Глава 40
Юрий застучал ладонью по столу.
– Уверен, уверен, уверен, он… набрехал, что он основной держатель акций. «Все мое! Я сам бизнес раскрутил. Супруга просто в документах указана!» Ну не мог Евгений Петрович правду зазнобе выложить – перед тобой альфонс, профессионал. В первый раз на богатой женился, ничего не получилось. Во второй раз жена попалась оборотистая, миллионами ворочает, а я никто и звать меня никак. Он точно из себя олигарха корчил. Бабень его я мельком в окне гостиницы видел, но понял: такая долго ждать решения проблемы не станет. Не убогая, красивая, и лет ей с виду тридцать. Поезд уходит? В него она не сядет в соплях, живо найдет другого. Отрежьте мне голову, если я ошибаюсь. Такая долго терпеть неопределенности не станет, и она отцу объявила: «Если через полгода не решишь проблему с женой, прощай». Папаша умом раскинул и что увидел? Развод! Нищим он кисоньке нужен? Да никогда! Какой выход? Простой. Стать вдовцом, бездетным. Маму и меня жизни лишить, но таким способом, чтобы все решили, что Елизавета и я сами умерли от болезни. Он эту заразу нам с мамой и организовал. Только у меня иммунитет стойкий оказался.
– Такой вариант возможен, – согласился Илья, – но есть несостыковка: Евгений Петрович умер от той же болезни, что и Елизавета Сергеевна.
Юра сгорбился.
– Не знаю, чем отец отравил мать, но, думаю, он случайно сам заразился. Со мной он поступил так же, как с женой, сделал подарок. Дней через десять после того вечера, когда отец «романтический» салат жене забабахал, я решил проветриться. Позвонил Кате, предложил ей в кино пойти, она согласилась. Взял билеты на девять вечера, одеваюсь, и тут отец в комнату входит с обычным разговором: «Куда ты собрался? Не поздно ли?» Я ему приврал:
– У приятеля день рождения, мы с Катей сначала не хотели идти, а сейчас его жена позвонила, упросила приехать, гости почти все отказались.
Отец спокойно так говорит:
– Ну, идите. Юр, я тебе амулет купил, дай надену.
Мне бы удивиться, отец подарки мне на день рождения дарил и на Новый год. Все. И вдруг! Амулет. Отказываться было неудобно. Папаша мне повесил на грудь медальон. Я его поносил сутки, он мне кожу натер, ну, я и снял его.
Юрий с шумом выдохнул.
– Небось папаня думал: я тоже на кладбище отправлюсь. Да вышло не так, как он хотел! Самому ему каюк пришел. А я жив! Женюсь на Кате! Бизнес еще круче сделаю. Он в могиле, а я здесь, с вами. Я, которого отец и мать идиотом, неудачником, лентяем считали, теперь больше ни от кого слов «кретин безмозглый» не услышу. Налейте чаю, холодно мне!
Я направилась к чайнику, а Илья осведомился:
– Вам интересно, какая болезнь унесла ваших родителей? Мы знаем ответ на этот вопрос.
– Говорите, – велел Юра.
Жабенкин обстоятельно рассказал историю таинственной болезни Ора, а потом перешел к современности:
– Никин из породы ученых, которые ради науки готовы на любые поступки.
– Леонид Мартынович – глава центра, – влезла я со своей речью, – он имеет клинику на тридцать коек и исследовательский отдел. Построил здание и подарил его Никину бизнесмен, благодарный ему за спасение своей родственницы. Он же является главным спонсором научных изысканий Леонида Мартыновича с его командой. Ученых Никин подобрал себе под стать, все они готовы идти к цели любым путем, невзирая ни на какие препятствия. Какова цель? Она, по-моему, недостижима!
– Да уж, – согласился Илья. – Никин мыслит глобально, не разменивается на мелочи. Он намерен сделать набор тестов, который определит пятьдесят редких болезней. На самом деле недугов гораздо больше, но в центре решили, что пока полсотни хватит.
– Придумают они комплект определителей уникальных болезней, – продолжила я, – начнут его бесплатно раздавать по поликлиникам. Диагноз станет легче поставить.
Юра ухмыльнулся.
– Вообще не верится в это!
