Введение
То, что дела в США и во многих других развитых государствах обстоят не очень хорошо, мягко сказано. В стране налицо чуть ли не повальное недовольство.
Так быть не должно, если верить американской экономической и политической науке последней четверти столетия. После падения Берлинской стены 9 ноября 1989 г. Фрэнсис Фукуяма объявил о «конце истории», поскольку демократия и капитализм одержали полную победу. Казалось, наступает новая эра глобального процветания с более быстрым, чем когда-либо, ростом, и возглавить ее должна была Америка.
Однако к 2018 г. эти высоко парящие идеи, похоже, окончательно разбились о приземленную реальность. Финансовый кризис 2008 г. показал, что капитализм был вовсе не тем, чем предполагалось, — он не отличался ни эффективностью, ни стабильностью. Затем появилась масса статистических данных, говорящих о том, что от роста в последнюю четверть века выиграли главным образом те, кто находился на самом верху. И, наконец, протестное голосование на обеих сторонах Атлантики — Брекзит в Великобритании и избрание Дональда Трампа в Соединенных Штатах — посеяло сомнения в здравомыслии демократического электората.
Наши умники быстро нашли этому объяснение, в принципе правильное. Элиты забыли о бедственном положении многих американцев в стремлении к глобализации и либерализации. Это относится и к финансовым рынкам, обещавшим, что все выиграют от «реформ». Однако обещанные выгоды так и не материализовались для большинства граждан. Глобализация ускорила процесс деиндустриализации, оставив за бортом массу людей, особенно не имевших высшего образования, и главным образом мужчин. Либерализация финансовых рынков привела к кризису 2008 г., самому тяжелому экономическому спаду со времен Великой депрессии, начавшейся в 1929 г. Несмотря на то что десятки миллионов людей по всему миру потеряли работу, а миллионы американцев лишились своего жилья, ни один из директоров крупнейших финансовых организаций, поставивших глобальную экономику на грань краха, не понес ответственности. Ни один не попал в тюрьму, напротив, все они получили мегабонусы. Банкиров спасли, а те, кого они разорили, остались ни с чем. Хотя экономическая политика и позволила избежать новой Великой депрессии, политическим последствиям такого несбалансированного спасения удивляться не стоит.
То, что Хиллари Клинтон называет сторонников своего оппонента в деиндустриализованных регионах страны «недостойными людьми», может быть фатальной политической ошибкой: для них ее слова — это проявление высокомерия элит. В ряде книг, включая «Деревенскую элегию» Джея Ди Вэнса и «Чужаков на собственной земле» Арли Хохшильд, предельно красноречиво описываются чувства тех, кто пережил деиндустриализацию, и многих других, оказавшихся в таком же положении. Они наглядно показывают, как далеки эти люди от национальных элит.
Один из лозунгов предвыборной кампании Билла Клинтона в 1992 г. звучал так: «Это экономика, дурачок». Конечно, это не более чем чрезмерное упрощение, и приведенные здесь исследования объясняют почему: людям нужно уважение, им необходимо чувствовать, что их слушают. После продолжавшихся более трети столетия проповедей республиканцев об отсутствии у правительства возможности решить свои проблемы, люди не ждут, что оно возьмется за решение их проблем. Однако они хотят, чтобы правительство «вступалось» за них во всех смыслах этого слова, а когда такое происходит, им не хочется слышать упреки в том, «что они плетутся в хвосте». Это унизительно. Люди принимают трудные решения в несправедливом мире. Им нужно, чтобы неравенство устранили хотя бы частично. Однако во время кризиса 2008 г., причиной которого была проводимая элитами политика либерализации финансового рынка, правительство встало на сторону элит. Это как минимум история, в которую все верят, и я покажу, что в ней немалая доля правды.
Если лозунг президента Клинтона и упрощал вещи, намекая на то, что экономика — это все, чем надо заниматься, то не так уж сильно. Наша экономика не работает для огромной части населения страны. В то же время она невероятно щедро вознаграждает тех, кто находится на самом верху. Если разобраться, то именно это все углубляющееся разделение лежит в основе нынешнего затруднительного положения нашей страны, а заодно и многих других развитых стран.
Конечно, это провал не только в сфере экономики, но и политики. Экономическое разделение ведет к разделению политическому, а политическое разделение служит усилителем для экономического. Имеющие деньги и власть используют свое политическое влияние для введения таких правил экономической и политической игры, которые увеличивают их преимущество.
В Соединенных Штатах существует очень маленькая элита, контролирующая все возрастающую долю экономики, и широкий нижний слой, лишенный практически всех ресурсов, — для 40% американцев проблема, для решения которой нужны четыре сотни долларов, болезнь ребенка или поломка автомобиля, превращается в неразрешимую катастрофу. Трое богатейших американцев — Джефф Безос (Amazon), Билл Гейтс (Microsoft) и Уоррен Баффетт (Berkshire Hathaway) — стоят больше, чем вся нижняя половина населения США. Это прямое свидетельство того, как много богатства наверху и как мало его внизу.
Баффетт, легендарный инвестор-миллиардер, был совершенно прав, когда сказал: «Это действительно классовая война, ведет ее мой класс, класс богатых, и мы побеждаем». Это было сказано не как вызов, а потому, что, на его взгляд, именно так выглядит точное описание состояния Америки. И он ясно дал понять, что считает это неправильным, даже антиамериканским.
Наша страна начиналась как представительная демократия, и Отцов-основателей беспокоила возможность того, что большинство будет подавлять меньшинство. Во избежание этого они включили гарантии в конституцию, в том числе и ограничения на то, что может делать правительство. За 200 с лишним лет, однако, ситуация изменилась. Сегодня в США есть политическое меньшинство, которое если не подавляет большинство, то как минимум занимает по отношению к нему доминирующее положение, не давая большинству делать то, что могло бы пойти на пользу всей стране. Подавляющая часть электората хотела бы видеть более жесткий контроль за оружием, более высокую минимальную заработную плату, более жесткое финансовое регулирование и более широкий доступ к медицинским услугам и образованию без обременительных долгов. Большинство американцев голосовало за Эла Гора, а не за Джорджа Буша, за Хиллари Клинтон, а не за Дональда Трампа. Большинство американцев вновь и вновь голосует за демократов на выборах в палату представителей, однако в определенной мере в результате предвыборных махинаций республиканцы практически всегда сохраняли контроль — в 2018 г. наконец демократы со значительным перевесом обрели контроль. Подавляющее большинство американцев голосовало за сенаторов-демократов, однако в результате того, что штаты с малочисленным населением вроде Вайоминга имеют по два сенатора, как и наши самые густонаселенные штаты Нью-Йорк и Калифорния, республиканцы сохраняют контроль над сенатом, который важен из-за его роли в утверждении состава Верховного суда. Как ни прискорбно, суд перестал быть справедливым арбитром и толкователем конституции и превратился в еще одно поле политических баталий. С той поры, как меньшинство заняло доминирующее положение, наши конституционные гарантии перестали распространяться на большинство.
