Глава двадцать вторая

Нападение на храмовников

За два часа до того, как рыцари выдвинулись в сторону Церкви Святого Ордена, Тираэля в отдельной комнате за пределами королевского дворца представили генералу и исполняющему обязанности капитана. Генерал оказался довольно крупным мужчиной в годах, тем не менее сохранившим хорошую физическую форму. Его волосы были зачесаны назад, ледяные голубые глаза смотрели зорко, на щеке красовался тонкий шрам, нос был длинным и крючковатым, а борода седой и аккуратно подстриженной.

Командир Бернард, напротив, был невысок и гораздо менее внушителен. Всякий раз, когда эти двое встречались, командир уступал Ториону. Тираэль подозревал, что люди под командованием Бернарда, будь у них выбор, предпочли бы, чтобы Нар вернулся из Брамвелла и возглавил их.

Зейл уже ввел рыцарей в курс дела, и Тираэль вкратце рассказал, что они видели в Церкви Святого Ордена. Оказалось, что Торион доверяет некроманту настолько, что позволит хорадримам отправиться вместе с ними. Он видел, на что способен Зейл, когда несколько лет назад некромант победил паукообразного демона Астрогу. Маг был ценным приобретением: несколько таких умельцев способны переломить ситуацию, если станет совсем худо.

Силы рыцарей Вестмарша собрались у ворот ранним утром. Луна почти полностью скрылась за облаками, улицы были пустынны, но Торион и Бернард не рисковали, сохраняя строгий порядок. Все молчали, словно мертвецы, внимательно наблюдая за стратегически важными объектами, где могли скрываться шпионы храмовников.

В полной боеготовности Торион выглядел еще более внушительно, его шлем, выполненный в форме волчьей головы, блестел в слабом свете. Из сточных канав, словно ядовитое облако, поднимался кисло-сладкий запах отбросов. В этот час фонари погасли, в окнах спален горели свечи, а горожане еще нежились в постелях. Торион приказал Бернарду отвести своих людей за заднюю часть собора, а сам направился вперед.

– Наступаем решительно, чтобы сразу подавить сопротивление противника, – сказал он. – Я хочу свести рукопашные к минимуму. Горожане Вестмарша должны проснуться завтра, не подозревая о том, что произошло, пока они спали. Но не заблуждайтесь: ни один из храмовников не является невиновным, и они без колебаний заберут ваши жизни, если дать им шанс. Вы можете узнать нескольких из них. И если они были вашими братьями или соседями, помните, что это уже не те люди. Они обучены убивать, и то, что они уготовили для этого города, намного ужаснее, чем вы можете себе представить. Это упреждающий удар…

Где-то недалеко от собора тишину разорвал крик, за которым последовал лязг мечей. Кого-то обнаружили и подняли тревогу.

Торион громко выругался, махнув рукой в сторону Бернарда.

– Шевелись, живо!

Командир бросился вперед, а Лорат на мгновение задержался рядом с Тираэлем.

– Сделайте все возможное, чтобы проникнуть внутрь, – тихо сказал он. – Это ваш шанс.

Лорат отдал приказ своим людям и унесся вперед. На пустынных улицах вновь раздались удары мечей, перекрывающие крики людей и стоны тяжело раненных.

– Я могу провести нас внутрь, – сказал стоящий рядом с Тираэлем Зейл. – Простое заклинание.

Тираэль кивнул.

– Сделай это, и побыстрее, – ответил он.

* * *

Зейл произнес заклинание, подействовавшее на ближайших храмовников. Оно заглушало звуки и приглушало свет, будто окутывая их сферой тишины и тьмы. Отряд пробежал мимо трех стражей, стоявших у входа в собор – никто этого не видел и не слышал. Другие храмовники стояли у проемов высоко на стенах, готовые пустить стрелу в каждого рыцаря, подходящего слишком близко. «Кто-то предупредил их», – подумал Тираэль. Но враг был ослеплен; заклинание некроманта позволило хорадримам без труда пересечь открытую площадь перед входом в собор.

