Глава 12. «На лугу, который называется Раннимед…». 1214–1215

Иоанн вернулся в Англию 15 октября 1214 года и начал собирать скутагий, установленный его юстициарием Питером де Рошем накануне в мае, который честно попытался собрать деньги для своего подвергшегося сильнейшему давлению хозяина. Скутагий должны были заплатить только те главные владельцы ленов, которые не сопровождали короля в Пуату, но многие из них, и в особенности те, кто жили к северу от залива Хамбер, платить отказались. Казначейство сумело собрать только четверть от должной суммы.

Настаивая на платеже, Иоанн встретился с упорным сопротивлением. Бароны обосновывали свой отказ платить тем, что не должны участвовать в заморской войне и, значит, не должны платить скутагий взамен военной службы. Но в основе их отказа лежала регулярность, с которой Иоанн устанавливал скутагии как средство финансирования администрации и субсидий союзникам на континенте, ну и военных экспедиций, конечно. По большому счету бароны старались, пытаясь заставить короля подтвердить и уважать их древние права и привилегии, сохранить и расширить выгоды, которые они получили от феодальной системы держания земли в обмен на военную службу, одновременно уклоняясь от ответственностей, предусмотренных этой системой.

Ни один из баронов Иоанна не был абсолютным владельцем своих земель и поместий; он был только держателем земли – ее арендатором. Держание земли было даровано ему или его предкам королем, и большинство светских баронов получали землю в обмен на рыцарскую службу. Иными словами, в обмен за пользование землей они обязывались служить лично и поставить королю определенное число воинов в случае войны. Это обязательство служить в армии шло в дополнение к регулярным феодальным сборам, сопровождавшим другие формы аренды земли.

Утверждение баронов, что они не обязаны участвовать в заморской войне, не имело надежного прецедента, и Иоанн имел все основания утверждать в качестве контраргумента, что и его отец, и брат пользовались рыцарской службой в войнах за пределами Англии. Если Иоанн был прав, он мог требовать от баронов, отказавшихся последовать за ним в Пуату, не скутагий, а передачу поместий. Владельцы рыцарских ленов не имели привилегии решать, будут ли они служить королю в войне лично или заплатят скутагий. Право решения в этом вопросе принадлежало королю. Отказавшись служить во время войны, они нарушили феодальный контракт, по которому получили свои земли, а значит, были обязаны вернуть свои земли короне.

Тогда, с точки зрения Иоанна, он проявлял большую умеренность в своих требованиях, желая получить скутагий с тех держателей земли, которые отказались следовать за ним в Пуату, даже если этот скутагий был установлен на уровне трех марок с рыцарского лена вместо обычных двух. Отказ баронов служить в армии, равно как и платить скутагий, казался ему очевидной попыткой нанести удар по королевскому авторитету, подорвать всю систему держания земли и показать себя абсолютными хозяевами земли, а не только ее держателями.

У знати, с другой стороны, было много индивидуальных причин для жалоб на всевозможные злоупотребления Иоанна. Сложная система прав, сборов и традиций никогда не была четко определена и изложена в письменном виде. Единственным стандартом было традиционное понимание того, что является справедливым или установившейся практикой. Если Иоанн требовал, к примеру, огромный рельеф до того, как даст наследнику право владения поместьем, с этим наследник почти ничего не мог поделать. Подобные акты несправедливости были индивидуальными, имевшими место в разное время и в разных частях страны. Не было ни одного случая, когда все, кто считал себя несправедливо обиженным, объединялись и вместе требовали правосудия и защиты своих прав.

Однако наложение скутагия 1214 года стало первым прецедентом. Если бы Иоанн вернулся в Англию с победой, представляется маловероятным, что мог иметь место эффективный протест против скутагия или чего-то другого. А он вернулся наголову разбитый; созданная его стараниями могущественная коалиция распалась, ее лидеры были в тюрьме. Иоанн больше не был самым могущественным правителем Европы. Теперь он стал потерпевшим поражение королем, не имевшим союзников, растратившим казну на мечту, которая так и не воплотилась в жизнь.

Недовольные бароны собрались в Бери-Сент-Эдмундс, на территории величайшего английского аббатства, на могиле короля-мученика. Церковь аббатства по богатству, значению и популярности вполне могла соперничать с церковью Святого Фомы в Кентербери. Согласно Роджеру Вендоверскому, они встретились «как будто для исполнения религиозных обязанностей». Это значит, что встреча, вероятно, имела место в день святого Эдмунда, 20 ноября, или около того. Хартия Генриха I, которую Стефан Лэнгтон показал им на совете в Сент-Олбансе в августе годом раньше, была прочитана и подверглась обсуждению. Бароны приняли хартию с одобрением и энтузиазмом, поскольку она, пусть и в самых общих и неопределенных терминах, ограничивала власть короля в осуществлении им феодальных полномочий.

Затем бароны собрались в церкви аббатства и, начиная с главных, поклялись перед главным алтарем, что, если Иоанн откажется дать им свободы и законы Генриха I, они откажутся от клятвы верности и пойдут на него войной. В конце концов он все равно даст им хартию, воплощающую их требования. В память об этом событии город Бери-Сент-Эдмундс наделен титулами Cunabulum Legis, Sacrarium Regis. И наконец, все бароны согласились сразу после Рождества вместе идти к королю и предъявить ему свои требования. А пока они займутся вооружением и снабжением самих себя, так что, если король им откажет, они сразу смогут приступить к захвату его замков, чтобы вынудить его дать согласие.

