42. Месилово

Ромка пришёл в себя.

Прежде чем новая волна безумной боли опять захлестнула его, он в ужасе увидел, как совсем рядом с ним, в кровавой луже, почему-то лежит одетая в рукав от его бирюзовой рубашки рука. Ещё через мгновение он сообразил, что это его собственная рука, и опять потерял сознание.

Когда снова очухался, то услышал, что где-то далеко звонит телефон.

Чуть приподнял голову, увидел смотрящего на него своего одноклассника Рудика Новикова. Правая рука Рудика заканчивалась чем-то жутким.

Ромка всмотрелся и увидел, что это – окровавленная пила.

Жужжащая пила!

Тут же всё встало на место.

– Прости, прости меня, Немец! – изо всех сил закричал он. – Немец! Рудик! Ради бога, прости меня!

Ромке казалось, что он орёт на весь дом, на самом же деле он почти шептал.

Рудик с любопытством смотрел на него, вроде как прислушивался к этому шёпоту.

Потом грустно усмехнулся.

Света прильнула к двери в ванной, стараясь уловить, что происходит в гостиной. Ещё недавно оттуда доносились какие-то крики, а теперь всё смолкло, только было слышно, как звонит телефон.

Она подождала ещё чуток, затем выключила свет и осторожно открыла дверь.

Телефон в гостиной перестал звонить.

Стало совсем тихо, только слышно было, как на мерзкой, высокой ноте жужжит пила. Как будто незримая бормашина уныло сверлила чей-то зуб.

– Фаза номер два! – всё с той же печальной усмешкой объявил Рудик. – Тощий остаётся без ног!

– Нет! Нет! Не надо! – отчаянно завопил Ромка. – Не надо! Рудик! Пожалуйста! Умоляю! Нет!

Он захлебнулся, заплакал, попытался неуклюже отползти в сторону, но не смог, уткнулся лицом в пол. Кровь толчками выбрасывалась из обрубка руки.

Рудик приблизился.

Ромка услышал, как громко и противно зажужжало где-то уже совсем рядом. Отвратительный звук заслонял всё, лез в уши, разрывал сознание.

Это пила!!!

Он снова попытался увернуться, но острые зубья вонзились в его левую ногу.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Пила въедалась всё глубже и глубже, обильно разбрызгивала вокруг кровь.

Он задохнулся от адской боли и опять вырубился.

В следующий раз, когда Ромка пришёл в себя, он увидел, что рядом с отрезанной рукой теперь валяется его левая, одетая в штанину джинсов и белую кроссовку нога.

Светло-голубая штанина потемнела, промокла от крови, но больше всего его поразило, что на носке кроссовки застыло большое красное пятно.

– Как тебе награда, Тощий? – услышал он донёсшийся откуда-то издалека голос Рудика. – Доволен?

И почти в ту же секунду ожившая пила вошла в его правую ногу.

Он всё же очнулся ещё разок.

Ровно настолько, чтобы услышать последние слова Рудика, низко склонившегося над ним:

– Фаза номер три, Тощий!

После чего жужжащая боль врезалась в его горло, и Ромка Заблудший-Кондаков, по прозвищам Заблуда и Тощий, окончательно расстался с жизнью.

В ту секунду, когда голова Ромки отвалилась в сторону, в гостиной раздался новый отчаянный вопль.

Рудик недоумённо повернулся.

Прямо за его спиной в тёмном коридоре, с перекошенным от ужаса ртом, стояла Света Коновалова, завороженно смотрела на него округлившимися глазами.

– Света? – поразился Рудик.

Он совершенно не ожидал увидеть её здесь.

Света перевела безумный взгляд на работающую пилу, с которой ещё капала кровь, резко отступила назад, ударилась спиной об стенку.

Рудик опомнился, подошёл к ней очень близко.

– Не бойся, – тихо проскрипел он. – Он получил то, что заслужил… Зачем ты пришла? Он – говно, тебе с ним нечего делать…

Света молчала, глядела на него со страхом, не слышала, не понимала ни слова из того, что он говорил.

Рудик печально усмехнулся в своей обычной манере.

– По крайней мере, теперь уж точно нечего, – добавил он.