Проблема заключалась в том, как попасть внутрь. Дверь наверняка заперта. Они могли бы снять ее с петель и ворваться в собор, но битва будет жестокой, и лучники сверху, как только к ним вернется зрение, станут представлять угрозу. Заклинание временно скрывало хорадримов, но не защищало их от ранений.

Тираэль поднял руку, и они остановились перед крыльцом.

– Особое проклятие должно сработать, – заговорил из сумки Гумберт. – Помнишь, как в тот раз в «Черном баране», а, парень?

Зейл кивнул. На долгое мгновение он сосредоточился, что-то говоря вполголоса. Из-за двери донесся крик вперемешку со звуками борьбы. Через пару секунд что-то с грохотом упало на пол, дверь распахнулась, и из собора, спотыкаясь и крича, вывалился человек. Он закрывал обеими руками лицо, впиваясь в плоть ногтями и размазывая ручейки крови по щекам. Стражник вновь завопил, как сумасшедший, бормоча о демонах, затем повернулся, отмахиваясь руками от невидимых врагов, и, споткнувшись, покатился вниз по каменным ступеням, пока не замер у ног Тираэля.

Не теряя времени, хорадримы взбежали по ступеням к распахнутой двери. Крупный мужчина в доспехах, один из тех, кто стоял навытяжку во время их встречи с Норланом, слепо ковылял вперед. Тираэль полоснул по его шее Эл’друином, чувствуя укол сожаления, когда отталкивал умирающего с дороги. Торион рассказал, что этих людей под пытками заставили уверовать, что они сражаются на правильной стороне во имя справедливости. Но Норлан был не из тех, кто станет колебаться, приказывая своим людям снять головы хорадримов с плеч, и, если они станут бездействовать сейчас, кровопролития будет куда больше. «Оцени последствия бездействия. Две жизни в обмен на многие…»

Затем они все вышли в прихожую и Тираэль быстро спрятал оружие в ножны. Заклинание Зейла не ослабевало – казалось, храмовники не обращают никакого внимания на группу пробегающих мимо захватчиков. Это было хорошо; нефалемы могли бы попытаться расправиться с храмовниками прямо здесь, но их истинной целью было как можно скорее добраться до запертой двери в конце коридора.

Тираэль повел их через молитвенный зал, держась ближе к стене и избегая центра помещения, где столпилось множество выкрикивающих приказы храмовников. Норлана нигде не было видно. Архангел вошел в дальний коридор, проходя мимо той самой комнаты, где они недавно встречались с лидером храмовников. Дверь в конце по-прежнему охранялась двумя стражниками, держащими оружие наготове. Магия Зейла пропала; Тираэль увидел, как глаза людей расширились при их появлении и один из стражников бросился вперед.

Джейкоб встретил его Священным Разрушителем.

Оружие ярко сверкнуло, обрушиваясь на копье храмовника, и, расколов древко, вонзилось в грудь человека, почти разрубая того пополам. Из жуткой раны хлынула кровь, когда тело стражника развалилось на части. Второй стражник испуганно вскрикнул, прежде чем Джейкоб заставил его замолчать, очередным мощным ударом отрубив голову.

Из молитвенной комнаты доносилось все больше криков, и топот ног приближался. Шанар и Джинвир развернулись, чтобы отвлечь храмовников, в то время как Томас снял с одного из мертвых охранников связку ключей и открывал тяжелый навесной замок, который удерживал огромный засов на двери. Магия Шанар ожила, и потрескивающая энергия каскадом хлынула из пальцев чародейки.

Дверь распахнулась, открывая каменные ступени, освещаемые фонарями, закрепленными на грубо обтесанных стенах. Снизу раздался гулкий крик, когда Тираэль повел остальных хорадримов в напоминающее пещеру пространство под собором.

Ступени вели в комнату с выложенным кирпичом потолком, который поддерживали массивные колонны над их головами. Факелы были вставлены в металлические зажимы, и трепещущее пламя отбрасывало свет на лица идущих. Дальше по обеим сторонам комнаты располагались двери с железными решетками. В камерах были люди. Некоторые из заключенных подошли к решетке и кричали, чтобы их выпустили, в то время как другие неподвижно замерли в тени. Лица пленников покрывали синяки, некоторые сильно исхудали.

