44. Протез

Машины всё прибывали – «скорые помощи», полицейские газики и всякие чёрные начальственные автомобили – «Волги», джипы, «мерседесы».

Полиция оцепила дом, люди в штатском и в форме то и дело заходили внутрь, потом с озабоченными лицами выскакивали наружу, негромко переговариваясь, сновали вокруг.

За оцеплением толпился народ, уважительно перешёптывался, с любопытством следил за происходящим.

Света, с головой завернувшись в шерстяное верблюжье одеяло, сидела на заднем сиденье бежевой «Лады», через окно наблюдала, как оба её родителя, хмурясь, беседуют с каким-то лысоватым человеком в штатском.

Двое санитаров вынесли из дома носилки с лежащим на них Геворком. Третий бежал рядом, поддерживал капельницу. Следом выскочил Миша Сушкин, в пластиковом пакете нёс его отрезанную стопу.

Общими усилиями Геворка погрузили в «скорую».

Миша судорожно вдохнул свежий ночной воздух и опять поспешил в дом, помочь нести Артёма.

Убитых в «скорые» велено было пока не грузить. Обезглавленный труп Заблудшего без руки и ног вынесли и сложили отдельно, на разложенную во дворе полиэтиленовую простыню.

Туда же теперь укладывали Горошевича.

Родители вернулись, сели в машину.

– Как ты, доченька? – спросила мама.

Света пожала плечами, ничего не ответила.

Отец с мрачным, напряжённым лицом, ни слова не говоря, завёл мотор, и «Лада» тронулась с места.

Они двигались медленно, осторожно проезжали сквозь толпящихся прямо на дороге людей, мимо стоящих вдоль тротуара машин.

Света вдруг вся сжалась внутри своего тёплого кокона – увидела, как всовывают в «скорую» носилки с лежащим на них Рудиком. Она даже не сразу поняла, что это он, её одноклассник и недавний друг. И голова, и грудь – всё забинтовано, на белых бинтах выступили кровавые пятна. Он, похоже, был без сознания, совсем не двигался. Там же, на носилках, лежали его ножные протезы.

Затем они проехали мимо врезавшейся в дерево Саниной «Нивы». Фотограф крутился около ножа Рудика, валявшегося на капоте, снимал его зачем-то со всех сторон.

Вспышка фотоаппарата то и дело озаряла лишённый лобового стекла салон машины, из которого аккуратно вытаскивали Саню.

Света повернула голову назад, начала смотреть в заднее окно. Сидела так, пока можно было видеть хоть что-то.

Однако чуть не пропустила Артёма, которого везли ещё к одной, стоявшей чуть подальше машине «Скорой помощи».

Лицо его наполовину закрывала прозрачная кислородная маска, он тяжело дышал из-за пробитого лёгкого. Забинтовали Артёма на славу, он рукой не мог шевельнуть, чувствовал себя каким-то спелёнутым младенцем.

Рядом с каталкой шёл Миша Сушкин, заботливо поправлял одеяло.

Артём первый заметил её, сразу напрягся, не отрывал от неё тревожного взгляда.

Света сделала отчаянное усилие, выдавила из себя подобие улыбки.

Лицо Артёма тут же смягчилось, он прикрыл глаза. Показал ей тем самым, что всё с ним будет хорошо.

Света улыбнулась пошире – ей вдруг полегчало.

А может быть, он хотел сказать – с нами?

«Лада» с прильнувшей к заднему окошку Светой прибавила газа и скрылась из виду.

Артём, чуть повернув голову, смотрел ей вслед.

В поле его зрения попала проезжавшая мимо «скорая». Проехав немного вперёд, она неожиданно остановилась, задние двери распахнулись.

– Чего тебе? – закричал кому-то один из двух сидящих в машине людей в белых халатах.

Из-под шапочки его выбивались, падали на плечи рыжие лохмы.

Артём взглянул на лежащего внутри сильно перевязанного человека. Голова больного была хорошо видна – приподнята на специальной подставке. В отличие от Светы он мгновенно узнал Рудика. Глаза инвалида были закрыты, но Артёму показалось, что сквозь прикрытые веки Рудик смотрит на него с какой-то зловещей усмешкой. Заметил он и ножные протезы, сложенные рядом с носилками.

К «скорой» подбежал совсем молоденький полиционер, которого Артём не сразу узнал со спины, Вова Ольшанский. В руках нёс чёрную искусственную руку.

– Вот, – слегка задыхаясь от бега, сказал он. – Чуть не забыли! – И протянул руку рыжеволосому санитару.

Артём забеспокоился, заёрзал.

Идиот! Что он делает!

Рыжий взял протез, тепло произнёс:

– Хорошо, спасибо. А то он, бедолага, и без ног и без руки.

Артём попытался приподнять голову, открыл рот, пытаясь что-то сказать.

Шедший рядом Миша Сушкин нагнулся к нему:

– Тихо, тихо, не суетись. Всё уже позади, порядок. Тебе сейчас главное не разговаривать! – И поплотнее прижал кислородную маску к его лицу.

Артём увидел, как Ольшанский захлопнул дверь «скорой» и она уехала.

Он расслабился, задышал ровнее. Впервые за эти сумасшедшие дни ему вдруг всё стало безразлично.

Что бы там ни случилось дальше в той машине, он всё равно уже сейчас не в силах этому помешать.

Поздно!

А кроме того, что уж там такого может случиться? Чего он в самом деле себе нафантазировал! Беспомощный, истекающий кровью инвалид, обрубок, по сути, пародия на человека.

Такой ли уж беспомощный?..

Артёма переложили на носилки, погрузили в «скорую».

Миша Сушкин забрался внутрь, сел рядом: решил сопровождать его до самой операционной. Артём Раскатов в его глазах был теперь настоящим героем, раньше он таких видел только в телевизионных сериалах.

– Поехали! – скомандовал Миша.

И «скорая» тронулась.

В трёх километрах от неё мчалась по пустым ночным улицам другая «скорая», внутри которой с закрытыми глазами неподвижно лежал Рудольф Новиков, по прозвищу Немец.

Его искусственную руку-протез со сжатым, затянутым в чёрное кулаком медбрат Женя Цыркун сначала заботливо разместил прямо рядом с ним, у его правого плеча. Потом, подумав, решил попробовать закрепить протез. К его удивлению, получилось очень легко, рука без всякой натуги вошла в пазы предплечья, что-то щёлкнуло, встало на место.

Женя улыбнулся. По крайней мере, теперь протез никуда не денется. Хорошая вещь! Видно, дорогой! Незаменим для бедного инвалида.

Слава богу, что рана на груди неопасна. Чуть глубже был бы разрез, и уже бы всё, не спасли. А так поживёт ещё бедный калека.

Машину чуть тряхнуло на каком-то бугре, сидящие в машине медики даже слегка подпрыгнули от этого толчка.

Рудик открыл глаза.