Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Во Франции в настоящее время находится в действии так наз. закон о душевнобольных 1838 года, послуживший образцом для большинства западно-европейских законодательств. Этот закон вызвал впоследствии очень ожесточенные нападки в том отношении, что он не гарантирует личной свободы граждан, дозволяя помещение в больницу лиц совершенно здоровых. Поводом к такого рода нападкам послужил громкий процесс адвоката Scmdon, возникший в 1862 г. по жалобе последнего на, противозаконное заключение его в больницу для душевнобольных. Этот процесс долгое время занимал юристов, врачей, общественное мнение и правительство Франции, пока дальнейшее течение болезни и вскрытие не подтвердили мнения, давно уже высказываемого врачами, что Sandon был несомненно душевнобольным. Тем не менее вопрос, обсуждавшийся с необычайной горячностью на страницах газет и журналов, о недостатках закона 1838 года побудил правительство приступить к его пересмотру. Франко-прусская война и последующие за нею события заставили отложить этот пересмотр, и лишь в 1882 году правительство представило новый законопроекта, рассмотрение которого было возложено на особую сенатскую комиссию, посвятившую два года для всестороннего изучения этого вопроса и представившую чрезвычайно подробный доклад в двух объемистых томах. Этот доклад, составленный сенатором Т. Русселем, по богатству собранных в нем данных и обстоятельной разработке вопроса может быть назван образцовым и представляет один из наиболее ценных документов в вопросе об организации призрения душевнобольных. Новый проект после 17 заседаний, посвященных его обсуждению в Сенате, был принят последним с некоторыми поправками в 1887 году и затем передан на рассмотрение Палаты депутатов.
Многочисленные документы и записки современников свидетельствуют о том крайне печальном положении, в котором находились душевно-больные во Франции в конце прошлого и начале нынешнего столетия. Многие больные содержались в тюрьмах; беспокойные помещались в подземных конурах, без света и воздуха, в жалких отрепьях или совсем без одежды, на голом полу или пучке соломы; многие содержались в деревянных или железных клетках. Цепи считались неизбежной и необходимой принадлежностью ухода за больными до 1792 года, когда знаменитый Pinel, впервые снявший цепи с больных в Бисетре, доказал возможность обходиться без них. Понятно, какое важное влияние оказал закон 1838 года, постановивший призрение душевнобольных в правильные условия. Главной целью составителей этого закона было, с одной стороны, освободить общество от тех больных, которые нарушали его спокойствие и, предоставленные самим себе, могли быть для него опасными, а с другой – создать для них вместо конур и тюрем – больницы и приюты. Эта обязанность была возложена на департаменты, из которых каждый должен был иметь или свою собственную общественную больницу или войти в соглашение с частной больницей своего или другого департамента, которая за известную плату должна давать приют департаментским больным. Эти частные больницы, играющие роль общественных, в Западной Европе представляют далеко не редкое явление: они принадлежат пли частным предпринимателям или каким-либо благотворительным обществам; многие из них представляют очень значительные размеры, как напр, бывшая колония братьев Labitte, в которой помещалось 1000 больных. Все общественные заведения должны находиться по закону 1838 г. под непосредственным управлением общественной власти, тогда как заведенья частные лишь под ее наблюдением, – даже и те из них, которые, принимая больных от департаментов, исполняют функцию общественных заведений. Представляя новый проект, правительство предлагало уничтожить право департаментов вступать в соглашение с частными больницами, каждый департамент должен иметь или свою собственную больницу или вступить в соглашение с другим департаментом; два или несколько департаментов могли выстроить и содержать совместно одну общую больницу. Мотивом к уничтожению частных больниц, заменяющих собою общественные, был выставлен тот, что такие заведения главным образом преследуют коммерческий цели, при чем собственники этих заведений, стремясь к возможной экономии, с одной стороны достигают ее путем ухудшения содержания, с другой – эксплуатацией больных в виде тяжелой и непосильной работы. Сенат однако, опасаясь, что обязательство иметь свою собственную больницу, может оказаться очень тяжелым бременем для многих департаментов, не принял этого предложения, полагая, что меры, благодаря которым устанавливается более строгий надзор за частными заведениями, заменяющими собою общественные, также как установление в них одинаковых правил наравне с общественными заведениями по отношению ко всему, что касается медицинского управления, содержания и надзора за больными, могут вполне устранить указываемые недостатки. Комиссия, назначенная Палатой депутатов для исследования проекта, признавая, что многие из частных заведений, заменяющих собой общественные, находятся на высоте тех требований, которые могут быть к ним предъявлены, не считает нужным скрывать, что в некоторых за то как содержание, так и общие гигиенические условия крайне неудовлетворительны, а от больных иногда требуется более тяжелая и продолжительная работа, чем это может быть допущено по медицинским соображениям. Новый закон имеет своею целью улучшить участь душевнобольных и поставить их под более строгий контроль; несправедливо хотя бы часть больных лишать тех гарантий и преимуществ, которые находят себе другие в общественных заведениях. Поэтому комиссия Палаты депутатов снова предлагает обязать департаменты в течении десятилетнего срока иметь или свое собственное общественное заведение или войти в соглашение с другим департаментом для помещения больных в его заведение или для устройства общей больницы; при этом наиболее бедным департаментам могла бы быть оказана помощь со стороны государства (в настоящее время во Франции 55 департаментов имеют 51 общественных заведения и 15 отделений при госпиталях; 17 департ… пользуются частными заведениями.
