Путь к более плачевному состоянию экономики
Что-то неладное стало происходить с мощным экономическим двигателем Америки примерно в 1980 г.: замедлился экономический рост, а главное — затормозился рост доходов. Все случилось так, что поначалу мало кто обратил на это внимание. Конечно, даже несмотря на то, что экономика не обеспечивала процветания значительной части населения, энтузиасты новой эры финансиализации, глобализации и технического прогресса расхваливали на все голоса «новую экономику», призванную обеспечить еще более высокое благосостояние, под которым, по всей видимости, подразумевался просто рост ВВП. Некоторые из наших экономических руководителей — включая сменявших друг друга глав Федеральной резервной системы — рассуждали о «великом смягчении колебаний», о том, что мы наконец укротили деловой цикл, колебания объемов производства и занятости, которые сопровождали капитализм с его зарождения.
Финансовый кризис 2008 г. показал, что наше кажущееся процветание было всего лишь карточным домиком, а точнее, долговой горой. По мере того как новые данные складывались во все более полную экономическую картину, становилось ясно, что причиной являются давние и глубокие проблемы. Рост, который так рекламировался, оказался намного ниже, чем в десятилетия после Второй мировой войны. Самым тревожным было то, что результаты этого роста уходили к небольшой кучке людей на самом верху. Если ВВП растет потому, что повышаются доходы Джеффа Безоса — а доходы всех остальных замораживаются, — значит, экономика реально работает плохо. Однако именно к такой ситуации близка Америка сегодня, и именно так все обстоит вот уже четыре десятилетия, на протяжении которых средний доход нижних 90% американцев почти не менялся, а средний доход верхнего 1% стремительно рос. (См. рис. 2, где линия внизу представляет средний доход до налогообложения нижних 90% населения, а линия наверху — средний доход до налогообложения верхнего 1%.)
Некоторые экономисты не хотят даже заикаться о неравенстве. Работа экономиста, по их словам, заключается в увеличении размера пирога. Если это удается, выигрывают все — как выразился президент Кеннеди, прилив поднимает все лодки. Хотелось бы, чтобы это было правдой. В действительности прилив, если он происходит слишком быстро, может — что часто и случается — опрокинуть маленькие суда.
Экономика работает плохо и в том случае, если ВВП растет, но природная среда деградирует, а ресурсы истощаются. В стране, живущей за счет прошлых достижений и не инвестирующей в будущее — или уничтожающей природное наследие своих детей, — нынешнее поколение процветает за счет своих потомков.
И с той и с другой точки зрения Америку нельзя считать преуспевающей по сравнению либо с нашим прошлым, либо с нашими конкурентами. Для многих американцев это может оказаться неожиданностью, поскольку предполагается, что Америка больше, лучше и сильнее во всех отношениях, чем другие страны. Именно так наши политики без устали твердят нам. Однако если вы не верите слепо в трамповский потусторонний мир, то заметите, что данные стабильно говорят: мы далеко не самая результативная страна, хотя разные источники могут по-разному оценивать масштабы отставания Америки от высших показателей.
Среди множества объяснений такого недомогания экономики лишь одно является фундаментальным: мы не усвоили описанные в предыдущей главе уроки, касающиеся истинного источника богатства страны. Слишком многие клюнули на идею о том, что все сулящее прибыль неизменно несет благо, не понимая, что прибыль можно получать за счет эксплуатации, а не создания богатства. Спекуляции с недвижимостью, азартные игры в Лас-Вегасе и Атлантик-Сити или эксплуататорские коммерческие школы могут принести состояние кое-кому, но никогда не создадут базу для устойчивого процветания общества в целом. На протяжении последних четырех десятилетий мы не вкладывали средства в инфраструктуру, наших людей и технологию. Даже уровень капиталовложений в стране был низким, таким низким, что не соответствовал уровню национального производства.
В последующих главах мы рассмотрим разные проявления этого перехода от создания богатства к эксплуатации — в сферах глобализации, финансиализации и монополизации. Сначала, однако, нужно лучше разобраться с тем, что идет не так и почему лозунг Трампа «Сделаем Америку снова великой» находит такой отклик.
Замедление роста
Треть века после Второй мировой войны, с 1947 по 1980 г., экономика США росла на 3,7% в год, в последнюю же треть века, с 1980 по 2017 г., средний темп роста составлял всего 2,7% — на целый процентный пункт ниже. Это серьезное снижение — почти на 30%.
