ГЛАВА 4
Трибунал
Мы вышли из здания в сопровождении полицейского и Онищука. Сразу за углом находилась небольшая пристань, там сели в моторку. Петер устроился на носу, лицом к нам. Впрочем, на нас он особо не пялился, больше поглядывал через плечо. Полицейский примостился на корме и запустил двигатель. Впереди маячил остров. Солнце как раз вставало, медленно выплывая над линией горизонта. Большое такое, красно-оранжевое. И небо над ним похоже на розовые лоскуты порванного одеяла. Красиво, очень красиво. Жаль, что не могу насладиться в полной мере.
Я обнял Свету, начинавшую дрожать. Не то холод, не то мандраж ее трясет.
— Ну что, теплокровная моя, замерзла?
Она жалобно пискнула.
Надо же. Опять мы в лодке. Но все совсем иначе…
Остров все приближался, на нем уже ясно угадывался замок.
Добротный такой каменный замок с круглыми башнями под остроконечными красными крышами, похожими на шляпы. В стенах — узкие окошки. Людей не видать…
Я рефлекторно прижал к себе Светку. Она не издала ни звука, только с грустью смотрела на этого молчаливого каменного урода.
На самом деле замок тоже был очень красив. Просто настроение мое портилось с каждой минутой.
— Ребята, да не бойтесь вы, — подал голос Онищук. — Мы же не звери. Четко расскажите: кто вы, что вы, как и зачем к нам попали. И все будет нормально.
— Да если б я знал! — отозвался я.
Неприязни к нему у меня не было — ну он-то не виноват, в самом деле, что мир слетел с катушек…
— Н-да… — Онищук неодобрительно покосился на меня. — Лучше бы знать. Поверь.
Вот и берег наконец.
Как только трибунальщик и мы со Светкой вышли, полицейский погнал лодку обратно. На прощание он махнул Онищуку рукой, а нам сочувственно кивнул. Кажется, я уже сам себе начинал сочувствовать. Петер направился к ближайшей двери в стене, потянул за ручку и пропустил нас вперед, в полумрак. Шли долго, петляя сырыми коридорами. На стенах горели факелы, но света давали немного, как и тепла. Светка уже стучала зубами. Наконец проход впереди расширился, мы оказались в небольшом зале, где какая-то добрая душа догадалась растопить камин. Еще там высился огромный дубовый стол, по стенам висели гобелены, изображающие рыцарей в доспехах.
— Садитесь пока, грейтесь, — Онищук кивнул на широкую скамью перед камином.
Мы не заставили себя ждать, с наслаждением протягивая задубевшие пальцы к огню.
Трибунальщик уселся за стол и снова принялся что-то писать, на этот раз — настоящим пером, вынутым из чернильницы.
Вошел еще какой-то тип, одетый в такую же хламиду: маленький, чернявый, злой. И сразу — шмыг к столу. Остановился и молчит. Крыса.
— У нас кто-то из эссенциалистов дежурит? — спросил у него Онищук.
Услышав знакомое слово, я навострил уши.
— Марта.
— Прекрасно. Проводи, пусть сущность обоих опишет, потом сюда опять. Главному дознавателю доложили?
— Да, обещал приехать.
— А Первому?
— А надо? — с опаской спросил Крыса.
— Я бы не стал пока, — доверительно сообщил Онищук, — подождем.
Чернявый трибунальщик отвел нас со Светкой в какую-то келью. Там перед аппаратом, очень напоминающим УЗИ, у которого оторвали датчики, сидела такая рыжая мымра…
Впрочем, при ближайшем рассмотрении она оказалась вполне сносной. Попросила меня расстегнуть рубашку и лечь на топчан. Меня вообще поразило сочетание каменных стен и деревянных топчанов с современной аппаратурой.
Вроде никаких орудий пыток поблизости не было, поэтому я послушался. Она соединила руки ладонями вместе, потом одну положила мне на живот, а другую — на панель прибора. Затем в такой же последовательности, как Андрей, только он двумя руками делал, прикоснулась к моему лбу, шее, груди, снова животу…
Светка топталась рядом, с интересом поглядывая на экран. Что она там видит?
