Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Правильная организация системы призрения душевнобольных составляет наиболее важную обязанность государства по отношению к этим больным. В России, наравне с отсутствием вообще организации общественного призрения в широком смысле, не существует и строго выработанной системы призрения душевнобольных, что составляет один из чрезвычайно важных пробелов нашего законодательства. Лишь в самое недавнее время под председательством Е. Грота учреждена комиссия для подготовки законодательных мероприятий, касающихся общественного призрения, в том числе и призрения душевнобольных.
С принятием христианства общественное призрение, относившееся ко всем сирым, увечным и убогим, было возложено на церковь и монастыри. Одной из светлых страниц русской истории несомненно является отсутствие тех преследований и гонений, которые так широко практиковались в Западной Европе, вели к самым бесчеловечным пыткам и оканчивались нередко массовыми сожжениями на кострах – под влиянием мысли, что душевнобольные находятся во власти дьявола. Покровительство, оказываемое монастырями душевнобольным, продолжалось очень длинный период. Лишь в 1723 году дан Синоду указ „сумасбродных и под видом изумления бываемых, каковые напред сего аки бы для исцеления посылались в монастыри: таковых отныне в монастырь не посылать“. Указ однако не поясняет, куда, помимо монастырей, следует помещать душевнобольных. По всей вероятности, обязанность заботиться о такого рода больных предполагалось возложить на незадолго перед тем учрежденный главный магистрат, введение которого должно было находиться и устройство смирительных домов, школ и больниц. Несмотря поэтому на указ Петра, уже через 2 года Сенат приказал отослать в Святейший Синод для определения в монастырь Бутырского полка беснующихся солдат да извозчика“, прибавив, что „и впредь таких отсылать в Святейший Синод для определения в монастыри, и в монастырях содержать оных в особом месте, имея над ними надзирание, чтобы они не учинили какова себе и другим повреждения“. А еще через два года в виду донесения, что таких явившихся для посылок в монастыри в Синод не принимаюсь, объявляя указ 1723 года, был издан Именной указ, объявленный из Верховного Тайного Совета Сенату об отсылке в монастыри преступников за старостью лет и от природы увечных, также умалишенных люден, по-прежнему. Синод находил, однако, много неудобств в принятии в монастыри посылаемых туда для исправления колодников. При этом делались ссылки на принятие денежных сумм на их отправку и на их содержание; на то, что в монастыри всегда приезжают для богомолья знатные персоны и прочие всякого чина люди и опасно, чтобы безумный какого бесчестия, повреждения и другого бесчестия не учинил; на затруднение, которое возникает от недостатка караульных солдат, а также на то, что Синод не имеет способов к испытанию и увещаниям, ибо и по правилу 79 Святых Апостолов возбранено допускать на молитву безумного, пока он не освободился от безумия. Указываемые неудобства устранялись до некоторой степени различными сенатскими указами, так отправка была принята на счет коллегии экономия для содержания назначены оставшиеся от штатного назначения монашеские порции; для караулов приказано употребить тех из отставных солдат и офицеров, которые живут на иждивении монастырей, впоследствии же караульные солдаты посылались от тайной Канцелярии.
Лишь Петром III была указана необходимость надлежащего способа призрения душевнобольных. В 1762 году на докладе Сената он положил следующую резолюцию: „безумных не в монастыри отдавать, но построить на то нарочный дом, как то обыкновенно и в иностранных государствах учреждены долгаузы“. Для приведения этой резолюции в исполнение Сенат поручил академии наук сделать переводы с уставов иностранных долгаузов.