Кризис 2008 г. показал к тому же, что рост, наблюдавшийся в предкризисные годы, был в значительной мере неустойчивым. В его основе лежали безрассудные инвестиции, лучшим примером которых, пожалуй, являются чрезмерные масштабы строительства на рынке жилой недвижимости.
Сравнение уровня жизни в разных странах
Частью американской исключительности является более высокий уровень жизни, чем в других странах, и более высокие темпы роста — по крайней мере, так нас уверяли. Мы более эффективные и производительные (в этом нас тоже уверяли). Такая уверенность имеет прямое следствие. Мы должны побеждать в конкурентной борьбе всех, то есть они должны покупать больше наших товаров, а мы — меньше их товаров. Из этого следует, что, если наши товары не «доминируют» на рынках, значит, соперники жульничают. Что и требовалось доказать. Политические рекомендации, напрямую вытекающие из этих простых аксиом, звучат так: прекратите жульничать. Если правила международной торговли не позволяют нам положить этому конец, значит, сами правила нечестные. Такова череда рассуждений, которая ведет к установлению торговых барьеров, например тарифов, которые являются налогами на импорт, или квот, которые ограничивают количество импортируемых товаров. Дух протекционизма, защиты национальных производителей от иностранной конкуренции, со всей очевидностью живет и процветает в наши дни.
Единственной проблемой этой череды рассуждений является то, что каждое ее звено ошибочно. Начинать надо с базового предположения — с того, что у США самая эффективная экономика и самый высокий уровень жизни. (Мы рассмотрим другие звенья этой логической цепочки в главе 5, посвященной глобализации.)
В реальности по индексу развития человеческого потенциала, широкому показателю уровня жизни, США находятся на 13-м месте прямо перед Великобританией. Однако если учесть неравенство, то Америка скатывается на 24-е место.
В 2018 г. Всемирный банк ввел такой показатель, как «индекс человеческого капитала», отражающий уровень инвестиций общества в своих членов. Он учитывает уровень образования, здоровья и просто способность к выживанию. Так вот, в соответствии с ним Соединенные Штаты оказались на 24-м месте, позади ведущих азиатских стран вроде Сингапура, Японии, Южной Кореи и Гонконга и далеко позади своего северного соседа, Канады (10-е место), и большинства европейских конкурентов. Низкий уровень вложений в человеческий капитал сегодня ведет к низкому уровню жизни в будущем.
ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития), официальный мозговой центр развитых стран, проводит каждые несколько лет стандартизированное тестирование учащихся по всему миру. Здесь американцы показывают результаты ниже среднего уровня по математике — 40-е место среди 72 стран, участвовавших в тестировании, — и немного более высокие результаты по чтению (24-е место) и естествознанию (25-е место). Такие удручающие результаты мы демонстрируем по всем направлениям — доля тех, кто не справился с требованиями базового уровня, у США выше среднего, а доля получивших высшие оценки ниже среднего. Канада, Корея, Япония, Великобритания, Норвегия, Литва и Австралия — все превосходят нас по доле успешно оканчивающих колледж студентов в возрасте от 25 до 34 лет: Канада более чем на 25%, а Южная Корея почти на 50%.
Низкие инвестиции в человеческий и физический капитал, естественно, выливаются в низкие темпы роста производительности труда. При сравнении объемов производства по странам важно учитывать разницу в затраченных человеко-часах. Американцы отрабатывают больше часов, чем работники в других развитых странах (в среднем 1780 часов на работника в год по сравнению с 1759 часами в других местах, а если взять такие европейские страны, как Франция и Германия, то по сравнению с 1514 и 1356 часами соответственно). Дело здесь не столько в более короткой рабочей неделе, сколько в более продолжительных отпусках. Именно большим количеством отработанных часов в значительной мере объясняется высокий доход на душу населения. Если посмотреть на производительность труда — то есть выработку продукции в час, — то в США его рост в среднем был в два с лишним раза ниже, чем в развитых странах после Великой рецессии, в 2010–2016 гг.
Мы росли настолько медленнее Китая в последние 30 лет, что Китай сейчас не только имеет крупнейшую экономику в мире в стандартных показателях, используемых для сравнения, но и делает больше накоплений, больше производит и больше продает, чем США.