— Одевайтесь. Теперь вы, — кивнула Свете рыжая.
Я быстро поднялся, успев вскользь увидеть картинку на мониторе.
Паутина разноцветная, ептыть…
Еще я успел заметить, как рыжая воткнула в порт сбоку на панели малюсенькую флэшечку. Потом меня выгнали ждать снаружи.
Я терялся в догадках. Эссенциалисты с паутинами! Как раз та ересь, про которую плел Андрей! Он отсюда, точно отсюда! Спросить про него? Но как?
Чернявый снова привел нас в зал и передал Онищуку какие-то распечатки. Видимо, фотки наших паутин вместе со словесным описанием. Тот глянул вскользь, пробормотав:
— Ну да, мир не наш.
И отложил в сторону, кивнув нам на скамью.
— Кислородный коктейль нам сообрази, — бросил он чернявому. — По большому стакану.
— И им тоже? — зыркнул на нас Крыса.
— А что они — не люди, что ли? — примирительно сказал Онищук. — Пока можно.
Чернявый удалился.
— Вот что, ребятки. Пока мы с вами общаемся в такой полуофициальной обстановке. Но сейчас приедет главный и начнется официальный допрос. Никаких пыток мы на допросах не применяем, это вранье, если вам говорили. Но я настоятельно советую Главного дознавателя не злить. Он человек не такой мягкий, как я. Кроме того — у него траур, переживает он очень. Поэтому лучшее, что вы можете сделать, — честно и толково все ему рассказать.
Я почувствовал, что сам начинаю злиться. «Честно и толково», бля!
— Дело в том…
— …Петер, — подсказал трибунальщик. — У нас принято обращаться по имени и на «вы». К дознавателю — тоже. Но только если он сам представится.
— Дело в том, Петер, что я ничего не скрываю. Есть необъяснимые для меня вещи, о которых я до недавнего времени вообще понятия не имел. В частности, о том, что кроме нашего мира есть еще, оказывается, другие миры!
Трибунальщик помолчал.
— А вы что скажете? — наконец обратился он к Свете.
— Я — то же самое, — смущенно улыбнулась она.
— А когда же вы узнали о других мирах? После моих слов?
— В общем — да. Правда, я стал подозревать что-то такое, когда с нашим городом начали твориться абсурдные вещи… Не сразу, правда.
— Какие вещи? — заинтересовался Петер. В этот момент появился чернявый с небольшим круглым подносом. На нем высились три литровых металлических стакана.
— Прервемся на минуту. Вы пока вспоминайте.
Чернявый обнес всех этим коктейлем и удалился.
Штука на вкус была очень даже ничего, приятная. Как молоко с лимоном. Только не скисшее. Светке тоже понравилось.
Пустые стаканы надо было поставить в небольшой деревянный ящичек сбоку у стола. Крыса потом унес их вместе с ящиком.
— Так что там у вас происходило?
Онищук в нетерпении глянул на часы.
Я стал рассказывать про дом, про метро, про газ…
Про Катьку я, встретившись взглядом со Светой, пока умолчал. Если меня сочтут сумасшедшим, на фиг вмешивать ребенка. А если поверят, расскажу позже.
— Слушай, ну ты ври да не завирайся! — возмущенно прервал меня Онищук.
— Нет, отчего же, — раздался голос.
Оказалось, что в зал вошел еще один трибунальщик, мы даже не заметили, как он стал у двери, внимательно слушая мой рассказ. Он был в такой же «форме», но с белыми полосками у ворота, что делало его слегка похожим на католического священника. Петер вскочил. Я тоже на всякий случай оторвал зад от скамейки. Просили же — не злить…
Главный дознаватель — видимо, это был он — не спеша подошел к столу и развернулся к нам со Светой. Высокий, худой-худой, но чувствуется, что не хилый нисколько. Возможно, чуть постарше меня. Лицо бледное, волосы черные, а глаза! Как будто он что-то страшное увидел и никак забыть не может. Вот попали мы…
Трибунальщик быстро просмотрел поданные Петером распечатки и все, что тот успел за нами записать. Потом коротко взглянул на меня и, отдав подчиненному вполголоса какое-то распоряжение, так же медленно вышел из зала. Только тогда мы сели.