Нет никаких записей о присутствии среди баронов Стефана Лэнгтона, несмотря на то что именно он познакомил их с хартией Генриха I. Обозначив перед ними цель, к которой им следует стремиться, он, судя по всему, сосредоточил усилия на том, чтобы заставить короля прийти к пониманию с баронами. И уж точно он не мог объединиться с ними в желании идти войной на короля, если он откажется удовлетворить их требования.

Вернувшись в Англию, Иоанн сразу понял, что ему предстоит иметь дело с более сильной и широко распространившейся оппозицией, чем когда бы то ни было раньше. Король понятия не имел, остались ли еще бароны, на которых он мог положиться. Как всегда недоверчивый и подозрительный, он понимал, что, если таковые есть, их немного. Среди епископов он мог рассчитывать на поддержку только своих выдвиженцев, от всех прочих он не ждал ничего хорошего. Чтобы умиротворить епископов и привлечь их на свою сторону, он 21 ноября даровал им хартию, в которой уступал право свободных выборов епископов кафедральным капитулам. Это было всего лишь подтверждение установившейся практики, которую капитулы, по крайней мере теоретически, всегда использовали. В любом случае хартия прекращала назначение епископов сверху, к которому Иоанн и папский легат Николай слишком часто прибегали, в нарушение упомянутой практики. Незадолго до этого, в День Всех Святых, Иоанн выплатил архиепископу и епископам полугодовой платеж в размере шести тысяч марок в компенсацию за потери, понесенные во время интердикта.

В том году королева дала жизнь второй дочери, которую назвали в честь матери – Изабелла. Отношения Иоанна с супругой после возвращения в Англию стали напряженными, и 3 декабря он написал следующее письмо:

«Король Теодориху Германскому. Мы повелеваем тебе без задержек направиться в Глостер с королевой и там поместить ее в палаты, где нянчат нашу дочь Джоан. Там она должна оставаться до нашего особого распоряжения. Мы приказали шерифу Глостера принять вас и обеспечить всем, что необходимо ей и тебе. Засвидетельствовано мною лично в Корфе».

Шотландский король Вильгельм Лев умер в Стерлинге 14 декабря. Его преемником стал сын – шестнадцатилетний Александр.

Король провел Рождество в Вустере, но оставался там только один день, после чего поспешил в Лондон и остановился в главной резиденции английских тамплиеров в Нью-Темпле.

Бароны, как и было согласовано, пришли к Иоанну 6 января 1215 года на праздник Крещения. Они прибыли в боевом строю, и их смелый тон в разговоре с королем продемонстрировал самый решительный настрой. Бароны потребовали восстановления хороших законов короля Эдуарда и положений хартии Генриха I, что он поклялся сделать, когда ему отпустили грехи в Винчестере в 1213 году.

Иоанн ответил, что такой серьезный вопрос требует осмысления, и предложил перемирие до Фомина воскресенья – 26 апреля. Это даст ему время подумать и посоветоваться. Бароны были хорошо знакомы с его тактикой затягивания и не желали довольствоваться обещаниями, которые в конце концов все равно окажутся тщетными. После долгих дебатов Иоанн предложил, чтобы три самых уважаемых человека королевства выступили гарантами его честных намерений. Бароны согласились. Соответственно, Стефан Лэнгтон, архиепископ Кентерберийский, Эсташ, епископ Или, и Уильям Маршал, граф Пембрук, поклялись, что в назначенный день король удовлетворит все их разумные требования.

Чтобы обеспечить поддержку церкви, Иоанн 15 января возобновил выданную церкви хартию в более четких терминах. Теперь он обещал, что, независимо от того, какие обычаи доселе соблюдались и какими правами он и его предки пользовались, во всех соборах и аббатствах Англии отныне и навсегда выборы прелатов станут свободными. Но для себя и своих наследников он сохранил право опеки и получения доходов с вакантных престолов, но обещал больше не препятствовать и не задерживать выборы, если предварительно будет испрошено согласие на них. Это согласие он обещал давать без задержки, указав, что в случае задержки выборщики получат право вести выборы, как если бы разрешение было получено. Также король обещал не отказывать в своем согласии, если не сможет привести законных оснований для этого. Он отправил копию хартии папе и попросил ее одобрения.

Тем самым Иоанн рассчитывал заставить всю знать королевства принести ему клятву верности. В качестве последней предосторожности на Сретение 2 февраля он принял крест крестоносца, что теоретически защищало его на его землях от всех нападений врагов. Как отметил Роджер Вендоверский, он сделал это скорее из страха, чем из набожности, поскольку представлялось в высшей степени маловероятным, что в его намерения входило повторение героического примера его брата Ричарда.

Епископ Или Эсташ умер в Рединге 3 февраля и был похоронен в соборе. Это был человек большой учености и благоразумия. При нем был пристроен Галилейский притвор к кафедральному собору.

