V. Как колониальное соперничество между Францией и Англией привело к «сердечному согласию»

1. В основе франко-английского вопроса лежало создание французской колониальной империи. В XVIII в. еще можно было предполагать, что, присоединяя Канаду к Луизиане, Франция оставит за собой значительную часть Северо-Американского континента. У нее были интересы на Антильских островах, в Африке и в Индии. То есть ей еще дозволялось сохранять имперские надежды. Парижский договор 1763 г., морские поражения империи и, наконец, договоры 1814 г. решили вопрос в пользу Англии. Франция, постоянно ощущавшая угрозу со стороны европейских государств, не могла, подобно Великобритании, тратить существенную часть своих доходов на строительство флота. А ведь господство на море, или твердая воля тех, кто им владеет, – одно из условий сохранения колониальной империи. Франция удержала только отдельные части своей империи. Затем, к 1830 г., завоевание Алжира предоставило в ее распоряжение прекрасную территорию, расположенную близко от метрополии, которая была быстро освоена с целью образования трех французских департаментов. После 1870 г. Бисмарк предположил, что если внушить Франции надежду на создание новой империи, то это отвлечет ее от мыслей о реванше, а заодно и поссорит с Англией. Поэтому он признал за Францией Тунис (1878). Чуть позже Франция, отказавшись (под давлением Клемансо) от вторжения в Египет, позволила Англии занять доминирующую позицию в стране, где французская культура традиционно играла заметную роль. Однако французские претензии на вмешательство в дела Египта сохранялись, и это соперничество служило причиной трений между Францией и Англией.

2. Третья республика считала делом чести создать блестящую колониальную империю. В Западной Африке по договорам 1814 г. за Францией оставалось несколько портов. Они являлись пунктами отправления военных и исследовательских экспедиций, которые, благодаря таким людям, как Саворньян де Бразза и генерал Федерб, закрепили за Францией Сенегал и Нигер вплоть до озера Чад и бассейна Нила. Экспедиция Фуро – Лами, пролегавшая через Сахару, установила связь между средиземноморской и тропической Африкой. В 1892 г. завоевана Дагомея, в 1895 г. – остров Мадагаскар. В Индокитае к Тонкину добавились Кохинхина, Аннам, протекторат над Камбоджей, образовав процветающую страну, где Галлиени и Лиотэ постигали искусство создания империй. В Индийском океане, в Красном и Карибском морях Франция приобрела такие стратегические порты, как Джибути, и такие богатые колонии, как Новая Каледония. Некоторые из этих приобретений произошли почти без ведома страны и вопреки сопротивлению палат. Отвод войск из Тонкина был отклонен перевесом в четыре голоса. Несколько смелых, бескорыстных людей – офицеры, миссионеры, служащие гражданской администрации, известные министры (Ферри, Эжен Этьен, Габриэль Аното) – подарили республике эту империю, значение которой долгое время недооценивалось населением. По примеру Бразза и Галлиени была сформирована плеяда администраторов, которые пытались поддерживать добрососедские отношения с местным населением. Вскоре жители стали проявлять такую преданность, что Франция смогла набрать среди них войска, в которых она нуждалась для управления империей. Таким образом, вопреки ожиданиям Бисмарка, с увеличением империи военная мощь Франции не сократилась, а возросла.

Солдат французской колониальной армии. Конго, 1898

3. Зато Бисмарк чуть не поссорил Францию с Англией, используя как повод вопросы, связанные с Африкой, «континентом, созданным самим Провидением, чтобы причинять неприятности Foreign Office» (Министерству иностранных дел Англии.). Имперские амбиции обеих стран вполне могли привести к конфликту. Англичане хотели построить железную дорогу от Кейптауна до Каира, но для этого им требовалось овладеть Суданом. Некоторые французские колонисты полагали, что французские потери в Египте можно было бы частично компенсировать, если бы французские экспедиции сумели разделить Африку по горизонтали и достичь Нила ниже той территории, которую занимали англичане. В целом это представлялось повторением в Африке того сценария, который провалился в Америке и привел к Семилетней войне: оккупация внутренних территорий страны. Результаты этого противостояния едва не переросли в трагедию. Экспедиция майора Маршана пересекла континент и вдруг в суданской деревне Фашода столкнулась с более многочисленными войсками генерала Китченера. Английское правительство потребовало отвода войск Маршана. Но тут взыграла французская гордыня. В течение нескольких дней все ждали начала войны и даже провели мобилизацию флотов обеих стран (1898). Но в тот момент французское Министерство иностранных дел возглавлял Делькассе, который прекрасно понимал всю бессмысленность борьбы между Францией и Англией, в то время как главной опасностью для Европы являлась все возрастающая мощь Германии. У Делькассе хватило мужества (а учитывая уровень возбуждения, в котором находилось тогда общественное мнение, для этого требовалось особое мужество) сказать себе: «Возможно, если мы уступим в этом инциденте с деревней Фашода, болезненном, но относительно незначительном, у нас появится возможность начать совместное урегулирование всех франко-английских разногласий».

