Глава двадцать четвертая

Затишье перед бурей

Лорат привел отряд обратно в таверну «Оскалившийся пес», где, несмотря на все опасения Каллена, нефалемы действительно проспали весь день, как убитые. В ту ночь, когда они проснулись, рыцари шумно праздновали в таверне победу. По большей части хорадримов приветствовали гуляки, пьяные и веселые. Слухи о роли, которую отряд сыграл при осаде крепости храмовников, уже распространилась, и рыцари заинтересовались ими, хотя Зейлу и досталось несколько косых взглядов да неприязненное бормотание от тех, кто был менее гостеприимен к адептам темных искусств.

Невзирая на дурные предчувствия, все хорадримы взяли себе немного еды и выпивки, за исключением некроманта, которого отвлекало возможное присутствие так называемых призраков, о чем он и поведал Микулову, сидящему у двери, достаточно далеко от шума, чтобы поговорить свободно. Зейл рассказал о нарушении баланса и беспокойстве тех, кто давно покинул этот мир, он ощущал их ропщущую толпу на заднем плане.

Вскоре после этого Зейл ускользнул, чтобы прогуляться по улицам. Монах составил бы ему компанию, но сейчас его занимали другие дела. Джейкоб и Шанар сели за стол и, склонив друг к другу головы, разговаривали; похоже, беседа их была довольно интимной. Джинвир стояла в стороне и, казалось, ее мучила почти физическая боль. Микулов плохо разбирался в сердечных делах, но по тому, как она смотрела на двух своих друзей, было ясно, что она испытывает к Джейкобу сильные чувства, которые кинжалом раздирают ее изнутри.

Обычно Микулов считал, что это не его дело, но в данном случае раскол между членами отряда имел прямое отношение к их миссии. Он решил внимательно следить за ними, а попутно подумал, что и Тираэлю следует об этом знать. Но когда Микулов стал взглядом искать архангела, того уже не было рядом.

* * *

Тираэль незаметно выскользнул из «Оскалившегося пса», оставляя теплый свет фонарей и хриплые голоса позади, и вышел на улицу.

Пришло время обратиться за советом к чаше. Он ждал достаточно долго. Какая разница, на что остальные тратят драгоценные часы в таверне, вместо того, чтобы готовиться к штурму Небес? Ответственность за этот план лежит именно на нем, и ему нужна мудрость, источником которой была Чалад’ар. В частности, ему надо знать, какова роль Шанар в этой авантюре и есть ли у нее хоть малейший шанс на успех.

В тот вечер, когда Тираэль очнулся, его мышцы горели огнем. Он чувствовал каждый шаг, каждый вдох был словно раскаленное железо. Кожа буквально зудела от желания прикоснуться к чаше, а пальцы дрожали. Когда архангел погружался в ее глубины, он снова чувствовал себя ангелом. И все же, он прекрасно помнил, что чаша подарила ему в прошлый раз – чувство ужаса, безнадежности и потери.

Что же Чалад’ар делала с ним? Какое воздействие она оказывала на плоть и кости? Она ведь никогда не предназначалась для смертных.

Но жажда была слишком сильна, чтобы ее игнорировать.

На улицах, ведущих к таверне, было слишком много людей, он не мог вынести шума города. Тираэль побрел дальше, в ту часть Вестмарша, которой еще не видел. В стороне от оживленных улиц он отыскал место, где когда-то бил фонтан, теперь высохший и потрескавшийся, расположенный рядом с обветшалым и темным зданием. Какой-то человек, одетый в лохмотья, что-то пробормотал, когда Тираэль вошел во двор. Затем бродяга поднялся на ноги и заковылял прочь, оставляя за собой шлейф алкогольного перегара.

Когда Тираэль вытащил Чалад’ар и заглянул в чашу, его будто окатило волной облегчения. Разум воспарил над физической оболочкой, оставляя тело лежать на потрескавшихся разбитых плитах, пока дух парил среди поющих нитей света и эмоций. Почти сразу же архангел почувствовал чье-то присутствие – что-то наблюдало за ним, но в этот раз было успокаивающе знакомым.

Здесь твое место.

И все же Тираэль не мог полностью отгородиться от другого исходившего изнутри голоса. И голос этот предупреждал: действия Архангела Мудрости могут привести его к гибели.

Словно в ответ на эти слова, та субстанция, в которой он дрейфовал, начала меняться, и свет окутал Тираэля удушающим, спутанным ковром. Шепот раздавался со всех сторон, паранойя, страх и ярость брали верх над всеми остальными эмоциями.

Ощущение тьмы и развращения становилось все сильнее. Архангелы собрались против него. Империй послал Сикарай, чтобы уничтожить отступника и его отряд, и когда он атакует снова, было лишь вопросом времени. Совет Ангарис нашел его слишком легко. Есть ли среди них предатель? И если это так, то уничтожит ли этот факт единственный крохотный шанс Тираэля на успешное завершение дерзкой авантюры, которую он задумал?

Монах внимательно наблюдал за ним, шпионил в лесу, и казалось, постоянно держал его в поле зрения. Возможно, предателем и правда был Микулов, и все это время именно он приводил к ним призраков. Или Джейкоб, которого коснулось одно из этих существ, оставив на плече мужчины свое клеймо. Или даже некромант, который знал так много о балансе между светом и тьмой и всегда находился неподалеку, скрытый в тени, словно и сам был призраком.

Но все это в конечном счете не имеет значения, пока Тираэль не вернет камень в Санктуарий. Он зря терял время. В этой битве будет потеряно множество жизней – их всегда во множестве приносили в жертву ради всеобщего блага. Развращение Небес камнем набирало скорость, и архангел был полон решимости сделать все возможное, чтобы преуспеть в своей миссии.

Некоторое время спустя Тираэль пришел в себя, сидя у разрушенного фонтана. По пустому двору танцевали тени, облака играли на полной луне. Губы архангела потрескались, в горле пересохло, а когда он с трудом поднялся на ноги, те дрожали от усталости.

Чалад’ар лежала на земле неподалеку. На секунду Тираэля охватила паника при мысли о том, что кто-то мог украсть ее, пока он спал. Чаша принадлежала ему и только ему. Он был единственным, кто мог заглянуть в ее глубины и вернуться в здравом уме. Ее знания должны оставаться с ним.

Испытывая облегчение, Тираэль поднял чашу и положил в карман. Затем осмотрел каждый уголок двора в поисках того, кто мог бы наблюдать за ним, но вокруг не было ни души, и через некоторое время архангел медленно побрел в сторону «Оскалившегося пса», окруженный водоворотом алчной тьмы, принадлежавшей ему и только ему.