Открыл рот, хотел сказать ещё что-то, но неожиданно осёкся. По лицу его потекла кровь, и он повалился на пол с застывшим, слегка удивлённым выражением лица.

Света увидела, как его ручной протез с громким стуком ударился о паркет, пила перестала жужжать, остановилась, со щелчком исчезла в прорези обтянутого чёрной кожей кулака.

Она подняла голову, повернулась.

Напротив стоял Павло Горошевич, сжимал в руке железную кочергу от камина.

– Отойди-ка отсюда! – хрипло сказал он.

Света не двигалась, по-прежнему была в шоке, всё с тем же ужасом теперь смотрела на Павло.

Тот схватил её за руку, одним движением отодвинул в сторону. Потом примерился, снова размахнулся кочергой:

– Подохни, ублюдок! – злобно проскрежетал он.

Однако же нанести этот финальный удар не сумел. Раздался оглушительный грохот, и что-то сильно толкнуло Павло прямо на стенку. В голове у него образовалась большая дыра, из которой на светлые обои выплеснулась кроваво-серая мякоть.

Света дико завизжала, забилась.

– Ну что, Павло, нравится месилово? – раздался голос с сильным армянским акцентом.

Павло затрясся в агонии, неуверенно шагнул в сторону и повалился вперёд, зацепив свисавшую со стола скатерть. Оттуда на него, уже мёртвого, упала корзинка с фруктами. Жёлтые шары грейпфрутов покатились, рассыпались по всему полу.

– Это тебе за брата, сука подлая! – презрительно сказал Геворк Асланян.

Он стоял в дверях кухни (вошёл с заднего хода), держал в руках ещё дымящееся помповое ружьё.

Света перестала кричать, судорожно дышала, как собака во время жары. Настороженно следила за происходящим.

Геворк передёрнул затвор на ружье, подошёл поближе, ткнул неподвижного Павло ногой. Потом набрал слюны и смачно плюнул на него:

– Чтоб тебе на том свете места не найти, говнюк! – После чего шагнул вперёд, нагнулся к начавшему шевелиться Рудику: – Ты как, Рудик?

Света ахнула, очнулась. Заорала истошно:

– Геворк! Уйди! Не подходи к нему! Осторожно! Он – убийца!

– Кто? – не понял Геворк. Недоумённо повернулся к ней: – Ты что кричишь?

Она не успела ответить.

– Всем стоять! – прозвучала команда, отданная звучным мужским голосом.

В проёме открытой входной двери возник Артём, он здоровой рукой сжимал пистолет.

– Брось оружие! – скомандовал он Геворку.

Тот вместо этого быстро поднял ружьё, направил на него:

– Эта сука подлая Арама убил, Тамару убил!

– Брось оружие, говорю! – твёрдо повторил Артём.

Геворк не шелохнулся, только ещё крепче сжал ружьё:

– Посмотри, что он с Ромкой сделал! Он маньяк! Больной!..

Света не выдержала, закричала:

– Это не Павло! Это Рудик!

– Света, уйди! – тут же откликнулся Артём. – Геворк, брось оружие! Не делай хуже… Мы спокойно во всём разберёмся… Послушай…

– Ты первый убери! – с вызовом прервал его Геворк. – Тогда и поговорим.

Пока шла перепалка, Рудик окончательно ожил. Вытер кровь с лица, протянул руку, повернул механизм на запястье протеза. С еле слышным звуком выскочила наружу пила.

Ни Геворк, стоявший спиной к нему, ни Артём, находившийся на другом конце комнаты, не заметили этого. Но до Светы звук щелчка долетел. Она опустила глаза, увидела пилу, которая с тихим жужжанием опять начала работать.

– Геворк, осторожно! – отчаянно завопила она. – У него пила!..

Геворк не понял этого предупреждения. Слово «пила» он вообще не разобрал, так как одновременно со Светой начал кричать сам:

– Пусть он уберёт свою пушку! Скажи ему!

– Брось оружие! – почти синхронно с ним заорал и Артём. – В последний раз предупреждаю! Света, уйди, я сказал! Считаю до трёх. Раз!

– Он – убийца, ты что, не догнал? – возмутился Геворк. – Павло – убийца!

– Пила-а! – зажмурив глаза, отчаянно выкрикнула Света.

