VI. Как счастливо жила Франция перед войной 1914 г

1. К 1910 г. Франция казалась настолько процветающей, насколько это было возможно для европейской страны в период угроз и тревоги. «Дело» оказалось ее последним серьезным внутренним кризисом. Теперь большинство французов мирились с режимом. «Партия установленного порядка» сохраняла свои географические позиции, и избирательная карта Франции 1914 г. не сильно отличалась от карты 1877 г.; казалось, что и нотабли отказались наконец от своей опасной мечты о социальном противодействии (Ф. Гогель). Города и деревни любили республиканские праздники, парад 14 Июля, «Марсельезу» и присуждение наград. Депутаты и сенаторы вели себя как доброжелательные покровители своих округов. Богатые буржуазные семьи республики создали олигархию, которая частично породнилась с бывшими аристократами. Это республиканское дворянство благосклонно встречало новые таланты, и провинциальный политик, если он проявлял некоторые способности, встречал в Париже открытый прием со стороны элиты, которая превращала его в государственного деятеля. Слои, образующие пирамиду власти, не разделялись так строго, как во времена королевского правления. Президент республики стоял на вершине пирамиды только в области права. Действительно, на одном с ним уровне находились консулы, бывшие председатели совета, руководители групп. Административная иерархия – финансовая инспекция, Государственный совет, дипломатический корпус, армия и флот хотя и не были вовсе закрыты для новых людей, но в свои ряды стремились принимать членов посвященных семей. Высшие школы – Политехническая и Нормальная – объединяли политические группы на основе товарищества, возникшего на идентичности порядков и обычаев.

Эйфелева башня: механизмы, приводящие в движение лифт. Фотография. 1889

Всемирная выставка 1889 г.: Экспозиция, посвященная продовольственным товарам Франции. На переднем плане гигантская бочка шампанского Мерсье. Фотография. 1889

2. Могущество этой олигархии смягчалось влиянием провинций, которые оставались первоисточником любой политической силы. Депутат или сенатор мог стать министром и подчинить себе Париж, только если он сохранял приверженность своего избирательного фьефа. Франкмасонство, демократичное и антиклерикальное, обладало большой силой, и в их среде мелкая буржуазия преобладала над крупной. «Дело» и закон о конгрегациях немного улучшили положение Университета в ущерб крупным церковным организациям, которые продолжали, однако, выживать – иногда под прозрачными масками – и успешно подготавливали кандидатов к поступлению в Политехническую школу или в военную школу Сен-Сир. Католическая церковь оставалась одной из значительных духовных и политических сил страны. Понемногу она изживала буржуазное вольтерьянство. Ее оппозиция режиму становилась менее острой, а отделение от государства, разоряя священников, приближало их к народу. Сотрудничество становилось реальностью. Уровень общего образования французов был несравненно выше, главным образом в области литературы, чем в других странах. В каждом городе, в каждом местечке существовало небольшое сообщество, интересующееся книгами и новыми веяниями, имеющее подписку либо на журнал «Ревю де дё Монд», либо на более «прогрессивные» издания («Ревю де Пари», «Меркюр де Франс», «Нувель ревю франсез»). Эта элита каждый год отправлялась в Париж, чтобы познакомиться с новинками сезона, пополнить запас новых идей, посмотреть в театрах на бульварах новые постановки Доннэ, Батая, Бернштейна, Флера и Кайаве или в передовых театрах, таких как «Вьё Коломбье», увидеть пьесы Шекспира, Клоделя или Вильдрака. Республика сохраняла афинский дух.