Завидев хорадримов, несколько храмовников бросилось вперед, но эти противники не представляли реальной угрозы. Микулов с легкостью расправился с тремя ближайшими стражниками, ловко уклоняясь от выпадов их копий и оглушая нападавших мощными ударами кулаков и ног. Двое оставшихся бросили оружие и опустились на колени, моля о пощаде. Томас нашел открытую камеру, забрызганную засохшей кровью, из стен которой торчали железные кандалы. Он затолкал стражников внутрь и захлопнул дверь.

Они оказались в камере пыток.

Тираэль оглядел заляпанную кровью дыбу, «железную деву» с торчащими, словно неровные зубы, шипами, тиски для пальцев и лезвия. Здесь не было места ни свету, ни справедливости, ни мирному порядку, борющемуся с тьмой. Норлан заплатит за это.

Шум на лестнице был прерван появлением Шанар и Джинвир. Обе женщины спешно спускались, встретив такой поток храмовников, который угрожал просто задавить их числом.

– Мы их задержим, – сказал Тираэль. Он подал знак Томасу и Микулову, а затем посмотрел на Каллена. – Иди и выясни, что находится за пределами этой комнаты!

* * *

Дыхание Каллена громко отдавалось в его ушах, а сердце билось отчаянно и часто. В голове мелькали картины, наполненные кровью, а крики раненых преследовали его, пока он бежал.

Хотя ученый и сражался, когда это было необходимо, воином он не был. Насилие всегда наполняло его ужасом. «Ты просто не создан для него», – так говорила мать, когда другие мальчишки били Каллена в детстве, или когда он держался особняком, в то время как другие играли с деревянными мечами и мечтали о битвах. Отец никогда не понимал его, но мать была более снисходительной. «У тебя тонкая душа, мой Каллен, – говорила она, гладя его по волосам. – Твой мир наполнен книгами, и ты жаждешь знаний. Не упусти это. Когда-нибудь это спасет всех нас».

Каллен обещал ей, что не сделает этого. Когда ему было двенадцать, мать умерла от осложнений после родов второго ребенка, и он поклялся еще раз – в память о ней. Тогда он увидел кровь между ее ног и это на долгие годы осталось в его памяти. Обещание и пытливый ум – вот что в первую очередь привело его к хорадримам, и Каллен смел надеяться, что в этом походит на Декарда Каина.

Сейчас он спешил через просторную комнату, стараясь не обращать внимание на крики заключенных, умолявших освободить их, и перебирая в уме найденные артефакты, дневник Корсикка и все знаки, указывающие на это место. Вход в крепость нефалемов находился где-то под этим собором – в этом Каллен был уверен.

Сводчатый проход вел к каменной арке и очередной комнате. Свет от последнего факела не достигал входа, и Каллен вытащил его из держателя в стене, забирая с собой, чтобы осветить себе путь.

Соседняя комната была намного старше остального здания, а потолок ее находился ниже и осыпался под тяжестью улиц далеко наверху. Для чего помещение использовали раньше, оставалось загадкой, но пыль, устилавшая все вокруг, была нетронутой. Комнату давно никто не посещал.

Каллен обвел факелом комнату. В дальнем конце виднелась старинная железная решетка, за которой слышалось журчание воды. Возможно, канализация; от запаха у Каллена заслезились глаза. Но заинтересовало ученого вовсе не это: справа от него вдоль стены располагалась небольшая панель или дверь, врезанная в камень. Это выглядело как люк для технического обслуживания – не то, что люди станут использовать регулярно. Дверца располагалась достаточно низко, так что хорадриму пришлось пригнуться, чтобы войти.

Каллен поднес факел поближе. Дверь оказалась сделана из какого-то металла и при этом не походила ни на одно творение человека. Поверхность ее была совершенно гладкой, без единой царапины. Не было ни ручки, ни каких-либо указаний на то, как дверь открывается. Ученый постучал и ничего не услышал; металл заглушил звук, а поверхность оставалась твердой и неподвижной, как гора. Каллен провел рукой по поверхности и, к своему удивлению, нащупал какой-то рельеф. Когда он убрал руку, дверь дрогнула и появился круг со странным пазом в самом центре.

Круг и паз показались ему знакомыми.

Каллен сунул факел в широкую щель на полу и стал рыться в рюкзаке в поисках дневника Корсикка. Он пролистывал страницы, а сердце его билось все сильнее. «Вот оно!» Ближе к концу дневника, на странице, заполненной пометками, сын Ракисса прямо на полях грубо набросал очерченный круг с разрезом посередине.

Сдвинув очки на нос, хорадрим всматривался в страницу, пока она не стала лучше видна. Почерк был едва различим, но одна запись выделялась четко и ясно:

Даорил мертв, сгорел изнутри. Но мы уже за дверью. Из многих неудачных попыток я извлек ценный урок: лишь истинный нефалем может обладать ключом, чтобы открыть проход.

Каллен откинулся назад, голова у него шла кругом. Дверь была каким-то образом защищена, это ясно. Также ясно, что Корсикк как-то сумел проникнуть внутрь, и это было как-то связано с силами нефалемов. Может быть, Шанар или Зейл сумеют пройти, но Каллен, не будучи воином-нефалемом, не питал надежд, что он сможет разрушить защитное заклинание.

Крики и лязг оружия эхом раздавались за аркой и в пустующей комнате. Сражение приближалось. Ученый вновь пролистал дневник, лихорадочно просматривая паутину рукописи. «Здесь должно быть что-то еще, – подумал он, – какая-то кодовая фраза, какое-то заклинание…» Но там ничего не было. Следующие после рисунка страницы оказались пусты.

Ему было необходимо все осмыслить, подойти к проблеме с другой стороны. Может, ключ к двери не был каким-то особым умением или заклинанием?

А может, ключ был материальным?

Эта мысль поразила Каллена, точно удар молнии. Дрожащими пальцами он снова стал рыться в рюкзаке и нашел древний кинжал из горного храма нефалемов. Кинжал странной формы, с широким тупым лезвием и плоским, а не острым концом. В сущности-то вовсе и не оружие.

Ключ.

Каллен взялся за украшенную драгоценными камнями рукоять кинжала и тут же почувствовал, что сила, исходящая из глубины странного предмета, согревает его руку и бежит по ней вверх, словно что-то живое, нежно покусывая кожу невидимыми зубами. Дверь отозвалась собственным всплеском силы. Каллен не мог объяснить, почему это ощущение кажется ему таким знакомым. В голове у него проносились образы: отец-фермер, работавший на полях от рассвета до заката, такой далекий и разочарованный книжным мальчиком; лицо матери, наполненное любовью к нему; библиотека, где он провел так много часов своей юности. Эти воспоминания растворились в других, чужих, и все же Каллен узнавал их, словно они были его собственными, – тысячи и тысячи моментов человеческих воспоминаний, которые он наблюдал глазами других, когда те жили и любили, боролись и умирали. Они проносились все быстрее и быстрее, смешиваясь друг с другом, пока он не начал заново переживать истории древних, которые изучал в писаниях хорадримов. Древние нефалемы, ходившие по этой земле, когда орден еще только был сформирован, были не совсем такими, как ученый читал в книгах, и сейчас он словно испытывал все на себе.

Каллен вставил плоское лезвие в паз на двери. Оно со щелчком скользнуло на место, и он повернул ключ вправо, прокручивая его по кругу.

Огромная волна силы пронзила ученого, едва не сбив с ног. Он держался, пока энергия продолжала нарастать, и чувствовал себя так, словно сгорал в очищающем пламени, угрожающем поглотить его и обратить в пепел. А затем эта энергия достигла его собственной, таившейся глубоко внутри, она становилась сильнее с каждым мгновением, пока не вытеснила ту другую, вырываясь наружу и наполняя силой его тело. Каллену казалось, что он закричал, но он не был в этом уверен; мир стал серым, а затем превратился во всепоглощающую белизну, постепенно угасая до мягкого постоянного фона, который остался с ним, наполняя душу светом.

Каллен пришел в себя, обретя чувства покоя и силы, которых прежде никогда не знал. Он все еще держал вставленный в паз ключ, но теперь дверь была приоткрыта.

Он осторожно потянул ключ, и дверь беззвучно распахнулась, открывая ступеньки, ведущие в темноту.