Вопрос о частных заведениях, замена собой общественные, для нас имеет сравнительно мало значения, так как эти заведения, очень распространенные в Западной Европе, совсем не существуют у нас или представляют редкое и исключительное явление, практикуемое при том в очень небольших размерах. Так Московское земство напр, имело 20 мест для своих больных в Александровской больнице; кроме того в течении двух лет оно входило в соглашение с Общиной «Утоли Моя Печали», которая за известную плату давала помещение и содержание для 50-ти больных. Заведения подобного рода, которые мне пришлось видеть в Германии (напр. в Берлине Maison de Sante), не оставляют благоприятного впечатления, может быть особенно благодаря тому контрасту, который представляют роскошные залы для богатых пенсионеров и те тесные и грязные помещения, которые отведены для бедных больных, призреваемых на счет города. Репутация, сложившаяся за подобного рода заведениями во Франции, делает вполне понятными те старания, которые направлены к замене их общественными заведениями.
Гораздо важнее вопрос, какого рода больных должны призревать департаменты. Один из упреков, делаемых закону 38-го года, состоит в том, что он не указываешь более точным образом те категории больных, которых департаменты обязаны призревать в своих заведениях, так как он постановляешь лишь, что „каждый департамента обязан иметь общественное заведение для приема пользования помешанных“ (art. 1). В неопределенности этого термина видели причину переполнения заведений для душевнобольных, которые должны принимать всех лиц, страдающих душевным расстройством, начиная от вполне безопасного больного до кретина и слабоумного, которые могли бы с гораздо меньшими издержками найти приют в своей семье. С другой стороны некоторые департаменты, опираясь на эту статью закона, отказывались за недостатком места принимать в свои заведения идиотов и лиц, страдающих старческим слабоумием, в виду того, что они не могут считаться помешанными в собственном смысле.
Переполнение заведений для душевнобольных представляешь явление общее как для Западной Европы, так и для России; для нас этот вопрос имеешь тем большее значение, что мы далеко отстали от наших западных соседей в количестве места, имеющихся в наших больницах; в то время как на каждые 100,000 жителей в России призревается всего 12 человек в больницах для душевнобольных, в Германии на то же число жителей призревается около 108 чел., а в Швейцарии – 170. Из этого сопоставления уже видно, как недостаточно число больниц, которым располагает Россия, и как много их требуется для того, чтобы удовлетворить существующей в населении потребности. Расходы, необходимые для этого удовлетворения, оказались бы громадными, и для России – с ее неблестящим экономическим положением – совершенно непосильными. Да, как показывает опыт других стран, система призрения всех душевнобольных в специальных больницах встречает чрезвычайно большие затруднения и связана с такими крупными расходами, которые немыслимы не только для нас, но и для большинства государств. Так, в прирейнских провинциях Германии было выстроено в 70-х годах пять новых больших больниц, на который было затрачено более 12 миллионов марок; через несколько лет все эти больницы оказались уже значительно переполненными. Было бы ошибочно думать, что это переполнение исключительно зависит от прогрессивного увеличения заболеваемости населения психическими болезнями. Главным образом оно обусловливается из году в год увеличивающимся накоплением неизлечимых больных или хроников. Всякая больница, широко открывающая свои двери для приема всех больных, уже очень скоро наполняется такими неизлечимыми больными, запас которых в населении всегда бывает значительным. Одинаково и больница, принимающая больных лишь по строгому выбору, напр, только подающих надежду на излечение, через большее или меньшее число лет все-таки наполняется хрониками, в силу того, что но меньшей мере около четверти из принимаемых ежегодно больных не выздоравливает, и таким образом из года в год в этой больнице понижается число мест, которыми можно было бы располагать для приема новых больных; и если такая больница не имеет надлежащего места, куда она могла бы удалять или эвакуировать своих неизлечимых хроников, то она уже в очень ограниченный срок – приблизительно лет в 10 – теряет характер