— На допрос пойдете по одному, сначала вы, потом девушка. С Главным не спорить, отвечать вразумительно. Во время допроса сидеть не принято. Все ясно?
— Ясно, — вздохнул я.
Чернявый привел меня в маленький кабинетик, вполне себе современный, даже с ноутом на столе. Дознаватель как раз работал за этим ноутом, почему-то синего цвета. Печатал он очень медленно. При нашем появлении сразу отодвинул комп в сторону, потом отослал чернявого.
Я неловко встал возле стола. Дознаватель поднялся, не спуская с меня глаз.
— Моя фамилия Пелганен, — начал он слегка скрипучим голосом, будто через силу. — Я представитель Трибунала государства Лабиринт.
Я не знал, что отвечать. Мои данные лежат перед ним.
Он ничего больше не сказал и не спросил. Вышел из-за стола и направился к большому плоскому экрану на стене. Я не заметил его сначала — почти сливается с фоном.
Главный что-то нажал на этом экране, и он засветился.
— Покажите ваш мир.
Появилось изображение. Экран заполнился снимками разных мест, в основном — незнакомых. Замки, фонтан, мосты, пристань… Но на одной фотографии я узнал наш город. Как ни странно, третья больница и поликлиника рядом с ней.
— Ну, вот…
— Место, где вы попали в наш мир, находится поблизости от этих объектов?
— Н-нет, довольно далеко.
На его лице ничего не отразилось. Он вообще напоминал каменную статую, если бы не глаза…
— Сейчас я покажу вам еще несколько сканографий вашего мира. Постарайтесь выбрать место, максимально приближенное к тому, где произошел переход.
Изображения исчезли, на их месте появились новые, всего 6 штук. И только нашего города. Среди них был и Институт микроэлектроники.
— Здесь. Справа от Института — лес, там мы и бежали.
Контора, где работал Андрей, находилась как раз через дорогу, на фотках ее не было, как и озера.
Дознаватель опять не проявил никаких эмоций. Он вернулся к столу и нажал кнопку — по-видимому, внутренней связи.
— Петер, как только появится Дэн — немедленно ко мне.
В ответ что-то пробурчали.
Дознаватель на секунду задумался, затем направился к небольшой застекленной дверце, ведущей на балкон. Меня он поманил за собой.
Балкончик оказался довольно узким, с подозрительно низкими перилами. Ветер, гуляющий над морем, был весьма ощутим.
Мне заграждение едва доходило до пояса, а для трибунальщика, который был гораздо выше меня, казалось вообще смешным. Он плотно претворил дверь. Кто кого спихнет, что ли?
— Прежде чем я начну допрос как Главный дознаватель, — заговорил главный, словно с трудом подбирая слова, — я должен сказать вам кое-что от себя лично.
Ветер заглушал слова, ему приходилось почти кричать.
— Трибунал ничего против вас не имеет. Но ваша жизнь сейчас висит на волоске. Потому что за несанкционированное проникновение в Лабиринт с целью злого умысла по нашим законам полагается физическое уничтожение.
Я вжался в стену. Вот сейчас все и закончится, как я сразу не догадался.
— А если не со злым? И вообще случайно? — просипел я.
— Случайностей в жизни не бывает. Но я хочу разобраться.
Ветер неожиданно стих. Трибунальщик слегка понизил голос.
— Кроме вас и вашей подруги кто-нибудь из окружающих замечал изменения, происходящие в вашем городе?
— Нет, их никто не ви… Вернее, как раз все видят, но не удивляются. Как будто так и было.
— Это в порядке вещей.
— Да?!
— Да. Такое иногда бывает. При сближении миров. Два мира подходят очень близко друг к другу, происходят изменения ландшафта, иногда изменение построек. А люди словно находят оправдание этому. Поэтому и не замечают.