3. Покупательная способность масс оставалась недостаточной, а зарплаты слишком низкими, но положение рабочих все же улучшилось. Могущественная Всеобщая конфедерация труда объединяла профсоюзы, и право на забастовку не подвергалось сомнению, за исключением общественных служб (Бриан решительно прекратил забастовку на железной дороге, мобилизовав железнодорожников). Рабочий день сократился с двенадцати до десяти часов. Большинство населения оставалось сельским, но разрыв между городом и деревней сократился. Хотя многие важные изобретения того периода были сделаны французами, промышленность во Франции развивалась медленнее, чем в Соединенных Штатах, Германии или Англии. Почему? Во-первых, во Франции угля было меньше, а железо содержало больше примесей. Во-вторых, французская буржуазия оказалась менее предприимчивой, более консервативной, неохотно соглашавшейся на совместное производство. В-третьих, рынок был ограничен, а таможенные ставки защищали сельское хозяйство. В результате жизнь оставалась относительно дорогой, а экспорт – ограниченным. Однако страна экспортировала предметы роскоши: вина, одежду, шелковые ткани, кружева, перчатки, духи, а также произведения искусства и книги. Во всем мире французское искусство и ремесленные изделия пользовались невероятным успехом. Лучшие вина Франции, ее прославленные модные дома, даже ее сыры носили имена, становившиеся историческими на берегах Миссури или Амазонки. Красоты страны и удобство проживания в ней привлекали в Париж, на бальнеологические курорты и во все уголки Франции многочисленных иностранных туристов, чьи расходы обеспечивали расчетный баланс. Репутация художественных школ привлекала на Монпарнас американских художников, которых очаровывала жизнь, свободная от пуританских ограничений. В начале XX в. стало казаться, что тяжелая промышленность Франции ощутила новый подъем, вызванный, с одной стороны, открытием методов, позволяющих очищать железо Лотарингии, а с другой – договоренностью между владельцами французских металлургических заводов с владельцами угольных шахт Саара по использованию гидравлических механизмов для предотвращения дефицита в угле и, наконец, развитием нового сектора промышленности – автомобилестроения, в котором французские инженеры занимали передовые позиции. В 1913 г. Франция производила 45 тыс. автомобилей в год – очень высокая цифра для того времени.

4. По сравнению с другими крупными державами Франция в 1914 г. все еще оставалась страной ремесленников, мелких предприятий и мелких собственников. Но в банковской сфере объединение предприятий шло полным ходом, и крупные компании с многочисленными филиалами («Креди Лионе», «Сосьете женераль», «Контуар десконт» и т. п.) становились могущественной силой. То же наблюдалось и в торговле, где большие магазины увеличивали свой оборот за счет мелких лавочников. Война 1914 г. показала, что французскую промышленность нельзя недооценивать. Массовое производство вооружения выявило возможности страны. Третья республика продолжила процесс развития национального производства, начатый Второй империей. В провинциальных, до той поры чисто сельскохозяйственных районах она построила заводы («Мишлен» в Клермон-Ферране, домны в Кане, предприятия химической промышленности и электрометаллургии в регионах с запасами гидроэнергии, промышленные молочные заводы в Шаранте). В XIX в. французское сельское хозяйство отставало от сельского хозяйства Англии и Германии, которое добивалось более высокой урожайности на гектар. Это объяснялось небольшими размерами хозяйств, что затрудняло применение дорогих сельскохозяйственных машин. В отсутствие серьезной научной базы сельское хозяйство Франции применяло к тому же меньше удобрений. Однако жизненные потребности в начале XX в. сделали земледельцев более прогрессивными. Деревни пустели из-за оттока населения в города, из-за боязни разделов наследственных участков, из-за ограничения числа детей в семьях, из-за ослабления религиозного влияния. Отсутствие рабочей силы вынуждало многих мелких землевладельцев продавать свои хозяйства или объединяться. Сельскохозяйственные кооперативы могли купить необходимые машины. Благодаря протекционистским пошлинам зерно оставалось наиболее прибыльной культурой, но более реальную выгоду для страны представляли виноградники, тутовники и сахарная свекла. Гибель многих виноградников от филлоксеры имела политические последствия, так как только достаточно богатые землевладельцы смогли закупить американские саженцы возродить виноградники. Отсюда распространение левых настроений в винодельческих регионах юго-запада.

Автомобиль на улице Парижа. Фотография Александра Луи. 1910

5. Финансовое положение Третьей республики никогда не было катастрофическим. Хотя и не блестящее, оно все же позволило создать колониальную империю и развить экономику. Однако возникла борьба между потребностью в высокой производительности и стремлением к налоговой справедливости. В 1907 г. эта борьба вылилась в голосование первого проекта подоходного налога. Любопытно заметить, что, вводя этот налог, республика возвращалась к подушному налогу, против которого выступала революция 1789 г., с той лишь разницей, что теперь освобождение от налога получал другой класс. Вначале процент налога оставался весьма низким, и против его введения не возникло особых возражений, но во время войны расходы нарушили равновесие бюджета, и потребовалось новое закручивание финансовых гаек, что привело к весьма заметному росту этой суммы. Опасность заключалась в том, что внешняя политика Франции не соответствовала и не могла соответствовать ее экономическим ресурсам. В те времена, когда Франция господствовала над Европой, она оставалась и самой населенной страной. В 1914 г. она была вынуждена при желании сохранить мощную армию и флот (а она не имела другой возможности для выживания), вести образ жизни, превышающий ее возможности. Понемногу доверие вкладчиков будет улетучиваться, и, так же как накануне революции, финансовая проблема перерастет в политическую, которая в период между двумя мировыми войнами подточит республику, как когда-то подточила монархию. Но до войны 1914 г. поводы для беспокойства казались минимальными. Уже давно национальная валюта оставалась устойчивой по отношению к фунту и доллару, которые стоили 25 франков и 5 франков соответственно. Крестьяне и мелкая французская буржуазия накопили немного золота (символический «вязаный чулок») и покупали бессрочные государственные процентные бумаги. Каждая семья планировала жизнь своих детей с колыбели до могилы. Приданое, брачные контракты, завещания, совсем как во времена Бальзака, все еще оставались излюбленными темами романистов. И крупная и мелкая буржуазия были законопослушными, рачительными и осмотрительными.