Последствия такой деформации выходят далеко за пределы экономики: они затрагивают не просто политику, но и характер нашего общества и самосознания. Несбалансированность, эгоистичность и недальновидность государства ведет к появлению несбалансированных, эгоистичных и близоруких людей, усиливая недостатки нашей экономической и политической системы. Финансовый кризис 2008 г. высветил безнравственность многих наших банкиров и раскрыл их предельную бесчестность и готовность поживиться за счет беззащитных. Эти грехи в высшей степени поразительны в стране, где на протяжении многих десятилетий в политических дискуссиях апеллируют к «ценностям».
Для понимания того, как восстановить общий рост, нужно начинать с понимания истинных источников богатства нашего народа, как, впрочем, и любого другого. Истинными источниками богатства являются производительный труд, творческие способности и активность народа; достижения науки и техники в последние два с половиной столетия; а также успехи экономической, политической и социальной организации за тот же отрезок времени, включая верховенство закона, конкурентные, хорошо регулируемые рынки и демократические институты с их сдержками, противовесами и широким спектром организаций, занимающихся «установлением истины». Именно эти достижения создали основу для громадного повышения уровня жизни, произошедшего за два последних столетия.
Следующая глава посвящена двум тревожным изменениям последних четырех десятилетий, о которых мы уже упоминали: замедление роста, а также стагнация и даже снижение доходов значительной части населения. Между теми, кто наверху, и остальными образовался зияющий разрыв.
Простого описания траектории, по которой движутся наша экономика и общество, недостаточно. Нам необходимо глубже понять силу идей и интересов, уводивших нас с правильного курса на протяжении последних четырех десятилетий, выяснить, почему они захватили умы стольких людей и почему они в корне ошибочны. Решение отдать определение экономических и политических целей и задач на откуп корпоративным интересам привело к усилению концентрации экономической и политической власти, и этот процесс продолжается. Понимание причин, по которым наша экономическая и политическая система перестала служить нам, — это лишь пролог к тому, чтобы увидеть возможность существования иного мира.
В этой возможности есть позитивный момент: к ощутимому общему процветанию могут привести довольно простые реформы — простые с экономической точки зрения, но не с политической. Как мы увидим, можно сделать экономику более созвучной с тем, что, на мой взгляд, считается общепринятыми базовыми ценностями — не жадность и бесчестность, продемонстрированные нашими банкирами, а высшие ценности, так часто провозглашаемые политическими, экономическими и религиозными лидерами. Такая экономика будет изменять наш облик — приближать нас к обществу, о котором мы мечтаем. А эти изменения позволят создать более человечную экономику, способную обеспечить подавляющему большинству граждан жизнь на уровне среднего класса, которая сейчас становится для них все менее достижимой.
Богатство народов
Вышедшая в 1776 г. знаменитая книга Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» — хорошая отправная точка для того, кто решил разобраться в источниках благосостояния народов. Ее обычно считают началом современной экономической науки. Смит справедливо критикует меркантилизм, экономическое учение, доминировавшее в Европе в эпоху Возрождения и в начале индустриального периода. Меркантилисты отстаивали необходимость экспорта товаров в обмен на золото, которое, по их мнению, должно было сделать их хозяйство богаче, а страны политически могущественнее. Казалось бы, над столь недальновидной политикой можно лишь посмеяться: заполнение сейфов золотом не приводит к повышению уровня жизни. Однако похожее заблуждение широко распространено и сегодня, особенно среди тех, кто утверждает, что экспорт должен превышать импорт, и проводит соответствующую ничем не обоснованную политику.
Реальное богатство страны определяется ее способностью устойчиво производить, высоким уровнем жизни всех ее граждан. Это, в свою очередь, поддерживается устойчивым ростом производительности труда, который обеспечивается инвестициями частично в основные средства, но главное — в приобретение знаний, а также поддержанием полной занятости таким образом, чтобы имеющиеся ресурсы не выбрасывались на ветер и не лежали мертвым грузом. Это определенно не имеет никакого отношения к простому накоплению финансового богатства или золота. Далее я покажу, что фокусирование внимания на финансовом богатстве вредно — оно растет в ущерб реальному богатству страны, его накопление является одной из причин замедления роста в нашу эру финансиализации.
Смит, который писал свою книгу на заре промышленной революции, не мог полностью раскрыть, откуда берется реальное богатство народов сегодня. Источником богатства Великобритании в то время, да и в последующем столетии, в значительной мере была эксплуатация колоний. Смит, однако, сфокусировал внимание не на экспорте, не на эксплуатации колоний, а на роли промышленности и торговли. Он говорил о преимуществах, которые на крупных рынках приобретает специализация. Это, конечно, правильно, но не объясняет основу богатства страны в современных экономических условиях: Смит ничего не говорил об исследованиях и разработках или о приобретении знаний опытным путем, то есть о том, что экономисты называют «обучением в процессе деятельности». Причина была простой: технический прогресс и обучение играли незначительную роль в экономике XVIII в.
На протяжении многих веков до выхода в свет работы Смита уровень жизни практически не менялся. Чуть позже Смита экономист Томас Роберт Мальтус выдвинул идею о том, что это рост населения не позволяет заработной плате превысить прожиточный минимум. В соответствии с его представлениями, как только заработная плата превышает прожиточный минимум, население начинает расти и возвращает заработную плату на прежний уровень. Для повышения уровня жизни просто нет никаких возможностей. Мальтус был совершенно неправ.
Эпоха Просвещения и ее последствия
Смит жил в период интеллектуального расцвета в конце XVIII в., который называют эпохой Просвещения. Нередко ассоциируемая с научной революцией, эпоха Просвещения была следствием достижений предшествующих столетий, начиная с времен протестантской Реформации. До Реформации XVI в., которую вначале возглавил Мартин Лютер, право на истину принадлежало власти. Реформация поставила под сомнение авторитет власти, и в Тридцатилетней войне, начавшейся в 1618 г., европейцы сражались за альтернативные парадигмы.
Сомнения в авторитете власти заставили общество искать ответы на вопросы: как мы познаем истину? Как мы познаем мир вокруг нас? И как нам следует организовать общество?
