42

Среда, 9 декабря, 12:59

Мертвецы окружали ее со всех сторон, хотя и были укрыты толстым снежным покровом. Она совсем не ощущала их гнилостного холодного дыхания.

Молли Блум шла через кладбище. Вокруг лился сияющий свет, трескучий мороз пощипывал щеки.

К счастью, дорожки очистили от снега. Она шла по узкой тропинке между метровых снежных сугробов, ведущей ко второй по древности церкви Швеции.

Она плохо себя чувствовала.

В том, что старая церковь Альнё располагается на острове в шхерах, была своя брутальная логика. Чуть менее логичным казалось то, что она стояла в четырехстах километрах к северу от Стокгольма. Переезжая на арендованном автомобиле мост, который до строительства Эресуннского моста считался самым длинным в Швеции, Молли впервые усомнилась в том, что она приехала куда надо.

Теперь же, приближаясь к дверям церкви, она почувствовала, что неуверенность как ветром сдуло. Она как-то сразу поняла, что оказалась в нужном месте. Просто поняла, и все.

По другую сторону от дороги находилась новая церковь, больше по размерам, но гораздо менее интересная. Старая – белая и как будто съежившаяся. Войдя в крошечный притвор, Молли и вовсе ощутила себя в игрушечном домике. Она прошла дальше, в зал для прихожан, где ее поразила близость фресок и расписного потолка. И все же это маленькое помещение казалось на удивление просторным, почти воздушным.

На одной из скамеек слева в гордом одиночестве виднелась седая голова. Молли медленно направилась в ту сторону, проскользнула на скамейку позади мужчины, остановилась в метре от него, села и заговорила:

– А ты мастер экскурсионных туров.

Мужчина глухо усмехнулся и сказал:

– Честно говоря, я даже не знал, где находится вторая по древности церковь Швеции. Оказалось, положение – то, что надо. Подальше от столицы.

Пожав плечами, он продолжал:

– Считай это ностальгией. Я ведь теперь совсем не бываю в Швеции.

– Я свободна? – спросила Молли Блум.

Он обернулся, пристально посмотрел на нее.

– Ты всегда была свободна, Молли.

Она указала жестом на его лицо.

– Фингал исчез, – сказала она.

– Я его замаскировал, – с улыбкой ответил мужчина. – А то выглядит несолидно.

Она засмеялась, покачала головой. А он продолжал:

– Я начал заниматься боксом. Дурацкая примета возраста, я знаю, но мне так нравится.

Они помолчали, наслаждаясь тишиной церкви. Не говоря ни слова, Блум протянула ему мобильный телефон Жана Бабино. Мужчина взял его, кивнул головой в знак благодарности и показал на алтарь и купель.

– Хоры сохранились с двенадцатого века, – сказал он. – Причем в неизменном состоянии. Согласно легенде, эту церковь заложили двенадцать местных крестьян сразу же после крещения. Она была второй на территории, которая даже еще не называлась Швецией.

Блум осмотрела невероятные фрески на стенах. Попыталась почувствовать что-нибудь, помимо бесконечной усталости и все чаще накатывающей тошноты. Мужчина продолжал:

– Остров Альнё заселен с незапамятных времен. Тут довольно много языческих культовых сооружений, а вот здесь, где сейчас стоит эта церковь, в пятом веке находился большой жертвенник. Многое указывает на то, что церковь построили в том самом месте, где язычники приносили жертвы своим богам, специально, чтобы подчеркнуть, что время Одина и Тора прошло.

Он замолчал. Потом продолжал изменившимся голосом:

– Думаю, так и возникают культуры. На руинах других культур. С момента когнитивной революции история человечества строится на власти, насилии и победах. Но точно так же всегда существовала и параллельная ветвь развития: сопереживание, искусство, музыка, мечты, наука, размышления. Вот что удерживает нас от падения в бездну. В последние полвека нам удавалось поддерживать в Европе пусть не идеальный, но все же мир. У нас была возможность подумать о другом, не только о страданиях и войне. И, как ни крути, вчера не только Швеция, но и вся Европа стала более безопасным местом.

– Это ты меня или себя пытаешься убедить? – спросила Блум.

– Наверное, обоих, – улыбнулся мужчина.

– Более двадцати погибших, – сказала Блум.

– Более двадцати убийц перестреляли друг друга.

– Неправда. Убита ни в чем не повинная Хозяйка. К тому же стреляли и издалека, наугад.

– Ты ведь все время была без сознания. Так, по крайней мере, ты сказала на допросе.

– Ты не можешь ничего об этом знать.