— Ничего себе! Что, и даже новые люди появляются?
— В каком смысле?
Я рассказал про Катю и про то, откуда я узнал, что она моя дочь. Он слушал очень внимательно и мрачнел на глазах.
— Это тоже в порядке вещей?
— Нет. Это очень серьезно.
Мы вернулись в кабинет, трибунальщик снова поинтересовался по внутренней связи, не вернулся ли Дэн. Видимо, ответили, что еще нет.
— Телефон не отвечает? Это уже безобразие. Как появится — немедленно сюда.
Он сел и разрешил сесть мне.
— Когда человек стоит, ухудшается кровоснабжение мозга, — пояснил он. — Давайте начнем.
Он протянул мне голубую бумагу и перо.
— Подпишите, что обязуетесь ничего не скрывать от представителей Трибунала Лабиринта.
Я уже потянулся расписываться, но увидел в нижнем правом углу паутину. Такую же, как на дипломе Андрея.
— Что-то не так? — холодно спросил дознаватель.
— Паутина.
— И что?
— Я уже видел такую. И бланк видел такой же голубой.
— Где и когда?
В этот момент вошел Петер. Он был какой-то испуганный. Или расстроенный?
— Артур… я тут документы Дэна поднял, дожидаясь. Паутину глянул, а здесь — вон что… Смотри…
Артур, Артур, Артур… Да ведь так звали трибунальщика, про которого Андрей рассказывал.
Дознаватель недовольно взглянул на Онищука, потом взял у него документ.
Посмотрел и из белого стал серым.
— Позвоните Эдуарду, немедленно. И Первого попросите приехать.
Петер убежал.
Артур закрыл глаза рукой и несколько секунд так просидел. Потом очнулся.
— Извините меня. Погиб наш сотрудник…
— Мои соболезнования… У вас очень… тяжелая работа.
Я сказал это совершенно искренне.
— Вы правы. К сожалению, в связи с последним событием… я не смогу сегодня с вами долго разговаривать. Искренне сожалею, но эту ночь вы проведете в камере. Приедет начальник, а он очень… принципиальный.
Сожалеет он! Видали? Зар-раза!
— У нас есть минут пятнадцать. Так где вы видели паутину?
Торопишься, да? Ну, держись, сейчас я тебе устрою!
— На дипломе эссенциалиста. Он мне еще рассказывал про свою девушку, которую сожгли.
Может, зря я ему так, в лоб. Но достал он меня своими угрозами!
— Про какую девушку? — почти прошептал трибунальщик.
Сказать, что он изумился, — значит ничего не сказать. Он обалдел.
— Кажется, ее звали Рита.
— А он…
Главный вскочил и отпер металлический шкаф. Он достал оттуда папку с фотографиями. Одну из них сунул мне под нос.
— Это он?!
Парень был похож на Андрея. Такой же голубоглазый, светловолосый, с честным взглядом.
— Нет, точно не он. Но что-то есть…
— А что он еще рассказывал? — почти взмолился дознаватель.
Я выложил ему все, кроме истории с профайлом. Ну не смогу я этого объяснить! В это время снова появился Онищук, да так и застыл с раскрытым ртом.
— Я же говорю, он жив! — воскликнул Главный, обращаясь к Онищуку.
Петер подлетел ко мне.
— Как зовут эссенциалиста?
— Ну, сказал, что его зовут Андрей. Но у него, по-моему, раздвоение личности. Он вообще считает, что в нашем городе родился.
— Да у него же просто… Да, точно это он, Сергиенко!
* * *
Меня все-таки отправили в камеру. По дороге я успел перемигнуться со Светкой: держись, мол. А она ничего, не плачет.
Перед тем как выдворить меня, Артур и Онищук все задавали вопросы, записывали, заносили в компьютер. Оба были взвинчены до предела, особенно Главный.
То, что Андрей — это их пропавший эссенциалист Всеволод Сергиенко, я понял. Но что будет с нами — никто мне так и не сказал.