Я часто выступаю с лекциями в Китае, и, когда привожу данные о том, что происходит с большинством американцев, не входящих в верхушку, публика смотрит на меня с недоверием. Четыре десятилетия назад Китай был бедной страной, а шесть десятилетий назад — очень бедной. Годовой доход на душу населения там составлял около $150, что по меркам Всемирного банка считалось «крайней бедностью». Всего за 40 лет, в то время как доходы основной массы населения США за исключением самых богатых практически не менялись, доходы в Китае выросли более чем в 10 раз и более 740 млн человек выбрались из бедности.
Рост неравенства
Америка не добилась успехов в росте экономики, зато она преуспела в росте неравенства: неравенство доходов у нас выше, чем в любой другой развитой стране. С точки зрения неравенства возможностей мы тоже находимся почти у самого дна. Что и говорить, это совершенно не вяжется с образом Америки как страны возможностей.
Американские работники получают все меньшую долю пирога, который растет все медленнее, — она настолько мала, что их доходы стагнируют. Доля труда в национальном доходе, особенно если исключить верхний 1% работников — куда входят банкиры и директора, которые, хотя и считаются «работниками» в статистических целях, как-то не приходят на ум, когда мы говорим о «трудящихся», — беспрецедентно резко сократилась с 75% в 1980 г. до 60% в 2010 г., на 15 процентных пунктов всего лишь за 30 лет.
А вот сравнительно немногие — верхние 10%, верхний 1% и в еще большей мере верхняя 0,1% — захватывают все большую и большую долю национального пирога. Доля верхнего 1% более чем удвоилась; доля верхней 0,1% выросла почти в четыре раза за последние 40 лет.
Многие из числа богатых заявляют, что от богатства, дарованного верхам, выигрывают все — блага просачиваются сверху вниз. Однако этого практически никогда не наблюдалось, а после 1980 г. тем более. Ранее мы говорили о том, что нижние 90% населения видят, что их доходы не растут. Статистические данные подтверждают это. Недовольство в Америке особенно сильно среди мужчин, и это вполне понятно: с учетом инфляции медианный доход (у одной половины доход выше этого уровня, а у другой ниже) полностью занятого работника мужского пола — а тех, кто имеет полную занятость, можно считать счастливчиками, когда 15% мужчин в расцвете сил не имеют работы, — изменился очень мало за четыре десятилетия. В самом низу дела обстоят еще хуже, поскольку зарплаты с учетом инфляции остались примерно на том же уровне, что и 60 лет назад. Нельзя сказать, что общий уровень доходов в Америке стоит на месте — ВВП на душу населения вырос более чем в два раза за этот 60-летний период. Нельзя сказать, что и рост производительности труда американских работников остановился: он вырос еще больше — в семь раз за это же время. Но все-таки в стране в период с середины 1970-х гг. по середину 1980-х гг. кое-что произошло: если до этого оплата труда повышалась по мере роста производительности, скажем, вслед за ростом производительности на 1% заработная плата тоже поднималась на 1%, то после возник огромный разрыв — рост заработной платы стал составлять менее одной пятой роста производительности. Это означало, что большая доля дохода идет кому-то еще, а не работникам.
У работников неравенство зарплат тоже увеличивается: застой или снижение зарплат внизу, выпотрошенный средний класс и резкий рост зарплат наверху. В фирмах вознаграждение генеральных директоров выросло неимоверно по сравнению с оплатой труда среднего работника. Разница в средней зарплате по фирмам тоже увеличилась. Существует немало нередко взаимосвязанных причин роста неравенства зарплат, многие из которых рассматриваются ниже: глобализация и изменения в технологии снижают спрос на неквалифицированную рабочую силу; позиции профсоюзов, которые помогали уравнивать зарплаты, ослабевают. Идет процесс концентрации рыночной власти с соответствующим увеличением разброса уровней корпоративной прибыльности в зависимости от того, есть эта власть или нет. Фирмы с более высокой прибыльностью делятся со своими работниками частью того, что они получают.
На протяжении многих лет я не уставал предупреждать о том, что великое разделение — разрыв между богатыми и бедными — это неустойчивое состояние и что более справедливое распределение дохода выгодно в долгосрочной перспективе даже богатым.
Такие ученые, как покойный сэр Энтони Аткинсон в Оксфорде, Тома Пикетти в Париже, Эммануэль Саэз в Беркли и Радж Четти в Гарварде, собрали массу данных, дающих ясную картину происходящего, и во многих кругах их идеи находят отклик. Президент Барак Обама в одном из своих обращений назвал неравенство самой острой проблемой страны.