Екатерина Великая при рассмотрении указов, изданных Петром III, выразила согласие с прежней резолюцией, но так как долгауз не мог быть скоро выстроен, то она приказала для призрения душевнобольных назначить монастыри, а об устройстве долгауза учинить установление. Согласно с этим Сенатом было назначено для содержания и присмотра за помешанными два монастыря, один в Новгородской, другой в Московской епархии. В эти монастыри должны приниматься только помешанные из дворянского сословия и при том признанные таковыми Сенатом. Содержание их, пища и одежда должны производиться из доходов принадлежащих им деревень („без излишества, а напротив того, чтобы и недостатка не было“), а присмотр за ними быть возложен на солдат и офицеров, находящихся при монастырях на пропитании (в ведомстве канцелярии синодального экономического правления). Впоследствии по почину генерал- прокурора, предложившего в каждой губернии назначить по два монастыря – один мужской, а другой – женский, Правительствующей Сенат назначил на первое время три места: С.-Петербург, Москву и Казань (1773 г.).
В Петербурге однако уже раньше был составлен комитет для выработки способа призрения больных в столице и для устройства подходящего для них помещения. Поводом к этому послужило увеличение в городе помешанных, из которых многие производили беспорядки. В силу этого был издан именной указ (1766 г.), которым все жители города обязывались под страхом наказания объявлять в полицию о всяком, какого бы он звания ни был, помешанном, особенно же о таком, который может нарушить общественный порядок или нанести вред другим или совершить преступление; лица, не объявившие о больном, отвечают за вред, им нанесенный, как будто они сами то зло учинили, но если даже полицейские служители или кто иной найдет в доме не объявленного в полиции сумасшедшего, то хотя бы какого зла и не учинил, взыщется за необъявление не малый штраф. Вслед за объявлением указа в полиции так много скопилось представленных помешанных, что призрение их для полиции сделалось невозможным. По необходимости возникла мысль устроить для них особый дом и отдать его в ведение генерал-полицеймейстера; для приведения этого в исполнение и была образована комиссия, выработавшая через 12 лет регламент для долгауза.
С учреждением Приказов общественного призрения на них была возложена обязанность заботиться об учреждении и благосостоянии, кроме других заведений, и для умалишенных. Те правила, которые тогда были преподаны для руководства Приказом, с небольшими дополнениями легли в основание и до ныне действующих статей закона об устройстве и внутреннем быте заведений для душевнобольных. Главные из них следующие: (Св, Зак. т. ХШ Уст. Общ. Призр. изд. 1857).
Ст. 623. При учреждении заведения для призрения умалишенных, Приказ избирает отдельный дом, довольно пространный и кругом крепкий, дабы никто из содержимых не мог убежать („чтобы утечки из него учинить не можно было“, говорит старый закон).
Ст. 624. Дом для умалишенных снабжается пристойным, добросердечным, твердым и исправным надзирателем, также потребным числом людей для смотрения за умалишенными и для прислуги. В число сих людей нанимаются служители за добровольную плату из отставных солдат, добрых и исправных, или же из иных людей.
Ст. 624. Приставники и прислуга обходятся с умалишенными человеколюбиво и во всякое время имеют крепкое и неослабное смотрение, чтобы умалишенный ни сам себе, ни другим вреда не учинил.
Ст. 1286. Как надзирающие, так и служители сего дома, обращаются с умалишенными и в направлении их к чему-либо вредному и непристойному, воздерживают их с кротостью, терпением и человеколюбием.
Ст. 1287. К помещению в доме для умалишенных число их не определяется.
Ст. 626. В дом для умалишенных неимущие умалишенные принимаются безденежно, имущие же за умеренную плату, которая устанавливается соразмерно издержкам на том же основании, как и плата за содержание и лечение больных в заведениях приказом призреваемых.
Ст. 629. Люди, совершившие в припадках сумасшествия преступление, принимаются в дом и содержатся безденежно.
Ст. 1282. Умалишенные представляются для содержания в сем доме чрез своих родственников или посредством сыскных начальств.
Ст. 1284. Умалишенные содержатся в особых отделениях, по свойству сумасшествия: кроткие по нескольку человек в одной комнате, а злые каждый особо, и мужской пол отдельно от женского.
Ст. 1285. Из комнат, занимаемых умалишенными, должны быть удалены все орудия и вещи, коими они могут вредить себе и другим.
