30

Воскресенье, 6 декабря, 13:18

Солнце и правда светило вовсю. Между маленькими островками сверкало и переливалось золотом море. Освещенный пляж отливал последними бликами ушедшего лета.

Запрокинув голову, Аиша Пачачи ловила солнечные лучи, с закрытыми глазами вдыхала богатый кислородом морской воздух. Бергер и Блум наблюдали, словно в прямом эфире, как ее худенькое тело вновь наполняется жизнью. А какой у нее был аппетит! Им приходилось удерживать ее, чтобы соблюсти все предписания Врача.

Она выжила. Два с половиной года в неволе, и все же она жива. Выдержала весь этот ад.

Аиша опустила взгляд на плюшевого медвежонка, сидящего у нее на коленях, и сказала:

– Поверить не могу, что у вас в холодильнике нашелся и хумус, и все остальное.

– Это все Молли, – честно ответил Бергер. – Мы по дороге заехали в ресторан, где можно заказать еду навынос.

– Хотя я не уверена, что он иракский, – сказала Блум.

Аиша улыбнулась, посмотрела на море.

– Вон там, – произнес Бергер, – Если ты проследишь взглядом за моим указательным пальцем, между островами, прямо перед линией горизонта, находится самое глубокое место во всем Балтийском море. Называется Ландсортская впадина. Полкилометра глубиной. Даже не представить себе, настоящая преисподняя.

– Ну, в преисподней я побывала.

Бергер засмеялся.

– А я добрался только до середины. Но и там уже было достаточно темно и холодно.

– Вернемся в дом? – предложила Блум.

Девушка кивнула, продолжая улыбаться.

– Я хочу увидеть маму и папу, – сказала она.

– Мы над этим работаем, – глухо отозвался Бергер.

Они медленно побрели через остров. На Аише была запасная одежда, которая нашлась в конспиративном доме, и хотя вещи были явно ей велики, они на удивление шли ей. Они миновали спущенный надувной плот Молли, валявшийся в кустах рядом с сиротливым мотором.

Они старались по возможности идти вдоль самого берега. День, действительно, выдался чудесный. Воздух был оглушительно чист. Земля дышала свежестью.

Показался причал, лодочный сарай, потом сам дом. Пройдя через винный погреб, они оказались в большой комнате.

– Не хочешь прилечь, Аиша? – спросила Блум.

– Належалась, – ответила Аиша, покачав головой.

Они с Бергером устроились на диване, Блум осталась стоять.

– Хочешь чаю? – спросила она. – Или кофе?

– Никогда не пила кофе! Было бы интересно попробовать.

Два с половиной года вычеркнуты из жизни, подумал Бергер. Как раз те два с половиной года, когда люди обычно начинают любить кофе (хотя далеко не только его).

– На всякий случай чаю тоже заварю, – сказала Блум и отправилась на кухню.

Бергер включил диктофон на мобильном, поймал на себе острый живой взгляд Аиши и задумался о времени. О том, как убегающее время забирает с собой жизненные силы. А потом пришла мысль, которая явно свидетельствовала о приближающейся старости.

Он подумал: Youth is wasted on the young.

– Хочешь еще что-нибудь рассказать? – спросил он.

– Не уверена, что хочу туда возвращаться, – ответила Аиша.

– Как Карстен с тобой обращался? Ты сказала, что он добрый…

– Это если сравнивать с Вильямом. Но он думал, что я в полной отключке, совсем не в себе. А я просто сроднилась с этой ролью. За годы жизни у Вильяма мозг просто растворился. Поэтому Карстену было наплевать, как много я понимаю из того, что происходит. А я ничего не говорила. Я притворялась растением, так было намного проще. Так что разговаривал в основном он. Много говорил о мире, который постепенно угасает. О том, что тело и мозг у него в отличной форме, но ему нужна помощь, чтобы снова начать видеть. Цитировал Шекспира. Что-то вроде «Макбесс».

Бергер еле сдержался, чтобы не прыснуть.

– Мы ведь сейчас говорим о квартире в Тенсте, правда? – спросил он.

