Рассказ об индийском царе,
у которого был один сын и одна дочь,
и о том, как дети собирались убить отца
Ночь сорок четвертая
Когда золотое седло-солнце положили на Шабдиза запада, а расшитым чепраком-месяцем покрыли гнедого коня востока, Худжасте с пылающим лицом и горящими глазами пришла к попугаю и сказала: «О светоч, оживляющий сердца! О светильник, возжигающий в груди пламя! Пожалей мое бледное лицо! Сжалься над моими красными глазами! Я уже давно хожу к тебе каждую ночь, а толку все нет. Разве ты не слыхал, что некоего мудреца спросили: „Какая разница между тоской мирской и тоской духовной?“ — „Тоска духовная, — ответил он, — это свет сердечный, это радость душевная, она не велит испускать стенаний и не сокращает жизни; тоска же по мирским благам обратна этому, и мы молим господа охранить нас от нее!“
О попугай! Ныне я томлюсь невозможной любовью, это тоска по мирскому благу. По этой же причине я постоянно прихожу к тебе и жду, чтобы ты избавил меня от этой тоски».
Нахшаби, по мирским ты благам не томись!
Долго ль будешь о счастье мирском ты мечтать?
Горе сердце способно разбить, милый мой,
Может скорбь по мирскому смертельною стать.
«О хозяйка, — ответил попугай, — если ты горюешь о своем возлюбленном, то много горестей прошло и мало осталось. Это горе будет для тебя таким же благословением, каким было горе того царя». — «А что было с тем царем?» — спросила Худжасте.
«Говорят, — отвечал попугай, — что в давние времена и минувшие века жил-был в Индийской стране некий царь. Был он стар годами, но по нраву своему был еще молод. Дня он не мог провести без музыки, часу не мог пробыть без сладких напевов».
Нахшаби, невозможно без музыки жить,
Жажду, словно река, утоляет она.
Человек без нее не сумеет прожить,
Коль душа его только ничем не больна.
«У этого старого царя был юный сын. Однажды своекорыстные помыслы и сатанинское наваждение натолкнули сына на такую мысль: „Жизнь отца превысила всякую меру, а силы и мощи в нем еще много. Возможно, что он проживет и еще сто лет. Мне сейчас уже более сорока лет, и, если царство это достанется мне тогда, когда весна юности сменится на осень, когда черные кудри сменятся на седины, какой же мне от него будет толк? Жизнь после сорока лет — это сад без воды и локон без завитка, и красоты в ней уже нет“».
Нахшаби, если сорок уж стукнуло лет,
Ты шатер свой снимай — в путь сбирайся идти.
Жизнь прекрасна, пока тебе нет сорока,
Если сорок настало — и жизнь отошла.
«„Я убежден, что отец мой уже не может жить и лишь какими-то хитроумными способами продолжает оставаться среди живых. Поэтому смою я водою меча с лица земли его прах и одним ударом доставлю его в другой мир, чтобы мне наконец добиться почета и власти, а он мог бы освободиться от печальной дряхлости“.
Такие гнусные намерения питал сын и такое гнусное дело подготовлял.
А дочь царя тоже была уже взрослой и достигла совершеннолетия. Но так как царь не видел в мире равных себе и не находил никого подходящего, дочь царя оставалась незамужней. Как-то ночью задумалась она и сказала: „Время плотских услад проходит, часы величайших радостей пропадают понапрасну. До каких же пор я буду лишена мужа, до какой поры не буду знать супруга! Когда ветвь юности моей высохнет, какой будет мне прок от мужа?! Какой плод принесет мне супруг, когда опадет листва моей юности?! Вижу я, что до тех пор, пока жив отец, придется мне жить одной, пока он не умрет, придется мне проводить время в одиночестве. Отец питает ко мне величайшее доверие и ест и пьет только из моих рук. Надо мне подсыпать ему в пищу смертельный яд и отделаться от притеснения“.
Такое решение приняла дочь и стала выжидать удобного случая.
Сын решил мечом снять у отца голову, а дочь задумала свалить его с ног смертельным ядом».
Великий Аллах! Мир — это старый волк, а человек — вероломен испокон веков. Иначе разве пошел бы какой-нибудь сын на такое дело с корыстной целью?! Разве решилась бы какая-нибудь дочь на такой поступок ради плотских утех?
Нахшаби, у человека верности не сыщешь,
Ведь у нищего жемчужин ты искать не станешь.
Если верность у людей ты разыскать захочешь,
Я ручаюсь, что ее вовек ты не достанешь.
