии и посетовал, что Иоанн не посчитал нужным ему ответить. Потом он перечислил земли в Англии, принадлежавшие Беренгарии по условиям брачного контракта, и наказал Иоанну договориться с вдовствующей королевой относительно доходов с этих земель. Второе письмо Иоанн тоже проигнорировал.

Помирившись с церковью, Иоанн был вынужден, по крайней мере, периодически общаться с Беренгарией. В ноябре 1214 года он написал ей, что гонцы, возвращающиеся к ней, сообщат ей, какие условия согласованы. Какие бы это ни были условия, Иоанн их не выполнял.

В сентябре 1215 года, через пятнадцать лет после смерти Ричарда, Иоанн написал папе, что достиг соглашения с его вдовой. Беренгария, называвшая себя «некогда скромная королева Англии», одновременно написала открытое письмо заинтересованным сторонам, сообщая им, что она и Иоанн возобновили соглашение между собой. Король выплатил ей две тысячи марок в счет долгов и согласился выплачивать ей тысячу фунтов каждый год двумя платежам – в День Всех Святых и Вознесения.

Возможно, Иоанн выплатил ей причитающуюся сумму в День Всех Святых, но, когда подошел срок второго платежа – день Вознесения, он испытывал существенные затруднения, которые попытался объяснить Беренгарии в письме.

«Король нашей возлюбленной сестре Беренгарии, прежней королеве Англии: приветствия и выражение симпатии истинной любви.

Ввиду того что по наущению врага рода человеческого и усилиями баронов наших, которых этот самый враг направил против нас, наше английское королевство пребывает в беспорядке, и теперь еще больше, чем прежде, с приходом Людовика, старшего сына короля Франции (который, не боясь ни Бога, ни церкви, пытается отобрать у нас наше королевство), мы израсходовали большую часть денег, которую приказали истратить на избавление Святой земли от врагов, и каждый день вынуждены расходовать больше и больше.

Мы просим проявить добрую волю, в которой нисколько не сомневаемся, и, принимая во внимание трудности, с пониманием принять задержку платежа, который мы тебе должны. Когда темные тучи, нависшие над нашим королевством, развеются и в нем снова воцарится мир и покой, мы с глубочайшей признательностью отправим тебе все деньги, которые должны».

Тем временем Людовик повернул на северо-восток из Винчестера к Одихему и осадил там замок, занятый тремя рыцарями и десятью солдатами. Этот смелый маленький отряд успешно держал французов на расстоянии, а на третий день осады совершил вылазку и захватил тринадцать пленных. Он капитулировал только через неделю, и французы были потрясены, узнав, что гарнизон состоял всего из тринадцати человек.

В день святого Иоанна – 24 июля – Людовик осадил Дуврский замок. Его удерживал Хьюберт де Бург, в распоряжении которого было сто сорок рыцарей и значительный контингент солдат. В нем было накоплено достаточно продовольствия для долгой осады. Людовик послал во Францию за особенно эффективной осадной машиной, известной под названием La Malvoisine, и начал обстреливать стены замка. Хьюберт де Бург и его люди отвечали с таким напором, что французы предпочли удалиться на почтительное расстояние от стен. Такое упорное сопротивление привело Людовика в ярость, и он поклялся, что останется у стен замка, пока не захватит его и не повесит защитников. Французы приготовились к долгой осаде, в надежде заморить гарнизон голодом, как поступил Иоанн в Рочестере.

Пока Иоанн оставался на юго-западе, в районе замка Корф, баронские силы наконец вышли из Лондона и вторглись в Восточную Англию. Под командованием Людовика они захватили Колчестер, заняли Норидж и Кингс-Линн. Северные бароны набрались смелости и заняли Йорк и Линкольн, а Александр пересек границу и вторгся в Нортумберленд.

Бароны из Лондона часто совершали набеги в Восточную Англию. Они захватили замок в Кембридже и разорили Ярмут, Дануич и Ипсуич. Затем они осадили Виндзорский замок, куда Иоанн назначил Ингеларда д’Ати командовать отрядом из шестидесяти рыцарей и их вассалов. Виндзор обещал стать таким же крепким орешком, как Дувр.