4. Начиная с 1902 г. Делькассе обрел в своих усилиях по сближению с Англией поддержку со стороны короля Эдуарда VII, который руководствовался одновременно своей сентиментальной привязанностью к Франции, где он провел часть молодости, и обоснованным страхом перед амбициями своего племянника, императора Вильгельма II. Король ничего не смог бы сделать без поддержки кабинета, но лорд Лансдаун также был обеспокоен морскими проектами Германии. Англия всегда становилась противницей любой европейской державы, которая начинала строить большой флот; на протяжении всей своей истории она искала солдата на континенте. Во времена Людовика XIV и Наполеона она искала его для борьбы против Франции, и это длительное соперничество поселило в умах значительное недоверие, но в 1904 г. равновесие сил изменилось, и соглашение казалось возможным. Англия желала услышать отказ Франции от всех ее притязаний на Египет; Франция, которой очень мешали вторжения марокканских грабителей в Алжир, мечтала развязать себе руки в Марокко. На этом основании Делькассе и лорд Лансдаун заключили договор, получивший название «Сердечное согласие». Это не было союзом, и общественное мнение французов проявляло значительное упрямство, но благодаря действиям Вильгельма II возникшие связи упрочились. Кайзер счел себя хозяином мира, когда увидел, что Россия в союзе с Францией потерпела от Японии поражение в Маньчжурии. Его высадку в Танжере расценили как грубое заявление Германии о ее заинтересованности в делах Марокко. За несколько месяцев Вильгельм II сумел запугать французское правительство, и Делькассе, которому коллеги отказали в доверии, в июне 1905 г. вынужден был уйти в отставку. Но политика франко-немецкого сближения не имела будущего. После потери Францией ее провинций неограниченные амбиции Германии стали непреодолимым препятствием. Альхесирасская международная конференция (1906) признала права Франции на Марокко; Англия всем своим политическим весом поддержала Францию, а давление Теодора Рузвельта вынудило Германию уступить. С этого момента наиболее прозорливые французы поняли, что находятся под постоянной угрозой войны.

5. Можно сказать, что с 1906 по 1914 г. жизнь во Франции протекала в двух направлениях: патриотизм и раздор. С одной стороны, завоевание Марокко явило целый ряд прекрасных подвигов, и генерал Лиотэ, последователь Галлиени, показал, что великие традиции французской колониальной политики будут сохраняться. Под прикрытием договора о протекторате он оказал давление на султана, на великих каидов и в кратчайшие сроки проявил чудеса организации. Отдав дань уважения вере и к образу жизни местных жителей, Лиотэ построил современные города за пределами старых стен Феса, Рабата и Марракеша. Он перестроил порт Касабланки, создал промышленную разработку фосфатов, дал толчок развитию местного ремесленничества и превратил Марокко в одну из наиболее процветающих стран мира. Тем временем выдающиеся послы (братья Камбон, Барер) подготавливали для Франции на случай, увы, слишком вероятной войны целый кортеж союзников. Но в то время как эти верные служители страны старались изо всех сил, внутренняя политика оставалась нестабильной. Клемансо, англофил, вынужден был разделить власть с Кайо, сторонником сближения с Германией. Кайо, пытаясь ввести во Франции подоходный налог, тем самым восстановил против себя представителей «партии установленного порядка»; Клемансо, боровшийся с агрессивными социалистами и могущественной Всеобщей конфедерацией труда, которая провоцировала возникновение частых забастовок даже среди чиновников, решил восстановить авторитет государства и тем самым вызвал ненависть крайне левых. В 1909 г. Клемансо пал. Германия, все более и более раздражительная и раздражающая, создала подряд два инцидента (Агадир и Касабланка) и, как и следовало ожидать, сделала невозможной политику Кайо. К 1912 г. страна начала осознавать серьезность угрозы. У Франции теперь уже не было возможности заключить договор на длительный период со страной, которая рассматривала любую уступку как новый плацдарм наступления. Пуанкаре, лотарингский патриот и националист, был выбран президентом республики именно по этой причине. Барту, работавший в одной команде с Пуанкаре уже на протяжении двадцати пяти лет, предложил восстановить воинскую обязанность сроком на три года (французы служили тогда только два года). Политические перипетии продолжали владеть умами, когда вдруг прозвучал первый раскат грома, возвещавший Великую войну (июнь 1914 г.).

