Глава одиннадцатая

«Мы не принимаем душ – мы принимаем ванну»

Тоби Вэйл познакомилась с Куртом Кобейном, когда он еще тусовался с «Melvins». Она была на нескольких ранних концертах «Nirvana» – в «Pen Cap Chew», «Skid Row», – но только весной 1988 года подружилась с Куртом и Трэйси: она ходила к ним, потому что Курт мог покупать пиво – у него был паспорт.

– Я не принимала наркотики, – объясняет Тоби. – Несколько раз в месяц на вечеринках пила пиво, и все. «Melvins» даже думали, что я девственница. Мне кажется, им нравилось, что я тусовалась с ними, – они чувствовали себя на моем фоне более развращенными. Дилан [Карлсон] смеялся, что я как будто из «семьи» Мэнсона. Еще меня сравнивали с Мишель Филипс. У меня были очень длинные – свои – темные волосы, я не пользовалась косметикой, и т. д.

Официально Курт с Тоби стали встречаться в июле 1990 года – за неделю до 21-го дня рождения Тоби, когда Трэйси съехала из квартиры на Пир-стрит и вернулась в Такому. В первое время Тоби было проблематично встречаться с Куртом, и не только потому, что он жил вместе с ее подругой, – у Тоби была аллергия на кошек. После ухода Трэйси квартира приобрела еще более жалкий вид… Горы посуды в раковине, грязные вещи, коробки из-под пиццы, пивные бутылки – типичная студенческая берлога.

Я: То есть он продолжал снимать квартиру? Откуда он брал деньги?

– Он получал чеки, – отвечает Иэн Диксон. – Они приходили на наш [Иэна и Никки] адрес, поэтому какие-то из них я видел. Там были чеки на пару сотен баксов – тогда они еще работали с «DGC»; какие-то деньги они получали за выступления в турне, продавали футболки и прочую атрибутику. Да и квартирная плата не была заоблачной – около 150 баксов в месяц.

Курт прожил в квартире на Пир-стрит еще год после разрыва с Трэйси, и кто-то должен был платить аренду.

– Может быть, «Sub Pop»? – предполагает Тоби. – После того как уехала Трэйси, вся квартира была исписана граффити, – добавляет она. – Я ходила в колледж, работала и играла в трех группах. Поэтому мы с Куртом редко виделись, так, встречались иногда. Он исчезал, а потом опять появлялся.

– Было тяжело, – говорит Иэн. – Курт жил за счет Трэйси. Она составляла для него списки дел, которые нужно было сделать…

Я: Тоби тоже составляла такие списки. Я знаю об этом, потому что Кортни мне их показывала.

– Ты уверен, что они были составлены не Трэйси? Это не очень-то похоже на Тоби. Я уверен, что Кортни… – Иэн обрывает фразу. – Наверняка это были списки Трэйси.

Курт и Тоби были влюблены друг в друга: Курт так нервничал, когда впервые провел с ней вечер, что его вырвало. Он восхищался Тоби, ее творчеством и феминистским напором. Кроме того, Тоби была настоящим меломаном, она проявляла такую одержимость музыкой, какую привычнее наблюдать у мужчин. Под влиянием Кэлвина Джонсона, а также музыкантов из Олимпии вроде Стеллы Маррс и Лоис Маффео Тоби основала фэнзин «Джигсо»; это она изобрела название «Riot Grrrl», впервые появившееся на страницах этого журнала, – фраза была призвана описать мощь, которую Тоби видела в женщинах и которой ей не хватало в современной независимой музыке. В 1990 году панк-рок был очень белым, мужским движением, заряженным тестостероном – с клевыми идеалами, прикольной музыкой, но очень элитарным. Таким он, во многом, остается и до сих пор.

Тоби хотела побороть эту мужскую элитарность. Со своими друзьями-единомышленниками она основала вдохновенную панк-группу «Bikini Kill».

– Вкус Курта в отношении женщин всегда поражал меня, – замечает Кэрри Монтгомери. – Я не видела ничего общего в его избранницах, кроме разве что ума и таланта. Трэйси Марандер была замечательной, легкой в общении. Он разговаривал со мной о своих переживаниях по поводу их разрыва, она была ему небезразлична даже после того, как он понял, что у них ничего не выйдет. Курт считал, что она заслуживает лучшего, и знал, что ждало бы их в будущем. Дело не в том, что она не поддерживала его музыкальные начинания и карьеру, но ему нужна была свобода действий… чтобы он мог уходить из дома, и все такое. Ему казалось, что он не готов жить с кем-то вместе.

Тоби отличалась от Трэйси: если Трэйси ухаживала за Куртом, Тоби считала себя равной, если не главнее. Для Курта, который до этого момента полностью разделял навязанное обществом мнение, что роль лидера отводится мужчине, а женщина должна за ним ухаживать, это стало настоящим откровением.

Нет ни тени сомнения, что Курт на сто процентов принял позицию Тоби – она и вызвала впоследствии чувство неполноценности (которое, по правде говоря, возникало у певца практически ко всем людям, кого он считал равными себе, – именно эта неуверенность в себе питала его творчество). На самом деле он вскоре почувствовал некие трудности с пониманием просвещенных взглядов Тоби на «отношения» – хотя в Олимпии такого понятия вовсе не существовало. Ты зависал с кем-нибудь, кто тебе нравился, – и спал с этим человеком, если он казался тебе привлекательным.

Никто никому не принадлежит.

Но не все воспринимали это так прямолинейно.

– То, как Курт говорил о Тоби… – качает головой Кэрри. – Казалось, он у нее окончательно под каблуком. Он считал ее очень клевой. Боготворил ее и думал, что она для него слишком хороша. Тоби заставляла его чувствовать себя ущербным. Мне это не нравилось. Я не понимала, что он в ней нашел. Мне она казалась плохо воспитанной. Но – опять же – я ее почти не знала…

– Во время существования «The Go Team» Кэлвин или Тоби втянули Курта в свою орбиту, – говорит Слим Мун. – У Курта была в проекте группа с Тоби под названием «The Bathtub Is Real». У меня где-то была кассета с одной-двумя песнями.