Иннокентий III 30 марта подтвердил хартию, данную «нашим возлюбленным Иоанном, славным королем Англии, кафедральным соборам Англии». Иоанн понял, что ему удалось укрепить свои позиции в Папской курии.

Мастер Александр, любимый теолог Иоанна, во время интердикта получил большое вознаграждение в виде разных бенефиций, но, когда архиепископ и остальное духовенство вернулись в Англию, он лишился средств существования. Он решил обратиться к папе, и Иоанн дал ему рекомендательное письмо.

«Господину и святейшему отцу Иннокентию, милостью Божьей верховному понтифику, Иоанн, милостью Божьей и пр. Да будет известно вашему святейшеству, что те лживые наветы, которые были возведены на мастера Александра из Сент-Олбанса, распространялись дыханием зла, и было бы уместно упомянуть, без тени лжи, что как облыжно обвиняли Исаию иудеи и Моисея за эфиопскую женщину, а святого Павла за семь церквей, так же оговаривает мастера Александра клевещущая толпа. Поэтому мы взываем к вашему милосердию и, если так случится, что мастер Александр падет к ногам вашего святейшества, молим вас оказать ему покровительство, из любви к Господу и к нам. Засвидетельствовано мною лично в Нью-Темпле, в Лондоне, в двадцать третий день апреля».

Из путаных ссылок на Священное Писание, наглого сравнения мастера Александра с Исаией, Моисеем и святым Павлом и весьма неожиданного перехода от помпезной латыни к просторечному английскому языку можно предположить, что мастер Александр сам написал это письмо и представил Иоанну.

29 апреля король доверил своего младшего сына Ричарда своему преданному другу Питеру де Моле.

«Мы посылаем тебе нашего возлюбленного сына Ричарда, чтобы ты хорошо заботился о нем и обеспечил его самого, его наставника Роджера и еще двух герольдов и прачку всем необходимым».

Недовольные бароны собрались в Стэмфорде на Пасхальной неделе, 19–26 апреля. Они являли собой грозную, вооруженную до зубов силу. Армия насчитывала две тысячи рыцарей, а также коней, пеших солдат и обслуживающий персонал.

Роджер Вендоверский приводит список «главных проводников этой заразы», и исследование некоторых имен показывает, как широко распространилось недовольство баронов и какую высокородную знать затронуло.

Главным лидером баронской партии был Роберт Фицуолтер, один из богатейших людей Англии. Он занимался торговлей, и король даровал ему специальную привилегию для судов, перевозивших вино. Он был сеньором Данмау в Эссексе и замка Байнард на юге Лондона. Его супруга Гуннор, дочь и наследница Роберта Валоньского, принесла ему в приданое около тридцати рыцарских ленов на севере. Вместе с Сэйром де Квинси он правил Водреем в Нормандии и бесславно сдал его без сопротивления Филиппу в 1203 году. Этим трусливым деянием они сделали себя посмешищем и Англии, и Франции. Филипп заключил их в тюрьму и установил за них выкуп в размере пяти тысяч марок. В 1212 году, когда Иоанн потребовал заложников от знати, которую подозревал в организации заговора, Роберт подтвердил свою вину, бежав во Францию. Он замыслил убедить ссыльных епископов, что подвергся преследованиям за их дело, и Иоанн был вынужден даровать ему прощение как одно из условий его примирения с церковью. Роберт вернулся в Англию, и король вернул ему поместья. Более поздние легенды гласят, что у Роберта была дочь Матильда, которую Иоанн попытался соблазнить. Когда девушка ответила ему отказом, он ее отравил. Поскольку эти легенды путают целомудренную Матильду с девой Мариан, персонажем «Робин Гуда», едва ли им стоит доверять.

Эсташ де Весси, женившийся на Маргарет, незаконнорожденной дочери Вильгельма Льва, был другом и соратником Роберта Фицуолтера. Он принял активное участие в переговорах, которые привели к вассальной клятве Вильгельма Иоанну в Линкольне в 1200 году. Когда Роберт Фиц уолтер бежал во Францию, Эсташ в это же время нашел убежище в Шотландии. Он тоже был упомянут в хартии Иоанна, и король вернул ему земли.

Еще одним нелояльным бароном был Ричард Перси, один из северных магнатов. Он был внуком Годфри, герцога Брабанта. Его отец, Джоселин де Лувен, женился на Агнес, наследнице рода Перси, и принял ее имя. Ричард имел большие поместья на севере. Он взял на себя управление землями, принадлежавшими сыну его старшего брата, не достигшему совершеннолетия; он захватил земли матери после ее смерти в 1196 году и унаследовал земли тетки – графини Уорвик.

Роберт де Рос женился на Изабелле, еще одной незаконнорожденной дочери Вильгельма Льва, и тоже был одним из послов в Шотландию в 1200 году. Иоанн сделал его шерифом Камберленда в 1213 году и дал ему лицензию, позволяющую посылать суда, груженные шерстью и шкурами, в заморские страны. Оттуда в Англию везли вино. Несмотря на эти привилегии, его связь с Эсташем де Весси и его собственность на севере перевесили преданность королю.