лечебницы и превращается в богадельню или приют для неизлечимых больных. Таким образом излишек хроников помимо вызываемого ими переполнения больницы оказывает крайне неблагоприятное влияние в том отношении, что ограничиваете прием таких больных, которые более всего нуждаются в больничном помещении, т. е. больных, недавно заболевших и подающих надежду на выздоровление. Отныне все заведения вполне согласно показывает, что чем раньше такого рода больные помещаются в специальные заведения, тем более можно надеяться на их выздоровление. Вместе с тем большинство хронических больных совсем не нуждаются в тех дорогостоящих приспособлениях, которые необходимы для правильного ухода за острыми больными; лишь некоторый категории таких больных, напр, очень беспокойных, или с наклонностью к самоубийству, а также каким-либо другим опасным поступкам, нуждаются в таком же бдительном и неустанном присмотре, как и свежее заболевание. Необходимым условием поэтому для правильного функционирования больницы является возможность для нее эвакуировать своих хронических больных; при этом условии и сравнительно небольшой больницы достаточно, чтобы с одной стороны служить действительно лечебницей, т. е. доставлять все необходимое для правильного лечения всех вновь заболевших, а с другой призревать опасных и беспокойных хроников. Весь вопрос сводится к тому, куда давать излишек хроников, переполняющих все общественные заведения.
Наиболее правильным мог бы показаться выход, которому отдано предпочтение в Голландии, где заведения для душевнобольных делятся на две категории: лечебницы, куда помещаются больные излечимые или опасные, и приюты, предназначенные для призрения безопасных хроников и идиотов; содержание больных в последних значительно дешевле, чем в первых. Как ни заманчиво может показаться это простое разрешение с первого разу, однако на практике в большинстве государств оно мало осуществимо, так как вместо одной больницы оно предполагает устройство двух, что повлечет за собой не сокращение, а увеличение расходов.
Одно время чрезвычайно большие надежды возлагались на так наз. земледельческие колонии, т. е. заведения, располагаются более или менее значительным количеством земли, которая обрабатывается при помощи больных, главным образом хронических. Помимо тех доходов, которые может доставить труд больных, занимающихся при том не только сельскохозяйственными работами, но также и в различных мастерских, преимущество подобного рода колонии заключается также и в удешевлении самого типа постройки. Такие хроники, способные к труду, не нуждаются в дорогостоящих лечебницах и могут жить в очень просто устроенных бараках или избах. На западе одной из первых колоний такого рода была частная колотя братьев Лабитт во Франции, принадлежащая к упомянутой выше категории частных заведений, заменяющих собою общественные, так как эта колония за известную плату брала больных из прилежащих департаментов. Труд больных однако эксплуатировался в этой колоши в значительной степени, далеко в большей, чем это можно было оправдать медицинскими соображениями. В настоящее время не мало прекрасно устроенных колоний как в западной Европе, так и у Бас. В Германии образцом подобного рода заведений считается Альт-Шербиц, находящейся но средине между Лейпцигом и Галле. Первая колотя, возникшая в России, принадлежит Новгородской губернии (Колмово); в 1884 г. открыта Бурашевская колония около Твери, затем мало-помалу они устраивались и в некоторых других губерниях (Рязанской, Херсонской и проч.). Земледельческие колонии, как по своей относительной дешевизне, так и по разнообразию тех условий, которые могут находить там больные – а в числе этих условий не малое значение имеет и гораздо большая степень свободы, которая может быть там предоставлена больным – несомненно представляет наилучший тип психиатрического заведения. Необходимым условием однако для правильного ведения дела является близость закрытой больницы, имеющей все специальные приспособления, в которую могут быть переданы хотя бы на время, – те из хронических больных, которые вследствие изменения своего состояния нуждаются в более тщательном надзоре. С другой стороны и лечебница может помещать в бараки некоторых из своих больных, напр, выздоравливающих, для которых возможность заниматься правильно организованными работами и жить в условиях, более