– Понятия не имею. Но какая-то квартира, да. Жалюзи на окнах были почти все время опущены. А в те считанные разы, когда он их поднимал, я видела высокие дома.

– Он тебя привязывал?

– Нет, но дверь в мою комнату запирал. Там не было окон. Кричать или пытаться выбраться бесполезно.

– А пчелы были?

– Что было?

– Пчелы. Животные. Насекомое такое – пчела. Ничего такого не было?

– Ну, была картинка с ульями.

– Да, с закатом, кипарисами, соснами, белыми домиками, осликами, желтыми цветами, морем, Гибралтарской скалой. И толстенная книга – собрание сочинений Шекспира, на столике в гостиной.

– Ты там был?

– Да, довольно вскоре после того, как Карстен тебя оттуда увез. Он вообще много раз тебя перевозил, Аиша.

– Вильям перевозил нас два раза. Карстен тоже два. Да еще вы один. Так что я побывала пленником в шести разных местах.

Бергер кивнул и перечислил, загибая пальцы:

– Мэрста, Больста, Хеленелунд, Тенста, Фьердлонг, ну, и этот остров. Хотя тут ты вовсе не пленница.

– Докажи, – сказала Аиша Пачачи.

Бергер улыбнулся.

Доказать он не мог.

В частности потому, что она, скорее всего, была права.

Аиша действительно находилась у них в плену.

Вошла Блум с подносом, на котором стояли чашки с дымящимися напитками. Аиша наклонилась и понюхала кофе в ближайшей чашке. Поморщилась.

– Думаю, тебе лучше добавить молока, – предложила Блум и как следует разбавила кофе молоком.

Аиша отпила, снова поморщилась. Отпила еще немного. Сделала удивленное лицо. Потом попробовала еще.

– Вкусно, – сказала она.

– А что-нибудь еще помнишь? – спросил Бергер.

– Ничего не происходило. Карстен часто уходил. На работу. Я сидела взаперти. Думала, мне как-нибудь удастся выбраться, но дверь тщательно запиралась.

– А потом что-то произошло, пару дней назад…

– Да, он запер меня без объяснений, раньше такого не случалось. Я слышала, как он там возится снаружи. Потом он вошел в мою комнату и сел у кровати. Выглядел он как-то иначе, позже я поняла, что из-за очков.

– Из-за очков?

– На нем были другие очки. С более толстыми линзами.

– Он присел у твоей кровати, чтобы поговорить с тобой?

– Да. Он сказал, что мы переезжаем и что будет лучше, если я в это время буду спать.

– Ты действительно уснула?

– Последнее, что я помню, – он взял в руки шприц. А потом я проснулась уже в другой кровати. Под капельницей.

– И где стояла эта кровать?

– Не знаю. Но Хагар была со мной. Думаю, он понимал, что без нее я бы умерла.

– Хагар?

Аиша приподняла плюшевого медвежонка.

– Привет, Хагар, – произнес Бергер несколько натянуто.

– Хагар тоже говорит тебе «привет». И спрашивает, кто ты такой.

Бергер засмеялся.

– Я бы и сам не отказался узнать. Что происходило в той новой кровати? Ты продолжила спать?

– Больше он мне не разрешал вставать. Я почти все время спала. Вокруг – ни души, полное отсутствие звуков. Так тихо бывает только в глухой деревне. В детстве я пару раз ездила в деревню, и вот как раз у старого дядюшки моей мамы было так же ужасно тихо. Никаких многоэтажек. Я пару раз смотрела в окно, а там одна вода. Почти все время было холодно, и мне казалось, что вода должна замерзнуть. Но она так и не замерзла. Я хочу к маме.

Бергер посмотрел на Блум. А она – на него. Он коротко кивнул. Блум сказала:

– Мы делаем все возможное, чтобы отвезти тебя к твоей маме, Тахере. Но для начала надо ее найти. Раз уж ты все равно вспоминаешь, можешь описать свое детство?