Сэйр де Квинси, первый граф Винчестер, рано начал карьеру мятежника. Еще в юности он присоединился к молодому Генриху в войне против короля Генриха II, имевшей место в 1173 году. Он разделил с Робертом Фицуолтером бесчестье сдачи Водрея. У него было совсем немного собственности, и он часто брал взаймы деньги у евреев. Однако в 1204 году он получил обширные земли, женившись на Маргарет, дочери Роберта Бомона, графа Лестера. Роберт умер в 1190 году, а его сын и наследник Роберт Фицпарнелл умер бездетным в 1204 году. Большие поместья Лестера разделили между собой Амиция, вышедшая замуж за Симона де Монфора, и Маргарет. Сэйр де Квинси, муж юной наследницы, по распоряжению Иоанна в 1207 году стал графом Винчестера. С 1211 до 1214 года он был одним из юстициариев, и совершенно непонятно, с какой стати он решил присоединиться к мятежным баронам.

Ричард, граф Клэр, и его сын Гилберт были из числа немногих уцелевших представителей старой нормандской знати, которая по большей части прекратила свое существование ко временам Генриха II. Ричард, шестой граф, был родственником Изабеллы де Клэр, наследницы младшей ветви семьи, супруги Уильяма Маршала. Ричард женился на Амиции, одной из трех наследниц Уильяма, графа Глостера. Он и его сын Гилберт занимали самые высокие ступени в аристократической иерархии страны.

Роджер Биго, второй граф Норфолка, тоже был отпрыском нормандского рода. Его отец отличился предательством и беспорядками во время правления Стефана и Генриха II. Его мать, Джулиана, была сестрой Обри де Вера, графа Оксфорда. Роджер был юстициарием при Ричарде и Иоанне, но лишился благосклонности короля и в 1213 году оказался в тюрьме. Однако уже в следующем году он сопровождал Иоанна в Пуату. К 1215 году он снова лишился благосклонности и принял участие в мятеже баронов.

Уильям де Моубрей был племянником Ричарда, графа Клэра, а его мать Мейбл – сестрой Ричарда. Моубрей был одним из баронов, укрепивших свои замки и подготовившихся к гражданской войне, еще когда Иоанн взошел на трон. Однако его умиротворили обещания представителей короля в Нортгемптоне, и он присягнул ему на верность.

Роберт де Вер, третий граф Оксфорда и великий камергер Англии (должность была наследственной), был младшим братом Обри де Вера – «плохого советника» короля во время интердикта. Обри умер бездетным в 1214 году, и Роберт, унаследовав титул и поместья, присоединился к северным баронам.

Уильям Малет, потомок соратника Вильгельма Завоевателя, был назначен шерифом Дорсета и Сомерсета. Его земли находились в Сомерсете. В 1211 и 1214 годах он сопровождал Иоанна в Пуату с десятью рыцарями и двадцатью солдатами. Так что он не мог быть среди баронов, у которых Иоанн требовал скутагий в 1214 году, и его присутствие среди лидеров конфедерации указывает на то, что недовольство имело более глубокие корни, чем простое нежелание платить щитовые деньги. С ним был тесно связан Уильям Монтегю, также потомок соратника Вильгельма и обладатель поместий в Сомерсете. Уильям де Бошан, лорд Бедфорда, также принимал участие в последней экспедиции Иоанна в Пуату.

Имя, чье включение в этот список вызывает наибольшее удивление, – Уильям Маршал-младший, старший сын Уильяма Маршала, образца рыцарства и верности, графа Пембрука, который служил Генриху II и его сыновьям, сохраняя безупречную преданность. Даже в это смутное время он был одним из самых доверенных советников Иоан на. Молодой Уильям женился в 1214 году. У него не было особых оснований жаловаться на короля, и его участие в мятеже баронов, вероятно, объясняется дружбой с родственниками матери – Клэрами.

Два сына Джеффри Фицпетера, бывшего юстициария Иоанна, тоже приняли участие в мятеже. Старший сын, Джеффри, принял имя «де Мандвевиль», старое семейное имя графов Эссекс. В 1214 году он женился на Хадвисе, разведенной первой жене Иоанна, и заплатил за эту привилегию гигантскую сумму. Его младший брат Уильям женился на Кристине, дочери Роберта Фицуолтера. Эти браки, вероятно, можно считать достаточным объяснением присутствия этих двух человек среди мятежных баронов.

Джон де Ласи, констебль Честера, был сыном Роджера, известного своей преданностью и отвагой при защите Шато-Гайяра в 1203 году. Он достиг совершеннолетия лишь за два года до того, как присоединился к делу мятежников, и совершенно непонятно, по какой причине.

Следует отметить, что ни один из этих людей не занимал заметного места в правительстве страны ни до мятежа, ни после.

Список имен свидетельствует, что недовольство не ограничивалось какой-либо одной частью страны или конкретной группой людей. Это был общий протест против деспотического правления Иоанна. Он начался среди баронов севера, большинство из которых отказались сопровождать Иоанна в его экспедицию в Пуату, и по этой причине мятежников нередко называют «северянами». Движение распространилось главным образом в Линкольншире и Эссексе, где господствовал Роберт Фицуолтер. Роджер Вендоверский утверждает, что во главе баронов стоял Стефан Лэнгтон. Но когда они собрались, Лэнгтон находился вместе с королем в Оксфорде, где они вместе ждали их прибытия, и нет никаких свидетельств активного участия епископа в их дискуссиях.

