ГЛАВА 3
В участке
Очнулся я уже в машине. Полицейский автомобиль был по здешним меркам огромным — аж четырехместным. И чистеньким. А между передними сиденьями и задними, как водится, решетка.
Мент (или коп?) сидел за рулем.
— Стасик! Господи, я испугалась. Больно?
— Не-а.
Действительно, я чувствовал себя абсолютно нормально. Не знаю уж, чем он меня вырубил, но последствий — никаких.
— Он документы спросил, — зашептала Светка. — А у меня с собой ничего нет. Он сказал — в участок, до выяснения.
— А мой паспорт смотрел?
Я достал из кармана документ с новеньким штампом регистрации. В понедельник забрал его из ДЕЗа, отпускные получал.
— Нет, он сказал «у нас это не принято». Очнешься — и сам покажешь.
— А! У них принято сразу по башке! Понятно.
Милые люди…
Между тем машина остановилась, полицейский выскочил и открыл нам дверцу.
— Выходите. Двор закрыт, не убежите. Советую сопротивления не оказывать, это глупо, честное слово.
И в самом деле — не очень разумно я поступил. Ну да чего уж теперь…
Он пропустил нас вперед, в узкую дверь двухэтажного здания.
Молодой парнишка в такой же черной форме при виде нас чуть не наполовину высунулся из-за перегородки.
— Эй, друг! Ты где такие штаны отхватил?
— На рынке!
Ну, джинсы-то им чем не угодили? Не драные еще. Почти.
— На рынке? У нас в Айсбурге?
Айсбург! Вот как город называется.
— У нас в Зелике.
— Это где такой?
Он почесал затылок.
— Янсен! Засунься обратно и следи за монитором! — рявкнул наш полицейский.
— Слушаюсь, капитан! — заорал парнишка. Потом зачем-то подмигнул мне.
Нас провели в кабинет, указали на стулья. Капитан уселся за стол и только тогда попросил у меня документы.
Я с готовностью предъявил паспорт.
Он изучал очень внимательно. И фотографию, и все записи. Кстати, никаких штампов о браке, разводе и ребенке там не было, я сразу же посмотрел. Видимо, мы жили, не регистрируясь.
Как ни старался полицейский сохранять зверски невозмутимую мину, эмоции заиграли на его лице так бурно, что мне стало его жалко. Недоумение, потерянность, полная прострация.
— Вы, значит, неместные? — осторожно спросил он.
— Да. Мы здесь случайно оказались и хотели бы вернуться домой. Очень надеемся на вашу помощь.
— Зачем же вы бежали? — с подозрением спросил капитан.
— Да сдуру.
Как-то не очень я милицию нашу люблю. И не нашу, видимо, тоже.
— А больше у вас никаких документов нет? — спросил вдруг коп.
Я пошарил в кармане.
— Пропуск вот.
— «Системный администратор», — с облегчением прочитал полицейский. Видимо, это он знал, — с компьютерами работаете?
— Да. — Как можно дружелюбнее ответил я.
— А чем ваша организация занимается?
— Аудитом.
Написано же!
— Ах… ну да. А вы?
Он перевел внимательный взгляд на Свету.
— А я — фармацевт.
— Это что? — нахмурился коп.
— Это лекарства. Таблетки, травки…
Черт! Ну она и выразилась. Сейчас нас наркодельцами сочтут.
Но капитан вообще не понял.
— Так, ладно, — произнес он. — Сдайте все личные вещи и проходите на дезинфекцию. А там посмотрим.
Я выложил все, что было в карманах. Ключи, деньги, мелкие исписанные листочки (да, да, не ношу я записных книжек, вот такой я обормот), жевательную резинку и очки, конечно же. Света отдала свою сумочку. Капитан провел нас в небольшую комнату, внутри которой кругом располагалось несколько кабин, похожих на душевые. Только непрозрачные. К каждой кабинке был пристроен еще плоский шкафчик. Он открыл дверцы двух кабин.
— Заходите внутрь, полностью раздевайтесь, одежду вешайте в шкаф. Дверцу шкафа плотно закроете, там высокая температура. Полотенце над головой, на полке. Как закончится процедура — откроете шкаф, оденетесь.
Ох ты, елкала-палкала, блин…
Мы со Светой залезли каждый в свою кабину. Внутри было светло. Я закупорился, разоблачился, повесил шмотки в шкаф и, как учили, плотно закрыл его дверцу.
И тут началось!
Со всех сторон хлынули струи, довольно интенсивные. Не только сверху и с боков, но и снизу! И уж эвкалиптом от них воняло! Или этим их чайным деревом, не разберешь. Слава богу, не кипяток пустили.