Иоанн провел месяц, с середины июля до середины августа, на границе с Уэльсом, где назревали беспорядки. Он проследовал из Бристоля через Глостер, Тьюксбери и Херворд к Шрусбери. 14 августа он ушел из Шрусбери мимо Бридгнота в Вустер. Там он покорил город и наложил на него большой штраф.

Его следующей целью было покорение Восточной Англии. Иоанн проследовал через Берфорд и Оксфорд в Уоллингфорд и Рединг, а оттуда в Бедфорд, где устроил свой штаб Фальк де Брюте. По пути он написал письмо некоторым баронам, которые устали от сделки с Людовиком и согласились вернуть свою преданность Иоанну.

«Король всем тем в графствах Суссекс, Кент, Суррей и Саутгемптон, кто объединились и вместе поклялись в верности: приветствия.

Мы очень признательны вам за то, что вы вернули нам свою верность и отреклись от своих прежних деяний. Мы настоятельно просим вас продолжать служить нам верно и преданно, невзирая на клятву верности, которую вы, пусть даже нехотя, дали Людовику, сыну короля Франции. Из-за этой клятвы мы не держим на вас зла. Если такое чувство у нас и было, мы его отринули.

Поскольку еще не настало время, когда вы можете оказать нам помощь, мы повелеваем вам быть готовыми прибыть к нам по первому нашему требованию. Будьте уверены, что мы примем вас с такими привилегиями и наградами, будем так полно соблюдать все ваши свободы и даже расширим их, что вы будете вечно нам благодарны. Увидев награды, которые мы вам дадим, и расширение ваших свобод, остальные тоже с радостью вернутся к нам на службу. Более того, тех, кто не пользуется свободами, мы так обогатим свободами и почестями, что они будут нам вечно признательны.

Засвидетельствовано мною в Оксфорде, 3 сентября».

Иоанн отобрал у баронов Кембридж 17 сентября и подошел к важным замкам Хедингем и Клэр. Баронские силы оставались в Лондоне, довольствуясь периодическими вылазками на территории, расположенные к северу от города, но основные усилия их партии были направлены против замков в Дувре и Виндзоре, которые держались твердо.

Тогда Иоанн обратил самое пристальное внимание на Линкольншир, где несколько индивидуально действовавших баронов и поддерживающих их вассалов заняли некоторые королевские замки. Гилберт де Гант и его силы, осадившие Линкольнский замок, бежали, услышав о приближении Иоанна. Король привел свою армию к Гримсби, а оттуда на юг через Бостон и Спалдинг в Кингс-Линн, куда они прибыли 9 октября. Горожане приветствовали короля с большим энтузиазмом. Они на собственной шкуре ощутили тяжелую руку баронов и посчитали Иоанна своим освободителем.

Тем временем бароны начали осознавать безнадежность положения, в котором оказались по собственной вине. До разгрома Иоанна было еще очень далеко. После капитуляции Винчестера – это был последний сильный удар, который Людовик смог нанести английскому королю, – позиции Иоанна становились только сильнее. Он навел порядок на границе с Уэльсом молниеносной кампанией, продлившейся всего месяц; беспрепятственно прошел по центральным графствам и объединил свою армию с силами своего самого способного капитана Фалька де Брюте. Захват Кембриджа и наступление на Хедингем и Клэр показали, что он может в любое время завладеть всей Восточной Англией. А его быстрый марш по Линкольнширу явился доказательством того, что завоевания баронов на севере, вполне вероятно, улетучатся, как осадившие Линкольн силы, когда против них выступил король. Тем временем его замки в Виндзоре и Дувре успешно противостояли лучшим воинам Людовика, и не было никаких признаков их скорой капитуляции.

В дополнение к этим обескураживающим превратностям военной судьбы баронам приходилось мириться с высокомерным пренебрежением Людовика. Он постоянно напоминал им о предательстве и всячески показывал, что не доверяет им. Он отобрал у баронов земли и почести, передав их французам, окружил себя только французскими советниками и дал понять, что ни один англичанин не имеет и не будет иметь на него влияния. Бароны захотели французского короля, и получили комплект французских правителей, которые сосредоточили в своих руках все дела по управлению государством. Бароны уже начали активно раскаиваться, между ними и французской знатью все чаще возникали трения, и, наконец, многие бароны покинули Людовика и вернулись к Иоанну. Их воодушевил оказанный им теплый прием. Король, как и обещал, отказался от мести.