Но опять её никто не услышал, потому что именно в эту секунду вконец разозлившийся Артём закричал во всю глотку:

– Я сказал, брось ружьё, Асланян! Что на тебя нашло?

– Ты брось! – упрямо ответил Геворк.

Он сам не понимал, что творит. Знал только, что ни за что не уступит этому высокому русскому.

Ни за что!

Света зажмурила глаза – поняла, что сейчас произойдёт непоправимое.

Артём вдруг опомнился, успокоился, опустил пистолет:

– Хорошо!

И в это же мгновение стальные зубья глубоко въелись в голень Геворку. Он дико взвыл от ужасной боли, не осознавая, что делает, нажал на курок и рухнул вниз.

Артёма ударило в грудь, отшвырнуло назад, на открытую дверь. Пистолет выпал из его руки, отлетел в сторону.

Перед глазами всё закачалось, поплыло. Артём стал медленно сползать вниз, на белой двери остался красный смазанный след.

Геворк, истошно крича, крутился на полу. Пытался руками зажать обрубок голени, из которого хлестала кровь.

Рудик медленно поднялся, крепко встал на искусственные ноги. Здоровой рукой поправил очки, сбившуюся набок кепку. Спокойно, не выключая пилу, оглядел комнату.

Вот это да, неслабо! Конкретное месилово!

У его ног выл, стонал, плакал лишённый стопы Геворк.

Безголовое тело Тощего лежало в тёмной луже. Голова, рука и ноги валялись рядом.

Мёртвый Павло уткнулся лицом в пол возле стены, по которой ещё стекали его мозги.

Окровавленный Артём сидел на полу, приткнувшись к двери, тяжело, со свистом дышал.

Посреди всей этой впечатляющей картины на кофейном столике красовалась коллективная фотография одиннадцатого «А» класса в узорчатой металлической рамке.

Рудик заинтересовался фотографией, сделал даже шаг по направлению к ней, чтобы рассмотреть получше, и тут опять что-то тяжёлое обрушилось ему на голову. Очки с затемнёнными стёклами слетели с его лица, упали на пол.

Дрожащая Света изо всей силы сжимала в руках поднятую с пола железную кочергу. Была уверена, что нанесла ему окончательный, смертельный удар.

Вложила в этот удар всю свою боль, всю обиду за то, что он её так обманул, за то, что она поверила ему, жалела, считала беспомощным, хотела стать близким другом на долгие годы. А он оказался жутким маньяком-убийцей!

Подлый обманщик!

Но Света ошиблась.

Из-за того, что Рудик двигался, удар пришёлся по касательной, почти не задел его. Он пошатнулся, но удержался на ногах.

Неспешно развернулся, шагнул к ней. Под ногой хрустнули раздавленные очки.

Света ахнула, судорожно отшатнулась. Не отрываясь, смотрела на него. Она впервые видела его без очков. Жёсткий, чужой, холодный взгляд.

Беспощадный взгляд!

Сквозь застилавший глаза красноватый туман Артём разглядел, как Рудик надвигается на Свету, как медленно поднимает вооружённый двигающейся пилой протез.

– Не надо! – прошептал он.

Рудик даже не оглянулся.

Артём сжал зубы, с усилием попытался сфокусировать зрение. Это удалось: туман слегка рассеялся. Он посмотрел на свой пистолет, валявшийся неподалёку, здоровой рукой попробовал дотянуться до него. Тут же понял, что попытка безнадёжна, расстояние всё же слишком велико, сил на его преодоление у него не хватало.

В отчаянии поднял голову.

Вдруг его осенило. На другой стороне комнаты стоял высокий торшер – единственный источник света в гостиной. Торшер венчала смотрящая в потолок тарелка с галлогеновой лампочкой.

Попытка не пытка!

Другого выхода всё равно не было. Артём протянул руку, поднял с пола подкатившийся к двери грейпфрут. Примерился, собрал воедино всю свою волю.

Как будто это баскетбольное кольцо!

Только бы не промахнуться!

Артём бросил…

Он попал.

Грейпфрут перелетел через комнату и приземлился прямо в тарелку. Лампа разбилась, погасла, всё погрузилось в полнейшую тьму.