Марсель Пруст. Фотография Отто Вегенера. 1895

6. Один из лучших исследователей французской буржуазной семьи, приверженец натуралистической школы начала XX в., Андре Зигфрид отметил в своем словаре важное значение слова «маленький». После двух мировых войн это замечание утратит свою справедливость, но в 1914 г. представитель мелкой буржуазии делал маленькие сбережения, довольствовался маленькой рентой, маленьким домом и маленьким садом. Магазины именовались: «Небогатый», «Маленький Сен-Тома», «Бедняга», «Дешевый»; газеты назывались: «Маленький парижанин», «Маленькая газета», «Маленькая Жиронда», «Маленький марселец». Намного сильнее, чем стремление к роскоши и комфорту, у представителя мелкой буржуазии проявлялся вкус к умеренности и приличиям. Он достигал величия в трех аспектах: в чувстве семейной солидарности, которое иногда даже вынуждало его жертвовать своим скромным доходом, приобретенным ценой больших усилий, чтобы спасти честь дальнего родственника, носящего одну с ним фамилию, или чтобы сохранить в семье землю в деревне или дом в городе; в безграничной преданности стране во время войны и в безоговорочном согласии на тяжкий труд при несении воинской обязанности и, наконец, в чувстве глубокого уважения к культуре. Многие земледельцы, мелкие торговцы обрекали себя на длительную кабалу, чтобы дать своим детям высшее образование. Образованные люди и ученые пользовались во Франции большим уважением, чем в любой другой стране. Театральная премьера, издание новой книги, выборы во Французскую академию, иногда даже научный спор по вопросу грамматики расценивались как важное событие. Временами такой интерес принимал анекдотичный и поверхностный характер, но уважение ко всему духовному оставалось одной из неизменных и благородных черт нации.

Французский философ Анри Бергсон. Фотография. 1880-е

7. Список ярких имен, вошедших в историю литературы в период Третьей республики, был столь же блистателен, как и в любой другой период ее истории. Тотчас после войны 1870 г. Тэн и Ренан, потрясенные поражением, постарались найти для Франции новые духовные направления. Ренан в своей работе «Интеллектуальная и моральная реформа» предсказывал, что Германия и Россия превратятся однажды в двух колоссов, которые будут угрожать свободам Европы. Ренан принимал республику, но делал это со значительной долей скептицизма. Просперо видел, как Калибан берет на себя ответственность за королевство; он ждал катастрофы или медленного упадка без страха, но и без особой надежды. Моррас, поэт и приверженец монархии, пытался оживить монархическую идею, основав движение «Аксьон франсез». Поль Бурже представлял в форме романов консервативные тезисы. Анатоль Франс изящной небрежностью стиля и ироническим скептицизмом вначале проявил себя последователем Ренана, тогда как Морис Баррес унаследовал виолончель Шатобриана и его прекрасные певучие фразы. Затем «дело Дрейфуса» оторвало обоих от их эстетических игр, и, находясь в разных лагерях, они создали совсем другие песни. Золя и его последователи продолжили линию Бальзака, но с бо́льшими псевдонаучными претензиями. Натурализм, или реализм, ошибался, пытаясь найти реальность главным образом в низменном. Отсюда горячее желание поэтов уйти от действительности, что привело после «парнасцев» (Леконт де Лиль) к появлению символистов (Малларме) и наконец к Полю Валери, великому поэту и классическому прозаику. Их творчество оказывает влияние и на наше время. В период событий «дела» Шарль Пеги – воплощение французского народа, христианский социалист и патриот – опубликовал восхитительные «Тетради». Он был убит в самом начале войны 1914 г.