Сочетание роста неравенства и снижения мобильности создает фундаментальную угрозу американской мечте, нашему образу жизни и тому, за что мы выступаем в мире. Я говорю об этом не потому, что это моя моральная обязанность. Рост неравенства и снижение мобильности влекут за собой далекоидущие последствия.
Однако в американской политике и экономике, похоже, есть еще более неотложные вопросы — восстановление после Великой рецессии происходит медленнее, чем ожидал Обама и его экономическая команда, а республиканцы в конгрессе заняли непримиримую позицию, которая сделала принятие любого закона, выходящего за рамки простого обеспечения открытости правительства, практически невозможным. Во время своего президентского срока Обама так и не приступил или, возможно, не смог приступить к решению проблемы неравенства, хотя и признавал ее важность. Он заслуживает, однако, уважения за закон о доступном медицинском обслуживании (известный как Obamacare), который помогал справиться с одним из самых жестоких проявлений неравенства — отсутствием доступа к достойной медицинской помощи. Его усилия понятны, проблема неравенства не излечивается без вмешательства. Она может лишь усугубляться.
Неравенство по расовому, этническому и гендерному признаку
Неравенство, о котором мы только что говорили, не в полной мере характеризует глубину разделения общества в стране, к нему нужно добавить также неравенство по расовому, этническому и гендерному признаку, которое в значительной мере есть не что иное, как проявление безжалостной дискриминации. С учетом нашей истории устранение такого разделения крайне важно, если мы хотим, чтобы в стране когда-нибудь появился один народ. (Во многих отношениях неравноправие по расовому и гендерному признаку — а затем реакция на попытки создать более единое общество — является главным моментом для понимания причин неравенства на американских рынках труда.)
После принятия закона о защите гражданских прав ситуация в определенной мере улучшилась, однако потом силы, стоящие на стороне сегрегации и дискриминации, организовали контратаку, остановили прогресс и в некоторой степени уничтожили его результаты.
Примерно 50 лет назад, в 1968 г., после волны выступлений на расовой почве по всей стране президент Джонсон назначил комиссию для определения подлинных причин произошедшего. К сожалению, ее выводы не утратили актуальности и сегодня: «Наша страна движется к появлению двух обществ, черного и белого, разделенных и неравных». Она нарисовала образ страны, в которой афроамериканцы подвергаются систематической дискриминации, получают неадекватное образование и жилье, а также полностью лишены экономических возможностей — американская мечта им недоступна. В основе этого лежит «расовое отношение белых американцев к черным американцам. Расовые предрассудки определяли образ нашей истории; теперь они угрожают нашему будущему».
Через полвека после того, как мы начали бороться за ликвидацию дискриминации, зарплата женщин составляет всего 83% от зарплаты мужчин, зарплата чернокожих мужчин — 73% от зарплаты белокожих, зарплата латиноамериканцев — 69% от зарплаты белых американцев.
В Америке есть и другие проявления неравенства, в том числе в состоянии здоровья, в имущественном положении, а самое главное — в возможностях. Неравенство в каждой из этих сфер более значительно, чем неравенство в доходах.
Неравенство в состоянии здоровья
Никакая статистика не показывает более наглядно отчаянное положение многих американцев, чем статистика в сфере состояния здоровья. У американцев более низкая средняя продолжительность жизни, чем у граждан большинства других развитых стран, — на пять лет короче, чем в Японии. Они умирают более молодыми — Центр по контролю и профилактике заболеваний отмечает, что с 2014 г. наблюдается ежегодное снижение средней продолжительности жизни. Снижение происходит, несмотря на достижения в области медицины, которые в большинстве других стран ведут к сокращению смертности и увеличению средней продолжительности жизни. Помимо прочего, существует большое расхождение продолжительности жизни у богатых и бедных американцев, которое со временем только растет. Гэри Бертлесс из Брукингского института пишет о том, как изменилась средняя продолжительность жизни 50-летних женщин с 1970 по 1990 г.: «За эти два десятилетия разрыв в продолжительности жизни женщин в нижней и верхней десятой части увеличился с 31/2 года до 10 с лишним лет».
Существование такого разрыва в состоянии здоровья между США и другими развитыми странами и между богатыми и бедными американцами означает, что до принятия закона Obamacare Америка не признавала права каждого американца на доступ к медицинскому обслуживанию — права, признанного практически во всех развитых странах.
