Пожары

Наблюдая за летом в Португалии все последние годы, я могу казать, что буквально на глазах оно сдвинулось на один месяц вперед, то есть начинается оно по большому счёту не в июне, а в июле. Из последних лет 2018-й в этом смысле был особенно удивительным: до самого конца июня добрая половина национальных пляжей даже не устанавливали так называемые барракаши, матерчатые тенты, которые любители пляжного отдыха обычно арендуют на целый день или даже на весь отпускной месяц. Для португальцев пляж – это почти религия. К морю они выбираются и в погожие зимние выходные, не говоря уже о лете.

Начавшись, уже почти по привычке, в июле, лето робко «разгонялось» чуть ли не до начала августа, но в начале месяца три-четыре дня были действительно жаркими: во внутренних, далеких от океана районах страны температура достигала 48 градусов. Даже в стоящем на устье впадающей в Атлантику реки Тежу Лиссабоне уличные термометры тогда показывали 44, абсолютный рекорд для португальской столицы. Парадоксально, но я не раз наблюдал, что нередко даже при таких высоких температурах некоторые океанические пляжи в стране остаются закрытыми для купания: люди сюда приезжают, загорают, дышат свежим морским воздухом, но в воду не заходят – запрещено, слишком сильные, высокие и потому опасные волны. Конечно же, в жаркие летние дни все средства массовой информации предупреждают жителей об опасности обезвоживания организма, о необходимости буквально постоянно пить воду, о повышенном уровне радиации. Люди стараются следовать этим рекомендациям, но все равно, к сожалению, без жертв, особенно среди пожилых людей, в такие дни не обходится.

Самая большая опасность летней жары состоит в том, что она почти каждый год неизменно сопровождается лесными пожарами. Еще совсем недавно, летом 2018 года, горели леса в провинции Алгарве, на юге страны, в районах Моншике, Силвеш и Портиман. В Моншике пожары были особенно сильными, жильцы полутора десятков домов в сельской местности были заранее эвакуированы, два десятка человек пострадали – надышались дымом, получили тепловой удар, легкие ожоги, но, слава Богу, на этот раз обошлось без жертв, и будем надеяться, что такая жара и сопровождающие ее пожары хотя бы этим летом уже не повторятся.

В 2017 году Португалии с пожарами очень сильно не повезло. И это очень мягко сказано. Два мощных лесных возгорания – один в июне, другой в октябре – в центре и на севере страны унесли в общей сложности более ста человеческих жизней. Июньский лесной пожар в районе Педро́ган-Гранде уничтожил 11 000 гектаров реликтового соснового леса, от него пострадало две с половиной сотни человек (7 человек – серьезно) и 66 погибли. Причиной трагедии стали так называемые «сухие грозы»: это когда гремит гром, начинается дождь, но до земли он не доходит; из-за супервысокой, далеко за 40, температуры воздуха влага испаряется, так и не опустившись на землю. Сопровождает сухие грозы резкое усиление ветра, что, конечно, только способствует распространению огня. Из-за такой вот грозы с молнией в июне 2017 года загорелось огромное дерево (пожарные его потом локализовали), а от него – весь сосновый лес, посаженный еще в XIII веке. Сосны и получаемая из них смола использовались для строительства каравелл, на которых португальцы открывали новые земли и свои будущие колонии в Америке и Африке. Лес все эти годы и века, конечно, периодически вырубали, но и постоянно обновляли. Кроме прочего он всегда надежно защищал сельхозугодья центральной части страны от песка, приносимого ветром с побережья. И вот за несколько дней и ночей всё сгорело.

После пожаров 2017 года в Педроган-Гранде власти Португалии, конечно, зашевелились: стали разбираться в причинах возгораний, выяснять, почему люди оказались к ним неготовыми, почему не было своевременного оповещения об опасности, не перекрывались дороги (большинство ведь тогда погибло в автомобилях, пытаясь на скорости проехать задымленные участки). Президент Ребелу де-Соуза объявил о создании постоянной комиссии, которая будет в ежедневном режиме анализировать ситуацию с пожарами. Однако, по большому счету, стоит сказать, что пока правительство страны эффективно бороться с пожарами так и не научилось.