Иоанн покинул Уисбек 12 октября и, спеша переправиться через реку Уэлленд, не стал ждать отлива. Он заставил своих спутников идти через предательские пески, и пески поглотили все его повозки и вьючных лошадей – весь обоз. Под слоем ила скрылись все сокровища, драгоценности и личные вещи. Сам Иоанн и его армия едва сумели избежать судьбы обоза.

Король прибыл в цистерцианское аббатство в Суинесхед почти больной от ярости. Роджер Вендоверский утверждает, что той ночью он жадно без всякой меры поглощал персики и молодой сидр. По этой причине, или по какой-то другой, он слег с приступом дизентерии, сопровождавшимся лихорадкой. Чувствуя себя совершенно больным, он 13 октября покинул Суинесхед и провел 14 и 15 октября в Слифорде, где ему пустили кровь. Едва держась в седле, он 16-го прибыл в Ньюарк.

Там он почувствовал себя совсем плохо и понял, что может и не поправиться. Согласно биографу Уильяма Маршала, он сказал собравшимся у его постели:

«Милорды, я умираю. Я не могу одолеть эту болезнь. Из любви к Господу я прошу Маршала простить мне все зло, которое я ему причинил, в чем я глубоко раскаиваюсь. Он всегда сохранял мне верность и никогда не делал ничего, направленного против меня, независимо от того, что я делал или говорил ему. Ради Бога, молю вас, милорды, попросите его простить меня. И поскольку я уверен в его преданности, прошу вас поручить ему опеку над моим сыном, который ни за что не сможет удержать эту землю без его помощи».

Он покаялся в грехах аббату Крокстона и принял из его рук последнее причастие. Он озвучил свое завещание и назначил преемником своего старшего сына Генриха, которому тогда было девять лет. Он потребовал, чтобы все присутствующие поклялись в верности Генриху и были посланы письма с его печатью всем шерифам и констеблям, сохранившим ему верность, с приказом принять Генриха как своего короля. К нему прибыли гонцы с письмами от сорока (или около того) представителей знати королевства, которые покинули его, а потом, устав от предательства, пожелали вернуться, но Иоанну было слишком плохо, чтобы принять гонцов.

Аббат Крокстона спросил короля, где он хочет быть похороненным, если болезнь окажется смертельной. Иоанн ответил: «Я передаю свою душу Богу и святому Вульфстану». Король умер в ночь на 19 октября в возрасте сорока восьми лет.

Его тело облачили в парадные одежды – в тунику из золотой парчи, далматик из красной парчи, отделанный драгоценными камнями, на правую руку набросили мантию из золотой парчи. В правую руку вложили скипетр, а в левую – обнаженный меч. Еще на нем были шелковые чулки и сандалии с золотыми пряжками. На голове – капюшон монаха.

Тело короля было похоронено в Вустере, где епископ Ившема Сильвестр отслужил заупокойную мессу. Иоанна похоронили перед главным алтарем между усыпальницами святого Освальда и святого Вульфстана.

О Генрихе II и Ричарде есть намного больше информации, чем об Иоанне. Ни один хронист ничего не говорит нам о его внешности, привычках, манерах. Это молчание можно частично объяснить тем, что Иоанн был непривлекательной личностью и не владел, как Ричард, умами и сердцами современников. Он никого не заинтересовал настолько, чтобы описать детали его внешнего облика, предпочтений в одежде, платья, манеры речи, достоинства и слабости, так чтобы мы могли сформировать полную картину, представить себе Иоанна человеком, как Генриха или Ричарда.

Представляется, что Иоанн был – в те времена, когда вера была главным в жизни людей – совершенно непонятным существом для монастырских хронистов – скептиком или даже агностиком. Тогда люди часто были такими же неистовыми и страстными в религии, как и в других делах. Они совершали большие и зрелищные грехи – это правда, но они искупали их и безропотно несли большие и зрелищные наказания. Достаточно вспомнить унизительное бичевание Генриха II перед гробницей мученика Томаса или Ричарда в Мессине, чтобы понять: ничто подобное не могло прийти в голову Иоанну.

Он не был еретиком. Просто его не интересовала религия. Если бы его волновали еретические тенденции, интердикт и учение мастера Александра – масоны предоставили бы ему отличную возможность разорвать отношения с Римом и предвосхитить деяния Генриха VIII. Однако никто не смеялся бы громче, чем Иоанн, если бы ему предложили именовать себя «главою церкви Англии».