Только подумал — температура воды стала повышаться. Но до терпимой, к счастью. А потом градус пошел на убыль, и вот уже меня поливало почти ледяным. Но потом снова потеплело.
Да! Тут вам не только дезкамера, тут и массаж, и контрастный душ… И душ Шарко. Вроде так называется у психиатров.
Наконец развлекуха закончилась. Я задрал голову и действительно увидел над собой полочку с голубым махровым полотенцем. Вытерся, сунул его обратно, открыл шкаф.
Одежда была сухой и чистой. Даже носки!
Но эвкалиптовый запах источала и она.
Если так дальше пойдет, я его возненавижу.
Потом я открыл дверцу и вышел. Через минуту появилась Света. По-моему, она была в ужасе. А может — на публику старалась.
Вернулся полицейский и проводил нас обратно в кабинет. Там тоже явно провели дезинфекцию…
— Что-то я в Лабе ваш город не нашел, — озабоченно сказал коп.
— Где?
— В Вэбе.
— В Нете, что ли?! — осенило меня. Вот болван! А еще админ!
— Не слышал такого сокращения. Ну да, в нем.
— Да как же! Наберите в поисковиках.
Полицейский защелкал по клаве.
— Файнд не знает. Инфомир — тоже.
— А Яндекс? — машинально спросил я. «Инфомир»?!
— Как ты сказал? Яндекс? Это новый, что ли?
— Да нет, какой там новый. Старее некуда… Можно я попробую?
— Попробуй, — неохотно отозвался коп, развернув ко мне ноут. Я прочитал название производителя: «Восход». Что за «Восход»?! Мы научились делать компьютеры?
Или — вовсе не мы?
Только я хотел набрать адрес в поисковой строке, как заметил еще одну интересную вещь. На клавишах буквы располагались не в два ряда, а в четыре. Вернее, в четырех углах. Слева — русский-латинский, в правом верхнем углу — тоже вроде латинский, но готическим шрифтом, а в нижнем — какие-то витиеватые вензеля, совершенно непонятные. И две кнопки дополнительные: право-лево. И вообще все надписи — на русском. Никакого «delete», никакого «enter». «Удалить» и «войти». Патриотизм?
— А что это за буквы? — полюбопытствовал я, тыча пальцем в вензеля.
— Шутить изволите? — нахмурился капитан.
— Нет, серьезно спрашиваю. Никогда не видел, правда.
— Руны. — Недоуменно пожал плечами полицейский. — Как на любой клавиатуре.
Я не нашел что сказать. Зато полицейский, кажется, наконец что-то понял.
— Как называется страна, где ты родился? — спросил он, морща лоб.
— Россия.
Он произнес что-то нечленораздельное, но очень эмоциональное.
— Так. Ясно. Хватит на сегодня. Пошли к месту заключения.
— Так за что нас в заключение?
— Сдается мне, вами не мое ведомство заниматься должно. Но сейчас уже поздно, спать пора. А завтра с утра они прибудут — вот и поговорите.
Спорить было бесполезно. Он вызвал паренька, который интересовался джинсами, и тот увел Свету. А потом провел меня по лестнице наверх, по коридору и остановился перед дверью с маленьким зарешеченным окошком. Отпер замок и, проводив меня за дверь, пожелал спокойной ночи. А затем удалился.
* * *
Я зажег настенный светильник — обычную тусклую лампочку под круглым плафоном, типа ночника в больничной палате. Комната (камерой я бы это не назвал) со светло-голубыми стенами и напоминала палату: железная кровать, тумбочка, раковина… Даже унитаз имелся за деревянной перегородкой. Ничего ужасного, в общем.
Высокое узкое окно, забранное тремя вертикальными прутьями, выходило прямо на море. Это мы, значит, к самой бухте спустились. Уже стемнело, небо казалось бирюзовым. То там, то здесь еле-еле мерцали какие-то светила. Звезды, наверное.
Помнится, в подростковом возрасте довелось мне с родителями побывать на Черном море. Так вот там небо было совершенно темным, а звезды казались размером с кулак и висели низко. А главное, сразу было ясно: небо не наше. Другое там небо. Вот и здесь появилось такое же ощущение.
Слева над морем перечеркнутые линией огней чернели силуэты домов, таких же прибалтийско-готических, мимо которых мы сегодня проходили.
«Ты ведь был в Прибалтике»? «Был»… — отчего-то вспомнил я.
Сам я как раз там не был, но это ни хрена не Балтия, и так ясно.
Я уселся на широкий подоконник, подтянув колени к подбородку. Как там Света, интересно? Надеюсь, ей не страшно…
Однако хорошо я отпуск провожу. В тюрьме, зато на берегу экзотического моря. Сколько же нас здесь продержат? До выяснения личности, ха-ха-ха. Может, пора начинать делать зарубки на стенах? Какое сегодня число?