Анри Тулуз-Лотрек за работой. Фотография. Конец 1880-х

8. В конце века философ Анри Бергсон оказал глубокое влияние на французскую общественную мысль, литературу и искусство. Он проанализировал механизм памяти, непосредственные данные сознания, источники морали и религии. Отрекаясь от роли антиинтеллектуала и даже антикартезианца, он фактически учил, что человеку недостаточно такого полезного инструмента, как интеллект. Он определяет интуицию не как аналитическое, а как непосредственное восприятие реальности. Уже Лейбниц предостерегал человека от ошибки принимать солому слов за зерно знаний. Бергсон требовал от философа и особенно от художника отказаться от ярлыков, каковыми являются слова, и искать сокрытую под ними реальность. Эта доктрина вдохновит французского романиста Марселя Пруста, столь же великого, как Бальзак, Стендаль и Флобер. В 1913 г. он опубликовал первый том огромного труда – «В поисках утраченного времени». Темы Пруста, все навеянные философией Бергсона, затрагивают природу времени, памяти и искусства, потому что время может быть возвращено только непроизвольной памятью и только «в форме вечности, которая является также и формой вечности искусства» (Д. Сантаяна). Пруст (как Стендаль, как Бодлер) доказал, что французский классицизм и совершенство его формы могут сочетаться с оригинальностью мыслей и смелостью картин. Женщины во французском обществе продолжали играть важную роль. Во время «дела Дрейфуса» соперничающие салоны госпожи де Луан, подруги Леметра, и госпожи Арман де Кайаве, у которой собирались для дискуссий Анатоль Франс и Жорес, еженедельно превращались в штаб-квартиры Генерального штаба обоих лагерей.

Театр «Мулен Руж». Сцена на открытом воздухе. Фотография. 1888

Парижские цветочницы. Фотография. 1898

9. В искусстве одна замечательная школа художников, следуя совету Бергсона, занялась поисками реальности, спрятанной под «ярлыками». Это была школа импрессионистов: Моне, Ренуар, Сислей, Писсарро. Используя научные достижения, касающиеся разложения светового луча на чистые цвета, но главным образом руководствуясь своим собственным талантом, они создавали полотна более сияющие, более светящиеся и более привлекательные, чем картины традиционных художников, тогдашних мэтров академий и салонов (Бугро, Дюран, по прозвищу Каролюс, Бонна). Мане и Дега, хотя и сильно отличались от импрессионистов, тоже внесли свежую струю во французскую живопись. Сезанн оказался первым мэтром среди тех, кто, устав от разложения формы, вернулся к хорошо выстроенным, архитектурно выверенным картинам. Сёра, для которого пуантилизм был всего лишь приемом, тоже прекрасно выстраивал свои картины. Французские художники Третьей республики сделали из Франции центр мировой живописи. Все мировые музеи оспаривали друг у друга полотна этих мастеров, которыми так долго пренебрегали у них на родине. В это же время Форе, Дебюсси, Равель, Дюка и Дюпарк создали новое направление французской музыки, одновременно традиционной по чувству меры и оригинальной по гармонии и композиции. Наконец в науке Бертло, Пастер, Анри Пуанкаре, Адамар и Пенлеве обеспечили своей стране право занять в мире такое же выдающееся место, какое она занимала в искусстве. И одновременно с этим Беккерель и Пьер и Мария Кюри уже готовились совершить свои великие открытия атомного века.

10. Таким образом, Франция 1914 г. ни в чем не уступала ни Франции Людовика XIV, ни Франции эпохи Возрождения. Никогда еще страна не отличалась бо́льшим блеском и не имела такого заслуженного престижа. Казалось даже, что с окончанием «дела Дрейфуса» она приобрела стабильность, которой ей так долго не хватало. И все же эта страна, внешне столь процветающая, жила на краю бездны. Мало кто из французов подозревал об этом. С 1870 г. они знали о существовании немецкой угрозы, но не представляли себе размеров демографического взрыва, происшедшего в Европе на протяжении XIX в. С 1800 по 1914 г. население Англии увеличилось в пять раз, Германии и Италии – в три раза. Во Франции, несмотря на активную иммиграцию, не произошло даже двойного увеличения. Теперь ее население составляло не больше 10 % населения Европы, в то время как, в силу своих воспоминаний, традиций и стремления выживать, она взваливала на свои плечи 50 % ответственности. Ноша была непосильной, а опасность – устрашающей.

Париж. Большие бульвары. Фотография. 1902

«Женщина должна голосовать». Фотография. Начало XX в.