Экология

Россияне хорошо помнят еще совсем недавние многочисленные истории с пригородными свалками, то, как они становились поводом для народных протестов и волнений. Сегодня эксперты говорят, что в ближайшее время ситуация со свалками и особенно с мусоросжигательными заводами обернется, по крайней мере, для Москвы и области настоящей экологической катастрофой. Послушайте или почитайте, что на этот счет в интервью «Эху Москвы» говорил экс-депутат Госдумы Геннадий Гудков: «Мусоросжигательный завод вырабатывает боевые отравляющие вещества, которые долго использовались, когда еще не было запрета на химическое оружие, двумя армиями мира как боевое отравляющее вещество – это армия США и армия Израиля. Это диоксины».

Так как с этим у них?

В Португалии со сжиганием мусора и его переработкой, как выясняется, тоже не все благополучно. Если коротко, то проблема заключается в том, что, сжигая неотсортированный мусор, например на двух главных перерабатывающих заводах под Лиссабоном и северной столицей страны городом Порту, сгорает довольно большой процент пластика, стекла и бумаги, что серьезно вредит атмосфере, создавая так называемый парниковый эффект. Эксперты говорят, что переработка мусора путем его сжигания при таких условиях, благодаря которой производится электрическая энергия, тем не менее не может рассматриваться как такие виды обновляемой энергетики как гидро-, ветряная и солнечная, а поэтому не может финансироваться в сопоставимых объемах.

И тем не менее в XXI век Португалия вступила без организованных свалок под открытым небом. Решение избавиться от них в рамках Стратегического плана по утилизации твердых мусорных отходов было принято во второй половине 1990-х правительством Жузе́ Со́кратеша и претворено в жизнь в течение непростых для отрасли пяти лет и 28 дней, на которые, как иронически заметил тогда премьер, его реализация выбилась из намеченных сроков. Это не означает, что сейчас в Португалии невозможно наткнуться на спонтанно сваленный мусор где-нибудь в лесной полосе или поблизости от промышленной стройки. К сожалению, такое встречается, только это будет нелегальная свалка, на которую можно пожаловаться в экологическую полицию или сообщить на сайт общественной организации «Очистим Португалию», где публикуются карты подобных объектов и где строго за этим следят. К концу 1996 года в стране существовало и процветало 340 (назовем их «классическими») привычных нашему взору свалок, 13 – так называемых санитарных свалок, где мусор не просто сваливался, а обрабатывался и утилизировался (хотя тогда это было бо́льшей частью лишь на бумаге) и пять станций по производству компоста или органического перегноя, который использовался в качестве удобрения. За означенную «ударную пятилетку» все свалки в стране были закрыты, и вместо четверти всех отходов Португалия начала тем или иным способом перерабатывать все 100 процентов производимого ею бытового мусора, из которого «каждый божий португалец», живущий под небесами, исправно и буквально «выдает на гора» в среднем по полтонны в год: до этого перерабатывалась лишь мизерная часть отходов, в основном стекло.

За деятельностью центров по обработке мусора внимательно следит государственная служба экомониторинга, чтобы выбросы в атмосферу и почву не превышали установленных пределов. Интересно, что эти же службы и распределяют контракты на утилизацию производимого здесь сырьевого полуфабриката – аккуратных брикетов из пластмассы, железа, алюминия и других цветных металлов, которые формируются по окончании процесса селекции и обработки мусора. Процесс раздачи контрактов, при котором главный критерий – это экологичность производства, осуществляется обычно в конференц-зале Центра и напоминает нечто среднее между аукционом, работой трейдеров на бирже или даже птичьим базаром. И на эту с позволения сказать «свалку» слетаются не галки и вороны, а уважающие себя и свое дело бизнесмены. Только, как уже говорилось, проблема парникового эффекта и диоксинов далеко не решена, и в этом смысле Евросоюз – еще одна инстанция, которую в Лиссабоне побаиваются даже больше, чем собственных экологов.