27 апреля бароны прибыли в Брэкли, Нортгемптоншир. Узнав, что они там, Иоанн послал Стефана Лэнгтона и Уильяма Маршала с другими верными людьми, чтобы узнать их требования. Бароны передали послам список законов и традиций королевства, которые, по их словам, король систематически нарушал, и пригрозили, что, если он не даст немедленного обещания соблюдать эти законы и не скрепит свое обещание печатью, они начнут захватывать его замки.

Стефан Лэнгтон и другие послы вернулись к Иоанну со списком и посланием от баронов. Когда их требования зачитали Иоанну, он с негодованием воскликнул: «Почему кроме этих несправедливых требований бароны не пожелали получить заодно мое королевство? Их требования тщеславны, глупы и абсолютно неразумны». И он поклялся, что никогда не даст баронам таких свобод, которые сделают его их слугой.

Ни Стефан Лэнгтон, ни Уильям Маршал не сумели убедить его хотя бы рассмотреть требования баронов. Он отправил их обратно с непреклонным ответом, что бароны не получат ничего. Это было равнозначно объявлению войны. Получив ответ Иоанна, бароны торжественно отказались от своих клятв верности ему, а каноник Даремского собора освободил их от обещаний. Теперь они могли обратить оружие против короля с чистой совестью.

Они выбрали Роберта Фицуолтера своим лидером – он получил звучный титул «маршал армии Бога и Святой церкви» – и проследовали в Нортгемптон, где осадили замок Иоанна. У них не было камнеметов или других осадных машин, и бароны провели две недели в бесплодных попытках взять замок. Они понесли большие потери, в частности, знаменосцу Роберта Фицуолтера арбалетная стрела попала в голову.

Иоанн понял серьезность ситуации и сделал попытку вернуть наиболее умеренных баронов на свою сторону. Десятого мая он написал открытое письмо, в котором перечислил условия, идентичные тем, что использовались в Великой хартии. Он заверил «тех баронов, кто против нас, что мы не будем захватывать или лишать собственности их или их людей и не будем преследовать их, кроме как по закону нашего королевства или по решению их ровни в нашем суде, до тех пор пока оценку будут давать четыре человека, которых мы выберем с нашей стороны, и четыре человека, коих они выберут со своей стороны. И папа будет выше их всех».

Он предупредил своих рыцарей в Пуату, что, возможно, ему потребуется их служба в Англии еще накануне в феврале, а теперь призвал их на службу. На это указывает следующее письмо:

«Король почтенному отцу во Христе, Питеру, милостью Божьей, епископу Винчестера: приветствия. Мы повелеваем тебе послать несколько благоразумных слуг твоих, в которых ты уверен, вместе с твоим письмом, чтобы передать наш Винчестерский замок нашему преданному Саварику де Молеонну. Он будет его опекать и примет в нем наших рыцарей из Пуату. Засвидетельствовано мною лично в Рединге в одиннадцатый день мая шестнадцатого года нашего правления».

Он также призвал на службу рыцарей Девоншира и обещал оплатить расходы всех, за исключением тех, кто должен ему рыцарскую службу в обмен на землю.

Бароны тем временем сняли осаду замка в Нортгемптоне и направились в Бедфорд, где их принял Уильям де Бошан. Туда прибыли посланцы от жителей Лондона, приглашая их немедленно проследовать в город. Бароны так и сделали. Они разбили лагерь в районе Уэйра, а потом шли не останавливаясь всю ночь и прибыли в Лондон рано утром 24 мая. Ворота были открыты, и большинство жителей ушли к мессе. Бароны вошли через Олдгейт, не встретив сопротивления, поскольку богатые горожане их поддерживали, а бедные были не в состоянии оказать эффективное сопротивление, да и боялись.

Бароны поставили стражников у ворот и заняли город. Они разослали письма всем видным представителям знати, которые сохранили преданность королю, приглашая их присоединиться и отстоять свои права. Для острастки бароны предупредили, что, если этого не произойдет, они обратят против них оружие, разрушат замки, сожгут дома, уничтожат скот и разорят земли. Вильгельм д’Альбини, лорд Бельвуар, был одним из тех, кто только сейчас покинул короля и перешел на сторону баронов.

Иоанн со своей стороны обнародовал общее предостережение относительно предательства лондонцев.

«Король всем бейлифам и всем преданным подданным. Да будет известно, что жители города Лондона сообща обманным путем покинули нас и нашу службу, отказавшись от преданности нам. Поэтому мы приказываем вам: когда они, или их слуги, или их движимое имущество окажутся на вашей территории, нанесите им, как врагам нашим, наибольший ущерб, какой сможете».