– Когда-то лекарство от чумы, проказы, холеры, сифилиса, туберкулеза казалось фантастикой, – заспорил Илья, – но теперь эти медикаменты существуют. Вероятно, спустя годы появятся и такие тесты, но сейчас идея кажется сумасшедшей.
– Я не о них, – скривился Юра, – а про «бесплатно». Тот, кто финансирует исследования, захочет потом урожай собрать!
– Не исключено, – кивнула я. – Сейчас благодетель дает Никину приличную, но фиксированную сумму. Вероятно, надеется, что Леонид достигнет цели, и тогда предприниматель займется выпуском тестов. Клиника при центре создана для исследования больных и для заработка. Никину часто не хватает спонсорских денег, а бюджет ему не повышают. Поэтому с тех, кто обращается к Леониду Мартыновичу для постановки правильного диагноза, берут плату. Но вот ведь незадача, приток пациентов есть, но он не постоянен, то в клинике мест не хватает, то вообще нет никого.
– Откуда вы все это знаете? – удивился Юра.
Перед моим мысленным взором возникла Галина, дочь Ксении Николаевны, правой руки Никина. Я со вчерашней школьницей долго разговаривала и поняла, что та пылает злостью по отношению к матери, которая просто смотрит в рот Леониду Мартыновичу, служит ему и помощницей в работе, и любовницей, и домработницей, исполняет любые его капризы, не обращает внимания на Галю. Дочка от матери постоянно слышит: «Не мешай, я занята». Ксения запретила девочке учиться на стилиста, а та мечтает об этой профессии с первого класса. Услышав, чем хочет заниматься Галя, мать устроила ей скандал с припевом:
– В нашей семье парикмахеров нет и не предвидится, получишь высшее образование, будешь работать с Леонидом Мартыновичем.
А для Гали страшнее перспективы нет. Вот она и решила сделать Никину гадость. Уши у вчерашней школьницы чуткие, глаза зоркие, ходит она тихо, потому что на работе, чтобы не мешать Никину, все обязаны носить «бесшумные» тапочки. И еще один нюанс – Гале платят копейки, а работать ее заставляют много. Вчерашняя школьница моет лабораторную посуду, полы в центре, встречает-провожает посетителей, которые направляются к боссу. Порой ей за день воды попить некогда. Галочка пашет за четверых, а ею постоянно недовольны. Похвал она не слышит, одни упреки и замечания: «Плохо протерта колба», «В туалете грязно», «Почему не улыбалась больному?», «Чай плохо заварен, печенье в вазочке поломано». Подружки Гали учатся, где хотят, родители им в сумочки деньги кладут, улыбаются: «Погуляй, заинька, студенчество счастливая пора, это прощание с детством. Потом в работу впряжешься, замуж выскочишь, не до вечеринок станет». Всем хорошо, одна Галя ездовая собака. Ей даже звонить перестали, ни в кино, ни в клуб не зовут, знают: она никуда не пойдет, ей вставать в пять, на службу к семи явиться надо, лабораторию открыть, клетки с грызунами почистить. Не жизнь у Галюни, а мрак! Единственный свет во тьме – мечта нагадить Никину и своей матери по полной! Вот только как это сделать, Галина до моего появления не знала. Но она тщательно вела дневник, заносила туда все, что видела, слышала за день. Зачем? Девушка пока не знала, но чувствовала – ее записи непременно пригодятся.
Мой приход оказался для Гали подарком судьбы. Она увидела мой новый «Мини Купер», оценила сумку, обувь, поняла, что посетительница не самая бедная. И, подав чай, по своей укоренившейся привычке она поспешила в маленький чулан, где хранятся швабры. Кладовку от кабинета Леонида Мартыновича отделяет хилая перегородка из гипсокартона. Из подсобного помещения чудесно слышны разговоры Никина с посетителями.
Когда я, так и не узнав от Леонида ответов на свои вопросы, отправилась восвояси, Галя поняла: вот он, ее шанс. Ей понадобилось некоторое время, чтобы кое-что уточнить, а потом она позвонила мне и предложила:
– Могу вам рассказать про все, что вы у Никина спрашивали. Но есть два условия: платите мне столько, сколько я скажу. А потом рассказываете журналистам то, что от меня услышали. Я вас прогуглила, узнала – вы писательница. Вот и напишите правду про Никина.
Я согласилась, мы встретились, и мне открылась вся правда. Какова же она?