Ст. 628. Умалишенные содержатся по свойству сумасшествия или каждый; особо взаперти, или же в таком месте, где от него никакой опасности, ни вреда произойти не может.
Ст. 1287. Кроткие умалишенные пользуются прогулкой по двору свободно, а злые со всеми предосторожностями, дабы не могли причинить кому вреда.
Прим. Двор при доме умалишенных должен быть обнесен высокой и крепкой оградой, и чтобы в оном не было ни камней, ни обломков и прочего, могущего для них служить вредным орудием.
Ст. 625. В дома для умалишенных вообще запрещается наряжать караулы и ставить часовых в комнатах, где содержатся умалишенные, или в садах и дворах, служащих местом их прогулок.
Караулы при домах для умалишенных были отменены лишь в царствование императора Николая I, который во время своего путешествия в 1832 году, найдя в Рязанском доме умалишенных внутри покоев военный караул от гарнизонного батальона, нашел это неприличным и сейчас же велел отменить его. Наружные же караулы оставались до 1859 года, когда был издан именной указ „о воспрещении вообще наряжать часовых ни в комнатах, ни в садах и дворах тех помещений, где содержатся умалишенные; это запрещение распространялось и на военные госпитали.
Сильным толчком к улучшению способов призрения душевнобольных послужила передача заведений Приказа Общ. Пр. в ведение земских и городских учреждений. Переполнение больниц, достигшее крайней степени, заставило большинство земств приступить или к переустройству существующих помещений или к устройству совсем новых больниц. Благодаря этому за последние годы возникло не мало больниц, многие из, которых могут быть поставлены на одном уровне с лучшими западноевропейскими заведениями. Большое значение имела при этом деятельная помощь, оказанная со стороны правительства. В циркуляре к губернаторам в 1879 г. Министр Внутренних Дел указывает на то, что дома для умалишенных были переданы в ведение земств почти повсеместно в более или менее неустроенном виде и остаются, как по личным наблюдениям министра, так и по имеющимся в министерстве сведениям, в прежнем неудовлетворительном состоянии.
„Уже по одному чувству человеколюбия, говорит циркуляр, а еще более во внимание к тому, что принадлежащем попечении о душевнобольных значительная доля их может вновь сделаться полезными членами общества – дальнейшее оставление дела призрения умалишенных, в его нынешнем положении, не соответствовало бы ни мероприятиям Правительства о народном преуспеянии, ни благотворным заботам в этом отношении со стороны земских учреждений. Обсуждая меры к улучшению этой отрасли государственная благоустройства, я пришел к заключению, что первый шаг в этом направлении должен состоять в улучшении для помешанных помещений, устроенных преимущественно в давнее время, при господстве иных взглядов на этого рода больных, и представляющих скорее места заключения, чем заведения для призрения. Вместе с сим я не мог не принять в особое уважение того, что в деле призрения умалишенных устройство для них помещений, сообразно с требованиями психиатрии, требует значительных единовременных затрат, трудно исполнимых для отдельных земств при настоящем положении вещей. Посему и дабы поставить это дело в иные, более благоприятные условия, которые изменили бы направление оного в самом основании, я остановился на мысли оказать земствам деятельную со стороны Правительства помощь, о чем и входил с представлением в комитет министров, полагая сделать такое воспособление земским учреждениям на счет особого на сей предмет источника. Комитет министров постановил, что пособия, размер которых не должен превышать пятидесяти процентов действительно употребленных земствами сумм, могут быть разрешаемы как тем земствам, кои впредь устроят и расширят для умалишенных помещения, так и тем, кои произвели уже улучшения эти на собственные средства. В первом случае требуемое предварительное одобрение Министерством Внутренних Дел проектов и смет и разрешение приступить к работам. Вместе с тем комитет указывает, что при разрешении работ должна быть соблюдаема постепенность, при чем прежде всего имеет быть допускаемо производство улучшения помещений для умалишенных в тех губерниях, где таковые находятся в более неудовлетворительном состоянии и нуждаются в скорейшем переустройстве. Пособия тем земствам, которые произвели уже улучшения, не могут получать другого назначения, как на меры общественного призрения; выдаются они не иначе, как по освидетельствовании и признании произведенных работ соответствующими требованиям призрения умалишенных.”