В этот период Роджер Вендоверский приводит список баронов, сохранивших преданность Иоанну и тем самым привлекших особое внимание мятежников. Среди них были Уильям Маршал, граф Пембрук, его племянник Джон Маршал, которому король в январе поручил Линкольншир; Ранульф де Бландевиль, граф Честер, сопровождавший Иоанна в Пуату в 1214 году, которому король 20 мая доверил замок Ньюкасл-андер-Тайн; Вильгельм Лонгсворд, граф Солсбери; Вильгельм де Варенн, кузен Иоанна; Уильям де Форс, граф Омаль и сеньор Холдернесса; Генри, граф Корнуолла, незаконнорожденный сын Реджинальда Корнуоллского и, следовательно, кузен Иоанна; Вильгельм д’Альбини, граф Арундел, внук Аделизы, вдовы Генриха I, и тоже кузен Иоанна; Генрих Брейброк, юстициарий и заместитель шерифа Ратленда, Букингема и Нортгемптона; Генри Корнхилл и его зять Гуго де Невилл. Почти все эти люди были или в какой-то степени связаны с Иоанном родственными узами, или его близкими друзьями. Но даже некоторые из них, получив баронские письма, покинули его и перешли на сторону мятежников.

В королевстве начались беспорядки, административная и судебная системы оказались парализованными. Рассмотрения дел судами казначейства и шерифа прекратились по всей стране, потому что бароны казначейства, разъездные судьи, шерифы и прочие чиновники тоже покинули короля.

Иоанн осознал, что его покинуло так много людей, что его замки фактически оказались отданными на милость баронов, и у него не осталось надежных сил, способных его защитить. Роджер Вендоверский, вероятнее всего, преувеличивает, утверждая, что лишь семь рыцарей остались преданными Иоанну. И король решил сделать вид, что подчиняется баронам. Он послал вечно преданного Уильяма Маршала и других послов, чтобы договориться с мятежниками. Иоанн объявил о своей готовности, во имя мира и для блага королевства, даровать баронам законы и свободы, которых они требуют, и предложил назначить день и место встречи для обсуждения условий.

Послы отправились в Лондон и передали все это лидерам баронов. Те исполнились радости, заставив короля покориться относительно мирным путем – им даже не потребовалось начинать в королевстве гражданскую войну. Бароны предложили Иоанну встретиться в понедельник 15 июня на лугу, раскинувшемся между городами Стейнс и Виндзор, на Темзе.

В назначенный день Иоанн с небольшой группой советников и друзей встретился с армией баронов. Две противоборствующих стороны расположились на противоположных краях поля, и начались переговоры. Обсуждение получилось долгим – вероятно, оно продолжалось весь день, но Иоанн потерпел поражение и знал это. У него не оставалось средств для оказания противодействия баронам. Еще в апреле мятежники направили королю список требований и к этому времени наверняка сформулировали по крайней мере проект хартии, которую желали получить от короля. Великая хартия датирована 15 июня 1215 года. Возможно, уже к концу дня Иоанн капитулировал перед требованиями баронов и приложил свою печать к документу, хотя обсуждение формулировок и второстепенных статей могло продолжаться еще несколько дней.

Великая хартия была вырвана у Иоанна группой баронов – которых поддерживала знать, а также жители города Лондона. Стефан Лэнгтон, легат Пандульф и епископы были более или менее беспристрастными свидетелями. Большинство положений Великой хартии направлены на прояснение природы феодального контракта между Иоанном и его баронами, исправление ошибок и злоупотреблений, вкравшихся в этот контракт, и определение границ королевской власти не над королевством в целом, а только над его баронами. Вторая важная группа положений принимает почти полностью правовые реформы и инновации, созданные Генрихом II, и заставляет Иоанна отказаться от самых специфических правовых злоупотреблений, в которых он, безусловно, был виновен. Несколько коротких и туманных положений введены как подачка жителям Лондона, поддержка которых была жизненно важной для баронов.

Документ в тех его положениях, которые относились к феодальному владению землей, сборам и службам, является реакционным в принципе. Он возвращается к временам Генриха I и не учитывает никаких перемен в структуре общества, которые с тех пор произошли. Статьи, касающиеся судопроизводства, однако, являются не столь реакционными по духу. Они выражают глубокое и заслуженное недоверие к Иоанну и его окружению и уважение к честности и компетентности королевских судей. Представляется, что эти статьи формулировались людьми, воспитанными в традициях великой школы правоведов, которых готовили при Генрихе II Ранульф Гранвиль, Хьюберт Уолтер и другие члены королевской курии. Не была сделана попытка восстановить правовую юрисдикцию баронов, которую Генрих II у них отобрал. Никто не бросал вызов компетенции королевских судов. Самым впечатляющим фактом является тот, что в длинном перечне жалоб и обид на вымогательство, взяточничество, нарушение традиций, жадность и злоупотребление властью ни слова не сказано о принижении достоинства королевских судов и правовой системы. Иоанн был злобным тираном, как утверждает почти каждая статья хартии, но представляется очевидным, что он не довел свою тиранию до логического завершения. Королевский суд и судьи, назначенные им и ответственные только перед ним, выше всякой критики. Люди не верили королю, но не сомневались в его судах. Даже в самые пагубные моменты королю не приходило в голову посягнуть на кладезь правосудия, назначить коррумпированных юстициариев и использовать суды как инструмент своей тирании. Невозможно представить более впечатляющий памятник мудрости Генриха II, чем тот факт, что Иоанн продолжал чтить созданную им правовую систему и не сделал ни одной попытки ее подорвать.