Энн Кейс и Ангус Дитон, нобелевский лауреат 2015 г. в области экономики, проанализировали открытые данные по смертности и сделали шокировавшие страну выводы: уровень смертности белых мужчин среднего возраста без высшего образования заметно вырос в период с 1999 по 2013 г. (последний год, данные за который анализировались в исследовании). Это перечеркивало представление о снижении смертности в данной группе населения и явно противоречило трендам, наблюдавшимся в большинстве возрастных и этнических групп населения Америки, а также трендам в большинстве других промышленно развитых стран.
Все же более серьезное беспокойство вызывают причины такой смертности — то, что Кейс и Дитон называют болезнями отчаяния: алкоголизм, передозировка наркотиков и самоубийства. С учетом стагнации доходов в средней и нижней группах населения, о которой я говорил, помноженной на массовую потерю работы и жилья, которая характерна для Великой рецессии, ничто из этого не должно вызывать удивления.
Такое масштабное снижение средней продолжительности жизни, не связанное с войной или пандемией (вроде ВИЧ), случалось на моей памяти лишь однажды: среди граждан бывшего Советского Союза после его распада, который сопровождался развалом экономики и самого общества с падением ВВП почти на треть.
Очевидно, что страна, где люди живут в таком отчаянии, где так много наркоманов и алкоголиков, не может иметь здоровой рабочей силы. Наглядным показателем успехов общества в создании хороших рабочих мест и здоровой рабочей силы является доля населения трудоспособного возраста, которая входит в состав рабочей силы и работает. Здесь США выглядят намного хуже других стран. Как минимум отчасти невысокий уровень этого показателя у нас можно напрямую связать с плохой статистикой по состоянию здоровья. Недавнее исследование Алана Крюгера, бывшего председателя Экономического совета при президенте, показало, что почти половина «мужчин в расцвете сил», не имеющих работы, страдает от серьезных заболеваний, две трети принимают рецептурные болеутоляющие средства. Однако плохое состояние здоровья в Америке — это не результат нездорового климата или того, что к нам едут нездоровые люди. Нет и эпидемий, которыми можно объяснить, почему американцы умирают раньше и имеют более слабое здоровье, чем жители Европы и других мест. Смертность объясняется, по крайней мере отчасти, совсем другим: тем, что наша экономика не способна создавать хорошие рабочие места с приличной зарплатой, тем, что люди опустили руки и их отчаяние порождает социальные болезни вроде алкоголизма и зависимости от наркотиков.
Неравенство в имущественном положении
В Америке неравенство в имущественном положении еще больше, чем неравенство доходов, — верхний 1% населения владеет более чем 40% богатства США, почти в два раза выше доли получаемого дохода. (Под доходом понимается то, что люди получают в любом отдельно взятом году, а под богатством — принадлежащее им имущество, которое у большинства американцев состоит из дома и автомобиля, за вычетом того, что приобретено в кредит и находится в залоге.) Имущество особенно важно потому, что оно имеет критическое значение для доступа к возможностям и для влияния.
В мире в целом картина еще хуже. Каждый год Оксфордский комитет помощи голодающим (Oxfam) публикует данные по неравенству: число людей из верхних слоев общества, которым принадлежит такое же богатство, как и людям из нижних 50% населения мира (порядка 3,9 млрд человек). Это число быстро уменьшается: в 2017 г. оно составляло всего 26 человек. Еще несколько лет назад потребовалось бы пара больших автобусов, чтобы вместить владельцев такого же богатства, как и у нижней половины населения. Теперь же, даже трудно представить, их чуть больше двух десятков. Это практически одни мужчины, и они имеют такой же экономический вес, как и население Китая, Индии и Африки вместе взятое.
Мы уже говорили о двух основных способах получения богатства: создание нового богатства и присвоение чужого богатства. В случае имущества есть еще третий способ — наследование.
Многие в верхней части общества — включая семейство Уолтон (наследника создателя состояния компании Walmart) и братьев Кох — пришли к успеху не в результате упорного труда, а, по крайней мере отчасти, получив крупное наследство. Американцы любят считать неравенство в имущественном положении в своей стране непохожим на это же явление в старой Европе, где его основой является землевладельческая аристократия ушедшей эпохи. Однако мы тоже превращаемся в наследуемую плутократию XXI в.