Никак не вспоминалось. Я напряг память. Отпуск мой начался с двадцать третьего, а это понедельник. Ах нет, это же вторник. Босс слезно просил в понедельник еще поработать, поскольку как раз взяли этого коммерческого директора. Во вторник утром я был у папы с мамой. В среду двадцать четвертого днем я вернулся и пришел к Свете. А сегодня, значит, четверг, двадцать пятое, завтра — пятница, двадцать шестое сентября… Екарный мазай! Да у меня ж завтра день рождения!
Я истерически рассмеялся. Вот так подарочек!
И что делать-то? Совершенно не знаю.
Невольный вздох вырвался из моей груди.
Я просидел так не меньше получаса. Поспать бы надо, неизвестно, что ждет нас завтра.
Но спать я совершенно не мог.
Я сегодня видел эссенциалию. Может, завтра я увижу костры Трибунала? И никто не узнает, где могилка моя. Наша со Светой..
Промаявшись еще некоторое время, на этой «оптимистической» ноте я все-таки заснул, прямо в своей скрюченной позе.
* * *
Будили достаточно вежливо, но настойчиво. Я еле продрал глаза: вчерашний полицейский. Только заспанный. Темно еще, горит ночник.
— Что, уже утро?
Я еле разогнулся, спуская ноги с подоконника. Шея с трудом поворачивалась, ноги затекли. Поспал, блин.
— Пять тридцать семь. — Коп посмотрел на часы. — Приводите себя в порядок и поднимайтесь в караулку, за вами приехали. Дверь я не запру.
Своеобразные порядки у них. Хотя куда я тут денусь.
— А Света?..
— Ваша девушка уже там.
Интересно, кто это по нашу душу…
Я умылся и… ну, все остальное. Пасты вот только не было, а мою несчастную жвачку отобрали.
Когда я поднялся в караулку, Света действительно уже сидела на стуле, сжавшись в комочек и сложив кулачки на коленках. А за столом развалился добродушного вида белобрысый здоровяк в какой-то черной хламиде. Лет тридцати пяти — сорока.
Никак — местный фээсбэшник.
Полицейского не было видно.
— Онищук Петер, Государственный Трибунал, — представился он.
Оба-на! Картина «Не ждали»…
— Латушкин Станислав, аудиторская фирма, — буркнул я.
Поздравляю, дорогой Стас! Ты успел прожить славных двадцать семь лет.
— Садитесь, садитесь, — весьма дружелюбно кивнул Онищук, заполняя какую-то бумажку. Я плюхнулся рядом со Светкой. Она прильнула к моему уху и прошептала:
— Стасик, с днем рождения! Желаю тебе всего-всего хорошего.
А приятно… Помнит, надо же!
— Спасибо, — фыркнул я.
— Так, ребята. — Онищук закончил писать и уставился на нас зеленющими глазами. — Нарушаем, значит?
— Э… что нарушаем? — вежливо поинтересовался я.
— Границы, границы нарушаем. И мировое соглашение. Как вы сюда попали? Ну, не сюда, ясное дело, — он хохотнул, обводя жестом помещение, — а в Лабиринт?
— В какой лабиринт? — не понял я.
— Не хотим, значит, говорить, да? Ладно, поехали в замок, Главный дознаватель с вами разберется, — многозначительно протянул государственный трибунальщик, наблюдая за произведенным эффектом. Видимо, он его углядел-таки на моей физиономии, эффект этот, потому что довольно ухмыльнулся. А у меня при слове «замок», если честно, душа в пятки метнулась.
— Почему вы нас считаете преступниками?
Спокойный голос у меня еще получается, но вот соображать спокойно… Не очень.
— Совсем нет. Пока вы — не идентифицированные личности. Преступники у нас содержатся в других условиях.
— В клетке и в кандалах? — брякнул я. Ну почему всегда некстати вспоминается сказанное Андреем?
— Именно так, — серьезно ответил Онищук. — А вы в курсе, я смотрю? Так откуда вы?
Звездец. Полный звездец.
Я назвал город, страну, планету… Чего ему еще надо?
Онищук почесал за ухом.
— «Бензиновый рай», что ли?
— В смысле?
Фига себе — рай! Бензин дорогущий.
— Ну, нефти у вас много, вы даже в транспорт ее льете? Продукты перегонки.
— А, да. Это есть.
— Ясно. Поехали.
Он поднялся.
Вернулся полицейский с нашими вещами. Отдали все, даже пачку моих исписанных листков. Жвачку я поскорее сунул в рот.