Вначале Иоанн перечисляет мотивы дарования хартии: «по Божьему внушению и для спасения души нашей и всех предшественников и наследников наших, в честь Бога и для возвышения Святой церкви и для улучшения королевства нашего». Далее следует длинный список тех, чьими советами он руководствовался: Стефан Лэнгтон, архиепископ Дублина, епископы Лондона, Винчестера, Бата, Линкольна, Вустера, Ковентри и Рочестера, мастер Пандульф, «иподиакон и приближенный нашего сеньора папы», магистр ордена тамплиеров, графы Пембрука, Солсбери, Варенна и Арундела, коннетабль Шотландии, Уоррен Фицджеральд, Питер Фицгерберт, Хьюберт де Бург, сенешаль Пуату, Гуго де Невилл, Мэтью Фицгерберт, Томас и Алан Бассеты, Филипп д’Альбини, Роберт де Роппели, Джон Маршал, Джон Фицхью и другие верные подданные. Большинство этих мирян были упомянуты Роджером Вендоверским в списке людей, преданных Иоанну.

Первая глава хартии сообщает о согласии, «чтобы английская церковь была свободна и владела своими правами в целости и своими вольностями в неприкосновенными, что явствует из того, что свободу выборов, которая признается важнейшей и более всего необходимой английской церкви, мы по чистой и доброй воле, еще до несогласия, возникшего между нами и баронами нашими, пожаловали и грамотой нашей подтвердили» в ноябре 1214 и в январе 1215 года. Такова степень уступок Иоанна церкви. И тот факт, что в хартии содержится только утверждение, что церковь будет свободна, – заявление столь неопределенное, что представляется почти бессмысленным, и повторение прав, уже данных дважды, означают, что Стефан Лэнгтон едва ли принимал активное участие в формулировании баронских требований. Если он в действительности был одним из тех, кто стоял у истоков и вместе с баронами создавал документ, представляется в высшей степени странным, что он не счел необходимым включить в него ряд спорных моментов, давно бывших источником трений между короной и церковью. Момент был как никогда подходящим – Иоанн был отдан на милость баронов, столкнулся с силой, которая могла заставить его принять абсолютно любые условия, – чтобы вынудить его отказаться от опеки над церковными землями, пока тот или иной престол вакантен, расширить юрисдикцию христианских судов, освободить духовенство от налогов и сборов и всячески расширить его влияние. Однако ни один из этих вопросов даже не поднимался, а это предполагает, что участие Стефана Лэнгтона в подготовке Великой хартии ограничивалось его официальной ролью беспристрастного свидетеля и третейского судьи между королем и баронами.

Завершается статья следующим образом: «Пожаловали мы также всем свободным людям королевства нашего за нас и за наследников наших на вечные времена все нижеписанные вольности». Термин «свободные люди» лишает документ универсального применения ко всем англичанам любого положения, что иногда ему приписывается. Вилланы не были свободными людьми, а примерно три человека из четырех в то время были именно вилланами. Ни Иоанна, ни его баронов они не заботили. Их права зависели от традиций поместья и воли их сеньора.

Далее бароны приступили к отдельному перечислению своих жалоб и путей решения проблем. Они несколько подробнее рассмотрены в приложении этой книги, поскольку проливают свет на структуру общества того времени и на проступки Иоанна, в которых он был виновен. При взгляде в этом свете Великая хартия является перечнем всех злоупотреблений и проступков Иоанна, его открытого пренебрежения историческими правами баронов и хищности, с которой он хватался за любой предлог, чтобы выжать из своих подданных как можно больше средств.

Конечно, самую большую часть вины за злоупотребления правления Иоанна следует возложить на его личную порочность, беспринципность, отсутствие чести и добропорядочности, безразличие к религии, презрение к рыцарству и мужской доблести, которые сделали Ричарда идолом своего времени, и желание выжать как можно больше средств у своих подданных. Всему этому нет ни оправдания, ни прощения. Следует помнить, что большинство проблем Иоанна были финансовыми. Обычных доходов короны оказалось явно недостаточно, чтобы покрыть его расходы, которых потребовали его тщетные попытки сначала удержать, а потом вернуть континентальные владения. Самые худшие его перегибы были вызваны именно срочной потребностью в деньгах. Как король Англии, сеньор Ирландии, герцог Нормандии и Аквитании и граф Анжу, Иоанн считал своим долгом держаться за эти земли любой ценой, по крайней мере, после того, как он излечился от необъяснимого приступа апатии, который привел к утрате Нормандии. Поэтому, если обычных доходов короны не хватало, он дополнял их любыми другими средствами, которые только приходили ему в голову.

Хотя казначейство было организацией, значение которой постоянно возрастало, а структура усложнялось, судя по всему, никто из чиновников никогда не задумывался о составлении чего-то вроде бюджета. Король жил сегодняшним днем, никто не пытался оценить будущие расходы или ожидаемые доходы. Если королю срочно требовались деньги, он подыскивал самый быстрый и простой способ их получения. Отдельные статьи Великой хартии указывают, какие именно.

После долгого перечисления недостатков и шагов, которые следует предпринять для их устранения, что составляет основную часть хартии, документ завершается рядом общих положений, относящихся к задачам хартии и средствам ее претворения в жизнь.