подходящих к домашней обстановке, в известные периоды болезни представляется почти необходимым. В большинстве случаев колонии состоят из такой закрытой центральной лечебницы и ряда примыкающих к ней более простых бараков, в которых больным может быть дана значительная степень свободы. Надежда, однако, на то, что колонии значительно понизят расходы на призрение душевнобольных, оказалась очень преувеличенной. Хотя число работающих больных и может достигать очень большого процента, но это число далеко не постоянное; рабочая способность больных в общем гораздо ниже здоровых лиц, да и медицинские требования не могут допустить слишком утомительной и чрезмерной работы. Далее очень многие из хроников, даже совершенно покойных, не могут работать по своему психическому, или же физическому состоянию. Наконец постройка хотя бы и самых простых бараков, обзаведение их необходимым инвентарем и содержание больных требуют все-таки довольно крупных расходов. Поэтому в некоторых местах практикуются еще другие вспомогательные системы призрения: система вспомоществования семьям, которые содержат своего больного у себя дома, и система призрения на дому (patronage familial), т. е. помещение больного в семью какого-либо постороннего частного лица. Денежное вспомоществование семьям, содержащим больного, конечно применимо сравнительно в немногих случаях, напр, к больным, очень слабым, не требующим особого надзора за собой, к тем больным, которые требуют не больничного, а богаделенного помещения, и без всякой опасности для кого бы то ни было могут оставаться в своих семьях. Такую систему вспомоществования семьям предполагает ввести у себя Московское губернское земство и тем избавить свою больницу от богаделенников.
Система призрения на дому, т. е. в помещениях совершенно сторонних лиц, возникла впервые благодаря особым религиозным и бытовым условиям в одном из глухих мест Бельгии, Ирландии – более уже тысячи лет тому назад. Предание говорит, что в конце XI века св. Димфна, дочь ирландского князя, скрылась от преследований своего отца-язычника на континенте. На том месте, где стоит теперь построенная во имя ее церковь, она была настигнута отцом и убита. Помешанный, бывший по словам предания, случайным свидетелем ее убийства, мгновенно выздоровел, и с тех пор св. Димфна считается покровительницей душевнобольных. Сюда стали привозить больных для исцеления, несколько дней отчитывали их, если же это не помогало, оставляли на более долгий срок в семьях местных жителей. Таким путем мало-помалу образовалось совершенно своеобразное поселение, где на 11000 здоровых призревается почти на полной свободе до 2000 душевнобольных. В настоящее время Геель находится под правительственным контролем и подчинен врачебному надзору; вместе с тем выстроена небольшая больница на 50 человек, куда для наблюдения помещаются на некоторое время вновь поступающие больные, а также те из колонистов, которых физическое или психическое состояние ухудшилось. Все же остальные больные живут у крестьян на правах членов семьи, пользуются одним с ними столом и участвуют по мере возможности в домашних и полевых работах. В Гееле и прилежащих к нему деревнях душевнобольных можно встретить всюду: на станции, в гостинице за табльдотом, на базаре, на реке с удочкой, на огороде за работой, в избе у колыбели, ребенка, вечером в трактире, имеющем характер музыкально- драматического кружка, основателем, которого был также один из больных. Хозяева или вместе с больным получают книжку, в которой записываются условия помещения больного и инвентарь его имущества; в этой же книжке отмечают свои посещения и врачи колонии и делают свои замечания; в большинстве случаев в семье содержится один больной; больше 4-х больных закон не позволяете содержать в одном доме. Помимо дешевизны содержания (от 82 сент. до 1 фр. 10 сент. в день) чрезвычайно важное значение имеет еще то, что государство не затрачивает тех крупных сумм, которые были бы необходимы для постройки больницы на соответствующее число больных. Конечно можно отметить и дурные стороны – не всегда внимательное отношение со стороны хозяев, иногда дурное обращение с больными и, хотя крайне редкие несчастные случаи – напр, самоубийства; эти темные стороны тем более возможны, что надзор со стороны врачей и надзирателей крайне затрудняется большой разбросанностью помещений.