Безразличие к религии, должно быть, озадачивало монахов, писавших в те времена исторические хроники. Их не мог привлекать человек, не выказывающий раскаяния за грехи, никогда даже не пытавшийся исправиться, равно как и получить добрый совет от священнослужителей или духовную силу от святых таинств. Монахи-хронисты писали о его делах, держась на безопасном расстоянии, ограничиваясь перечислением фактов и не вдаваясь в подробности относительно характера человека, бывшего для них загадкой и оставшегося непостижимой тайной для последующих поколений.

Иоанн неизбежно проигрывает при сравнении с отцом и братом Ричардом. Генрих II был одним из величайших королей в английской истории. А все ошибки Ричарда Львиное Сердце в роли короля (если вообще можно утверждать, что он правил в Англии – слишком мало времени он провел в стране и слишком мало внимания уделял английским делам) затмила его блестящая репутация воина и образца рыцарства. В Иоанне не было ничего блестящего.

Он имел вспыльчивый характер, такой же как его отец и брат, но без периодических проявлений веселости и общительности, заставлявших людей забывать о вспышках королевского гнева. Он унаследовал отцовский интерес к правовым процедурам и отправлению правосудия, и проводил много времени, разбирая дела в суде. Но он не имел отцовской гениальности, сделавшей Генриха II величайшей фигурой в истории английского права. Иоанн был похотлив, как и отец, но без романтической нежности, которой проникнута история о Прекрасной Розамунде. То, что в Ричарде было любовью ко всему красивому, в Иоанне выродилось в неуемную тягу к хорошему вину, роскошной еде и богатой одежде. В отличие от отца Иоанн был довольно чистоплотен и купался в среднем раз в две недели. Он часто бывал в военных экспедициях, но не имел способностей к стратегии и лидерству, которые сделали Ричарда величайшим воином своего времени. Иоанн, как и отец, был вовлечен в конфликт с церковью, но никогда так искренне не раскаивался, как отец и брат, и не испытывал столь трогательной любви к церковной музыке и литургии, как Ричард. У него почти не было способностей к управлению. Если Англия в начале его правления хорошо и грамотно управлялась, то исключительно потому, что этим занимались Джеффри Фицпетер и Хьюберт Уолтер, а также целая школа опытных администраторов, которых обучил Генрих, или они впитали традиции, установленные им.

Тем не менее Иоанн был энергичным, трудолюбивым и старательным королем. Постоянно путешествуя по Англии – в такие дни он проезжал по тридцать миль в день и редко оставался на одном месте больше трех-четырех дней, – он заставлял почувствовать свое присутствие во всем королевстве. Ни один другой правитель не знал свою территорию так хорошо, как он. В последние десять лет своего правления он сконцентрировал всю свою неиссякаемую энергию исключительно на Английском королевстве. Вполне возможно, корни его проблем с баронами уходили в их нежелание иметь короля, который постоянно находился в Англии и вникал в каждую мелочь. Они привыкли к королям вроде Генриха, который проводил в Англии меньше половины времени, и Ричарда, который за десять лет своего правления провел в Англии едва ли шесть месяцев.

Неверный муж, неумелый военный стратег, жестокий угнетатель, склонный к предательству сеньор и безбожник. Все это Иоанн. Однако в наши дни мы имеем возможность видеть такие бездонные глубины человеческой порочности, что не можем считать его абсолютным злодеем, коим он, вероятнее всего, казался своим современникам. Можно сказать, что он был не таким плохим, каким мог быть. А когда мы задумываемся о том, что люди, обладавшие абсолютной властью, творили в более поздние времена, то даже начинаем восхищаться сдержанностью Иоанна. Достаточно сравнить его с тиранами Тюдорами, чтобы осознать: он не заслуживает столь ужасной репутации. Он пытался передать своим наследникам прерогативы и власть английского короля, не ослабленную поползновениями баронов и римского папы. Так он понимал свой долг и старался исполнить его наилучшим образом.

«Остается надеяться, – писал Матвей Парижский, – что все хорошее, сделанное им в этой жизни, поможет ему, когда он предстанет перед судом Иисуса Христа. Ведь он основал монастырь цистерцианского ордена в Больё и на смертном одре даровал монастырю в Крокстоне земли стоимостью десять фунтов».