Я: И как они?

– Это было не похоже на те минималистские, спокойные поп-номера, которыми славится Олимпия. Они оба пели, и песни были очень хорошими, – отвечает Слим. – Курт в течение шести месяцев или даже на протяжении года обещал Тоби сделать запись этого проекта, хотя все мы знали, что Кортни ни за что ему не позволит. Он напивался, звонил Тоби и говорил: «Нам нужно записать диск „The Bathtub Is Rea“!»

– Деятельность нашей «группы» заключалась в том, что мы просто вместе играли свою музыку, – объясняет Тоби. – Курт играл песни, которые написал он, я играла свои песни, и мы записывали их на магнитофон моего отца. Иногда я пела и играла на ударных на песнях Курта. Некоторые риффы и текстовые идеи позднее стали песнями «Nirvana». Он никогда не пел на моих треках, но это нормально, это всего лишь мои одноразовые песни! Он играл на барабанах на нескольких моих гитарных номерах и помог понять, какие из них чего-то стоят. Он действительно считал, что я талантлива, и он действительно был целиком погружен в музыку.

У Курта было много отличных идей о том, как писать песни, – продолжает Тоби. – Он объяснил мне, что сначала нужно выбрать манеру вокального исполнения. Для меня это было откровением. Я поняла, что голос можно использовать как инструмент и необязательно довольствоваться только тем звуком, который выходит естественным образом. До этого я слушала Йоко Оно, «Frightwig», ранних «B-52», «The Slits», поэтому мой певческий – панковский – стиль формировался на этой основе. До этого я пела как Хизер из «Beat Happening», не попадающая в ноты. Я не понимала, что форму звука, производимого голосом, можно изменять, как будто голос – это та же гитара. Несколько раз меня звали в «Nirvana», я отказывалась. Мы говорили об этом с Куртом, но на барабанах я играла не очень агрессивно. У него были и не очень тяжелые песни, и мы с Куртом работали над ними. В конце концов он понял, как интегрировать поп-элемент в творчество «Nirvana», – вроде «The Velvet Underground», «The Vaselines», «Beat Happening» и все такое.

Мы многое получили, играя вместе, – добавляет Тоби. – До этого я практически все время играла с людьми, которые толком не владели своими инструментами – в «The Go Team» и «Doris» [молодежная панк-группа Тоби, где она играла вместе с Тэм Ормунд], – и это было клево. Но я училась управлять звуками, пыталась совместить эстетику панка с женской чувственностью. Курту это очень нравилось, и он говорил, что мне нужно играть в группе с девушками.

На кассете мы написали «The Bathtub Is Real» («Ванны – это круто»), и многие посчитали это названием группы, – вспоминает она. – Еще нас называли «Israeli Donkey»… Не знаю почему! Я думаю, что сначала мы придумали «Bathtub», но потом поняли, что уже есть группа «Steel Pole Bathtub». В то время у большинства людей, живших в даунтауне, в квартирах не было душа, и на одной из песен [«The Go Team»] была такая глупая строчка: «В Олимпии не ходят в душ, там принимают ванну». Я думаю, что это пошло оттуда.

Что меня больше всего бесит в панк-музыке 70-х и особенно в истории «The Sex Pistols»: те, кто пишет об этой музыке, зацикливаются на одном временном отрезке и тормозят развитие своих героев – они постоянно возвращаются к одному-единственному моменту в прошлом, когда все для них было ясно. Критики пишут о том, какими уникальными были «The Sex Pistols», какими особенными по сравнению с теми, кто появился после них. «Они оказали просто невероятное влияние на всю последующую музыку, особенно если учесть, как мало времени им было отведено» – вот стандартная фраза. Нет. Что по-настоящему невероятно – это внимание, которое уделяется вещам, безусловно когда-то важным, но не имеющим сейчас и сотой доли того значения, которое придают им кретины из СМИ. То же самое касается «Nirvana» и «последней великой революции в рок-музыке».

Главное в жизни – это восприятие. Люди зачастую формируются в момент их первого соприкосновения с внешним миром – и дальше ни отношение к ним, ни они сами не изменяются. Дети 60-х и спустя двадцать лет говорили о парижском восстании и о том, как это было круто и неповторимо – хиппи и «Sgt Pepper». (Поворотным моментом стал 1985 год. Новое поколение хипстеров говорили друг другу: «„Sgt Pepper“? Хрен знает»). Теперь пришел черед Стюарта Макоуни, Джули Берчил и прочих британских журналистов, которым перевалило за 40, – теперь они упиваются своими юными годами и мешают жить нынешней молодежи.

Что же произошло, какие метаморфозы пришлось претерпеть словосочетанию «независимая музыка», чтобы оно стало обозначать дисгармоничную гитарную музыку, которую играют белые парни? В этом нужно винить запуганных менеджеров лейблов, которые распихивают друг друга локтями, чтобы подписать контракт с «прорывом прошлого года». В этом нужно винить журналистов и критиков, которые гордятся своей объективностью. Каждое объективное решение принимается на основе субъективного по своей сути суждения – как правило, не своего, – о том, что на гитаре можно играть «правильно» и «неправильно». Или рисовать картину, или читать книгу. Нет такого понятия, как хорошее искусство, есть только плохие или хорошие исполнители. Не стоит стыдиться того, что вам нравится «плохая» музыка вроде «The Strokes» или «The Doors». Если что-то вас трогает, то уже не важно, почему это вас трогает. Не важно, насколько это поверхностно, банально или насколько хорошо это сделано.