На Геель постоянно смотрели как на явление совершенно самобытное, возникшее под влиянием совсем особых условий, и поэтому считали подражание этому способу призрения в других местах совершенно немыслимым. Однако попытки идти в этом направлении, сделанные в последние десятилетия, дали пока очень благоприятные результаты. Так в самой Бельгии по почину государства возникло еще одно место, где жители также содержат душевнобольных – это колония в Lierneux в Арденских горах. Возникновение ее было вызвано тем, что в Гееле население говорит по-фламандски, а для больных из Валлонской части Бельгии было трудно привыкнуть к другому языку. Колония эта в настоящее время имеет уже до 200 больных. Геель и Lierneux служат для Бельгии местом, куда психиатрические больницы эвакуируют своих хроников.
В Германии подобного рода система призрения осуществлена около Бремена и Ганновера; возникновение patronage familial близ Ганновера обязано инициативе владельца частной лечебницы, который стал помещать в соседние деревни подходящих больных, оставляя их в то же время под своим постоянным строгим контролем. Результаты получились очень хорошие и этот способ призрения получает все большие размеры.
Наибольшее развитие система patronage familial получила в Шотландии, где она приняла строго выработанную форму, в создании которой участвовали многие из выдающихся психиатров. В Шотландии, как обязательное правило, принято, что ни один больной не может быть помещен в семью, прежде чем он не пробудет достаточное время под наблюдением врача в специальной больнице и не будет признан подходящим для помещения в семью. Те места, куда помещаются больные, не скучены в одном пункте, как в Гееле, а разбросаны по всей Шотландии, причем в самом многолюдном из них (Kennoway) помещается не более 50-ти больных. Всего таким образом в семьях Шотландия призревает около 1/3 всех своих больных, причем они находятся под наблюдением окружных врачей, обязанных навещать их не менее раза в три месяца, и инспекторов для бедных, обязанных их видеть не менее двух раз в год. Деревни, в которые помещаются больные, находятся обыкновенно вблизи больших заведений. Выбор больных производится довольно строго, причем в семьи не отправляются: 1) больные беспокойные; в случае же появления беспокойства больной немедленно переводится в заведение; 2) больные, требующие лечения; 3) опасные больные, также больные с наклонностью к самоубийству и 4) больные, требующие очень внимательного ухода за собой, напр, очень слабые, нечистоплотные. Вместе с этим обращается внимание, чтобы больные, особенно женщины, перешли возраст половой производительности. Не менее строго производится и выбор хозяев, получающих разрешение содержать больного от инспектора для бедных лишь в том случае, если собранные об них сведения окажутся вполне благоприятными. Разрешение сначала дается только для содержания одного больного, через несколько лет, если инспектор был доволен содержанием первого больного – двух больных и т. д.; больше 4-х больных не может быть в одном доме. Хозяева получают инструкцию, в которой изложены правила относительно чистоты помещения, белья, постели, также как и другие условия, касающаяся содержания и ухода за больными; вместе с тем оставляется книжка, в которой врач и инспектор делают свои отметки о визитации больного.
Система призрения на дому, так широко распространенная в Шотландии, не нашла себе подражания в Англии. Там делались попытки в несколько ином направлении: помещали спокойных больных в небольших дешевых коттеджах вблизи заведений в семьях женатых служителей; однако и это не получило большого распространения. Во Франции долгое время относились с недоверием к Геелю и видели в нем только дурные стороны. Однако в 1892 г. и там была сделана проба поместить около 100 больных, покойных и не требующих особого надзора, в семьи сельских жителей.
В России горячо пропагандировал эту систему д-р Н. Баженов в несколько измененной форме, которую он называет колонизацией у ворот больницы. Именно, он предлагал помещать больных на первое время исключительно в деревнях, расположенных вблизи психиатрической больницы, причем такая должна находиться в самой тесной связи с больницей, под ее непосредственным управлением и контролем. Подобного рода колонии были им устроены в двух местах: вблизи Рязанской психиатрической колонии в Голеничеве и затем около Москвы в дер. Семеновской (за Калужской заставой). Несмотря на вполне удовлетворительные результаты колония в Рязани просуществовала недолго благодаря чисто случайной причине, она была закрыта вследствие решения земского собрания, несмотря на то, что ревизовавшая комиссия представила вполне благоприятный отчет; самое решение состоялось на основании перевеса всего одного голоса. Что касается до деревни Семеновской, то там семейное призрение, начатое в очень небольших размерах (всего было помещено 12–15 больных) продолжает существовать и до настоящего времени, находясь под непосредственным контролем администрации городской психиатрической больницы на Канатчиковой даче.