Поддержка, оказанная правительством, принесла чрезвычайно большую пользу в смысле расширения и увеличения помещений для душевнобольных. Нельзя только не отметить, что требование о предварительном одобрении в Министерстве проектов и смет иногда оказывалось положительно вредным. Рассмотрение их было возложено на особую комиссию, в состав которой вошли проф. Балинский и архитектор Штром; эта комиссия часто видоизменяла или предлагала свои собственные проекты, которые нередко оказывались довольно плохими, как потому, что не удовлетворяли местным условиям, а также и в силу того, что не всегда соответствовали общим психиатрическим требованиям. Однако помощью правительства воспользовались далеко не все земства; с другой стороны, земские учреждения были введены не во всех губерниях, и во многих из них остались по-прежнему дома для умалишенных в ведении Приказов. Поэтому на ряду с заведениями, которые могут быть названы образцовыми, мы встречаем не мало таких, которые находятся в самом ужасном и первобытном состоянии.
Таким образом забота правительства по отношению к призрению душевнобольных почти исключительно ограничивалась устройством новых и расширением старых больниц. Общая система организации призрения совсем не регулировалась нашим законодательством. У нас нет фактического контроля ни за заведениями для душевнобольных, ни за теми больными, которые призреваются на дому. По закону контроль этот принадлежит губернаторам, которым поручены „доставление страждущим и беспомощным надлежащего призрения и высший надзор за скорым исполнением всех законных требований и постановлении» (сг. 494 т. II. ч. 1). Они должны наблюдать, чтобы все общественные заведения, находящиеся в ведении Приказов, городских или земских учреждений, служащие для призрения, в том числе и дома для лишенных ума „находились и содержались в совершенном порядке и исправности, сообразно с начертанными для сего общими или же особенными для каждого правилами. Они обязаны все татя заведения посещать и обозревать непосредственно в губернском городе сколь возможно чаще, а в городах уездных, местечках и посадах при объезде губернии, поручая сверх того осмотр сих последних и надежным чиновникам, при командировании их по другим делам, дабы иметь удостоверение, что в них все соответствует цели их учреждения (lb. ст. 570). Понятно, что этот контроль остается чисто фиктивным и не влечет за собой какого-либо практическая результата. Относительно лиц, находящихся не в больнице, губернаторам, помимо предписанного доставления страждущим и беспомощным надлежащего призрения, предоставлено также право распорядиться об освидетельствовании для назначения опеки тех лиц, о которых они получат достоверное сведение, что они опасны в общежитии или, по крайней мере, не могут управлять имением. (II т. ч. 1. ст. 565).
У нас нет никакого контроля и относительно помещения душевнобольных в заведения; нет никаких правил, которыми следует руководиться при приеме или выписке больного. В законе предписан контроль только относительно больных, помещаемых в частные лечебницы:
Если безумные или сумасшедшие, не совершившие преступления, будут отданы в частные лечебные заведения без предварительного формального освидетельствования их, то содержатели сих заведений обязаны немедленно уведомлять о сем местное медицинское начальство, которое также представляет о сем неотложно Губернатору. Сей последний по получении такого уведомления, собирает немедленно, частным образом и без огласки, сведения: не было ли при помещении тех больных в лечебные заведения какого-либо злоупотребления власти над ними и, независимо от того, сообщает, смотря по состоянию и званию больного, о собрании таким же образом означенных сведений местному Предводителю Дворянства или Городскому Голове. Если по собранным сведениям обнаружатся обстоятельства, требующие каких-либо особых распоряжений, то Губернатор поступает, смотря по обстоятельствам, на точном основании статей 564 и 565.