– Знаю. Догадался, – заверил мужчина, засмеявшись.

Молли Блум покачала головой. Ей действительно нездоровилось.

– Нильс Гундерсен? – спросила она коротко.

– Пропал, – ответил мужчина с сожалением во взгляде.

– Да, исчез в Ландсортской впадине, – улыбнувшись, произнесла Блум.

Впервые на бесстрастном лице мужчины выразилось удивление.

– Что именно ты хочешь этим сказать? – спросил он.

– Его труп никогда не найдут. А если бы и нашли, обнаружили бы у него между лопаток нож. Воткнутый Сэмом Бергером.

Мужчина с интересом разглядывал ее.

– Означает ли это гарантию безопасности? – спросил он.

– Абсолютно точно, – ответила она.

Он кивнул.

– Молодец Бергер. Интересно, меняет ли это что-то для его семьи. Скорее всего, да. Теперь начнется борьба за власть внутри организации. Гораздо меньше оружия на рынке, акцент на внутренние дела. До Фрейи, Маркуса и Оскара никому не будет дела.

– А что с адвокатами?

– Это более крепкий орешек. Некоторые кадры, прежде всего помощники адвокатов, снабжают нас в данный момент жизненно важной информацией. Что с ними будет потом, пока не ясно, но похоже, их ждут долгие тюремные сроки. – Мужчина отвернулся и произнес изменившимся тоном: – Послушай, Молли, когда я нанимал тебя, я понятия не имел, что все окажется так сложно. Поверь мне. Теперь все позади, ты ничего нам не должна. Наслаждайся жизнью, ребенком, которого носишь в утробе. У тебя хватит средств довольно долго не работать. Выстроить что-то новое. А я буду всегда тебе благодарен.

– Благодарен? – глухо переспросила Блум. – Тебя ведь даже не существует. Вас не существует.

Мужчина пожал плечами, встретился с ней взглядом. Его голубые глаза излучали тепло. Как бы она хотела чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы оценить это.

– Да, мы действительно держимся в тени, – ответил он. – Я ожидал, что к настоящему моменту то время пройдет, но Европа находится в жалком состоянии.

Молли Блум разглядывала сказочные своды. На фресках двигались средневековые люди. Время растворилось, они оказались так близко. Начали кружиться в танце, подходя все ближе и ближе. Средневековье все приближалось.

Она почувствовала руку на своем плече. Он стоял неподвижно, наблюдая за ней.

– Лучше нам уйти порознь. Подожди пару минут.

Мужчина исчез.

Молли Блум осталась один на один с кружащимся Средневековьем. Если эта тошнота от беременности, то вообще не понятно, как женщины решаются заводить детей, при том, что она терпеливее многих. Подняться она не могла, но и позволить себе, чтобы ее вырвало в здании красивой старой церкви, было немыслимо.

Средневековые ангелы, написанные в светлых тонах, казалось, простирали свои крылья над сводами. Преувеличенно большие лица монахов, многократно усиленное выражение боли в их глазах. Блаженные улыбки монашенок, отражающие почти чувственное наслаждение, переплетающиеся крики экстаза. Святые тянут все более алчные руки к небесам, Бог выступает в виде исцеляющего света, заливающего свод за сводом, и так до бесконечности, а ангелы, словно по мановению волшебной палочки, окрашивают божественный свет в красный, и кровь заливает все низкое небо. Монахи один за другим поднимают голову из языческой кровавой бани, жадно хватают воздух губами, а тела монашенок растут, искажаются, уменьшаются под непрерывные крики, в постоянно повторяющемся оргазме. Вот у одного монаха огромный нос, отдельные волосины на голове напоминают свиную щетину, а другой выдвинул вперед нижнюю челюсть, рот его наполняется кровью, а глаза у третьего становятся огромными и рассматривают ее как будто через толстые очки.

* * *

Ближе к вечеру в церковь Альнё зашел завхоз с ежедневным обходом. Зная свою церковь как свои пять пальцев, он тут же почувствовал, что здесь кто-то побывал. Это не могло не радовать – зимой посетителей обычно немного, – но они не должны были зайти через главные двери. Наверное, виновата пасторша. Одолжила кому-нибудь ключ, как обычно.

Он прошел вдоль рядов скамеек, подняв глаза к сводам. Как же они ему нравились, эти фрески из древних времен, когда жизнь воспринималась такой близкой и насыщенной. Жизнь до мозга костей.

Он уже почти подошел к старым хорам, когда вдруг что-то заметил. В третьем ряду слева. Он подошел ближе.

Там лежал маленький конвертик, в какие обычно кладут поздравительные открытки.