43. Развязка

«Нива-Тайга» Сани Колоскова была припаркована на другой стороне Старой улицы, напротив дома Заблудших. Саня сидел на водительском месте, кусал ногти, не отрывал беспокойного взгляда от входа, освещённого тусклым, болтавшимся над улицей фонарём.

Машину Павло Горошевича они увидели сразу, поняли, что он уже в доме, и тут же составили план. Геворк с ружьём зайдёт в дом с заднего входа, Саня – с главного. Если Павло начнёт убегать, Саня его перехватит.

Но весь план полетел к чёрту. Как и договорились, Саня подождал чуток, дал время Геворку обойти дом, но в ту минуту, когда сам он начал вылезать из «Нивы», подлетела ментовская машина, оттуда выскочил этот следователь Артём и бросился в дом. Саня, разумеется, остался на месте. Влезать в историю с ментами совершенно не входило в его планы.

Сейчас он сильно нервничал. Слышал крики, выстрелы, не понимал, что происходит. Но пойти туда всё же не решался. Раз Горошевич не выскочил, значит, скорей всего, Геворк его уделал. И Артём, вероятней всего, сейчас с ним разбирается.

Так зачем в это лезть?

Ладно бы ещё был один Артём, он вроде не полный мудак, что-то соображает. Но понятно ведь, что менты по одному не ездят. Так что вот-вот появятся и другие. Всем известно, как он, Саня Колосков, хотел отомстить Павло за Тамару, так что его тут же дружно запишут в сообщники, и он загремит вместе с Геворком, вопросов нет.

Нет, лучше держаться подальше.

Он решил выждать, посмотреть, что будет происходить.

Неожиданно в доме погас свет.

Это Сане уже совсем не понравилось.

Кто мог вырубить свет?

Зачем?

Он не выдержал, вышел из машины.

Однако же никуда не пошёл, остался стоять, внимательно прислушивался к доносившимся из дома звукам.

Света, пользуясь внезапной темнотой, затаила дыхание и, стараясь ступать как можно бесшумней, попятилась в коридор. Страшный жужжащий звук вдруг исчез.

Она остановилась, прислушалась.

По-прежнему крепко сжимала в руках кочергу.

Артём опустился на левый бок, еле сдержался, чтобы не закричать от пронзившей всё тело острой боли.

Он переждал секунду, чтобы боль чуть-чуть утихла, и, опираясь на локоть, стал медленно подтягиваться туда, где, как он помнил, лежал пистолет.

Ладонью ощупывал пол, надеясь наткнуться на него.

Геворк понял, что ещё немного – и он потеряет сознание.

Напряг все силы и пополз к открытой двери в конце кухни, той самой, через которую он вошёл в дом.

– Саня, помоги! – срывающимся голосом крикнул он.

Света вздрогнула от этого крика, и почти сразу опять раздался знакомый, внушающий ужас жужжащий звук. Но на этот раз он был гораздо ближе.

Пила где-то рядом!

Света в отчаянии плотно заткнула себе рот одной рукой, чтобы судорожное дыхание ненароком не выдало её.

Артём после минутного затишья тоже снова услышал звук работающей пилы. В это же время он нащупал пистолет.

Быстро схватил его и, всё так же опираясь на локоть, выстрелил туда, откуда доносилось жужжание.

Раздалось металлическое кляцанье, и мерзкий звук прекратился.

Рудик стоял крайне близко от Светы, не видел, но угадывал её, знал, что она совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Пуля, попавшая в протез, вывела из строя механизм. Он лишился своего основного оружия.

Это очень некстати, очень плохо.

Это – беда!

Рудик лихорадочно размышлял. Злость его неожиданно пропала, уступила место тревоге. В конце концов, главное было сделано, с Тощим он разобрался. Сейчас уже не до Светы, следовало в первую очередь срочно позаботиться о себе.

Исчезнуть, схорониться!

Самое важное теперь восстановить протез, вернуть его в рабочее состояние, для чего надо будет найти ещё одного дядю Костю. Задача в принципе выполнимая. Статья в газете, которую он недавно читал, называлась: «Не перевелись ещё умельцы на русской земле!»

И вправду не перевелись. И он такого умельца найдёт. Тем более что и сам кое-что кумекает, помнит уроки дяди Кости.

А затем он рассчитается с этим Сушкиным, который застрелил маму. Неважно, сколько для этого пройдёт времени, ждать он хорошо умеет.

Никто не останется безнаказанным.

Ну, а потом уже решит, что делать со Светой. Будет время об этом подумать. Она сама предложила ему дружбу, а теперь предала его. А предательства он не прощает. Так его научила мама – предателей прощать нельзя.

Никуда она не денется!

Рудик повернулся и стал на ощупь пробираться к заднему выходу.

Саня Колосков услышал выстрел, а вслед за ним истошный крик Геворка:

– Саня-а-а-а!

Ему вдруг стало по-настоящему страшно. Впервые в жизни.

Он поспешно залез назад в машину и захлопнул дверь.

Артём продолжал стрелять наугад.

Каждый раз после очередного выстрела замирал и прислушивался к тяжёлым удалявшимся шагам Рудика.

Однако ему не везло, больше он ни разу не попал.

Рудик благополучно добрался до кухни, увидел открытую на улицу дверь и тёмный силуэт ползущего к ней Геворка.

Шагнул вперёд, с размаху ударил его стальной ножищей по голове. Тот вскрикнул, откатился в сторону.

Рудик ринулся в освободившийся проход.

Ещё одна пуля просвистела, не задев, прямо мимо его уха.

Саня через окно увидел появившегося из-за дома Рудика. Тот странной птичьей походкой спешил к калитке.

Саня в изумлении вытаращился на него.

Ему отчего-то стало окончательно не по себе.

Надо валить отсюда!

Он завёл машину, зажёг фары и стал разворачиваться.

Рудик увидел машину, но Саню в ней не разглядел.

Он вышел из калитки, зашагал по улице по направлению к дереву, растущему в нескольких метрах от дома. Там, под деревом, он оставил своё сложенное кресло.

Саня развернул машину и уже собирался уезжать, как заметил в свете фар окровавленную пилу, торчащую из правой руки Рудика.

– Т-твою мать! – прошептал он.

Страх его вдруг совершенно пропал. Наоборот, откуда ни возьмись, появилась какая-то безудержная удаль – то чувство, которое он всегда испытывал перед дракой.

Не осознавая, что делает, Саня резко повернул руль и направил машину на Рудика.

Рудик увидел это, заторопился, попытался ускорить шаг, но бежать на своих искусственных ногах не мог.

Саня с горящими глазами оскалился и нажал на педаль газа. «Нива-Тайга» прыгнула вперёд.

Рудик понял, что ему не убежать, и, сжав зубы, повернулся, чтобы встретить машину лицом к лицу.

Почти в ту же секунду она с разгону впечатала его в ствол дерева.

Саня ударился лбом о переднее стекло, оно разбилось, частично осыпалось. Окровавленная голова его высунулась в образовавшуюся дыру. Глаза при этом смотрели куда-то вдаль.

Но на самом деле Саня уже ничего не видел – был без сознания.

Капот «Нивы» смялся не слишком сильно. Потёк радиатор, из него повалил дым. Но главным образом пострадал выдающийся вперёд бампер (Санина гордость, специально приделывал!). Изрядно погнутый теперь бампер врезался в Рудика чуть выше колен, вдавил в дерево его стальные ноги.

Искусственная рука инвалида в результате сильного удара отлетела от плеча, валялась рядом в траве. Удивительным образом пила при этом опять заработала. Она обиженно жужжала, словно какое-то ужасное металлическое насекомое.

Сам Рудик уронил голову и туловище на капот и не двигался.

Так прошло несколько минут.

Дым, шедший из радиатора, в конце концов привёл калеку в сознание.

Он поднял разбитое в кровь лицо, беспомощно захлопал ресницами, пытался сообразить, что теперь делать.

В памяти вдруг мелькнула жуткая, постоянно возвращающаяся к нему на протяжении всей сознательной жизни картинка: намертво прижатый колонной Немец.

Рудик испугался, рванулся, но ноги были стиснуты как в тисках.

Неужели опять?

Саня постепенно начал приходить в себя. Потряс головой, освобождаясь из дыры. С шумом, показавшимся ему невыносимым, посыпались вокруг осколки стекла.

Из нефокуса возникло окровавленное лицо Рудика, уставившееся прямо на него.

Саню поразило, что глаза инвалида оказались наполнены слезами и болью. Он выглядел совсем крантовым, отчаявшимся.