Во многих губерниях еще в не особенно давнее время существовал неизвестно откуда взявшийся порядок, по которому прием больных в дом умалишенных зависел от освидетельствования в присутствии губернского правления. Без такого освидетельствования в одних местах больные совсем не принимались и должны были ждать определенного дня недели или месяца, в который производилось освидетельствование; в других же они принимались только временно, на испытание, и считались не умалишенными, а испытуемыми, до тех пор пока формальное освидетельствование не закрепляло за ними первого названия. Это разделение на умалишенных и испытуемых сохранилось, по-видимому, в некоторых больницах и до настоящего времени (напр, в Воронежской). Установление того или другого порядка при поступлении больных, т. е. требование формального освидетельствования или без такового, зависел вполне от личного взгляда губернатора. В 60-х годах московское губернское правление обратилось по этому поводу за разъяснением в Сенат, спрашивая, следует ли лиц, поступающих вследствие помешательства на излечение в Преображенскую больницу, подвергать формальному освидетельствованию согласно установившемуся порядку, т. е. свидетельствовать всех, без заявления на то желания со стороны их родственников. Сенат разъяснил, что закон не указывает на необходимость обязательного освидетельствования всех больных, поступающих в частные или общественные заведения, и что такое освидетельствование по закону должно производиться только ню требование родственников или опекунов с целью наложения опеки.
Формальное освидетельствование, производимое в губернских правлениях, имело своею целью устранить возможность злоупотреблений при помещении больных в доме умалишенных. Но так как это освидетельствование заключалось в „строгом рассмотрении ответов на предлагаемые вопросы, до обыкновенных обстоятельств и домашней жизни относящееся», и так как решающее значение в этом вопросе принадлежало лицам, совершенно несведущим, то понятно, к каким нежелательным и плачевным результатам оно могло приводить. Только при резко выраженных симптомах болезни, вполне очевидных для каждого, и при наличности бессмысленных ответов, Губернское Правление признавало данное лицо умалишенным и след, подлежащим приему в больницу. При возникновении же сомнения или при отсутствии явно нелепых ответов оно оставляло его на испытании, подвергая через известные промежутки времени новому освидетельствованию. Такое испытание нередко длилось месяцами и годами, а число освидетельствований доходило до 15–16.
Выписка больных из дома умалишенных точно также производилась во многих местах лишь с разрешения губернского правления после вторичного освидетельствования. Во многих больницах выписка была обставлена, кроме того, другими формальностями. Так, по инструкциям Преображенской больницы родственникам дозволялось брать больных на свое попечение лишь при условии, что больной не был одержим припадками, опасными для общественного спокойствия, в чем должно быть письменное удостоверение главного доктора и всех медиков дома для умалишенных. Вместе с тем принимающего на свое попечение больного обязывали подпиской, что он отвечает за всякий вред, нанесенный больным себе или другим; бралось письменное обязательство и в том, что по совершенном выздоровлении больного принимающий его представитель для второго освидетельствования в губернское правление своей губернии, при чем попечитель больницы уведомлял об отпуске им больного на печение родственников начальство той губернии, где долженствует жить больной, с дополнением, что он должен быть вторично освидетельствован по совершенном выздоровлении. Кроме всего этого, до 1872 года больной мог быть отдан на попечение родственников только с согласия попечителя больницы. 1) В настоящее время эти придуманные помимо закона формальности не практикуются более, и больные принимаются и выписываются по одному, обыкновенно письменному, заявлению родственников, и лишь относительно больных, помещаемых в частные лечебницы, остается обязательным уведомление об этом местного медицинского начальства.
Совсем не урегулированы у нас помещения больных по распоряжению администрации. Государство должно заботиться не только о больных, но и о здоровых; помимо доставления лечения и призрения для душевнобольных, оно должно принимать меры и к предотвращению той опасности, которую они могут представлять для окружающих. Принятие мер к предупреждению преступлений лежит вообще на обязанности полиции. Существует старое постановление, которым точно также и обязанность принимать меры по отношению к опасным больным возлагается на чины полиции.