Аиша посмотрела на нее, помолчала, потом ответила:

– Хорошее детство. В центре Хеленелунда. На улице Стюпвэген.

– Знаю, – сказала, улыбнувшись, Блум. – Интересно, ты поверишь мне, если я скажу, что и Сэм, и я выросли в Хеленелунде?

– Да ладно! А где именно?

– Мы оба учились в школе Хеленелунда, у нас разница в возрасте – всего год.

– Я вырос в небольшом доме на улице Тальвэген, – сказал Бергер. – А ты, Молли?

Прозвучало инфантильно. Нелепо. Молли смерила его скептическим взглядом.

– Эдсвикен.

– Фу, – сказала Аиша. – Золотая молодежь. Снобы из особняков.

– Да, так оно, наверное, и было, – спокойно согласилась Блум. – Но у меня были друзья и на Пильвэген, и на Стюпвэген. А у тебя были друзья, Аиша?

– Полно! – Аиша даже подпрыгнула в кровати. – Интересно, как у них сложилась жизнь.

– Тебя все будут считать просто героем, когда вернешься домой, – сказала Блум. – О тебе напишут в газетах. Друзья от тебя отходить не будут. О тебе не забыли, Аиша, вот увидишь.

– Надеюсь. Я ужасно соскучилась по Ракель и Набиле. А еще по Йонне. И Милану.

– Здорово, когда столько друзей, – сказала Блум с неподдельным энтузиазмом. – А у твоих родителей тоже было много друзей? Вы часто ходили в гости к их приятелям и родственникам?

– Не особенно. Но к нам приходили довольно часто. В основном мужчины, одинокие мужчины. Мы с Язидом с ними не общались. Понимали, что тут какие-то секреты. Они садились с папой на кухне и подолгу разговаривали.

– Значит, вы всей семьей редко куда-то выезжали?

– Почти никогда. Буквально пару раз, да и то с большой осторожностью. Мне хотелось больше времени проводить с двоюродными братьями и сестрами, но папа с мамой говорили, что это очень сложно, а то и невозможно. И все-таки несколько раз мы с ними виделись. И с дядей Салемом, конечно. Как раз в деревне, где царила такая тишина. Хотя организовать такое было еще сложнее.

– Расскажи немного о своих двоюродных сестрах и братьях.

– Это было в Альбю. Они на самом деле не приходились нам кузенами. До того, как мама с папой переехали в Хеленелунд, когда Язид был совсем маленьким, они жили в Альбю. Папа работал в пиццерии у человека по имени Мухтар, они стали друг другу практически братьями. У Мухтара было много детей, и мы называли их двоюродными братьями и сестрами, хотя они не были нам родней. Но нам с Язидом не давали видеться с ними так часто, как нам этого хотелось.

– А ты помнишь, где именно в Альбю это было?

Оставив мобильный с включенным диктофоном на столе, Бергер отошел к компьютеру, набрал в поисковике «Мухтар, пиццерия, Альбю».

– Помню только высокий дом. У них был большой балкон, мне кажется, на последнем этаже. С видом на озеро.

Бергер кивнул в сторону компьютера, нажал на кнопку мышки.

– А как твой папа относился к Мухтару? – спросила Блум. – Их разговоры были такими же секретными, как с теми мужчинами, что приходили к вам домой?

Аиша задумалась.

– На самом деле секретными были наши поездки туда. Мы парковались за несколько кварталов и все такое. Мне кажется, у папы с Мухтаром были скорее дружеские отношения. Очень здорово, но довольно необычно по сравнению с тем, как он общался с остальными мужчинами. Мухтар ужасно вкусно готовил, в том числе делал лучшую пиццу. Не то что мой папа, он совсем не умеет готовить.

– Ты знаешь, кем работал твой папа?

– Ну, он работал из дома. Все время дома сидел. Что-то с компьютерами. У папы была своя фирма.

Бергер продолжал набирать что-то на компьютере.