Неравенство возможностей
Данные по неравенству в доходах, состоянии здоровья и имущественном положении вряд ли кого-то могут радовать. Однако еще безрадостнее выглядит ситуация с неравенством возможностей. Это в определенной мере связано с тем, что такое неравенство идет вразрез с нашим видением себя, с нашими представлениями о справедливом обществе.
Доходы и богатство одного поколения трансформируются в богатство следующего поколения, как наглядно показывают Уолтоны и братья Кох. Преимущества — и их отсутствие — переходят от поколения к поколению. То, что практически один из каждых пяти детей в Америке растет в бедности, может легко вылиться в ловушку нищеты. У родившихся в бедности шансы вырваться из нее невелики. В Америке появление на свет в правильной семье и взросление в правильном окружении становятся все более важными факторами успеха в жизни. Американская мечта о равенстве возможностей — это миф: перспективы молодых американцев зависят от дохода и образования родителей больше, чем в практически любой другой развитой стране. Я говорю своим студентам, что им нужно принять всего лишь одно принципиально важное решение в жизни: выбрать правильных родителей. В противном случае их перспективы будут бледными.
Конечно, кое-кому удается, начав с низов, добраться до самого верха. Однако широкое освещение прессой таких случаев лишь подчеркивает то, что они являются исключением, а не правилом. В действительности для Америки в значительно большей мере, чем для других стран, характерна ловушка низкого дохода. Те, чьи родители находятся в нижней части пирамиды доходов, скорее всего так и кончат внизу. Ребенок родителей из высших слоев, который плохо учится, скорее всего будет в лучшем положении, чем способный ребенок родителей из нижней части общества.
Сочетание низкого роста и низкой мобильности имеет разрушительный эффект: как отмечается в результатах исследовательского проекта Opportunity Insights Гарвардского университета, «вероятность того, что дети будут зарабатывать больше своих родителей… снизилась с 90% у детей, родившихся в 1940 г., почти до 50% у детей, выходящих на рынок труда сегодня». Исследовательский проект Pew Mobility Project, осуществляемый при поддержке благотворительного фонда Пью, также показал, что только половина людей имеет большее богатство, чем их родители на том же этапе жизни.
Выводы
Экономика Америки и многих других развитых стран работает плохо — мы говорим так потому, что под «хорошей работой» понимаем повышение уровня жизни подавляющей части граждан. Низкий рост, стагнация доходов и усиление неравенства, без сомнения, взаимосвязанные явления, которые, как минимум отчасти, являются результатом политики, зародившейся во времена президента Рейгана примерно четыре десятилетия назад, политики, основанной на абсолютно неправильном представлении о том, что именно делает экономику сильной. Вполне закономерно, что крайние проявления неравенства, а также неравенство, возникающее в результате отсутствия возможностей, особенно негативно сказываются на экономических результатах. Отсутствие возможностей означает, что родившиеся в бедной семье не могут реализовать свой потенциал повышения уровня жизни. Это не только неправильно с моральной точки зрения, но и свидетельствует о том, что Америка разбазаривает свой самый ценный ресурс — таланты молодых людей.
Призыв «оставить вопрос на усмотрение рынка» никогда не имел особого смысла: рынки нужно структурировать, а это уже политика. Правые уловили это и начиная с Рейгана реструктурировали рынки так, чтобы они обслуживали находящихся наверху. Однако правые допустили четыре ключевые ошибки: они не учли опустошительного эффекта усиления неравенства; они не поняли важности мышления с учетом долгосрочных интересов; они не увидели необходимости в коллективных действиях — важности роли правительства в достижении отвечающего интересам всех сторон; и, самое главное, они не смогли понять важности знаний — хотя мы и выставляем свою экономику как инновационную — и фундаментальных исследований, на которые опирается наша техническая мощь. Они в итоге забыли о ключевых факторах, которые имели принципиальное значение для успеха капитализма в последние две сотни лет. Результатом стало то, что и следовало ожидать: низкий рост и усиление неравенства.
Теперь, глубоко поняв суть проблемы, мы займемся в следующих главах двумя ключевыми причинами столь удручающих результатов: во-первых, смешением двух способов приобретения богатства — создания богатства с увеличением размера национального экономического пирога и эксплуатации; а во-вторых, неспособностью различать грани эксплуатации, начиная с рыночной власти. Слишком большая часть энергии нации уходит на эксплуатацию, и слишком малая часть — на создание богатства.