Перечисленные системы призрения конечно не исключают друг друга, а лишь служат взаимным дополнением, и при правильной организации желательно и даже необходимо пользоваться ими всеми. Главным центральным пунктом должна служить при этом лечебница, снабженная всеми необходимыми приспособлениями для лечения и пользования больных. В нее должны приниматься все вновь поступающие больные, которые после более или менее продолжительного наблюдения переводятся из нее смотря по своему состоянию или в колонии, или в чужие семьи, или же возвращаются в свою собственную семью, которой может быть выдано пособие, если она в том нуждается. Лечебница должна служить как бы ситом, через которое просеиваются если не все, то большинство больных данного района. В то же время она представляет место, куда немедленно могут быть переведены те больные, состояние которых ухудшилось и которые требуют больничного помещения. При возможности удалять излишек больных, не нуждающихся в строгом режиме и специальных приспособлениях, нет необходимости, чтобы такая центральная закрытая лечебница была велика; если она не переполняется, то она может вполне удовлетворительно выполнять свою задачу и при сравнительно небольших размерах. Но за то понятно, ее вспомогательные учреждения должны все более расширяться, оставаясь в то же время в самой тесной связи с нею и под ее наблюдением.
Новый французский проект в том виде, как бы принят Сенатом, устанавливает в принципе, что заведения для душевнобольных назначаются исключительно для лечения больных. Сенатская комиссия, предложившая такую же редакцию, признает и все ее неудобства, состояния в исключении всех тех больных, которые не подлежат лечению. Этим предписывается разделение лечебниц и приютов в то время, когда ничего еще не сделало для такого разделения. Она не указывает, однако, практического выхода, ссылаясь на то, что лишь дальнейшие изыскания вместе с опытом, приобретенным другими странами могут указать лучшие способы для призрения неизлечимых больных. Это, однако, потребовало добавления, по которому больные неизлечимые, эпилептики, идиоты и кретины могут приниматься в больницы для душевнобольных до тех пор, пока не будет устроено для них соответствующих помещений.
Сенатская комиссия очень настаивала на устройстве специальных больниц с одной стороны для идиотов и кретинов, а с другой для эпилептиков. Во многих государствах – Англии, Германии, Америке, – существуют многочисленный заведения, посвященные воспитанию и обучению идиотов. Во Франции – в Париже существует также образцовое заведете подобного рода, в Бисетре, очень богато обставленное и располагающее всеми необходимыми средствами для успешного ведения дела. В большинстве же департаментов идиоты остаются или совсем без призрения, или же смешаны с другими душевнобольными. Вопрос об идиотах имеет и для России очень большое значение, так как за крайне небольшими исключениями, у нас совсем нет заведений, куда бы можно было их помещать. Между тем призрение идиотов должно быть совершенно иным, чем других душевнобольных. По меткому выражению Эскироля, идиот это человек бедный от рождения, тогда как больной слабоумный – человек разорившийся. Многие идиоты при надлежащем руководстве доступны к обучению, некоторые из них нередко обладают различными односторонними талантами и могут быть хорошими ремесленниками, музыкантами и т. п. Блестящие результаты, получаемые от правильного воспитания идиотов, нередко вполне вознаграждающее затраченные на это расходы, налагают, по мнению комиссии, на государство обязанность организовать их призрение более правильным образом, не ограничиваясь помещением их в больницы для душевнобольных в тех случаях, если они становятся тяжелым бременем для семьи или являются опасными для общества. Поэтому в проекте комиссии указано, что государство обязано устроить на свой счет одно или несколько специальных заведений для воспитания идиотов.