Известная строчка из классического сингла «Huggy Bear» «Her Jazz» 1993 года – «This is happening without your permission» («Это случается без вашего позволения») – я клянусь, именно она больше всего раздражала их противников. «Face it, you’re old and out of touch» («Пойми же, ты стар и ты не в теме»), – кричала Ники с ожесточением. Никому не нравится, когда ему так говорят. Критиков это бесит до ужаса. До появления «Riot Grrrl» эти критики были вне подозрения. А после «Riot Grrrl» образовалось множество групп, которые отказывались услаждать пассивных потребителей, которые пытались разобраться в том, что такое хорошо и что такое плохо. Они просто отрывались по полной и в то же время ниспровергали половые предрассудки. Если ты был не с ними, ты был против них, и – да, ты был стар и не в теме.

Как пела транссексуальная панк-певица Джейн Каунти: «If you don’t want to fuck me baby, fuck off!» («Не хочешь со мной е…ться, детка, – отъ…сь!»).

У «Bikini Kill» была лишь одна идея: «Вдохновлять! Вдохновлять! Дать власть всем женщинам, по крайней мере тем, кто нам нравится!» – но в них было столько злобы, сарказма и ожесточения, что их идеи отходили на второй план. На их живых выступлениях было поровну разрушения и вдохновления. Танцорам-мужчинам не дозволялось выходить на середину сцены, из-за чего группу обвиняли в сексизме (в сексизме наоборот, по-видимому).

«Bikini Kill» хотели устранить неравноправие, с которым женщины встречались на концертах до этого; без сомнения, это была феминистская группа. Девушки, приходившие на их выступления, поднимались на сцену и рассказывали, как они становились объектами надругательств или использования со стороны мужчин. Основу бешеной музыки группы составляли тяжелые монотонные ударные Тоби и бас-гитара Кэти Уилкокс. Единственный – как символ – мужчина в группе, Билли (фамилию свою он часто менял), играл на лид-гитаре целеустремленно и жестко; но центром группы была вокалистка Кэтлин Ханна – ее голос напоминал о молодежном панке 70-х, о Поли Стирен из «X-Ray Spex» – вкрадчивый и раздражающий, дразнящий и умоляющий, властный и всегда требующий уважения.

Я никогда не рассматривал участниц «Riot Grrrl» в контексте их сексуальности. Не знаю почему, ведь это одно из самых очевидных их сильных качеств. В самых первых статьях о «Bikini Kill» все только и талдычили о том, что Кэтлин работала стриптизершей, что роднило ее в какой-то степени с Кортни Лав. Я знаю, что подобное бесполое восприятие вредило этим женщинам, но, возможно, таким образом я боролся со своим врожденным сексизмом… или, по крайней мере, так я тогда думал.

«Bikini Kill» играли хардкор, а не панк. То есть их музыка задавалась жесткими правилами и идеологией, в которых не допускалось никаких отклонений. Лишь позднее Кэтлин запустила собственный блестящий проект – импровизационный, малобюджетный даб-поп, группу «Julie Ruin». Это было предметом постоянных споров: Олимпия – это хардкор или панк? Хардкор до мозга костей. Именно к хардкору у Олимпии лежало сердце. «Beat Happening» можно счесть конфликтной – и поэтому панковской – группой, но все, кто были после них, играли для новообращенных. Олимпия задала всем программу, как нужно жить. Хардкор – это альтернативные общественные нормы, это контркультура. Панк более противоречив: это андеграунд и мейнстрим одновременно – «The Sex Pistols» у Билла Гранди, «Nirvana» на шоу «Saturday Night Live».

Но Джек Эндино не согласен с подобной точкой зрения.

– «Nevermind» можно назвать панк-музыкой так же, как первый альбом группы «Boston» [группа 70-х, игравшая стадионный рок] можно назвать панком, – говорит продюсер. – А если «Bleach» – панк, то тогда и альбом «Deep Purple» «Fireball» – тоже панк. Тексты песен «Nirvana» – до «In Utero» – были не более панковскими, чем «American Pie» Дона Маклина. Они были классической рок-группой. И панк никогда не играли. Мне кажется, было очень удобно причислять их к панку. Но если бы они действительно играли панк, то никогда не прекратили бы свое существование. Единственный альбом, который можно назвать панковским, – это «In Utero» в том смысле, в каком песню Джона Леннона «Cold Turkey» можно считать панком. Живые выступления «Nirvana» можно назвать панковскими – но тогда и концерты «The Who» это панк. И «The Who» были, по общему признанию, панк-группой. Но разве панк-музыка появилась в Америке в 1971 году – после выхода альбома «Who’s Next»? Нет. Панк «появился», как это ни прискорбно, только с приходом групп вроде «The Offspring» и «Green Day».

Возможно, Курт и испытал влияние Тоби, но это не значило, что он стал разделять ее идеи. Разочаровавшись в «Sub Pop», а особенно – в постоянной игре на грани фола, которую вели Джонатан и Брюс, которые часто не платили денег группам, а чеки из студий просто выбрасывали, – Курт с Кристом начали подыскивать себе другой лейбл. Они не хотели больше связываться с независимыми компаниями вроде «Touch And Go» или «SST». Они просто не видели в этом смысла. Напротив, воодушевившись примерами своих коллег из «Soundgarden» и «Sonic Youth» (подписавших недавно контракт с «Geffen»), они обратили свои взоры в сторону мейджоров.

«Sub Pop» также работал над проектом заключения контракта с крупным лейблом.

В мае 1990 года, ожидая выход второго альбома, «Sub Pop» предложил «Nirvana» новый контракт – в нем было 30 страниц, и он серьезно закреплял права лейбла. Курт не хотел его подписывать, и они с Кристом обратились за советом к менеджеру «Sound-garden» Сьюзан Сильвер. Она была шокирована негативными эмоциями, которые группа испытывала по отношению к лейблу – среди прочих жалоб упоминались плохая рекламная кампания в поддержку «Bleach», отсутствие банковских счетов и плохое распространение дисков. Сьюзан предложила им найти себе адвоката.