В исторической справке об Альбю ему действительно удалось найти владельца пиццерии по имени Мухтар Надим. Но четыре года назад он продал пиццерию, и с тех пор о нем не было никакой информации. Многообещающе. Зато удалось выяснить, где проживала семья Мухтара Надима раньше. Бергер открыл сделанную со спутника фотографию, увеличил ее. Балкон, действительно, огромный. И оттуда, без сомнений, хорошо видно озеро.

Нынешним владельцем квартиры оказался Амьяд Сулака с двумя номерами мобильных телефонов.

Естественно, чисто теоретически существовала вероятность, что Амьяд Сулака и был Али Пачачи, профессором из Багдада. Или что Сулака работал на Стена и прятал у себя супругов Пачачи. Во всяком случае, было бы логично, если бы Стен решил не прятать семью Пачачи в обычной конспиративной квартире СЭПО.

Без сомнений, лучше всего будет вытянуть из прошлого что-то такое, что не отразилось ни в каких бумагах.

Бергер взял старый телефон для спутниковой связи и выскользнул из спальни.

– Как ощущения? – спросила Блум.

– Я на свободе, – ответила Аиша. – Так что все замечательно.

Вошел Бергер, покачал головой:

– Я только что разговаривал с Амьядом Сулака из Альбю. Он живет там в бывшей квартире Мухтара. Похоже, это какой-то жуткий криминальный элемент. Торговля наркотиками, насилие.

– На самом деле, неплохое прикрытие, – заметила Блум.

– Вряд ли…

Блум поморщилась, пытаясь что-то вспомнить. Потом спросила:

– Ты, кажется, еще что-то сказала, Аиша? Деревня, полная тишина? Дядя?

– Да, мамин брат Салем.

– Ты еще сказала, что его навещать было еще сложнее. Почему?

– Он жил так неудобно, в полнейшей глуши, в маленьком домике в деревне. Там всегда было тихо. Папа парковал машину ужасно далеко от дома. Потом мы шли пешком, дома виднелись лишь изредка, а так – сплошной лес. Мы ездили туда всего несколько раз.

– Ты знаешь, где именно это находится?

– Пытаюсь вспомнить. Он переехал из близлежащего района многоэтажек, так радовался, что у него теперь свой дом. Он, похоже, действительно был маминым братом, хотя и жутко старым. Какой-то весь морщинистый. У него дома висели фотографии родни, на одной из них моя мама маленькая в Ираке. С Хагар в руке. Хагар мне досталась от мамы. Она была такая хорошенькая в детстве.

– Хагар?

– Ты что, Хагар – это же игрушка, при чем тут детство? Что с тобой?

– А, значит ты говоришь о маме, – произнесла Блум с гримасой, которая показалась Бергеру знакомой. – Твоя мама была очень хорошенькая в детстве. Ты это знаешь, потому что видела ее на фотографии у дяди.

– Да, у Салема, – подтвердила Аиша с обиженным видом.

– А какая у Салема фамилия?

– Не знаю, все держалось в тайне. И сам дядя Салем казался странным. В Альбю мне нравилось намного больше.

– Больше, чем где?

– Вы что, не видите, я пытаюсь вспомнить!

– Не волнуйся, – успокоил ее Бергер, – у нас много времени.

Наморщенный лоб Аиши внезапно разгладился.

– Суннерста! – воскликнула она.

Бергер и Блум переглянулись. Потом оба покачали головой. Бергер вздохнул, встал и направился к компьютеру. Остановился, услышав слова Аиши:

– Думаю, я вспомнила бы дорогу от многоэтажек.

– Отлично, – похвалила Блум, погладив Аишу по руке. – А как называется этот район высотных домов, помнишь?

– Думаю, да. Но не уверена.

– Уверена, ты сейчас вспомнишь, Аиша.

Аиша Пачачи закрыла глаза. Зажмурилась сильнее. Потом лицо ее разгладилось, и она произнесла:

– Готтсунда.

Бергер и Блум снова обменялись взглядами. На этот раз по-другому.

– Готтсунда, – повторила Блум. – Ты хочешь сказать…

– Да, – подтвердила Аиша. – Это Упсала.