Статья 61, самая длинная и замысловатая статья хартии, содержит гарантию соблюдения мира и свобод и предус матривает механизм для обеспечения исполнения положений документа. Надо было, чтобы «бароны избрали двадцать пять баронов из королевства, кого пожелают, которые должны всеми силами блюсти и охранять и заставлять блюсти мир и вольности, какие мы им пожаловали и этой настоящей хартией нашей подтвердили». Если король или кто-то из его чиновников «в чем-либо против кого-либо погрешит или какую-либо из статей мира или гарантии нарушит, и нарушение это будет указано четырем баронам из вышеназванных двадцати пяти, эти четыре барона явятся к нам или к юстициарию нашему, если мы будем находиться за пределами королевства, указывая нам нарушение, и потребуют, чтобы мы без замедления исправили его. И если мы не исправим нарушения… в течение сорока дней, считая с того времени, когда было указано это нарушение… то вышеназванные четыре барона докладывают это дело остальным из двадцати пяти баронов, и те двадцать пять баронов совместно с общиною всей земли будут принуждать и теснить нас всеми способами, какими только могут, то есть путем захвата замков, земель, владений и всеми другими способами, какими могут, пока не будет исправлено нарушение согласно их решению». Далее сказано, что «неприкосновенной остаются при этом наша личность и личность королевы нашей и детей наших».

«И кто в стране захочет, принесет клятву, что для исполнения всего вышеназванного будет повиноваться приказаниям вышеназванных двадцати пяти баронов: и что будет теснить нас по мере сил своих вместе с ними. …И если кто-либо из двадцати пяти баронов умрет или удалится из страны или каким-либо иным образом лишится возможности выполнить вышеназванное, остальные из вышеназванных двадцати пяти баронов должны избрать по собственному решению другого на его место». Если же между двадцатью пятью баронами возникнут разногласия или не все смогут присутствовать, решение должно принять большинство.

В заключение Иоанн пообещал: «Мы ничего ни от кого не будем домогаться как сами, так и через кого-либо другого, благодаря чему какая-либо из этих уступок и вольностей могла бы быть отменена или уменьшена». Это положение было добавлено, чтобы не позволить королю обратиться к папе, которого он признал своим феодальным сеньором, и через него аннулировать какие-либо статьи хартии.

Механизм обеспечения выполнения Иоанном положений хартии представляется невнятным во многих отношениях, а в некоторых аспектах – неудобным и неработоспособным. Однако следует помнить, что Великая хартия вольностей – это беспрецедентный эксперимент, призванный заставить короля соблюдать закон. Бароны достаточно хорошо знали Иоанна и понимали, что ничего не добьются, только вынудив Иоанна поставить свою печать на хартии и поклясться ее выполнять, даже в присутствии множества свидетелей. Немедленное низложение короля – хотя подобные прецеденты были до Норманнского завоевания, – вероятно, представлялось им в тот момент слишком радикальной мерой. Может быть, они опасались, что общественное мнение их не поддержит. В стране не было претендента на престол, которого она могла бы принять как короля, а любая другая форма правления, кроме монархии, была настолько далека от их опыта и современной политической теории, что никому не приходила в голову. Более того, Иоанн находился под защитой папы, его феодального сеньора, и был крестоносцем, а значит, умеренная партия, возглавляемая, несомненно, Стефаном Лэнгтоном и имевшая большой вес, не могла принять такого варианта развития событий.

А значит, нельзя не отдать должное предприимчивости и изобретательности в области административного управления, а также умеренности баронов, которые сумели создать столь новую для своего времени схему. Угроза перехода к открытому насилию – последнему средству, – вероятно, рассматривалась ими не как вариант развития событий, а как средство убедить Иоанна, что они не остановятся ни перед чем и что вся страна поможет им заставить его исправить содеянное. А состав комитета убедил Иоанна, что они легко не уступят. Из двадцати пяти баронов, которых перечислил Матвей Парижский, только два – Вильгельм де Форс, граф Омаль, и Вильгельм д’Альбини, граф Арундела, – были среди сторонников Иоанна. Четырнадцать человек – Роберта Фицуолтера, Эсташа де Весси, Ричарда Перси, Роберта де Роса, Сэйра де Квинси, Гилберта де Клэра, Роджера и Гуго Биго, Уильяма Маубрейя, Роберта де Вера, Уильяма Маллета, Уильяма Маршала-младшего, Уильяма Хантингфилда и Джона де Ласи – Роджер Вендоверский назвал лидерами баронской партии.

Статья 62 прощает «всякое зложелательство, ненависть и злобу, возникшую между нами и вассалами нашими, клириками и мирянами, со времени раздора… Кроме того, все правонарушения, совершенные по поводу этого раздора от Пасхи года царствования нашего шестнадцатого до восстановления мира» король Иоанн тоже простил.

В заключительной статье сказано: «Мы желаем и крепко наказываем, чтобы английская церковь была свободна и чтобы люди в королевстве нашем имели и держали все названные выше вольности, права, уступки и пожалования надлежаще и в мире, свободно и спокойно, в полноте и в целости для себя и для наследников своих». И завершает хартию следующая фраза: «Дано рукою нашею на лугу, который называется Раннимед, между Виндзором и Стейнсом, в пятнадцатый день июня, в год царствования нашего семнадцатый».