Генерал Лиотэ вручает орден Почетного легиона правителю Марракеша и его брату. Рисунок из «Petit Journal». 1912

Рекламная афиша французской железнодорожной компании, предлагающая поездки по Тунису. 1890-е

6. После Альхесираса Германия поняла, что в колониальных начинаниях она не добьется поддержки своей единственной союзницы, Австро-Венгрии. И она уже знала, что Италия, несмотря на Тройственный союз, не поддержит ее ни при каких условиях. А вот Франция, благодаря своей превосходной дипломатии, сумела объединить союз с Россией и дружбу с Англией и образовать Тройственное согласие – Антанту. Если бы Германия захотела начать и выиграть войну в Европе, ей бы потребовалось активное участие Австрии. Но австро-венгерское правительство интересовали исключительно балканские проблемы и подавление славян внутри двойной монархии. Покушение, совершенное в Сараеве молодым сербом на эрцгерцога, австрийского наследника, сразу было воспринято немцами как превосходный повод к решительной войне, которую они считали неизбежной. Французское правительство очень плохо представляло себе серьезность положения. Президент республики Пуанкаре и председатель совета Вивиани находились в России, когда австрийский ультиматум был послан в Сербию, а посол Германии Шён нанес визит на набережную Орсэ, чтобы предупредить, что если Сербия не уступит, то последствия ее отказа будут «неисчислимыми». Рекомендации, полученные Сербией от Франции и Англии, были столь сдержанными, что сербский ответ превратился в согласие на крайне жесткие условия ультиматума, кроме одного незначительного пункта. Но стремление германских властей к войне не позволило им согласиться на эту единственную оговорку. Вслед за тем они отказались от участия в европейской конференции, а также от обсуждения спорного вопроса в Гаагском суде. 25 июля 1914 г. Австрия объявила войну Сербии. С этого момента процесс мобилизации проходил в автоматическом режиме. Австрия начала мобилизацию, Россия последовала ее примеру, затем наступил черед Германии, а вслед затем и Франции. Россия должна была поддержать Сербию; Франция была союзницей России; у Англии тоже были серьезные причины начать действовать, и захват Бельгии предоставил британскому правительству сентиментальный мотив, в котором оно нуждалось для привлечения общественного мнения. Немецкие социалисты, вопреки обещаниям, данным Жоресу, ничего не сделали, чтобы помешать мобилизации, а сам Жорес 31 июля был убит в Париже слабоумным фанатиком. К счастью, «священное единение» французов произошло с самого начала мобилизации. Еще со времен революции Франция, в поисках равновесия, которое ей не удавалось обрести, и режима, законность которого не могла бы быть оспорена, оставалась трагически разделенной. Но начиная с 1871 г. недоверие к Германии, стремление к реваншу, необходимость заключения нового достойного пакта оказались теми общими настроениями, которые объединили все партии. Умеренный Пуанкаре соглашался в этом пункте с радикалом Клемансо; социалист Жорес, хотя и делал все, чтобы помешать началу войны, оказался человеком, отдающимся ей со страстью, коль скоро она становилась неизбежной. В 1914 г. французы шли в армию без единой жалобы, без единого инцидента, занимая предназначенные им места и позабыв перед лицом врага раздиравшие их распри. Многие знали, другие чувствовали, что то общество, которое они шли защищать, было одним из самых прекрасных и счастливых в мире.