Каморка, куда меня впихнули, была довольно тесной и темной. Я пнул с досады деревянный стол, опрокинув кувшин с водой, потом бросился лицом вниз на деревянный топчан. Надоело все! Впервые в жизни я узнал, что мир, оказывается, огромен! Вернее, что миров много! Впервые почувствовал желание узнать эти миры, идти по ним, искать…
И вот, лежу к камере.
Впрочем, обед принесли вполне приличный. Ароматный зеленый суп, жареное мясо и — подумать только — яблочный сок. Свежевыжатый. Наверное, это тоже улучшает работу мозга…
Должно быть, из собственных пайков «ссудили». Вроде Андрей (или как его там) говорил, что узников на хлебе и воде держат.
О том, что в это время творилось в замке, я узнал несколько позже. А происходило вот что.
Приехал Первый судья, он же Макс Циферблат. Приехал отец погибшего админа Дэна Щемелинского Эдуард. Примчался Высокий магистр. И даже пригласили директора Института ПФиПЛ. Им рассказали про нас со Светкой и про все последние новости.
Такое количество происшествий в единицу времени для Трибунала было подобно цунами или землетрясению в десять баллов.
Первый судья — впрочем, обычно его называли просто Первый — предлагал чуть ли не подвергнуть нас пыткам и вытрясти всю до капли информацию. Он был уверен, что гибель Дэна и наше появление здесь — звенья одной цепи. Магистр называл Первого душегубом, просил вернуть ему «его дорогого мальчика» — Андрея ака Севу Сергиенко — лучшего эссенциалиста выпуска. Директор Института, к которому все обратились с вопросами по поводу Дэна (его тела никто не видел, о гибели узнали из паутины, не знаю уж, как они это делают), заявил, что Дэн год как уволился из ИПФиПЛ и что вся эта история вообще нереальна. Артур Пелганен пытался призвать всех к порядку и примирить. И только Эдуард Щемелинский, про которого после высказанных соболезнований все забыли, молча слушал. А потом попросил директора принести материалы всех научных трудов его сына, даже не опубликованных. Сам он тоже привез кое-что.
Это был единственный дельный совет.
И когда взломали пароли и извлекли все разработки портальщика, еще студенческие, а потом — более поздние, впервые в стенах Трибунала прозвучал термин, существование которого официальная портология пыталась отрицать.
«Конвертированная версия».
— Что такое «конвертированная версия»? Я не понял, — раздражался Первый.
— Говоря простым языком — это когда сущность одного человека помещается в тело другого, — попытался объяснить директор института, сам достаточно обескураженный.
— Вы с ума сошли! Вы понимаете, что говорите?! — закричал Циферблат.
— А вы и дальше собираетесь закрывать глаза на действительность? — встрял магистр, который был и без того зол на Первого.
— Я предлагаю разрешить нашим программистам вскрыть файлы портирования. Информация, отправленная на приемник, там должна быть! — заключил директор института.
Поскольку его поддержали все, Первому пришлось уступить.
Два испуганных мальчика (не каждый день вызывают в Трибунал) долго возились с паролями, но в конце концов данные извлекли.
Дэн не стал их уничтожать — может, не успел, а может, и жалко ему было своих трудов.
В файле под аббревиатурой KB (Конвертированная версия) от 19 сентября как раз и содержались данные сущности Севы Сергиенко, фотография некоего Александра, жителя г. Вильнюса, фамилия которого не указывалась, вымышленные мной данные из профайла со ссылкой на автора, но главное — моя собственная фотка. И инфа о моем детстве, слитая с этого снимка при помощи гармониевой флешки.
Факты, свидетельствующие о моей причастности к этому делу. Точнее, о моем злом умысле.
Как ни старался Артур, почему-то сразу поверивший в мою невиновность, переубедить Первого, тот стоял, как скала. Остальные подавленно отмалчивались. Эдуард заикнулся было, что «это еще ничего не доказывает», но Макс в порыве благородного негодования цыкнул на него: «Отец ты или нет?!» И уже через пять часов после нашего с Артуром разговора меня заковали в цепи.
А потом привели пред светлые очи Первого.