Что касается до эпилептиков, то те из них, которые страдают в то же время резко выраженным психическим расстройством, обыкновенно помещаются в заведениях для’ душевнобольных. Но очень многие эпилептики, страдающие простой формой эпилепсии, остаются совсем без призора. Если с таким больным сделается припадок, положим, на улице – его доставляют в близлежащую больницу, но очень скоро его оттуда выписывают, как выздоровевшего. Если припадки повторяются часто, они служат препятствием для получения какого-либо места; больные не могут найти себе приюта и в больнице, так как обыкновенные госпитали очень неохотно отворяют им свои двери, а больницы для душевнобольных принимают их только при наличности душевного расстройства. Но помимо того, что эпилептики не находят себе надлежащего пристанища, они нередко бывают опасны вследствие того, что перед или после припадка судорог может быть кратковременное затемнение сознания, во время которого нередко совершаются самые ужасные преступления, или же приступа судорог совсем не бывает и он замещается таким быстро преходящим расстройством. Комиссия поэтому считает, что государство обязано принять на себя заботу и об эпилептиках, устроив и для них, как и для идиотов, одно или несколько специальных заведений. Сенат, однако, не принял предложения комиссии ни об устройстве заведений для идиотов, ни для эпилептиков. Комиссия Палаты депутатов, признавая подобные специальныя больницы необходимыми, снова предлагает установить в законе обязательность их устройства, только не на счет государства, а на счет департаментов; эти больницы могут быть или совершенно самостоятельными или же составляют лишь отделения при больницах для душевнобольных, и в последнем случае, по мнению комиссии, они не могут потребовать сколько-нибудь крупных расходов.
В каждом департаменте, по проекту Сената, учреждается одна или несколько наблюдательных комиссий, состоящих из 7 членов, из которых два выбираются департаментскими собраниями, а три назначаются префектом. В состав этих комиссий входят еще медицинский инспектор и попечитель, о деятельности которых будет сказано ниже. Эти наблюдательные комиссии существуют во Франции и в настоящее время, при чем главная их роль состоит во административном и финансовом контроле за заведениями. Собственно, же до самих больных, способа их помещения, их выхода, заботы об их интересах они не имеют никакого отношения; кроме того все члены этой комиссии, исполняющее свои обязанности без всякого вознаграждения, выбираются префектом. Сенатом несколько расширены их полномочия и до некоторой степени им поручена забота и об интересах самих больных.
Французские заведения нередко находятся теперь под двойственным управлением: медицинской частью заведует врач, а хозяйственной и административной – совершенно самостоятельный и независимый от него директор. Неудобства такой системы очень велики, так как в психиатрических больницах административная и хозяйственная сторона находится в самой тесной связи с собственно медицинской. Правильное устройство внутренней жизни, организация занятий, прогулок, развлечений, установление правильного надзора, способ питания и проч. представляют даже несравненно более важные средства при пользовании душевнобольных, чем лекарства, и должны находиться в непосредственном ведении врачебного персонала. Разделение медицинского и хозяйственного управления нередко ведет при этом к различного рода столкновениям, так как директор, заведующей хозяйством, будучи лицом совершенно самостоятельным и при том не всегда стоящий на высоте психиатрических требований, преследуя главным образом экономические цели, может идти совершенно в разрез с врачебными предписаниями. Новый проект устанавливает в принципе, что общественные заведения, состоя под властью министра и префекта, управляются врачом-директором, который и является ответственным лицом, как в медицинском, так и хозяйственном отношении. Однако министру, по представлению высшего комитета о душевнобольных – этого нового учреждения, устанавливаемого проектом, – представлено право разъединять управление между заведующим врачом и директором. Эго добавление сделано главным образом в тех видах, что существуют очень большие заведения, где одному лицу является невозможным следить надлежащим образом за всеми сторонами дела. Необходимо, однако, отметить, что даже для самых больших заведений такое разделение управления в высшей степени нежелательно. Главой и ответственным лицом всегда должен быть врач, который один только и может вникать во все нужды и потребности заведения. Если число больных очень велико, то силой вещей заведующий врач превратится главным образом в администратора, отчего медицинская сторона нисколько не пострадает, так как она распределится между другими врачами заведения заведующими различными отделениями.
Помимо самостоятельных общественных заведений многие департаменты имеют еще для помещения душевнобольных так наз. отделения при общих госпиталях. По общему единогласному отзыву эти отделения находятся в самом плачевном виде. Учрежденный в очень давнее время – некоторые из них возникли при Людовике XIV под влиянием его предписаний о мерах для подавления нищенства, – они ничего не сделали для улучшения своих помещений; больные пользуются плохим уходом, получают остатки пищи от общей больницы, а также обноски одежды. Одежда носит название наследуемой (vetements de succession); так как она переходит к душевнобольным от покойников умерших в госпиталях. Экономия, получаемая таким путем от этих отделений, идет на увеличение бюджета всего госпиталя. Несмотря на то, что еще с начала столетия неоднократно высказывались мнения (напр. Эскоролем был представлен доклад в 1818 г.) о необходимости уничтожить эти отделения, французские проекты не решились прибегнуть к такой радикальной мере. Для устранения же существующих злоупотреблений, отделения при госпиталях приравнены к самостоятельным заведениям в отношении медицинского управления, лечения и наблюдения за больными: заведывание ими поручается врачу, который и является ответственным директором. Вместе с этим отделения должны иметь совершенно отдельный бюджет, остатки от которого должны идти исключительно на улучшение этих же отделений.