– Курт был очень начитанным, – замечает бывший пиар-менеджер «Nirvana» в Великобритании Антон Брукс. – Он прочел множество книг о рок-н-ролле. Можно сказать, что он занимался самообразованием – учился быть рок-звездой. Помню, как я ходил с ним на несколько встреч – тогда они все еще искали менеджера, а я разругался с «Sub Pop», потому что был полностью на стороне «Nirvana». Мы побывали в нескольких лейблах и у одного издателя – они вели себя с ним очень высокомерно и снисходительно.

Помню, мы стояли с Куртом на улице, – продолжает Антон. – Он курил и вдруг сказал мне: «Мои песни для следующего альбома – они будут хитами номер один. Они очень доступные, это поп-песни – в нашем понимании этого слова». Он знал. Когда люди спрашивали меня: «Ты знал тогда, что „Nirvana“ когда-нибудь станет знаменитой?» – я отвечал: «Да, я знал, что они станут как минимум не менее знаменитыми, чем „Sonic Youth“ или „Pixies“». Тогда я надеялся, что когда-нибудь они соберут «Brixton Academy» [4500 человек] и, может быть, через несколько лет станут хедлайнерами на фестивале в Рединге. Они смогут остаться в Сиэтле, они будут хорошо жить, у них будут дома, семьи, но для того, чтобы оставаться на плаву, им придется постоянно ездить в турне. Любой, кто утверждает сейчас, что в то время думал по-другому, – гребаный лжец.

Через Сьюзан «Nirvana» вышла на адвоката Алана Минца из Лос-Анджелеса, юриста, занимавшегося поиском контрактов для новых групп. Он был обескуражен их внешним видом – Минц говорил, что «Nirvana» была самой грязной группой, когда-либо переступавшей порог его кабинета, – но впечатлен их музыкой. Он стал рассылать демо-запись, сделанную Бучем Вигом, в крупные лейблы, подыскивая контракты.

Это было не так трудно сделать. К тому моменту «Sub Pop» был в самом центре внимания СМИ (даже американская пресса стала писать о лейбле).

– Практически все звукозаписывающие компании хотели заполучить «Nirvana» по той же причине, что и мы, – говорит бывший глава «Gold Mountain» Дэнни Голдберг. – «Sub Pop» считался новой модной компанией, а «Bleach» был одним из самых успешных их альбомов. За них боролись пять-шесть лейблов – «Columbia», отделение «Virgin» («Charisma»), «MCA» и «Atlantic».

– Особенно весело стало, когда группой заинтересовались различные лейблы, – говорит Дебби Шейн, которая к тому моменту встречалась с Дэйлом Кровером. – Началась война контрактов, и это было прикольно – бесплатная еда, напитки, да еще и друзей можно было приглашать. Однажды Курт позвал нас [Дэйла и Дебби] на ужин с менеджером. Мы пошли в таиландский ресторан и реально напились. Чувак из лейбла, по-моему, был жалок – он не разбирался в музыке, не понимал, кто такие «Nirvana», но все равно хотел их подписать.

– Я был очень огорчен и обижен, когда они стали вести переговоры с крупными лейблами, – говорит Брюс Пэвитт, – потому что я был последним, кто об этом узнал. Все говорили мне: «Слушай, я тут был в Олимпии. „Nirvana“ разъезжает в лимузине и все такое». До «Nevermind», да еще в Олимпии – тогда это просто не укладывалось в голове.

Сейчас все становится на свои места, – продолжает бывший глава «Sub Pop», – но в то время очень мало групп подписывали контракты с мейджорами. Это было потрясением. Лейбл делал все возможное, чтобы держаться на плаву. Хотя мы и были все время на мели и не всегда выполняли свои обязательства, но я считал, что хотя бы искренность я заслужил. Я вспоминаю Рим, первое турне «Nirvana», когда у Курта случился нервный приступ и он разбил свою единственную гитару. Мы с Джоном достали свои последние деньги, чтобы купить ему новую гитару! Потом у него украли паспорт, и мы помогли сделать ему новый. Вспоминаешь все эти детали, когда ты отдавал все, чтобы помочь кому-то… а потом этот кто-то идет в другой лейбл и даже не говорит тебе ничего об этом – это было не очень приятно. Хреново было.

Я: Очевидно, ты в какой-то степени смоделировал «Sub Pop» на основе опыта, приобретенного в Олимпии. И попытался, в частности, привить чувство единства.

– Именно, – соглашается Брюс. – Я не говорил: «Так, это бизнес, мы будем продвигать группы в крупные лейблы и срубать на этом деньги». Лейбл в итоге стал заниматься именно этим, но я-то хотел другого. При этом мой бизнес-партнер смотрел на вещи иначе, и именно синергия наших с ним философий делала «Sub Pop» тем, чем он был. Я смотрел на вещи более по-семейному: я хотел построить сообщество, создать систему и помогать друг другу. Поэтому стремление подписать контракт с мейджором… меня очень расстроило. После этого изменилось мое отношение к музыкантам. Я стал держать дистанцию.

– Я был слегка выбит из колеи, – говорит Джонатан Поунмэн. – Потому что все эти разговоры начались, когда мы с Брюсом отправились в деловую поездку в Англию, на встречу с нашим дистрибьютором по поводу просроченного платежа. Меня спрашивали об этом несколько раз, но самое грустное – люди не понимают, что дело здесь не в бизнесе. С бизнесом все понятно. Что на самом деле важно – это чувства: ты работаешь с кем-то ради общей цели. Ты говоришь с ними каждый день, ваши жизни взаимосвязаны… и вдруг – развод. Внезапно спутник всей твоей жизни бросает тебя и выходит за кого-то другого замуж. Настоящая эмоциональная травма.

Помню, как однажды Сьюзан Сильвер сказала мне: «Джонатан, „Soundgarden“ нужно двигаться дальше. Извини, но они больше не будут у тебя записываться». – Глава лейбла в сердцах шлепает ладонью по столу. – Да плевать! Она говорила таким тоном, как будто имела в виду: «Ты лишаешься средства к проживанию»… Пока на земле есть талантливые люди и люди, которые хотят их услышать, – всегда будет работа и для меня. Я считаю, что самое главное в нашей работе – это построение отношений. «Sub Pop» потерпел неудачу как лейбл в тот момент, когда мы не смогли должным образом выстроить эти отношения, когда мы больше думали о бизнесе, а не о глубине и широте, что и является основой взаимопонимания.

Именно от этого и было так горько, когда «Nirvana» стала вести переговоры с другими людьми, – подытоживает Поунмэн. – Это не было большой потерей… если бы дела не сложились так, как они сложились, «Sub Pop» выжил бы – хоть и стал бы совсем другим.

Тем временем «Nirvana» осталась без ударника. Опять.

В британской прессе стали появляться фантастические предположения о том, кто может занять это место, – немногословный вокалист «Dinosaur Jr» Джей Мэскис (в начале музыкальной карьеры игравший на барабанах), Тэд Дойл, Дэйл Кровер и Дэн Питерс из «Mudhoney». Дэйла пригласили в августе на небольшое турне (8 концертов) по Западному побережью – на разогреве у «Sonic Youth». Но уговорить Кровера уйти из «Melvins» Курт никак не мог, даже если бы захотел.

Как и на демо-записи, Кровер согласился помочь, но при одном условии: другим музыкантам не разрешалось ни при каких условиях прикасаться к его барабанам.

– Он сказал: «Только не ломайте мою установку», – вспоминает Дебби. – Дэйл смог объяснить Курту, что это находится за границами дозволенного. По большей части из-за того, что Дэйл не мог позволить себе купить новую ударную установку.

Сам же Дэйл в интервью Майклу Азерраду для книги «Come As You Are» высказался по этому поводу более жестко: «Они не только приняли это условие, но и сами не разбили ни одной гитары за все турне. Я был рад, что они оставили эту тупость. Курт разбивает гитару – на это уходит порядка пятнадцати минут. По-моему, это убийство: мне кажется, у каждой гитары есть душа. Что уж тут крутого».

– В любом случае, – продолжает Дебби, – «Nirvana» стала набирать обороты. Чед ушел из группы, Дэйл отправился с ними в турне. Все понимали, что это временно. Я была на концерте в Сакраменто. Участники «Nirvana» очень волновались, что им предстоит выступать на одном концерте с «Sonic Youth».

Первое выступление в рамках турне состоялось 13 августа в Лонг-Бич, Калифорния. До начала турне группа остановилась на несколько дней в Сан-Франциско у вокалиста «Melvins» Базза Осборна. Там, по рекомендации Базза, «Nirvana» сходила на выступление вашингтонской группы «Scream». «Scream» играли крепко сделанные, привлекающие внимание песни – такой олдскульный хардкорный панк. «Помню, как Курт говорил после концерта „Scream“ про их ударника Дэйва Грола: „Вот бы нам такого!“» – замечает Кэрри.

На следующий день «Nirvana» и «Sonic Youth» играли в Лас-Вегасе, в здании бывшего борделя – идейный вдохновитель и басист «Sonic Youth» Ким Гордон была в таком восторге от выступления «Nirvana», что все время танцевала на сцене. Хотя впечатлены были не все: «К концу их сета больше людей можно было увидеть скорее на парковке, чем в клубе», – ехидно заметил один радиоведущий. Через три дня группы давали концерт в «Casbah» в Сан-Диего – крошечном клубе на 75 человек, но в тот вечер пришли все 150. Был там и пьяный в хлам Тэд из фэнзина «Флипсайд». «Когда они вышли на сцену, – рассказывал он Кэрри Борцилло-Вренна, – все увидели, что Крист и Курт подстриглись очень коротко.

Визитной карточкой „Sub Pop“ всегда были длинноволосые чуваки, играющие аутентичный панк или гаражный рок. Странно было смотреть, как эти парни играют абсолютно чокнутую, тяжелую музыку. Но получилось круто. Они справились с этим».

– В свои выходные дни играли небольшие концерты ради денег, например в Сан-Диего, – отмечает Антон Брукс. – На вечеринке после концерта, помню, Курт с кем-то трахался, и нам пришлось ждать его, прежде чем мы поехали обратно в Лос-Анджелес. Крист пытался украсть свинью. Мы остановились на бензоколонке неподалеку от фермы. Крист переживал, что свинью пустят на бекон. Он пытался поймать ее своим джемпером и говорил: «Она может ехать с нами – жить в дороге! Будет о чем порассказать поросятам! Я дарую ей свободу!»

Затем группы отправились в Сан-Франциско – благодаря предыдущим выступлениям на концерт пришло много народу. Затем Портленд и Сиэтл, где «Nirvana» выступила 24 августа в клубе «Moore Theatre». На разогреве у них играла Джули Кафриц со своей дерганой пост-нойз группой «STP», последователями «Pussy Galore».

– Помню, как мы приехали к «Melvins» в Сан-Франциско, – вспоминает Антон. – Было жутко холодно. Базз с подружкой жили в большом доме, как у семейки Адамс, – куча кукол и прочего странного хлама. Мы сели смотреть «Симпсонов». Дэйл сидел в одних трусах, засунув в них палочки. Он выглядел очень бледным – особенно на фоне черных волос. Мы часами смотрели «Симпсонов»…

Во время того турне с Дэйлом Курт и Крист познакомились с менеджером «Sonic Youth», остроумным, демоническим Джоном Сильва и – через него – с Дэнни Голдбергом, приобретшим известность как пресс-секретарь «Led Zeppelin» и глава американского отделения лейбла «Swansong» той же группы.

– У меня была управляющая компания, «Gold Mountain», – говорит Голдберг. – В какой-то момент я понял, что не знаю ничего о новом поколении рок-н-ролла. Мне нравились «House Of Freaks» [южный фолк-блюз]. Их менеджером был Сильва, умный парень, которому требовалось поле применения своего таланта. Именно он продвинул «Redd Kross». Спустя полгода мы подписали «Sonic Youth» – и вскоре они выпустили «Goo». Мы засветились, «Sonic Youth» ценились всеми. Торстон, в частности, лучше всех разбирался в современной музыке. По сути, он был величайшим менеджером своего времени.

Иногда по ходу турне «Sonic Youth» брали с собой «Nirvana» на другие концерты, – продолжает Голдберг. – Сильва был просто в восторге от «Nirvana», Торстон позвонил мне и уверял, что это крутая группа. Я на сто процентов полагался на его мнение. Если он был в восторге, я тоже был в восторге. Я позвонил юристу, и «Nirvana» приехала в Лос-Анджелес на встречу с нами. Курт говорил немного, больше выступал Крист. Я знал, что мы хотим с ними работать, и они хотели работать с нами, потому что в свою очередь доверяли «Sonic Youth». Это были не очень трудные переговоры.

«Sub Pop» уже не устраивал «Nirvana», – отмечает Дэнни. – Во-первых, Курт считал, что группе мало платят, во-вторых, он хотел большей аудитории. На первой встрече я сказал, что, по-моему, «Sub Pop» – хороший лейбл, но они ответили: «Мы не хотим работать на „Sub Pop“, мы хотим быть на мейджоре. Если придется заплатить „Sub Pop“ – ладно». Курт Кобейн хотел стать тем, кем он стал, бросить вызов и завоевать самые крупные площадки мира – без сомнений.

До того как «Nirvana» отправилась в турне с «Sonic Youth», «Sub Pop» рассчитывал, что они запишут еще один сингл, однако Дэйл Кровер все еще находился в Сан-Франциско. Между тем «Mudhoney» были на грани развала…

– Мы не распались, – утверждает Дэн Питерс. – Стив [Тернер, гитарист] хотел вернуться в университет. Не уверен, что мы себе вредили, но уж точно не помогали – пару раз мы упустили отличные возможности. Но в этом вся суть «Mudhoney». Мы никогда не стремились к успеху.

Летом 1990 года Дэн столкнулся в клубе «The Vogue» с Шелли – и сказал, что с удовольствием займет вакантное место ударника в «Nirvana».

– Я всю жизнь боролся за то, чтобы заниматься тем, чем я занимался в «Mudhoney»; я был не готов от этого отказаться, – объясняет он. – Я подумал: «Какого хрена? Мне чуть больше двадцати, и я ничего не умею – только играть на ударных».

Удивленная и польщенная его предложением, «Nirvana» согласилась. Дэн сразу же стал репетировать с Куртом и Кристом в «The Dutchman». Музыканты купили Дэну огромную побитую ударную установку, опасаясь, что его небольшая система будет заглушаться громкостью их гитар. Дэн от нее отказался, взяв себе только бас-бочку.

– Это была большая куча дерьма, – лаконично говорит ударник. – Если бы я знал, что они это всерьез, я в любом случае нашел бы себе другую установку.

Я: Нам, англичанам, казалось, что это отстой – когда Дэн Питерс покидает «Mudhoney» ради «Nirvana».

– Это был выбор Стива, – пожимает плечами Питерс. – К тому моменту я уже фанател по «Nirvana». У [Мэтта] Люкина был EP-диск «Blew», когда мы давали концерт в Юджине (Орегон). Планировалось, что мы будем ночевать у кого-то в гостях, но мы с Мэттом решили: «На хрен, будем спать в фургоне». Мы сидели в фургоне, курили травку, пили пиво и слушали «Nirvana». Когда я услышал песню «Been A Son», я подумал: «Черт, это же охрененная песня». Мы ставили ее снова и снова.

Я: Сколько концертов ты сыграл с «Nirvana»?

– Один. Один концерт – и одну сессию в студии, – морщится ударник.

Я: Ты всерьез планировал играть вместе с «Nirvana» постоянно?

– Да. Тогда, особенно учитывая, что творилось с «Mudhoney», это было более чем реально. Если бы все срослось, думаю, я остался бы с «Nirvana». Они приезжали из Такомы, какое-то время тусовались, потом Крист заходил за мной, я залезал в фургон, и мы ехали на репетиционную базу. Курт спал на заднем сиденье. Мы приезжали, Курт просыпался, входил в студию, включал гитару и говорил: «Я не слышу барабанов». – «Я тоже!» Он просто перегружал усилитель. Особенных репетиций не получалось. Однажды мы пошли выпить по пиву после репетиции. Я сказал: «Чуваки, чего вы хотите? Если вы ищете другого ударника, скажите, я уйду – мне не нужны прослушивания». Они отвечали: «Не-не-не, у нас будешь играть ты!»

Я: Ты с ними играл «Teen Spirit»?

– Нет. Вот «Pay To Play» – играл. «In Bloom» – играл. После ухода из «Nirvana» я съездил в полноценное турне со «Screaming Trees». Я очень клево проводил время с Марком Лэнеганом. Он не пил пять лет, а после этой поездки снова запил. К несчастью, позже он подсел и на наркотики.