„Если окажутся вне домов своих люди, поврежденные в уме, то служители земской полиции должны немедленно брать их и обращать в их дома, дабы они состояли там под присмотром. Когда неизвестно откуда они, или же когда при сильных припадках сумасшествия, они сделаются опасными для себя и других, то служители земской полиции доводят о сем до сведения станового пристава, принимая между тем, в ожидании распоряжения начальства, надлежащие меры к предупреждению могущего произойти от сих людей вреда” (Св. Зак. XII. 10306. IV. § 140).
Недостаточность указаний со стороны закона на обязанности полиции по отношению к душевнобольным с очевидностью вытекает из того положения, которое создаюсь в Москве. Полиция не только сама не принимает никаких мер к предотвращению опасности со стороны больных, но оставляет без внимания и поступающие к ней заявления об этом со стороны частных лиц или учреждении. В прежнее время больные, которые оказывались вне призора или относительно которых родные обращались за помощью к полиции, принимались в так наз. приемные покои, устроенные при полицейских частях, откуда они по мере освобождения места переводились в Преображенскую больницу. Как ни были плохи в большинстве случаев эти приемные покои по отсутствию всяких приспособлений в устройстве, по отсутствию надзора и надлежащего ухода, они тем не менее исполняли хоть то назначение, что избавляли общество от опасных и совершенно неудобных для общения членов. В настоящее время душевнобольных запрещено принимать в приемные покои, а так как за переполнением и Преображенская больница отказывает в приеме, то в Москве душевнобольные, как бы они опасны ни были, предоставлены всецело на попечение родных, часто совершенно беспомощных в этом отношении и не знающих, что им делать со своими больными.
Гораздо более целесообразный порядок устанавливается в последние годы в Петербурге. Прежде и там больные также в большом количестве поступали в приемные покои и подолгу ожидали своей очереди для помещения в больницу; многие из них выздоравливали, умирали, большей же частью переходили в хроническое состояние. В 1890 году г. Петербургский градоначальник предписал чинам полиции отправлять душевнобольных в соответствующее лечебное заведение, помимо приемных покоев; в случаях же отказа больницы в принятии доставленных полицией больных, составлять протоколы и представлять оные к градоначальнику для привлечения виновных к ответственности. Следствием этого приказа был перевод всех больных из приемных покоев (ок. 50 чел.) и распоряжение больничной комиссии о дальнейшем беспрепятственном приеме всех полицией направляемых больных в больницу св. Николая чудотворца, которой было предоставлено размещать их по мере возможности в других городских учреждениях для душевнобольных.
Обязательному помещению подлежат лишь по определению Суда душевнобольные, совершившие поджог, убийство, а также попытку на убийство или на самоубийство. Но в то же время совсем не выработана система призрения как больных, совершивших то или другое преступление в припадке болезни, так и преступников, заболевших психическим расстройством в то время, как они отбывали наказание.
В тех губерниях, где были упразднены Приказы общественного призрения, все благотворительные учреждения, в том числе и больницы для душевнобольных были переданы в ведомство городских и земских учреждений. В высшей степени важно разъяснение Правительствующего Сената об обязанности земства призревать всех своих душевнобольных, не ограничиваясь каким-либо определенным числом.
По поводу отказа одного Губернского Земского Собрания в приеме в дом умалишенных больных, сверх определенной Собранием нормы, обстоятельства этого дела восходили на рассмотрение Правительствующего Сената, который нашел, что на основании 623–629 ст. XIII т. Уст. Пp. Общ. Призр., содержание домов для умалишенных возложено на Приказы Общественного Призрения, а по введении в действие Положения о Земских Учреждениях, попечение о народном здравии и общественном призрении, по точному и буквальному смыслу ст. 2 Пол. о Зем. Учр., отнесено к предметам ведомства Земских Учреждений. Принимая за сим во внимание, что количество больных, призреваемых в домах для умалишенных, по смыслу вышеприведенных статей Закона, не ограничено никакой цифрой и что с другой стороны, при недостаточности для них существующих помещений, Земство, в силу 2 ст. Пол., обязано или нанять или приобрести таковое, для чего может воспользоваться правому предоставляемых ему ст. 79 вр. для Зем. Учреж. Прав., Правительствующий Сенат не мог не признать отказ Губернского Земского Собрания Приеме в дом умалишенных больных, сверх определенной Собранием нормы, лишенным законного основания, а посему определил: постановление по настоящему делу Собрания отменить, поручив Губернатору предложить Губернскому Земскому Собранно о немедленном принятии мер, необходимых для исполнения обязательной для него по сему предмету потребности (Цирк. М. В. А. 1»78 г. № 1241).