На самом деле это было ложное впечатление. После секундной слабости Рудик уже понял, что делать, полностью контролировал себя.

По-прежнему глядя в глаза Сане, он потянулся единственной рукой к левому протезу. Ему повезло – джинсы, к счастью, порвались при ударе. Он расширил дыру, разорвал штанину окончательно. На бедре оказалось прикреплено некое подобие плоского футляра. Он открыл его, вынул находившийся внутри стальной обоюдоострый нож.

Положил оружие перед собой на капот и начал отсоединять, отщёлкивать ножные протезы – сначала один, потом другой.

На Саню опять стала наваливаться тьма. Он боролся, пытался оставаться в сознании.

Смутно увидел, как Рудик в метре от него с силой воткнул нож в капот.

Саня услышал звук пробитого металла, успел пожалеть испорченный капот и отключился.

Рудик полностью освободил обрубки ног от протезов.

Напряг силы и, крепко уцепившись рукой за рукоятку воткнутого ножа, стал подтягивать тело кверху.

Саня снова очнулся, попытался двигаться, но был всё ещё слишком слаб, погружён в тёмное переливающееся марево.

К тому же дышал с огромным трудом и болью – сильно ударился грудью о руль.

Рудик вытянул тело на капот, передохнул немного, полежав плашмя. Потом приподнялся на локте, не без труда вытащил из капота загнанный туда по самую рукоятку нож. Вытянул вперёд руку и снова с размаху воткнул его сантиметров на двадцать дальше, чем в первый раз.

Стал опять не спеша подтягиваться вперёд.

Саня по-прежнему сидел неподвижно.

В тупом ужасе смотрел, как лицо инвалида становится всё более отчётливым, приближается к нему.

Рудик протащил тело вперёд, снова вырвал из капота нож и повторил ту же процедуру.

От разбитого стекла его отделяло теперь совсем немного.

Саня окончательно вынырнул из своего марева, наконец всё ясно увидел, но было уже поздно.

Рудик сделал последний рывок, вытащил нож, остриём разбил, обрушил в салон ещё державшиеся остатки стекла.

Теперь он оказался лицом к лицу с Саней. Горько усмехнулся, медленно поднёс нож к его горлу, пристально заглянул в глаза.

Саня поразился, как изменился взгляд калеки. Слёзы исчезли, он смотрел жёстко и холодно.

Саня внутренне содрогнулся, прикрыл веки. Не хотел больше ничего видеть, ждал последнего движения острого ножа, прикосновение которого леденило ему шею.

Всё, конец!

В эту секунду совсем рядом раздался звук, который заставил брови Рудика поползти вверх.

Это жужжит пила!

Прямо над ухом!

Он быстро повернулся и с удивлением успел увидеть у себя над головой свою собственную руку-протез с работающей пилой. Рудик попытался откатиться в сторону, но не успел.

Света, державшая эту руку, с диким, каким-то рыдающим криком обрушила её на него. Зубья вонзились в плоть, начали разрезать грудь.

Рудик чудовищно завопил, рванулся. Извиваясь, заливая кровью капот, всё же ухитрился вывернуться из-под раздирающей тело пилы. Зубья ударились о железо, отвратительно заскрежетали.

Света вскрикнула, закусила губу, с усилием снова занесла над ним тяжёлый протез.

Рудик перевернулся на спину, поглядел на неё в упор широко открытыми умоляющими глазами.

Она замешкалась, в отчаянии застыла: без очков он вдруг опять показался ей совершенно беззащитным.

– А ну брось это сейчас же! – раздался громкий повелительный голос у неё за спиной. – Брось, я говорю! Сейчас же!

Света обернулась.

С полдюжины человек, часть из них в полицейской форме, стояли вокруг. Прямо на неё смотрели дула двух автоматов и по меньшей мере трёх пистолетов.

Дыхание спёрло. Она вдруг издала громкий, захлёбывающийся звук, и сразу вслед за этим слёзы безостановочно заструились по бледному, измученному лицу.

Потом Света отбросила в сторону проклятую руку.

Протез упал на тёмный асфальт. Звук жужжания изменился, стал гораздо ниже, механизм недовольно гудел. Острые окровавленные зубцы вращались теперь намного медленней, почти ползли.

Потом пила вовсе остановилась и с еле слышным щелчком исчезла внутри чёрного кулака.