Композиция «Sliver» была написана за пару минут на одной из репетиций вместе с Дэном. На тот момент это была самая попсовая песня Курта, автобиографичная, ужасно наивная и веющая Олимпией – повторяющийся припев «Grandma take me home» («Бабушка забрала меня домой»), выкрикиваемый снова и снова, с нарастающим отчаянием. Начинается песня достаточно безобидно, как будто «The Sonics» решили написать грустную песню, а потом следуют взрыв фрустрации и хаос элекрогитар и дисторшна. Припев яростен, куплеты наивны и сдержанны. Мальчик не хочет оставаться с дедушкой и бабушкой, без еды, без игрушек – совершенно один. Ему грустно. Он одинок. Он хочет домой. Что здесь может быть непонятного?

– Мама с папой куда-то ушли, оставив ребенка бабушке с дедушкой; тот перепугался, он не понимает, где он, – объяснял Курт журналисту «Мелоди мейкер» Пушу в декабре 1990-го. – Но погодите, не стоит так за него переживать – дедушка ничего плохого ему не сделает. А в последнем куплете он просыпается на руках у мамы.

Сингл был записан в тот момент, когда «Tad» прервали свою сессию на обед – примерно за полтора часа, – 11 июля в студии «Reciprocal».

– Мы позвонили Тэду и спросили, можно ли подъехать и записать песню, – рассказывал Курт Пушу. – Мы играли на их инструментах, пока они тут же сидели и ели. Но это обычная практика. Мы записывали «Bleach» как на радиосессии. Чтобы сделать успешный альбом, нужно успеть записать песни в студии, пока они вам самим не осточертеют.

– Не понимаю, почему мы записывались в такой спешке, – вспоминает Питерс. – Джек слонялся поблизости, а мы взялись за их инструменты. Я сидел за установкой Стива из группы «Tad», и все уже было настроено.

«Sliver» в конце концов был выпущен в Великобритании в декабре – сингл предназначался для поддержки турне, которое в очередной раз не состоялось. Песня длилась немногим более двух минут и, по выражению Пуша, была «самой настоящей чертовой поп-песней» – посередине между двумя самыми попсовыми песнями с «Bleach», «About A Girl» и «Swap Meet». На би-сайд была выбрана более тяжелая «Dive», записанная с Вигом, – на обложке диска приводился отрывок из диалога между Джонатаном Поунмэном и похмельным Кристом Новоселичем.

Я: Как тебе тот единственный концерт, который ты с ними отыграл?

– Вышло прикольно, такой хаос, куча людей забирались на сцену, – отвечает Дэн. Концерт состоялся 22 сентября в Сиэтле, в «Motor Sports Arena» – самый крупный концерт «Nirvana» на тот момент, 1500 зрителей; «Melvins», Dwarves, панк-группа «The Derelicts» на разогреве. Куча людей прыгали со сцены. И вообще не было охраны.

Я: В одной из биографий «Nirvana» написано, что этот концерт стал поворотным моментом.

– Наверное, так и было. Крутой концерт получился. «Mudhoney» уже выступали там, и это был один из первых случаев, когда на эту огромную старую арену пустили всяких раздолбаев. Нас спросили: «Сколько проходок за сцену вам нужно?» Курт и Крист ответили: «Две». Я сказал: «Мне сорок». Я всех своих друзей провел за сцену. Не сказать, что там много кто ходил, но мы смогли пронести все бухло через задние двери. Мне бы самому хотелось, чтобы мне рассказали, что там происходило. Я не очень-то хорошо помню то выступление.

Дэн Питерс уже считал себя новым ударником «Nirvana», особенно после того, как 23 сентября поучаствовал в фотосессии для британского музыкального журнала «Саундс». Но, не ставя Дэна в известность, «Nirvana» уже подыскала себе другого барабанщика – 21-летнего участника группы «Scream» Дэйва Грола.

– Курт позвонил мне, чтобы сказать, что на прослушивание приедет новый ударник, – вспоминает Антон Брукс, – из Вашингтона или Лос-Анджелеса – не помню откуда.

– После этого я узнал кучу всяких подковерных штук, – говорит Дэн. – Я был на вечеринке – на следующий день после концерта, после этих фотографий для «Саундс», после интервью, где меня выставили идиотом. Дэйв на заднем фоне сидел и ехидно улыбался. Сказать мне прямо у этих козлов кишка была тонка. Вот что меня бесит. Я не хочу чувствовать себя идиотом. Я, черт возьми, из «Mudhoney». Пошли вы, чуваки, на хрен.

– Не то чтобы мы были недовольны тем, как играл Дэн, – рассказывал Курт Пушу, журналисту из «Мелоди мейкер». – Просто Дэйв по своим качествам подходил нам немного лучше. Например, он может петь бэк-вокал. Мы были потрясены, увидев его на выступлении «Scream», и поняли, что с удовольствием позвали бы его в «Nirvana», будь у нас возможность. По иронии судьбы, эта возможность выпала через неделю после того, как с нами начал играть Дэнни. Сложилась тяжелая ситуация, но мы хотели, чтобы Дэн вернулся в «Mudhoney». Мысль о том, что «Mudhoney» может прекратить свое существование из-за того, что Дэн ушел к нам, была для нас просто невыносима.

– Речь никогда не шла о моем уходе из «Mudhoney», – говорит Дэн. – Мы («Nirvana») должны были отправиться с «L7» в турне по Англии, когда Курт и Крист выберут лейбл. Курт однажды позвонил мне и сказал: «Похоже, мы подпишем контракт с „Geffen“». Я ответил: «Хорошо, а что с Англией?» Он сказал: «Насчет этого я и звоню. Хотел поставить тебя в известность – у нас другой ударник, мы взяли Дэйва». Я ответил: «Ладно, перезвоню позже», – и повесил трубку. Я скорее обрадовался, чем огорчился – не могу сказать, что меня с этими чуваками что-то сильно связывало.