Появилась новая теория познания, которая охватывала все аспекты жизни кроме духовного мира: иначе говоря, наука с ее системой доверия на основе подтверждения, где каждое достижение опиралось на более ранние исследования и прогресс, достигнутый предшественниками. Появились университеты и исследовательские институты, помогавшие выявлять истину и постигать природу нашего мира. Многие вещи, воспринимаемые нами сегодня как нечто само собой разумеющееся, от электричества до транзисторов и компьютеров, смартфонов, лазеров и современной медицины, являются результатом научных открытий, поддерживаемых фундаментальными исследованиями. И это не только высокотехнологичные новшества: даже дороги и здания являются результатом научного прогресса. Без него у нас не было бы небоскребов и автомагистралей, не было бы и современных городов.
Отсутствие королевской или церковной власти, диктующей, какой будет социальная организация, означало, что общество должно само определять это. Оно не могло надеяться на то, что власть — земная или небесная — устроит все как надо. Ему пришлось создавать системы управления. Создание социальных институтов, которые обеспечат благополучие общества, было более сложной задачей, чем поиск истинных законов природы. Обычно в этой сфере невозможно экспериментировать в контролируемых условиях. Впрочем, полезным может быть изучение прошлого опыта. Приходится полагаться на логические построения и обмен мнениями, то есть признать, что ни у кого нет монополии на правильное представление о социальной организации. Эти логические построения приводят к осознанию важности верховенства закона, надлежащей правовой процедуры и системы сдержек и противовесов, подкрепленных фундаментальными ценностями вроде правосудия для всех и свободы личности.
Наша система управления с ее обязательством справедливо относиться ко всем требовала установления истины. Наличие надлежащей системы управления повышает вероятность принятия хороших и справедливых решений. Они не обязательно должны быть идеальными, главное, чтобы их можно было корректировать при обнаружении недостатков.
Со временем появился широкий спектр институтов, обеспечивающих высказывание истины, выявление истины и подтверждение истины, именно им мы в значительной мере обязаны успешностью нашей экономики и демократии. Центральное место среди них занимают активные средства массовой информации. Как и любые другие институты, они допускают ошибки, но их расследования являются частью системы сдержек и противовесов и важным общественным благом.
Технический и научный прогресс наряду с изменениями в социальной, политической и экономической организации, связанными с эпохой Просвещения, привел к такому росту объема производства, который опередил прирост населения, поэтому доход на душу населения начал повышаться. Общество научилось сдерживать рост населения, и в развитых странах люди все чаще стали ограничивать размер семьи, особенно с повышением уровня жизни. Мальтузианское проклятие было снято. Так начался рост уровня жизни, который мы наблюдаем уже более 250 лет (см. рис. 1: уровень жизни, остававшийся практически неизменным на протяжении многих веков, начал быстро повышаться, сначала в Европе к концу XVIII — началу XIX в., а потом и в других частях мира, особенно после Второй мировой войны). Выросла и продолжительность жизни, в результате чего мы так много выиграли. Судьба человечества изменилась кардинальным образом. Если в прошлом чуть ли не все силы уходили на то, чтобы добыть предметы первой необходимости, то теперь для их получения нужно работать всего несколько часов в неделю.
В XIX в., однако, плоды этого прогресса распределялись очень неравномерно. На деле у многих жизнь стала тяжелее. Как выразился Томас Гоббс более чем за столетие до этого, «жизнь была грязной, жестокой и короткой», а промышленная революция сделала ее для многих еще хуже. Романы Чарльза Диккенса очень ярко описывают страдания людей в Англии в середине XIX в.
В Соединенных Штатах неравенство достигало новых пиков в конце XIX в. — в «Позолоченный век» и «Бурные двадцатые». К счастью, правительство не осталось в стороне: законодательство Прогрессивной эры и Новый курс были нацелены на ограничение игры на рыночной власти и устранение проявившихся недостатков рынка, включая неприемлемый уровень неравенства и чувства незащищенности. При президенте Франклине Рузвельте США приняли программу социальной защиты, которая официально называлась страхованием по старости, потере кормильца и нетрудоспособности. Позднее президент Линдон Джонсон обеспечил медицинским обслуживанием престарелых и развернул войну с бедностью. В Великобритании и большинстве стран Европы государство взяло на себя обеспечение медицинского обслуживания всего населения, и США стали единственной развитой страной, не признающей доступ к медицинскому обслуживанию одним из прав человека. К середине прошлого столетия развитые страны создали то, что тогда называли «общество среднего класса», где плодами прогресса пользовалось, как минимум в приемлемой степени, большинство граждан, и, если бы политика на рынке труда не дискриминировала людей по расовому и гендерному признакам, число получателей благ прогресса было бы еще больше. Граждане стали жить дольше и меньше болеть, приобретать хорошее жилье и одежду. Государство заботилось об образовании их детей и таким образом открывало перспективу для еще большего процветания и равенства возможностей. Кроме того, государство взяло на себя в определенной мере заботу о престарелых и социальную защиту от таких рисков, как безработица и нетрудоспособность.
Развитие рыночных и политических институтов, начавшееся в XVIII в., не всегда протекало гладко. Периодически случались кризисы, из которых самым тяжелым была Великая депрессия, начавшаяся в 1929 г. США не могли оправиться от ее последствий до самой Второй мировой войны. До войны правительство выплачивало пособие тем, кто временно не мог найти работу. После войны развитые страны взяли на себя обязательство обеспечить полную занятость.
Движение в поддержку равного распределения плодов прогресса тоже не всегда было стабильным. Как уже говорилось в этой главе, ситуация сильно ухудшилась в конце XIX в. и в 1920-х гг., но в десятилетия после Второй мировой войны заметно оздоровилась. Хотя доходы росли у всех групп населения, у тех, кто находился внизу, они повышались быстрее, чем у находившихся наверху. Но затем, в конце 1970-х — начале 1980-х гг., произошел крайне неприятный поворот. Доходы групп в нижней части социальной лестницы перестали расти и даже начали снижаться, в то время как у других групп они резко пошли вверх. У богатых средняя продолжительность жизни продолжала расти, а у менее образованной части населения она стала сокращаться.