А так как, согласно указанно закона „к предметам ведомства городского общественного управления принадлежит: устройство на счет города благотворительных заведений и больниц и заведовать ими, на основаниях, указанных для земских учреждений относительно подведомственных сим последним такого рода заведений». (Св. Зак. т. II ч. I ст. 1449), то разъяснение Сената можно считать вполне применимым и к городским больницам. По закону обязанность призревать душевнобольных возложена на города и земства, при чем они должны призревать всех больных и никому не отказывать в приеме.
Между тем в действительности мы видим, что в той же Москве отказ в приеме больных практикуется в очень широких размерах, а Московское земство только что приступает к устройству своей лечебницы, открытой пока на ограниченное число мест, и также охотно как город, отказывает в приеме. При этом город, получивший в свое ведение больницу от Приказа общественного призрения, считает, что разъяснение, данное Сенатом, относится исключительно к земским учреждениям. Московское же земство в свою очередь считало до сих пор постановление Сената не относящимся до него, так как оно не получило больницы от Приказа и не имело своей собственной. Наоборот Сенатское разъяснение заставляло Московское земство постоянно откладывать давно уже признанную необходимою постройку своей больницы; откладывать в виду того, что раз у него была бы своя собственная, хотя бы маленькая больница, оно точно также не имело бы основания отказывать своим больным в приеме, между тем как число больных в губерниях настолько значительно, что устройство больницы соответственно всему числу нуждающихся требовало как одновременной и очень большой затраты, так и ежегодных крупных расходов на содержание. При этом земство особенно охотно ссылалось на то, что оно не получило капиталов Приказа и что это обстоятельство освобождает его от обязанностей, которые прежде лежали на Приказах. Однако приведенное Сенатское разъяснение, по которому земства не могут отказывать в приеме своим больным, совсем не касаются вопроса, получило ли земство капиталы от Приказа или нет. Мотивы для его решения очень просты и убедительны: 1) попечение общественным призрением возложено на земские учреждения, к которым также перешла обязанность заботиться и о попечении душевнобольных и 2) количество призреваемых больных законом не ограничено никакой цифрой. Отсюда следует логический вывод, что земства не могут отказывать в приеме больным и при недостаточности помещения, а обязаны или нанять или приобрести таковое. Из этого же следует и другой не менее логический вывод: в случае, если совсем нет подходящего помещения, земство обязано его устроить. Не девать этого вывода значит ничто иное, как обходит закон, пользуясь его недомолвкой.
В всяком случае то печальное положение, в котором находится призрение душевнобольных в Москве и губерниях, свидетельствует, что в нашем законе существуют недоговорки и неясности даже и по отношению к вопросу, на какие учреждения падает обязанность доставлять необходимое призрение для душевнобольных.
Что касается до ограждения личных или имущественных прав душевнобольных, находящихся в больницах, или лечащихся на дому, то этой стороны вопроса наше законодательство совсем не касается, ограничиваясь лишь предписанием мер, необходимых для назначения опеки.
Пробелы, представляемые нашими законами, относящимися к организации призрения душевнобольных, становятся особенно резкими при сравнении с проникнутыми общей идеей и строго выработанными системами западноевропейских законодательств. Не имея возможности за недостатком времени излагать подробно положение этого вопроса во всех государствах, я главным образом остановлюсь на новом французском законопроекте, хотя разработка его, начатая уже много лет, далеко еще не окончена, и он был и продолжаешь служить поводом для всестороннего обсуждения.
Войти с помощью соц. сетей: