ГЛАВА 12
Ухожу
Прекрасен город Айсбург. И мир по имени Лабиринт. И море здесь великолепно. Особенно когда смотришь на него не из-за решетки, а идешь босиком по волнам.
За прошедший день мы все вымотались неимоверно, и Артур никого из нас не отпустил — уговорил остаться ночевать у него в доме. А живет он совсем рядом, десять минут пешком до лодочной станции. Удобно на работу ездить…
Дом Артура — это особая история. В таких домах должны жить академики. Писатели. Философы. Ну и — маги, наверное.
Дом двухэтажный. Впрочем, второй этаж — небольшая мансарда. Но для двоих постоянно живущих в нем человек — места до черта.
Там резные лестницы, широкие кровати под тонкими мягкими покрывалами. Там даже камин. Там поют соловьи за окнами. Там вокруг дома — сад…
В общем, это какой-то ненормально уютный дом. Не бывает таких домов.
Мама Артура совсем на него не похожа. Она бойкая, веселая и так нам обрадовалась! А больше всех, как мне показалось, — Свете.
Нас чем-то кормили, но я уже плохо соображал и был просто счастлив, когда мне показали мою кровать. Упав на нее, уснул тут же, до утра.
Утром проснулся последним, все уже встали и завтракали.
Когда я хоть и умытый, но все равно полусонный притащился на кухню, то застал там такую картину.
Столу них большой, овальный. «Люблю гостей», — сказала мама Артура. Между прочим, довольно молодая женщина. Интересно, жив ли его отец.
Так вот, рядком за этим столом сидели Петер, Андрей, мама Артура, Света и хозяин дома с моей дочерью на коленях. И он улыбался. Впрочем, как и ребенок.
Когда я это увидел, весь сон прошел моментально. Самое интересное, ничего особенного вроде бы не происходило. По крайней мере, никто ничего не замечал. Все весьма дружелюбно со мной поздоровались и позвали за стол. И я сел, конечно. Но думать мог только об одном: а ведь кто-то здесь лишний…
После завтрака я слегка отвлекся, потому что занялись насущными делами.
Приехали родители Андрея.
Я хотел сказать, родители Севы Сергиенко, Артур вызвал их телеграммой.
Встреча обещала быть нелегкой.
Ведь Артур, возвращая эссенциалиста к жизни, окончательно сделал его Андреем.
Андреем, не Севой.
С фамилией Латушкин. С верующей мамой и папой-электриком. С подмосковным детством. Со службой в армии. С учебой в академии Эссенс. С работой корректором. С любовью к Рите. С привычкой курить — к счастью, немного.
И при этом — с однородной паутиной серебристо-бирюзового цвета.
Раз Андрей считал моих родителей своими, я автоматически становился его братом. Меня в принципе это устраивало. А вот его родителей, родителей Севы — нет. Тем более что их он не воспринял вообще.
Сказок на свете не бывает, даже при наличии фэнтезийных чудес.
Дело осложнялось еще и тем, что родители Севы оказались эссенциалистами. Может, какой-то парень в армии и вел с молодым Сергиенко разговоры о теории сущности, но впервые об этом он узнал, конечно же, в семье. А после второго (или уже третьего?) рождения интерес корректора к эссенции заметно охладел. Что не доставило радости родителям.
— Я не хочу больше этим заниматься. Сейчас. Не-хо-чу.
Так он сказал мне. Повторил и им.
Жители Лабиринта — люди достаточно продвинутые. Им не надо объяснять на пальцах теорию порталов. И уж эссенциалистам не так трудно понять, что такое конвертирование. Но видеть собственного сына с другим лицом, с другими манерами, мало того, понимать, до какой степени изменилась его личность, — это выдержит не каждый.
Контакта не получилось. Встретились чужими людьми — и чужими же через некоторое время расстались.
— Артур, неужели ничего нельзя сделать? — плакала в соседней комнате мать Севы.
Артур вздохнул.
— Я бы мог попытаться вернуть ему прежнюю память. Хотя это будет для него очень болезненно — он выдержал бы. Но он просто не хочет. Не хочет становиться Севой.
— Но что же делать? — спросил отец Севы.
— Дайте ему время. Сейчас из прежней жизни для него существует только Рита. Если после встречи с ней он не захочет вернуться к себе прежнему — значит, вам придется научиться принимать его новым. Таким, как сейчас. А он будет привыкать к вам. Если, конечно, вообще вернется в Лабиринт.
Стоит ли говорить, что чета Сергиенко уехала очень расстроенной.
Теперь, когда передряги остались позади, Андрей мог думать только о Рите. В течение всех дней, проведенных в нашем мире, эссенс о ней почти не вспоминал. Он запретил себе эти мысли.
— Я не знал, что она жива. Я чувствовал, что если начну думать — сорвусь, пошлю все к черту, кого-нибудь убью…
Но когда Артур подтвердил, что с Ритой все в порядке и она всего лишь находится в другом мире, Андрей отвернулся и быстрыми шагами вышел из дома.
Рыдать на берегу от счастья, видимо.
А я решил поискать Катьку. Я ведь с ней почти не общался ни вчера, ни сегодня. А когда последний раз у меня была такая возможность, я еще не знал, что она моя дочь. Она и сейчас не знает, что я ее папа. Света сказала: не было подходящего момента, чтобы сообщить. Впрочем, я и не собирался делать это срочно, я просто хотел с ней побыть. Поговорить, поиграть. Ощутить, что у меня есть дочка.
В доме я ее не нашел. Дом вообще был почти пуст. На кухне мама Артура месила тесто. Мне стало жутко неудобно: мы тут бездельничаем, а бедная женщина вынуждена готовить на такую ораву. Я предложил помочь ей.
— Ну что вы, Стасик! Не нужно. Я все время одна, а тут вы приехали. Артур же у меня дикий, у нас только Петя бывает, да и то редко. Такие занятые оба, такие занятые… Какая радость, что наконец-то друзей привез!
Она покачала головой. А я с удивлением заметил, что ошибся, решив сразу, что Артур с матерью не похожи. Чертами как раз похожи: и глаза, и волосы, и осанка. Но она… живая! А он как замороженный. И взгляд у него другой. Поэтому такой контраст.
— …И Света рвется все время мне помогать. Да успеется еще! Отдыхайте, пока есть возможность.
Я неловко сглотнул. В каком смысле — успеется, интересно?
— Собственно, я Катю искал…
— О! — засмеялась мама Артура. — Этого бесенка найти непросто. Последний раз в саду ее видела, она за ящерицей бегала…
Я поблагодарил и направился в сад.
Катю я увидел издалека. В самом центре сада под деревьями стоял стол. Вот под него она и шмыгнула. На столе была натянута сетка, и Петер с Артуром, раздетые до пояса, играли в настольный теннис.
Да, я был прав в свое время насчет Артура, полагая, что при всей своей худобе он вовсе не слаб. Мышцы, должен заметить, у него весьма ничего себе. И играет он здорово, гораздо лучше, чем Петер, которому приходилось носиться за мячиком от одного угла стола к другому, как челноку в ткацком станке. У Петера, конечно, тоже мышцы. Но местами пробивается жирок…
Впрочем, кто бы говорил!
Я направился к ним и заметил Свету. Она сидела недалеко от стола на скамеечке, расправив пышную юбку своего легкого платья, и наблюдала за игрой. Не отрываясь. Не знал, что она так интересуется пинг-понгом.
Но чем ближе я подходил, тем яснее видел, что вовсе не теннисом она так увлечена.
Света смотрела на Артура.
Уверен, ничего и никого другого она вообще не замечала.
Я стоял на дорожке. Катя пряталась под столом. Петер, уже слегка запыхавшийся, отбивал мячик. А она сидела и глазела на то, как Артур, словно танцуя, изящно машет ракеткой.
Очень скоро Петер выдохся. А может, его действительно ждали дела.
Подняв с земли неотбитый шарик, он глянул на часы, махнул друзьям рукой и, взяв со скамейки футболку, направился в мою сторону. Поравнявшись со мной, он довольно громко пожаловался на «суровое начальство, которому он вынужден проигрывать». В шутку сказал, конечно. И убежал в дом.
Начальник его шутку не слышал. Он вообще ничего не слышал. Он играл со Светой в теннис.
Светка играла почти так же хорошо, как я, — то есть никак. Но Артур был очень терпелив. Он подавал ей мячи все время в одну точку. И прямо на ракетку. И вообще всячески подбадривал и подсказывал. А она смеялась и все равно «мазала». И роняла мячик. И поднимала. И смотрела на Артура. И смотрела, и смотрела, и смотрела.
Катьке, видимо, стало скучно под столом, она вылезла, что-то крикнула маме и умчалась. Светка ответила ей: «Только недолго» — и снова увлеклась игрой.
Процессом.
Она пропустила очередной мяч. Артур подошел и стал что-то объяснять. Тихо, я не слышал. Потом, поколебавшись, он взялся вместе с ней за ракетку, пытаясь показать, как отбивают под углом. Вторая рука ему явно мешала, и он в конце концов слегка обнял Свету за талию.
И все, в общем-то. Не думаю, что он сделал это с иной целью, кроме как наглядно продемонстрировать подачу.
Просто я отсюда видел Светино лицо.
Счастливые глаза.
И тогда я повернулся и пошел.
И почему-то именно в этот момент они меня наконец заметили.
* * *
Я брел по берегу, когда меня догнала Света. Сказала, что хочет поговорить.
Я остановился и смотрел на нее, а волны стелились на песок. На Свете было светлое с черными цветами платье, а на груди — тонкая цепочка из какого-то сплава…
Я был с ней всего пять дней назад. Но с тех пор я прожил целую жизнь.
— Стасик, ты знаешь…
— Знаю.
— Понимаешь…
— Понимаю.
Она опустила голову и замолчала. Я поднял с земли камешек и бросил в воду.
— Ты хочешь остаться с Артуром, да?
Вот такой я крутень. А фиг ли вокруг да около ходить…
— Хочу, — прошептала моя Света.
— А как же Катя?
— Она… за нее не беспокойся. Они так друг другу понравились! У него даже лицо светлеет, когда он с ней общается.
Вот так, Стас. У тебя нет ни единого шанса.
— А что делать мне?
— Я не знаю… Может быть… — Она в волнении сжала руки. — Ты подумай. Ведь если бы не наслоение миров, мы бы… Кати бы сейчас не было. У тебя бы не было дочери, понимаешь?
— Но она же есть, — возразил я.
И швырнул еще один камень.
Она стояла передо мной и мучилась. И терзалась угрызениями совести. А я не хотел ей помочь.
Я вспомнил замок и цепи. И камеру. И Главного. Почему я должен быть великодушным? Я уже спас ему жизнь, хватит с него.
— Скажи, Свет, — свой голос я не узнал, — пока я был в замке…
— Нет! Нет! Что ты! Ничего не было! Да я и почти не видела Артура. Мы всего лишь несколько раз поговорили…
Да я верю. Артур, кстати, тоже почти постоянно находился в замке.
— Любовь с первого взгляда, что ли?
И еще один камень. Вернее — это уже блинчик.
— Наверное… Я даже не знала, что… такое бывает. Он мой, понимаешь? И ему сейчас так… тяжело.
Ага. А мне легко. И свободно. Что свободно — это уж точняк.
— А он тебя тоже любит?
Я вдруг подумал… Нет, не про нашу единственную ночь. Не про то, как я пытался поить ее молоком. Не про поход на карусели. Не про катание на лодке. Не про свидание на пристани и ревность к Андрею. К Андрею, ха…
Я думал про сайт знакомств. И выдуманный мной профайл. Выдуманный для нее. Вот к чему все привело. Зря выдумывал. То, чего не может быть, не может быть никогда…
— Так что Артур?
— Он… молчит, понимаешь? Он видит, что ты… меня любишь.
Последних двух слов я практически не услышал. Прочитал по губам.
Все все видят, все все знают…
— Так чего ты от меня-то хочешь?
У меня получился ледяной тон? По-моему, отлично.
Светка отвернулась и убежала.
А я не выдержал и пошел к Андрею. И все ему рассказал.
— Ты хочешь совета, Стас?
Он снова курил. Да хватит уже! А еще эссенциалист.
— Да! Посоветуй, если сможешь. Артур тоже твой друг, я знаю.
— Дело не в нем. И не в тебе. Дело в ней. Она не будет счастлива в вашем мире. Либо тебе нужно уводить ее куда-то, либо оставлять Артуру.
Это я ожидал услышать меньше всего.
— Куда уводить? — спросил я тупо.
— Ты ведь хотел посмотреть миры? Я правильно понял?
Понял-то он правильно.
— А как это делается?
— Это делается очень просто. Артур даст тебе путевой лист, адаптер, подъемные и откроет портал. Он все для тебя сделает. Он тебя очень уважает, Стас.
— Неужели? — удивился я.
— Конечно.
Да уж, уважает… И с радостью проводит.
— А их обеих я тоже поведу по мирам?
Куда?!
— Но Света ведь хочет остаться с ним…
— Разве можно предоставлять женщине выбор? Она сделает его неправильно! — заявил Андрей. Ну, это он со своей колокольни судит. И не о любви там шла речь.
— Я готов увести ее с собой. Но если она любит другого, с какого перепуга я буду лезть?
— Кстати, — усмехнулся Андрей. — Ты знаешь, за что его жгли?
— Артура?
— Угу.
— Нет.
— Он оживил соперника.
— Что?
— Оживил своего соперника. Они оба любили одну девчонку. Но она выбрала другого. А тот другой парень… он как-то раз купаться полез в шторм. И утонул. А Пелганен спасать его кинулся. Он же спасателем подрабатывал. Но не успел. Он его не сразу нашел, ну представь — волны огромные, швыряет тебя из стороны в сторону вместе с лодкой, и ничего не видно в воде. В общем, когда вытащил — поздно было. Утопление, биологическая смерть начиналась. Но Артур его оживил.
— Реанимировал?
— Оживил. Он же маг. Мертвого оживил. А это запрещено Стандартом.
— И что дальше было?!
Представляю, какие у меня сейчас глаза. Как блюдца.
— Да с парнем-то ничего, не зомби вроде. Нормальный. А Артуру — сам знаешь. А девчонку совесть замучила, и она не смогла уже с тем встречаться. А когда Артура, так сказать, помиловали, хотела, говорят, к нему вернуться. Но уже он с ней не смог. Опять же — по морально-этическим соображениям. В общем, у всех троих не сложилось.
Утопиться, что ли, пойти?
Не поможет…
— Стас, а пошли со мной? Ну их в баню! — без всякого перехода сказал Андрей.
— С тобой? — машинально переспросил я, все еще находясь под впечатлением.
— Угу. Честно говоря, страшновато мне одному идти в незнакомый мир. Да и… Неизвестно еще, как меня Марго встретит.
Это точно. Совсем неизвестно…
Я посмотрел на море, на небо, на своего друга, обернулся на дом. Из дверей как раз выходил Артур. Он направлялся к нам.
— Спутники! — начал он еще издали. — Эдуард приехал. И Глеб. Пошли посоветуемся насчет прибора.
И может же он в такой момент думать о каком-то приборе! Первый судья, властитель миров… Настоящий мужчина.
А я все тот же.
— Хорошо! — сказал я.
Подразумевая сразу все.
* * *
Преобразователь работал. Глеб, не будучи эссенциалистом, прекрасно рисовал на нем мою паутину. Зеленую-презеленую. Прочитать которую, разумеется, мог только корректор. Большего Андрей с Дэном сделать не успели, а все, что эссенс сотворил в одиночку, обратилось пеплом.
— Как глава Трибунала, я не возражаю против существования и эксплуатации прибора, — заявил Артур. — Но как эссенциалист… Особого смысла я в этом не вижу.
— Согласен, — вздохнул Андрей. — Не очень удобно. Все равно расшифровывать лабиринт придется самому, быстрее будет самому и снять его. И мониторы есть. Но Дэн ведь делал его не для Лабиринта, а для Долины.
— Да, нам бы такая штука не помешала, — подтвердил я. — Любой доктор или даже медсестра села, датчики прицепила, все нарисовалось. Но кто расшифровывать будет? Эссенциалистов-то нет.
— Может, ты захочешь вернуться в Долину, Андрей? Вместе с Ритой. Я бы не возражал. Конечно, вас будет только двое, но…
Андрей хлопнул себя по лбу.
— Ах я дурак… Болван. Неблагодарная свинья.
Он стал рассказывать про психотерапевта и Ксану.
Все видели ее на похоронах Дениса, но тогда было не до того, чтобы выяснять, кто она такая и откуда взялась.
— Значит, Лебедев еще и за это ответит, — жестко произнес Артур. — А эссенциалиста мы должны навестить. Сегодня же. И поблагодарить.
— Артур, — осторожно начал Андрей. — Я сразу не сказал еще и потому, что…
Он быстро взглянул на молчавшего до сих пор Эдуарда.
— …Ксана тоже принимала участие в создании Преобразователя.
— Да понял я уже, — кивнул Артур. — Я не собираюсь ее за это преследовать. Кто за то, чтобы отдать им прибор? И пусть работают.
— Конечно, я «за»! — воскликнул Андрей.
— И я!
— Институт преобразовательной физики не возражает, — улыбнулся Глеб. — Эд, а ты что думаешь?
— Как его фамилия, ты сказал? — Эдуард задумчиво взглянул на Андрея. — Зиньковец?
— Угу.
— Костя! Да?
* * *
Решили, что первыми в палату к Зиньковцу войдем мы с Андреем, чтобы, чего доброго, не вызвать у эссенциалиста шок при виде трибунальщиков.
Но получилось иначе. Константина на месте не было, он ушел на процедуры. А возвращаясь, столкнулся с трибунальщиками в коридоре. Артура, впрочем, он не знал, а вот Эдуарда вспомнил сразу же, хотя прошло почти двадцать пять лет.
Когда мы, прождав минут десять напрасно, вышли из палаты, нашим глазам предстала трогательная сцена объятий.
— Не иначе, один в свое время спалил другого, — хмыкнул я, не сдержавшись.
— Не совсем, — засмеялся (впервые!) подошедший сзади Артур. — Константин был первым приговоренным эссенциалистом, когда Эдуард только-только начал служить в Трибунале старшим офицером, как Петер сейчас.
— Знаешь, я Петера тоже надолго запомню, — вырвалось у меня.
— Он классный.
— Угу. Он будет теперь вместо тебя?
— Нет. Петера некому заменить. А насчет Главного дознавателя… Есть у меня одна мысль…
* * *
Давным-давно, несколько веков назад, на перекрестке миров встретились два обездоленных народа: маги и люди. Одни что-то не поделили со своими земляками, вероятнее всего — сферы влияния. Другие бежали от чумы и прочих страшных болезней.
Народы объединились и построили собственный мир, прямо на перекрестке. Его поместили в магический Лабиринт, который должен был защищать мир от разрушения, а сверху накрыли ведовской паутиной, сплетенной из тончайших нитей гармония, которая помогала узнавать то, что происходит в соседних областях Мегавселенной. Хотя тогда и слова-то такого не было.
Лабиринт — так его и назвали — процветал до тех пор, пока жителям не стало в нем скучно. В самом деле: когда вокруг столько других миров, а ты вынужден сидеть взаперти, поневоле взвоешь. И маги — именно маги, ведь только они могли пройти через стены Лабиринта, людям это не дано, — стали один за другим покидать его. Но оставляя мир, они уносили с собой часть его защитной оболочки. Часть магической СУЩНОСТИ, эссенцию, неполное отражение большого. И мир с поврежденной защитной оболочкой стал разрушаться. На перекрестках нельзя строить миры. Они слишком ненадежны.
И тогда люди решили запереть магов в Лабиринте и не выпускать за его пределы. Любого, дерзнувшего предпринять попытку к бегству, ожидал костер. Тем более, как оказалось, при гибели мага на костре его во много раз усиленная магическая эссенция возвращается в Лабиринт, делая его крепче. Началась настоящая охота на магов. Люди, одержимые идеей сохранить мир, хватали и жгли носителей магических сущностей направо и налево.
Маги обозлились на людей и объявили им войну. Но прежде…
Великий маг поднялся высоко в небо, снял окутывающую мир паутину и швырнул ее на людей. Лабиринт утратил связь с окружающим. Но зато теперь в каждом человеке жила своя паутина. Сущность можно было читать, как книгу. А при гибели людей их эссенция вновь становилась частью большой паутины…
— Значит, все эссенциалиста — бывшие маги? — спросил я.
В наш последний вечер перед расставанием мы вчетвером сидели на террасе дома Артура, пили чай из трав и слушали всякие «байки народов Океании».
— Да как раз наоборот. Первые эссенциалиста — это люди. Это они научились читать сущность. Свою, а потом и других. Очень скоро сообразив, что это можно использовать в лечении.
Артур в обычной тенниске и брюках выглядел совершенно по-домашнему. Даже казался нормальным человеком. С умиротворенным, как у всех местных, выражением лица. Сегодня он еще может отдыхать, а завтра начинаются его трудовые будни в роли Первого судьи. Что ж, он справится. Ему помогут Петер и Эдуард, вернувшийся на прежнюю должность, чтобы работой хоть как-то заглушить боль от потери сына. А еще Артура поддержит… невеста.
Я не стал им ничего говорить. Просто объявил, что ухожу с Андреем, и все.
Надеюсь, у Кати будет хороший отец.
— Но постепенно все перемешалось, — продолжал Артур. — Маги и люди помирились. Дружили, влюблялись, создавали семьи… Среди эссенциалистов трудно найти чистого мага или просто человека.
— А ты? — спросил Андрей.
Он тоже успокоился. Обрел себя и почти счастлив. Завтра мы отправимся с ним к Рите…
— А я… маг наполовину. Мой отец чистый маг.
Он улыбнулся.
Мы с Андреем переглянулись.
— Так значит, магов до сих пор сжигают, чтобы… Укрепить мир, что ли?
Опять я лезу куда не надо! Ну не смог промолчать.
— Эх, слышал бы тебя Циферблат… — вздохнул Артур. — Вообще, Стас, за такой вопрос… Но я вступаю в должность только завтра, а ты не житель Лабиринта. Андрей, Света, а на вас я надеюсь.
Они молча кивнули.
— В какой-то степени ты прав. Именно с этой целью и именно магов. Потому что основной причиной для обвинения является сверхвоздействие. Магическое воздействие то есть. Среди женщин магинь больше, — грустно улыбнулся он, глядя на Андрея.
— Ты знал это и тогда? — изменившимся голосом спросил Андрей. — Ритку поэтому?..
— Не только. Знал, не буду врать. — Артур опустил голову. — Но это не все. Макс, он…
— Был помешан на порядке, да? На букве закона?
Андрей смотрел в одну точку.
— Да. Он считал, что бардак в мыслях, в поступках, в документах развалит мир еще быстрее, чем утечка магии.
Я ждал, что сейчас разразится гроза. Но Андрей словно очнулся и произнес:
— Не могу его за это осуждать. Сева Сергиенко тоже таким был.
— А Андрей — другой? — подала голос Света, свернувшаяся калачиком в плетеном кресле.
Андрей улыбнулся ей:
— Другой.
— Ну, поскольку я и так уже наговорил себе на уголовное дело… Можно последний вопрос?
Погибаем, но не сдаемся! Я должен выяснить все!
— Пусть он будет не последним, Стас.
Это здесь так принято — желать долгих лет, я уже знаю.
— Спасибо, и тебе того же. Ты говорил, что магическая сущность выделяется после смерти? Но в портале же не смерть…
— В портале из тебя не только сущность вынут! — в один голос сказали Артур и Андрей.
— Понял, вопросов больше не имею, — скороговоркой выпалил я.
— На самом деле происходит еще одна вещь. Когда эссенциалист уходит в другой мир, от него протягивается нить. Вязь. Знаешь, как между…
— Колышком и палаткой? Чтоб не упала? — грустно продолжил Андрей.
— Да. Пожалуй. Но это уже неофициальная информация. Как и то, что вечный поиск магов, охота на ведьм — это отголосок старой вражды между магами и людьми.
— Маг, стоящий во главе инквизиции! Как же ты будешь сжигать себе подобных?
Нет, ну я просто сама непосредственность сегодня. Ох, разозлю ведь…
Но Артур не разозлился. Мне показалось, он весь вечер ждал этого вопроса.
— Как ты думаешь, почему Первый назначил своим преемником эссенциалиста, да еще мага? А вы как думаете?
Андрей пожал плечами.
— Чтобы это прекратилось? — спросила Света.
Артур взглянул на нее.
С нежностью взглянул.
— Да, — ответил он медленно. — Сожжений больше не будет.
На Лабиринт опускалась благоухающая эвкалиптом тишина.