«Как-то приехали к царю музыканты и плясуны, и ночью одна плясунья, из зависти к бубну которой Венера роняла со своего плеча бубен-солнце и из ревности к барбуту которой небо бросало на землю смычок-месяц, начала показывать свое искусство.
Сыну царя пришла в голову мысль: „Сегодня та ночь, когда мне надо будет выполнить мой замысел“. А дочь царя тоже подумала: „Настало время свершить то, что я задумала“. Оба стали выжидать подходящей минуты, чтобы убить отца.
Когда к концу ночи плясунья утомилась от танца и устала от бесконечного пляса, всем присутствующим это показалось страшно тяжким. Тогда плясун обратился к ней с такими словами: „Доченька, ты всю ночь без конца трудилась, ни на минуту не подпускала к себе сон. Теперь пришло время щедрот и милостей, настало мгновение подачек и подарков… Чего же ты медлишь, зачем замедляешь танец? Скоро кончится ночь и настанет день, угаснет скоро светоч ночи и вспыхнет светильник дня. Скоро запылает желтое солнце, скоро засияет утренний свет. Ведь прошло много и мало осталось… Не теряй же из-за этого малого все, что у тебя есть, не причиняй ущерба людям и не заставляй меня нести убытки“.
Когда сын царя услыхал эти речи, ему показалось, что в них содержится вся его история, заключено все, что с ним случилось, и он подумал: „Правду говорит плясун: прошло много и мало осталось… Отец не проживет столько, сколько уже прожил. Зачем же из-за нескольких дней обагрять руки кровью отца? Зачем же из-за такого пустяка обрекать себя на позор?“
Бросил он меч, отдал плясуну всю свою одежду и прибавил еще тысячу динаров.
Дочь царя вычитала в словах плясуна такой же смысл и все, что он говорил, приняла на свой счет.
Выбросила она приготовленный яд, отдала плясуну свою одежду и добавила еще тысячу динаров.
„Дети мои! — воскликнул царь. — Вижу я, что сегодня вы поступаете против обыкновения! Облако моей милости еще не подошло, а вы уже заставили излиться дождь ваших щедрот! Прежде чем заволновалось море моей щедрости, вы уже заставили потечь ручей ваших даров! Это противоречит правилам благовоспитанности и несовместимо с устоями разумного поведения“. — „Я сделал это, — сказал сын, — потому что плясун избавил меня от великой беды и, обращаясь к своей дочери, оказал мне великое благодеяние“. — „Что означают эти слова?“ — спросил царь.
Сын очистил свои убеждения от пыли предательства, освободил грудь свою от низости и обмана. Он увидел, что приходится поведать правду, и рассказал царю всю свою историю.
„А почему ты проявила такую щедрость?“ — спросил царь дочь.
Дочь тоже правдиво поведала все, что случилось, и полностью раскрыла задуманное ею предательство».
О дорогой мой, если корыстные побуждения, сатанинские наваждения, подстрекатель-глупость и зачинщик-тупость толкнут кого-нибудь на злое дело, соблазнят на непохвальный поступок, то счастлив тот, кто вскоре отказывается от этого дела и начинает просить прощения и извинения, ибо упорство в пороке умножает грех, непоколебимость в разврате губит всех!
Нахшаби, не будь упорен во грехе,
Всех порочных наказанье поразит.
Кто упорствует в грехе своем, тому
О прощении не следует мечтать.
«На другой день царь в присутствии столпов державы и очей государства возложил царский венец на главу сына, повязал царевичу нагрудник и сделал его своим наследником и полным заместителем. Дочь выдал замуж за одного из равных ему властителей, скрепил брачный договор, а сам удалился в уединенную обитель, вступил в ряды подвижников и отшельников, вместо царства и государства избрал нетребовательность, вместо почестей и славы предпочел уединение, и жизнь его потекла еще спокойнее, чем раньше».
Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью: «О хозяйка, если ты горюешь о своем возлюбленном, то вставай и ступай к своему другу. Если же ты печалишься о своем муже, то прошло много и мало осталось. Но только прежде, чем муж сможет стать для тебя помехой, осуществи твое желание и не заставляй дольше ждать ожидающего тебя!»
Худжасте хотела последовать его совету, но плясун — небесный свод нагрел бубен солнца, поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…
Нахшаби сегодня ночью собирался
Повидаться с другом нежным и прекрасным,
Только утро помешало это сделать:
Всем влюбленным утра вестник — враг ужасный.