Контратака
У прогресса, ассоциируемого с эпохой Просвещения, всегда существовали недруги. В их перечень нынче входят религиозные консерваторы, которым не по вкусу идеи вроде эволюции, и те, кого не устраивают терпимость и либерализм, проповедуемые сторонниками Просвещения. К ним добавляются люди, чьи экономические интересы входят в противоречие с научными открытиями. Например, владельцы угольных компаний и их работники, перед которыми маячит перспектива принудительного прекращения добычи угля с учетом того, что его сжигание является одной из главных причин глобального потепления и изменения климата. Однако эта коалиция религиозных и социальных консерваторов вместе с теми, чьи своекорыстные интересы находятся в прямом противоречии с научными фактами, недостаточно широка, чтобы иметь политическую власть. Такая власть требует поддержки со стороны деловых кругов. И они предоставляют помощь в обмен на дерегулирование и снижение налогов. В США скрепляющей силой для этого альянса стал неожиданно свалившийся нам на голову президент Дональд Трамп. Тягостно видеть, как президент, склонный к нетерпимости, женоненавистничеству, национализму и протекционизму — то есть к тому, что совершенно не вяжется с ценностями, декларируемыми в бизнес-сообществе, — молча делает все, чтобы деловые круги могли получить более комфортную бизнес-среду с минимальным регулированием и особенно налоговые поблажки для себя и своих компаний. Предельно очевидно, что деньги в их карманах и жадность перевешивают все остальное.
С самого начала предвыборной кампании и особенно после вступления в должность президента Дональд Трамп выходил далеко за пределы традиционной «консервативной» программы. В некоторых отношениях, как уже отмечалось, он фактически является революционером: он не прекращает нападки на центральные институты нашего общества, с помощью которых мы пытаемся приобретать знание и устанавливать истину. В числе его целей университеты, научное сообщество и судебная система. Самым яростным атакам, конечно, подвергаются основные новостные каналы информации, которые окрестили «лженовостными каналами». Парадокс в том, что именно там проверка достоверности фактов стоит на первом месте, а Трамп беззастенчиво и регулярно лжет.
Подобные нападки не только беспрецедентны для Америки, они к тому же разрушительны для нашей демократии и экономики. Хотя все эти нападки хорошо известны, крайне важно понимать, что является их побудительной причиной и насколько широки цели. Важно также понимать, что истоки происходящего следует искать не в Трампе: если бы у него не было поддержки, его нападки на институты установления истины не имели бы такого эффекта. Нападки подобного характера наблюдаются и в других местах. Если бы Трамп не развязал такую войну, это сделал бы кто-нибудь еще.
В таком контексте поддержка президента Трампа со стороны деловых кругов выглядит исключительно циничной и обескураживающей особенно для тех, кто хоть немного помнит о распространении фашизма в 1930-х гг. Историк Роберт Пакстон проводит параллели между благосклонностью Трампа к богатым и стратегией, лежавшей в основе зарождения нацизма в Германии. Как и Трамп, фашисты получили поддержку явного меньшинства, которого было недостаточно для прихода к власти демократическим путем, — у них никогда не было ничего похожего на большинство голосов. Успех Трампу принесла коалиция с деловыми кругами, как и в те времена, когда фашисты пришли к власти. Они смогли сделать это только в результате поддержки широкой консервативной коалиции, в которую входили и деловые круги.
Атака на университеты и науку
Нападки на университеты привлекли меньше внимания, чем нападки на средства массовой информации, однако они не менее опасны для будущего нашей экономики и демократии. Университеты являются тем источником, из которого берется все остальное. Кремниевая долина — центр инновационной экономики страны — стала тем, что она представляет собой, благодаря технологическим достижениям двух наших лучших университетов — Стэнфордского университета и Калифорнийского университета в Беркли. Массачусетский технологический институт и Гарвардский университет аналогичным образом дали начало грандиозному биотехнологическому центру в Бостоне. Репутация нашей страны как лидера в сфере инноваций зиждется на знаниях, получаемых в национальных университетах.
Наши университеты и научно-исследовательские центры не только генерируют передовые знания — они притягивают к нашим берегам ведущих предпринимателей. Многих привлекла сюда возможность учиться в лучших университетах. С 1995 по 2005 г., например, иммигранты основали 52% всех новых компаний Кремниевой долины. Иммигранты учредили также более 40% компаний, входивших в 2017 г. в список Fortune 500.
Несмотря на это, Трамп пытался урезать государственное финансирование фундаментальных исследований в бюджете 2018 г. Помимо этого, наверное впервые за все времена, налоговый закон республиканцев в 2017 г. предусмотрел налогообложение частных некоммерческих университетов, многие из которых играли центральную роль в научном прогрессе, а значит, в повышении уровня жизни и обеспечении конкурентного преимущества Америки.
Некоторые республиканцы критикуют наши университеты за идейность и нетерпимость к ханжеству и сексизму. Действительно, профессора почти повсеместно учат, что изменение климата реально, а многие высказывают сомнения в отношении экономики предложения. Университеты к тому же не уделяют серьезного внимания теориям плоской земли в географии, флогистона в химии или сохранения золотого стандарта в экономике. Существуют и другие идеи, которым заслуженно не уделяют внимания в высшем образовании. Было бы преступно учить устаревшим идеям, многократно опровергнутым с помощью естественно-научных методов.
До сих пор университетам удавалось устоять. Однако можно догадаться, что произойдет с американской экономикой и нашим положением в мире, если Трамп и иже с ним решат вести эту войну до победного конца. Мы быстро потеряем свою позицию в авангарде инновационного мира. Уже сейчас другие страны пользуются плодами антииммигрантской и враждебной по отношению к науке политики Трампа: Канада и Австралия, например, активно занимаются привлечением талантливых студентов и созданием исследовательских институтов и лабораторий, способных играть роль альтернативы Кремниевой долине.
Атака на судебную систему
Ни одно общество не застраховано от возникновения споров и расхождения сторон во мнениях, такое может случиться с людьми, компаниями или группой людей и правительством. Задача наших судов заключается в выявлении истины в той мере, в какой это возможно. Практически по определению, разрешение подобных споров дается непросто — если бы это было не так, стороны улаживали бы разногласия самостоятельно, а не прибегали бы к недешевым и требующим времени судебным процедурам. Когда суды выносят решения, которые Трампу не по вкусу, он начинает говорить о «так называемых судьях». Его пренебрежительное отношение к судебной власти ярче всего проявляется в готовности назначать совершенно неквалифицированных судей — у одного из кандидатов в Федеральный суд округа Колумбия Мэтью Спенсера Петерсена вообще не было опыта судебных разбирательств. Петерсен снял свою кандидатуру после уничижительного опроса во время слушаний перед утверждением, однако он оказался самым неквалифицированным в группе почти таких же выдвиженцев Трампа.
Оправдание атак — самозащита
Такая закономерность не случайна. С точки зрения Трампа и его сторонников, опасность всех институтов установления истины заключается в том, что они высказывают взгляды, которые противоречат предвзятому мнению Трампа и тех, кто находится в его окружении и его партии. Подобные атаки и попытка создать другую реальность давно являются частью фашизма, начиная с «большой лжи» Геббельса. Вместо того чтобы привести свои взгляды в соответствие с реальностью (например, в вопросе изменения климата), Трамп обрушивается с нападками на тех, кто занимается выявлением истины. То, что подобные нападки находят такой отклик, свидетельствует в определенной мере о недостатках нашей системы образования. Однако нельзя винить в происходящем только это. Достижения в сфере поведенческой экономики и маркетинга говорят о том, что восприятием и представлениями можно манипулировать. Табачные компании успешно используют определенные методы с тем, чтобы поставить под сомнение научные факты о вреде курения для здоровья, а разные фирмы убеждают людей покупать продукты, которые те в противном случае никогда бы не приобрели, поскольку по размышлении их ненужность становится очевидной. Подобно тому, как продают плохие и даже опасные товары, можно продавать плохие и даже опасные идеи — и в этом есть серьезный экономический интерес. Стив Бэннон и Fox News прекрасно поняли это и использовали для изменения представлений по множеству тем от изменения климата до неэффективности и пристрастности правительства.
Внушение большинству идеи о необходимости политики, которая противоречит его интересам
То, что Трамп и его клика заинтересованы в искажении истины, неудивительно. Что вызывает вопрос, так это почему при такой высокой ставке, включая нашу демократию и рост уровня жизни за последние 250 лет, эта срежиссированная атака на главные институты и идеи нашей цивилизации нашла отклик у стольких людей. Одной из причин, заставивших меня написать эту книгу, является надежда на то, что более глубокое понимание важности этих институтов поднимет людей на их защиту.
Это, однако, не единственная загадка текущей политики. Любопытствующий может также поинтересоваться, в чем причина такой терпимости к высокому уровню неравенства в демократическом обществе. Конечно, некоторые наверху — группа, богатство и политическое влияние которой непропорционально велика, — если говорить прямо, просто жадны и близоруки. Они хотят быть на вершине независимо от того, во сколько это обойдется обществу. Многие мыслят категориями игры с нулевой суммой, которая предполагает единственный путь к богатству — отобрать что-нибудь у тех, кто находится ниже.
Впрочем, большинство находящихся наверху — если оно действительно понимает суть своего интереса — должно поддерживать более эгалитарную политику, а уж о тех 99% внизу, которые страдают от нынешнего неравенства, и говорить нечего. Даже 10% верхушки, которым перепадает небольшая толика благ от роста, беспокоит снижение положения на социальной лестнице. Страдают и многие из тех, кто входит в 1%: в других странах богатые вынуждены жить в охраняемых резиденциях и заботиться о том, чтобы их детей не похитили. Снижается общий рост экономики страны, а это тоже сказывается на 1%, значительную долю богатства которого составляют деньги, выкачиваемые снизу. Чем меньше богатство внизу, тем меньше можно выкачать оттуда. Современная экономическая наука говорит о том, что страны с более высоким уровнем неравенства (особенно когда неравенство достигает таких масштабов, как в США, и усугубляется такой же гендерной ориентацией, как в США) довольствуются более низкими экономическими результатами. Экономика — это не игра с нулевой суммой; рост зависит от экономической политики — действия, усиливающие неравенство, замедляют его, особенно в долгосрочной перспективе.
Короче говоря, очень трудно найти рациональное объяснение для терпимого отношения к неравенству в стране. Есть и другие аспекты американской экономической политики, которым трудно дать вразумительное объяснение, если, конечно, верить в то, что люди в массе своей рациональны и поддерживают политику, соответствующую их собственным интересам, и в то, что у нас реальная демократия, где политика отражает интересы большинства. Например, за исключением собственников угле-, газо- и нефтедобывающих компаний, большинство в стране должно быть заинтересовано в принятии мер по предотвращению изменения климата.
Деньги в Америке пагубно влияют не только на политику, в более широком смысле они меняют убеждения. Братьям Кох, нефтяным и угольным компаниям, вместе с другими заинтересованными группами удалось обманом превратить значительную часть Америки в скептиков в вопросе изменения климата точно так же, как около 50 лет назад табачным компаниям удалось посеять в умах многих американцев сомнения в достоверности фактов, свидетельствующих о вреде курения для здоровья. Угольным компаниям свидетельства, касающиеся роли парниковых газов в изменении климата, нравятся не больше, чем табачным компаниям факты о связи курения с раком легких и сердечно-сосудистыми заболеваниями. В результате шельмования фактов во втором случае сотни тысяч людей ушли из жизни раньше, чем могли бы.
Аналогичным образом богатым удалось убедить значительную часть американцев в том, что стране будет лучше без налога на наследство, хотя это неизбежно приведет к возникновению наследуемой плутократии — явлению, прямо противоречащему американским идеалам. А ведь налог на недвижимость и наследство совершенно не касается большинства граждан, поскольку он и так фактически взимается только с тех супружеских пар, у которых больше $11 млн.
Научные и веские аргументы заменили идеологическими соображениями. Идеология стала новым инструментом в удовлетворении жажды наживы. В некоторых районах страны сформировалась культура, которая в основе своей противоположна научным доводам. Лучшее объяснение этому я привел в предыдущих абзацах: у тех, кто делает деньги на том, что ставится под сомнение наукой, — будь это производство сигарет и химикатов или добыча угля, — есть прямой резон заронить сомнение в самой науке. Если это продолжится и если республиканцы, поддерживающие подобные взгляды, останутся у власти, то трудно сказать, сможет ли американская машина создания богатства, опирающаяся на научный фундамент, работать и дальше.
Провал наших элит
Если понять, почему многие поддерживают нападки на сами основы нашего экономического прогресса и демократии, трудно, то особой сложности в выявлении причин, по которым значительная часть страны ополчилась против «правящих кругов» и их взглядов на глобализацию, финансиализацию и, в более широком смысле на экономику, нет. Элиты (обеих партий) много чего обещали, когда проводили реформы в последние четыре десятилетия, однако ничего из обещанного мы так и не увидели.
Они обещали, что снижение налогообложения богатых, глобализация и либерализация финансового рынка приведут к ускорению и стабилизации роста, от которого выиграют все. Однако несоответствие того, что обещали, и того, что получилось, оказалось слишком очевидным. Поэтому, когда Трамп назвал эти обещания «бесчестной манипуляцией», его слова нашли отклик.
Неудивительно, что после экономических провалов, о которых мы говорили, — либерализация и глобализация обогатили очень немногих, а остальным принесли стагнацию, незащищенность и нестабильность, — появился скептицизм в отношении элит и институтов знаний, из которых они, как считалось, черпали информацию. Такой вывод ошибочен: уважаемые ученые указывали на то, что глобализация может в действительности привести к снижению заработной платы неквалифицированных работников и ухудшить их положение даже с учетом более низких цен на приобретаемые ими товары, если правительство не будет проводить активную компенсационную политику. Они подчеркивали, что финансовая либерализация ведет к нестабильности. Однако группа поддержки политики глобализации и либерализации финансового рынка заглушила их голоса.
Какой бы ни была причина, мы бросили на произвол судьбы тех, кто пострадал в процессе деиндустриализации страны. Мы закрыли глаза на стагнацию зарплат и доходов и рост отчаяния. Мы думали, что «прикрытие» — пузырь на рынке недвижимости, который создал на некоторое время рабочие места в строительстве для тех, кто потерял работу в промышленности, — было реальным решением.
Короче говоря, наши элиты в обеих партиях посчитали, что концентрация внимания на ВВП может заменить концентрацию на людях. По существу, они «кинули» большую часть страны. Такое неуважение, пожалуй, не менее болезненно, чем обрушившаяся на нее экономическая трагедия.
Альтернативные теории происхождения богатства народов
Выше я обрисовал реальный источник богатства народов — тот, что опирается на науку и знания, а также на социальные институты, которые помогают нам не просто жить мирно друг с другом, а сотрудничать во имя общего блага. Еще я говорил об угрозе этому фундаменту, которая исходит от Трампа и его единомышленников. При рудиментарном наборе представлений, совершенно оторванных от реальности и обслуживающих только экономические интересы некоторых недальновидных стяжателей (охотников за рентой), их успех был невозможен без развертывания массированной атаки на наши институты установления истины и даже на саму демократию.
Одна давнишняя и широко известная альтернативная теория происхождения богатства народов, которая, к сожалению, господствует в последние четыре десятилетия в нашей стране, предполагает, что экономика работает лучше всего, когда она полностью или как минимум по большей части находится во власти свободных рынков. Поборники подобных теорий не занимаются опровержением истины, как это делает Трамп. Как хорошие фокусники, они концентрируются больше на внешнем оформлении того, что мы видим. Если глобализация оставляет многих позади, если рейгановские реформы приводят к распространению бедности и прекращению роста доходов большой доли населения, то фокус заключается в прекращении сбора данных о бедности и замалчивании проблемы неравенства. Концентрируйтесь на конкуренции, которая всегда присутствует на рынке, а не на власти, которую имеют немногочисленные доминирующие на рынке фирмы.
Возьмите, например, типичный учебник по экономике для колледжей. Слово конкуренция мелькает тут и там во всех без исключения главах, а вот термин власть встречается от силы в одной-двух главах. Понятия эксплуатация вы, скорее всего, там вообще не найдете — это слово давно вымарано из традиционного словаря экономистов. Если обратиться к экономической истории американского Юга, то в ней обнаружатся, пожалуй, дебаты о (конкурентном) рынке хлопка или даже рабов, но не об эксплуататорском использовании власти одной группы людей в целях присвоения плодов труда другой группы и не о том, что одна из групп использовала политическую власть для сохранения такого положения вещей после Гражданской войны. Огромное неравенство заработной платы в зависимости от пола, расы и этнической принадлежности — главная особенность американской экономики, о которой речь пойдет в следующей главе, — если и упоминается, то с использованием какого-нибудь мягкого термина вроде дискриминации. Только в последнее время такие убийственные слова, как эксплуатация и власть, появились в описании того, что происходит.
Недостаток конкуренции — слишком большая власть в одних руках — всего лишь одна из причин, по которым рынки зачастую работают не слишком хорошо. То, что это так, должно быть очевидно: слишком много людей с очень низким доходом, не позволяющим вести достойную жизнь; США вкладывают в здравоохранение в расчете на душу населения больше любой другой страны мира, а средняя продолжительность жизни, которая и так ниже, чем в других развитых странах, снижается; для нашей экономики характерен высокий уровень незанятых домов и, одновременно, бездомных. Самые серьезные провалы связаны с высокой безработицей — несоответствием числа рабочих мест и количества людей, желающих занять их. Великая депрессия 1930-х гг. и Великая рецессия, начавшаяся в 2007 г., — лишь два наиболее ярких примера, однако для рыночной экономики периоды высокой безработицы были характерны с самого начала.
В каждом из этих примеров правительственная политика, даже если она работала неидеально, могла улучшить ситуацию по сравнению с той, что была бы в ином случае. Во время экономических спадов, в частности, стимулы в сфере денежно-кредитной и налоговой политики не раз успешно помогали снизить безработицу.
А есть ли помимо обеспечения полной занятости еще какая-то роль у правительства или все остальное должны делать сами рынки? Первое, что требуется для ответа на такой вопрос, — это признание того, что рынки являются не самоцелью, а средством достижения определенной цели — более процветающего общества. Тогда центральным становится вопрос: когда рынки обеспечивают процветание не только верхушке, составляющей 1% населения, но и обществу в целом? Хотя невидимая рука (идея Адама Смита о том, что преследование личной выгоды ведет в конечном итоге, словно невидимая рука, к процветанию общества) — это, пожалуй, самая главная идея в современной экономической науке, даже сам Смит признавал ограниченность власти рынков и необходимость вмешательства со стороны правительства. Современные экономические исследования — как теоретические, так и практические — углубили наше понимание принципиальной важности действий правительства в условиях рыночной экономики. Они необходимы не только для осуществления того, что рынки не могут делать, но и для создания условий, в которых рынки действуют должным образом.
Чтобы рынки хорошо работали сами по себе, необходимо выполнение кучи условий — конкуренция должна быть здоровой, информация — идеальной, а действия одного человека или фирмы не должны идти во вред другим (например, должно отсутствовать загрязнение окружающей среды). На практике эти условия никогда не выполняются — зачастую в крупных масштабах, — а это значит, что рынки не выполняют своих функций. До принятия природоохранного законодательства нашим воздухом невозможно было дышать, а воду нельзя было пить — такая ситуация наблюдается сейчас в Китае, Индии и других странах, где требования к защите окружающей среды слишком мягкие или слишком плохо соблюдаются.
Важнее всего то, что частный сектор по своей воле вкладывает слишком мало в фундаментальные исследования, которые необходимы для появления динамичной, инновационной экономики. То же самое относится и к другим сферам, где инвестиции служат общему благу (инфраструктура и образование, например). Выгоды от расходования государственных средств на эти сферы намного превосходят затраты. Такие статьи расходов необходимо финансировать, а для этого, конечно, требуются налоги. (Понятно, что частный сектор трубит о том, как много он делает: его прикладные исследования важны, но они опираются на фундаментальные исследования, финансируемые государством.)
Как-то раз я поинтересовался у министра финансов Швеции, почему экономика его страны функционирует так хорошо. Вот его ответ: потому, что у них высокие налоги. Он, конечно, имел в виду, что для процветания страны необходим высокий уровень государственных расходов на инфраструктуру, образование, технологию и социальную защиту и что государству необходимы доходы для стабильного финансирования этих расходов. Многие из этих статей государственных расходов дополняют затраты частного сектора. Техническое развитие, финансируемое государством, поддерживает частные инвестиции. Инвесторы получают более высокую отдачу при наличии высокообразованной рабочей силы и хорошей инфраструктуры. Главным для быстрого роста является приобретение новых знаний, и лежащие в его основе фундаментальные исследования должны поддерживаться правительством.
Эти факты полностью опровергают рейгановскую политику «предложения», которая строится на предположениях, что дерегулирование высвободит экономику, снижение налогообложения станет для нее стимулом, а сочетание того и другого приведет к экономическому росту. Однако после рейгановских реформ рост фактически замедлился. Дерегулирование, особенно финансового рынка, привело нас к кризисам 1991 и 2001 гг. и, что печальнее всего, к Великой рецессии 2008 г. А снижение налогов не принесло оживляющего эффекта, обещанного сторонниками экономики предложения. Тома Пикетти и его коллеги отметили, что снижение самых высоких налоговых ставок на практике не влияет или снижает рост экономики во всех странах мира. Как и предполагали критики снижения налогов, ни сокращение ставок для богатых при Рейгане, ни последующие налоговые послабления при Джордже Буше–младшем не привели к повышению обеспеченности рабочей силой или сбережений, а значит, не принесли и ускорения роста.
Очевидно, экономика предложения и ее вера в полностью свободный рынок, как путь к росту, вовсе не так привлекательны. Для хороших экономических результатов нужно гораздо больше, чем низкие ставки налогообложения и слабое регулирование.
Опасности возврата к рейганомике
Многие консерваторы шокированы Трампом и его нападками на существующие нормы и институты ничуть не меньше, чем левые. Они были, например, в первых рядах борьбы за глобализацию, и вид того, как достигнутое разрушается представителями их же партии, вызывает у них чувство омерзения. Однако все, что эта часть консерваторов (группа, которую нередко называют «только не за Трампа») может предложить стране, ограничивается еще одной порцией провалившихся начинаний из прошлого — снижением налогов для богатых и корпораций, ослаблением регулирования, уменьшением роли государства, то есть рейганомикой в версии XXI в.
Американская экономика сегодня характеризуется в чересчур большой степени нерегулируемыми, монополистическими рынками, где создание богатства вытеснено эксплуатацией. В этих условиях реальная опасность нарастания популизма и национализма в США заключается в том, что они намного хуже, чем простое отвлечение внимания. Наши проблемы связаны вовсе не с несправедливыми торговыми соглашениями и с иммигрантами, и то, что Трамп предлагает в этих сферах, может еще больше усугубить ситуацию в стране, включая бедственное положение пострадавших от деиндустриализации. Опять же, нет такой страны, которой когда-либо удавалось встать на путь быстрого и устойчивого роста путем простого отбрасывания бюджетных ограничений, как, похоже, решил сделать Трамп с помощью разрушительного для бюджета налогового закона в декабре 2017 г. и увеличения расходов в январе 2018 г.
Реальные проблемы в США, как я покажу, созданы нашими собственными руками — слишком маленькие вложения в людей, инфраструктуру и технологии, слишком сильная вера в способность рынков решить все наши проблемы, слишком слабое регулирование там, где оно необходимо, в сочетании со слишком жестким регулированием там, где оно не нужно. Ежедневно демонстрируемое Трамп-шоу отвлекает нас от работы над этими глубокими и важными вопросами.
Что действительно находится в опасности, так это наша демократия
Эта книга посвящена по большей части экономике — демонстрации того, что наша текущая ситуация является предсказуемым следствием ошибочных решений в прошлом и что существуют альтернативы, позволяющие улучшить положение. Вместе с тем постоянно приходится подчеркивать, что политика и экономика неразрывно взаимосвязаны. Наше экономическое неравенство транслируется в неравенство политическое, оборачиваясь в правила, еще больше углубляющие эти виды неравенства. Кроме того, наши экономические неудачи отражаются на политической системе. Трамп — яркое проявление этого. Больше всего в нашем будущем меня беспокоит следующее.
Реально жадный и близорукий 1% населения понял, что глобализация, финансиализация и другие элементы нынешнего экономического кодекса не имеют поддержки у огромного большинства американцев по вполне понятным причинам. Для него этот факт означает лишь одно: если позволить демократии существовать и дальше и если у избирателей есть хоть чуточка здравомыслия, то они будут голосовать за альтернативный курс. Чтобы и дальше удовлетворять свои корыстные интересы, эти супербогатые приняли стратегию, состоящую из трех частей: обмана, ограничения избирательных прав и отстранения от власти. Обман: они говорят другим, что политика вроде налогового закона 2017 г., направленного на дополнительное обогащение богатых, в действительности помогает обычным американцам или что торговая война с Китаем повернет вспять процесс деиндустриализации. Ограничение избирательных прав: они делают все, чтобы те, кто может проголосовать за более прогрессивную политику, не имели возможности сделать этого, затрудняя регистрацию избирателей либо само голосование. И, наконец, отстранение от власти: они устанавливают действенные ограничения для правительства с тем, чтобы в случае провала других мер и формирования более прогрессивного правительства оно не могло реформировать нашу политику и экономику. Один пример: ограничения, накладываемые все более идеологизированным Верховным судом.
Прогноз — если мы не изменим курс — прежний, но в еще большей степени: все хуже функционирующие экономика, политическая система и общество. Нападки на науку и фундаментальные институты, которые лежали в основе прогресса на протяжении веков, включая наши институты, занимающиеся выявлением и распространением истины, продолжатся и еще больше замедлят рост и усилят неравенство.
Непрекращающаяся война или третий путь?
Сейчас кажется, что очень много времени утекло с того момента, когда президент Джон Кеннеди сказал: «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас, спросите, что вы можете сделать для вашей страны». Рейган не только переориентировал экономику страны, он еще запустил процесс смещения наших ценностей в сторону большей меркантильности и эгоизма. Когда его подход не принес обещанных плодов, курс не был скорректирован, как и следовало ожидать. Это привело лишь к удвоению усилий по реализации набора ошибочных идей.
Если мы собираемся устранить недостатки нашей экономической системы, нужно отбросить мысль о том, что, раз США победили в холодной войне, значит, американская экономическая система взяла верх. Это не рыночный капитализм продемонстрировал свое превосходство, а коммунистическая система потерпела провал.
Когда США боролись с коммунистической системой за сердца и умы людей во всем мире, нам нужно было показывать, что наша экономика обеспечивает блага для всех. После развала Советского Союза соперничать стало не с кем и система потеряла интерес к обеспечению благами всех.
Для миллиардов людей в развивающихся странах Китай, создающий свою самобытную «социалистическую рыночную экономику с китайским лицом», стал олицетворением динамичной альтернативы американской экономике, чья позиция пошатнулась в результате кризиса 2008 г., а теперь еще и от сильнейшего удара, нанесенного Трампом. А глобальное осознание того, что американский капитализм обеспечивает главным образом верхи и оставляет массы без адекватного здравоохранения, не способствует усилению влияния Америки.
Тех, кто верит в демократию, это должно сильно беспокоить. Идет битва идей, связанных с альтернативными социальными, политическими и экономическими системами, и нас должен волновать тот факт, что большая часть мира отказывается от достоинств нашей системы.
К счастью, американский капитализм — это всего лишь одна из множества форм демократической рыночной экономики, как мы видели на примере Швеции выше. Другим демократическим странам со своими формами экономики, похоже, тоже удается обеспечить быстрый экономический рост и благосостояние большинства своих граждан.
Нам пора перестать кичиться своей экономической системой. К настоящему моменту совершенно очевидно, что у нее есть серьезные недостатки, особенно когда дело доходит до обеспечения общего процветания. Есть целый список интересных вариантов, которые нам следовало бы рассмотреть, признав, что у многих альтернативных форм рыночной экономики имеются сильные стороны и что нам есть чему у них поучиться.
Уродливая экономика уродует людей и общество
Все это означает, что война интересов — замаскированная, как и война идей о наилучшем способе организации общества, — быстро не прекратится, поскольку корпорации, например, не оставляют попыток получить как можно больше для себя за счет остальных.
Битва идей — это не спортивное состязание. Причина, по которой нам необходимо искать на стороне пути устранения недостатков своей экономики и заниматься созданием системы, в большей мере ориентированной на наши ценности, связана не со стремлением повысить вероятность глобального доминирования наших идей относительно рынков и демократии, а с тем, что это даст нам как людям и как стране в целом.
Стандартный курс по экономике начинается с допущения о том, что у людей есть фиксированные предпочтения, с которыми они рождаются, — они такие, как есть, со своими симпатиями и антипатиями. Идея о том, что вкусы и предпочтения неизменны, однако, — полная чушь. Как родители, мы пытаемся привить нашим детям определенные навыки, и, хотя это предприятие не всегда успешно, нам кажется, что в какой-то мере цель достигается. Маркетологи пытаются формировать наши покупательские привычки. На нас также оказывает влияние общество и культура, а мы, в свою очередь, сами влияем на них. То, как мы структурируем экономику, играет центральную роль в этом формировании, поскольку наши связи друг с другом в очень большой мере являются экономическими. Исследования в сфере поведенческой экономики подтверждают это. То, что банкиры ведут себя безнравственно, вовсе не случайно: эксперименты показывают, что они — особенно когда им напоминают, что они банкиры, — действуют все более бесчестно и эгоистично. Так на них воздействует профессия. Это же справедливо и для экономистов. Хотя среди тех, кто решил посвятить себя экономике, одни более эгоистичны, чем другие, чем дольше они изучают предмет, тем более эгоистичными становятся.
Тот вид рыночной экономики, который создала Америка, порождает эгоистичных и меркантильных людей — людей, зачастую очень далеких от тех идеалов, по которым мы оцениваем себя и других. Другие формы экономической организации в большей мере воспитывают склонность к сотрудничеству. Все люди сочетают своекорыстное и альтруистическое поведение (как отмечал еще сам Смит), а характер нашей экономической и социальной системы меняет соотношение этих двух видов поведения. Чем больше людей, для которых характерны эгоизм, меркантильность, недальновидность и слабые нравственные принципы, тем более характерными для нашего общества становятся эти черты.
Последствия могут быть еще серьезнее, когда дело доходит до политики. Рыночная позиция «победитель получает все» вторглась в нашу политику, разрушая нормы и подрывая способность идти на компромиссы и достигать согласия. Если не остановить эту тенденцию, она разрушит национальное единство.
Мы на самом деле лучше того, к чему вроде бы идем. Возможно, мы и отличаемся в деталях от того, к чему стремимся, — как подчеркивают экономисты, всегда есть место для компромиссов, — однако по ключевым моментам существует широкое согласие. Для реализации альтернативного видения необходимо коллективное действие. В сфере экономики — это регулирование рынка и выполнение того, что рынок делать не может. Нам нужно отказаться от традиционной веры в то, что рынки по своей природе саморегулируемые, эффективные, стабильные и справедливые, и в то, что правительство по определению неэффективно. В каком-то смысле мы должны спасти капитализм от самого себя. Капитализм — вместе с ориентированной на деньги демократией — порождает процесс саморазрушения, который угрожает уничтожить любое подобие справедливого и конкурентного рынка и реальной демократии. Необходимо не просто немного подкорректировать систему. Мы слишком долго шли не той дорогой, чтобы все было так легко. Нам нужен новый общественный договор, который позволит всем в нашей богатой стране вести достойную жизнь.
Эта книга, таким образом, посвящена такому альтернативному пути вперед. Вполне возможен другой мир, построенный не на фундаменталистской вере в рынки и экономику просачивания благ сверху вниз, которая загнала нас в этот кошмар; и не на националистской и популистской трамповской экономике, которая не признает верховенства закона на международном уровне, заменяя «глобализацию дубиной», подходом, вредящим больше всего самой Америке. Я надеюсь, что раньше или позже истина возьмет верх: политика Трампа провалится, и его сторонники, как корпорации наверху, так и работники, чьи интересы он вроде бы отстаивает, увидят это. Что произойдет потом, можно только гадать. Если под рукой окажется альтернативный путь движения вперед, как тот, что представлен в этой книге, возможно они ухватятся за него.