25 сентября после прослушивания Дэйва Грола Курт отправился в Олимпию, на радиопередачу Кэлвина Джонсона «Boy Meets Girl» на радио «KAOS», где сыграл четыре песни. Его выступление было настолько спонтанным, что застало врасплох даже Тоби Вэйл. «У меня есть кассета, – говорит она, – но она прерывается на половине, нужно переворачивать. Качество тем не менее очень хорошее». Курт просто вживую играл на акустической гитаре в студии радиостанции: «Lithium» (и по интонации, и по структуре сыграно очень похоже на тот вариант, который вошел на «Nevermind»), «Dumb», «Been A Son» и едкая панковская песня – сейчас раритетная – «Opinion», откровенная критика хипстеров и снобов из Сиэтла.

Курт не преминул возможностью прорекламировать нового ударника «Nirvana». «Это будущий Дэйл Кровер, – уверял Курт горстку кэлвинистов. («Кэлвинисты» – уничижительный термин, придуманный то ли Куртом, то ли Кортни для тех, кто попал под влияние харизматичного основателя «К»: и действительно, Кэлвин Джонсон может внушить почти религиозное поклонение. «„Кэлвинисты“ – это жители Олимпии в возрасте от 16 до 50, они носят шляпы и свитера с надписями „Leave It To Beaver“, обожествляют Кэлвина и повсюду за ним следуют, – саркастически говорил мне Курт в 1992 году. – Они приносят ему дары, у них есть жертвенники Кэлвину, ему ставят свечи, как иконе. Какая-то хрень происходит».) – Его зовут Дэйв Грол, он играет почти так же хорошо, как Дэйл. Через пару лет, когда он наберется опыта, он, наверное, будет зарабатывать куда больше Дэйла».

Дополнение 1: «Sonic youth»

Я: Курт боготворил «Sonic Youth» – как он себя вел во время вашей первой встречи? Волновались ли парни из «Nirvana» перед выступлением у вас на разогреве во время турне по Западному побережью?

Ли Раналдо (гитарист «Sonic Youth»): Курт стеснялся. Очевидно, он был очень рад выступать с нами вместе, но вел себя сдержанно. Все получилось как-то по-братски – на сцене были две равные друг другу группы. Наши поклонники сразу же приняли «Nirvana» очень тепло.

Я: У «Sonic Youth» были контракты с «Gold Mountain» и «DGC». «Nirvana» позднее также заключила контракты с обеими компаниями. Рекомендовали ли вы «Nirvana» этим лейблам? Вы представляли тогда, какой будет популярность «Nirvana»?

Ли: Тогда было тяжело предугадать, насколько вырастет их популярность, – я не думаю, что кто-либо тогда это понимал. А они видели, что наши дела идут хорошо и что у нас контракты с «DGC» и «Gold Mountain» – для них, только вступающих, причем резко, в мир большого бизнеса, это было лучшей рекомендацией. По-моему, Дэйв и Крист больше понимали в бизнесе, чем Курт, но я никогда не считал, что у него нет своих определенных взглядов на все их деловые операции.

Я: Как вы лично относились к «Nirvana»?

Ли: Я считал, что они невероятно интересны, и я согласен со многими, кто говорит о прекрасном сочетании необработанной мощной энергетики и мелодичности в духе «Beatles».

Я: В чем, по-вашему, проявилось влияние «Sonic Youth» на «Nirvana» и на то, что называется достаточно размытым понятием «музыка Сиэтла»? Есть ли какое-то сходство между «Nirvana» и группами вроде «Mudhoney»?

Ли: Если мы и повлияли как-то на них и на остальные команды из Сиэтла, то музыкальным это влияние было в последнюю очередь. Сначала нужно говорить о способе выживания группы в тогдашних условиях – мало лейблов, мало денег, практически никакого освещения в прессе. У групп с тихоокеанского Северо-Запада – и прочих, вроде «The Laughing Hyenas» [гаражный блюз-панк из Энн-Арбор], «Die Kreuzen» [интересная хеви-металл-группа из Милуоки], «Dinosaur Jr», – мы заимствовали более «рокерское» отношение к музыке. Мы на нем выросли, но потом его оттеснило влияние групп из Нью-Йорка, не меньше склонных к экспериментам и расширению границ, чем к порывам рок-н-ролльной ностальгии. Гранж вновь открыл нам глаза на эти забытые вещи – на все, что мы так любили в этой яростной громкой музыке.

Дополнение 2: Менеджеры

– Курт предлагал мне стать менеджером «Nirvana», – рассказывает Кэндис Педерсен. – Мы разговаривали об этом до того, как в 1990 году я уехала в Сан-Франциско. Мне кажется, я справилась бы, но меня устраивала работа в «К».

Я: Какой менеджер был им нужен?

– Им требовался прагматичный человек, который будет хорошо к ним относиться, – отвечает Педерсен. – Одна из причин, по которой мы с Куртом ладили, заключалась в том, что мы происходили из одного класса, – хотя принято считать, что в США нет классовых различий, они тем не менее есть. Кроме того, мой жизненный опыт был похож на опыт Курта. Мы просто понимали друг друга лучше. К тому же со мной было весело, и я трезво смотрела на вещи: это не могло не помочь.

Мы происходили из рабочих – или еще более бедных – семей, но это ничего не значило для тех людей, с которыми мы общались. Я очень долго спорила с Иэном Маккеем по этому поводу – он утверждал, что деньги не должны ничего значить. Люди, у которых есть деньги, всегда так говорят, ведь у них есть страховка. У нас не было страховки. Даже не знаю, почему я решила пойти в колледж, – никто из моих родственников не имел образования. У меня не было ни гроша, у моих родителей не было ни гроша, и они меня всячески отговаривали от учебы. Мы с Куртом были обыковенным белым отребьем. Иэн рассказывал, как они за ужином играли в слова, Кэлвин говорил о книгах, которые они читали, – а мы ели макароны с сыром прямо из сковородки.