Отделения при госпиталях представляют очень большую аналогию с нашими старыми домами умалишенных, которые точно также считались – а во многих местах и продолжают считаться – отделениями общей больницы. Это было явление повсеместное при существовании Приказов; и лишь в последние годы земства все более проникаются мыслью о необходимости полного разделения психиатрических отделений от общих больниц. При существовании одного общего управления – отделения для душевнобольных представляют почти везде очень неприглядную картину; больные являются отщепенцами, получая как и во французских quartiers d’hospice объедки и обноски, непригодные для больных соматических. О сколько-нибудь правильном внутреннем режиме подобных отделений в большинстве случаев нет и речи. Ответственным лицом является в этих случаях старший врач общей больницы; хозяйственная и административная часть находятся в руках смотрителя общей больницы: ни тот ни другой не имеют ни времени, ни еще более желания вникать в специальные нужды психиатрического заведения; нередко при этом все благие начинания специалиста-психиатра, приглашенного для заведывания таким отделением, вместо поддержки встречают отпор и противодействие со стороны больничной администрации. Опыт показывает, что старые дома умалишенных начинают терять свой непривлекательный вид и превращаться в действительно благоустроенные заведения лишь с того времени, как они перестают быть придатками общей больницы и становятся, как в медицинском, так и хозяйственном отношениях, совершенно от нее независимыми. Самостоятельность психиатрических больниц – необходимое условие для их правильного функционирования и развития; при этом самостоятельность не только во врачебном отношении, но непременно и в административном и хозяйственном, так как эти стороны имеют даже еще большее значение при правильной организации психиатрических заведений. Между тем у нас сравнительно лишь в немногих губерниях психиатрические заведения отделены от общих больниц в самостоятельные учреждения. Поэтому меры, которые могли бы устранить существующее в них крупные недостатки, имеют для нас гораздо более важное значение, чем для Франции, где сравнительно таких отделений не много. Мерой же наиболее действительной может быть только полное отделение их от общей больницы.
Но и при самостоятельности психиатрических заведений большое значение имеет, кому подчинены врачи и другие служащие. У нас в большинстве случаев врачебный персонал находится в непосредственной зависимости от городских и земских учреждений. Нередко с переменой состава гласных или даже управ изменяется совершенно отношение к больнице, и то, что иногда вырабатывалось в течение многих лет, легко может быть уничтожено благодаря произволу лиц, мало сведущих в психиатрических вопросах. Поэтому врачебный персонал должен находиться в относительной независимости от местного управления. В Швеции главный врач заведения для душевнобольных подчиняется непосредственно королю. Главное управление может только донести королю, если найдет, что он дурно исполняет свои обязанности. По новому французскому проекту врачи-директоры, врачи заведующее отделениями (les medecins en chef) и врачи-ассистенты (les medecins adjoints) назначаются министром внутренних дел. Это порядок устанавливается как по отношению к общественным заведениям, так и отделениям при госпиталях и частным заведениям, заменяющим собой общественные. К частным заведениям, принимающим больных от департаментов, применены кроме того еще довольно суровые меры; всякий директор (не врач) такого заведения, в случае дурного состояния лечебницы, может быть уволен декретом президента республики и замещен временным управляющим, при чем такое временное управление не может продолжаться более б месяцев. Так как и во Франции личная протекция и связи играют очень большую роль при назначении на то или иное место, при чем выбор не всегда падает на вполне достойных, то условием назначения врачей-ассистентов новый проект ставит публичный конкурс, а врачи, заведующее отделениями, назначаются по представление высшего психиатрического комитета, ведущего соответственный реестр; сенатская комиссия предполагала при этом, что заведующее врачи должны выбираться исключительно из врачей ассистентов, в течение нескольких лет исполнявших свои обязанности. – Остальные служащие в общественных заведениях – кроме служителей – назначаются префектом, согласно представлению директора и наблюдательной комиссии; служители же назначаются непосредственно директором врачом, даже в том случае, если существует раздел же между медицинским и хозяйственным управлением.
Войти с помощью соц. сетей: